Крестьянские волнения. Котяковка. Вешкаймский райо

                Волнения крестьян
(Из воспоминаний старожила деревни Котяковка С.М. Ратникова)

Передо мной пожелтевший лист из ученической тетради. На нем рукой одного из участников революционного подполья 1905-1907 годов в нашем крае А.А. Грязнова записано: «С.М. Ратников во время революции  состоял в подпольной организации РСДРП, распространял среди населения революционную литературу… Я, Грязнов, вместе с И. Жильцовым неоднократно в д. Котяковке проводили подпольные собрания среди группы подпольщиков…»
Прежде чем предоставить слово С.М. Ратникову, скажем коротко об обстановке, какая была в те годы в Котяковке.
До 1905 года землей в окрестностях деревни владели помещики Яровой (позже его имение приобрел симбирский чиновник Федоров), Комаров, Чегодаев, Герасимов, Всехсвятский. Последние двое в Котяковке никогда не жили.
Много земли имели Яровой и каргинский помещик Герасимов. Ему в Котяковке принадлежали благодатные угодья, так называемые Горелая и Долгая поляны.
Жители Котяковки, в отличие от соседей, государственных крестьян Соплевки (Ныне Красный Бор), всецело зависели от помещиков. Получив наделы неудобной земли, крестьяне отрабатывали за нее на помещика круглый год  да еще отдавали ему часть своего урожая.
Недороды, голод и в связи с этим болезни были обыденным явлением в жизни крестьян. А если прибавить к этому притеснения помещиков, станет понятным, почему в Котяковке, как и всюду по стране в эти годы, начинает расти недовольство существующими порядками.
Вот так об этом рассказывает долгожитель села Котяковки, участник революционных выступлений в 1905 – 1907 годах в нашем крае Степан Максимович Ратников.

