Рандеву

На пороге графского дома Маню встретила  девица в белом фартуке и на просьбу представиться соседкой от  графского имения, проводила  в гостинную, где   седой дворецкий с гордо поднятой головой, сообщил: «Павел Андреевич на фронте, инспектируют военные госпиталя и нынче, ждём его с минуту на минуту».
 И тут же раздался  шум из прихожей.  Дверь отворилась, на пороге граф в офицерском мундире, подозрительно на посетительницу глянул.
Дворецкий откланялся и, не спеша, покинул комнату.

- Не шпионка ли вы? Не припомню я у соседей своих, девиц вашего возраста. Кто вы, мадмуазель? – нервно постукивая папиросой о портсигар, произнёс граф. Глаза его сузились подозрительно.

Манька приподняла вуаль.
Граф побледнел,  нервно чиркнул спичкой, закурил  и так, в дымном облаке глядел на Маньку молча.

- Вы, не удивлены, Павел Андреевич? – дрожащим голосом, прервала молчание посетительница.

- Несказанно удивлен, Мария Петровна, несказанно, - прошептал граф, закашлялся, подошел к окну, прикурил  новую папиросу. Сизый дым, заволок  его статную фигуру, и  клубился   замысловато  у лица, скрывая душевные порывы.

- Я не верил ни единому слову о вас, и даже бумаге о вашей смерти. Видимо это любовь, - граф горько улыбнулся. Голубые глаза его влажные от дыма, печально  смотрели на Маньку. Черные усы-стрелки не казались теперь кавалеристыми и вроде тут же, на её глазах  поседели.

- Отчего же,  Павел Андреевич,  тогда, в след  похорон вы не оказались рядом со мной? Как позволили мужлану-приставу заточить меня в сыром подвале, жестоко  добиваясь любви  и близости? И страдать слабой девушке, брошенной на поругание отъявленному негодяю?

Слеза медленно скатилась по её щеке и, застыв на алой  губе, бриллиантилась росно. 
Подбородок вздрагивал и казалась она теперь графу беззащитным ребенком, дочерью, брошенной нерадивым родителем. 
Сердце его застучало часто, защемило больно, подкатил ком к горлу и, не стыдясь обильных слез своих, обнял он Маньку нежно и растворился в пряном тепле её  трепещущей   плоти…

Весеннее светило из-за шелковой занавески  откровенно разглядывало  красивую пару в роскошном алькове.
Едва заметная серебряная пыль средь  смоляных волос графа искрилась в лучах полуденного солнца: он касался щекой Манькиного  плеча и, по-детски улыбаясь,  пребывал в легком сне страстного любовника.

К вечеру, Пал Андреич свёз Маньку  в роскошный, недавно отстроенный  особняк, представив челяди хозяйкой.

Из "Марафетка"