        Из тех лет память моя сохранила следующее.
Однажды, проходя по улице, я заметил впереди себя небольшого размера сложенную вдвое бумажку. Оглядевшись по сторонам, поднял её. Зашел в укромное место, развернул и стал читать.
То была листовка. В ней говорилось, что вся земля должна принадлежать тем, кто в поте лица на ней трудится. Фабрики и заводы, шахты, железные дороги и все остальное должно стать достоянием всего трудового народа.
Я читал дальше, и дух у меня захватывало. В листовке говорилось: «Долой царя, буржуазию, помещиков и попов! Да здравствует революция! Да здравствует пролетариат всего мира! Все на борьбу с ненавистным врагом! Вперед за свободу народа!..»
Вот этот небольшой клочок бумаги, случайно поднятый мной на дороге, содержащий в себе огромную силу благородной мысли и мужества людей непоколебимого духа, он вселил в мою темную мужицкую душу веру в прекрасное будущее. Слова из листовки воздействовали на мое пылкое воображение, словно целебный бальзам. И я сказал себе: «Да! Я тоже должен вложить какую-то долю посильного труда в борьбу за интересы трудового народа».
Скоро моей мечте суждено было воплотиться в действительность. Вот как это случилось.
Мне в то время было уже девятнадцать лет. Вблизи нашей деревни есть лесной массив, тогда принадлежавший какому-то помещику. В эту березовую рощу явился молодой человек, лесопромышленник по фамилии Крюков. Скоро в роще уже стояла изба, а в неё вселились два человека – старик-сторож и молодой приказчик. Звали молодого человека Михаилом, по фамилии Лисин. Откуда он был родом, для меня так и осталось до сего времени тайной.
К этому-то Крюкову пришла партия рабочих и валила лес, который отбирался по сортам и отправлялся по назначению. Ведал этим делом Лисин. С ним мне и пришлось вскоре познакомиться.
О нем мне почему-то всегда хочется вспоминать и от души говорить о его очаровательной личности.
Был он невысокого роста, но плотен и плечист. Стройная фигура и красивая живая походка придавали ему вид смелого, сильного человека, наподобие лермонтовского героя Степана Калашникова. У этого статного юноши был кроткий, вдумчивый взгляд. Его ясные и серые глаза светились добротой и откровенностью и всегда как будто улыбались. Голову его украшали русые волосы, которые завивались кудрями и ниспадали ему чуть ли не на плечи и обрамляли его высокий лоб. Продолговатый тонкий прямой нос дополнял все остальные черты его правильного чистого лица, которое не еще не имело ни бороды, ни усов. А когда он над чем-то смеялся, то открывались два ряда крепких белых зубов. Речь его была плавной, точно вытекала из самой сокровенной глубины души, и до предела заразительной, которую хотелось слушать без конца.
Он часто приходил ко мне, нередко находил ночлег в нашем доме и быстро стал своим человеком в нашей семье.
Литература, которую мы имели, хранилась в глубокой тайне, несмотря на то что в доме царила сплошная неграмотность. Ведь стоило по небрежности кому-нибудь проговориться, было бы плохо для нас.
Каким образом и откуда поступала и попадала литература? Постараюсь объяснить. Со слов Лисина, брошюры и листовки, это грозное оружие против царизма, он доставал у какого-то Николая. Я слышал от Лисина только имя Николай, а человека этого никогда не видел, и все остальное о нем мне не было известно.
Так вот от этого мало известного мне человека она, литература, и поступала к нам. Её мы жадно читали, хоронясь подальше от людских глаз. Разучивали и пели революционные песни, которые были в тонких книжечках. Вот названия этих песен: «Вы жертвою пали…», «Красное знамя», «Отречемся от старого мира…», «Отпустили крестьян на свободу», «Вихри враждебные веют над нами…» и другие.
Закончились лесозаготовительные работы. Исчезает с горизонта Крюков. Лисин отправляет последние лесоматериалы, а имеющуюся у нас нелегальную литературу всецело поручает мне и покидает Котяковку.
Прошло много лет с тех пор, как мы расстались, но и до сего времени о нем, как говорится, ни слуху ни духу. Будто в воду канул.
Среди селения Котяковки были мало-мальски грамотные люди. Некоторые из них учились вместе со мной. Содержание брошюр полностью заняло умы и сердца здравомыслящих людей, запало многим глубоко в душу, а потому сыграло большую роль, воодушевляя людей на борьбу. Именно эти книги зажигали сердца людей, чтобы бесстрашно идти навстречу опасности.
В поместьях господ Федорова и Комаровой в ночное время разбивались оконные рамы, в стены летели палки и камни. Один за другим возникали пожары. Горели амбары, конюшни, мельницы и дома помещиков.
Настоящей подпольной организации в деревне не было. Не было и руководителей движения, кто давал бы кому-либо какие-то задания. Каждый делал свое дело, по своему усмотрению, самостоятельно, в одиночку и в полной тайне от других. Поэтому трудно было узнать кем и когда, но дела творились одно за другим и с каждым днем становились неизбежной потребностью.
Так или иначе, мне приходилось быть бдительным, потому что я знал за собой, что я делал.
Но скоро волнениям и решительным действиям был положен конец. В деревню нахлынула свора черкесов, стражников, которые строго следили за населением. Эта до зубов вооруженная банда рыскала по селу из конца в конец подобно голодным волкам в поисках пищи, а, найдя таковую, со злорадством тащила во двор помещика. Сюда явился исправник – вершитель расправы. По его приказанию делались обыски. За обнаруженные листовки Василий Братчинин и Иван Агеев были схвачены. А сельскому старосте П.Я. Филаретову  исправник разбил в кровь лицо за то якобы, что тот допустил в селе беспорядки. Братчинин Лука, заступаясь за старосту, сказал:
- Если бы вас так-то, ваше благородие? Хорошо бы вам было или нет?
Исправник показал пальцем на Луку, и черкес тут же схватил его, втиснул к тем, двоим, которые были заперты.
Без суда и следствия посадили на подводу троих, а потом угнали этапом в Оренбургскую губернию, в город Троиц, на поселение, где они пробыли вдали от семей целых три года.
Черкесы провожали ссыльных с шашками наголо. С ними же уехал и исправник. Все как будто смолкло, Горсточке людей, любящих правду и боровшихся за нее, путь к свободе был отрезан.
Снова потекли томительные серые дни и годы деревенской жизни. Точно в траур была облачена вся деревня. Люди как-то незаметно для себя стали чуждаться друг друга. Всякий старался быть незамеченным. Улица стала безлюдной. Детей даже не было видно. Казалось, в деревне нет никакой жизни, будто после какой-нибудь опустошительной эпидемии.
Но вот наконец уехали последние палачи. Дни шли за днями, проходили месяцы. Грань страха стала постепенно стираться со всего окружающего. Жизнь входила в обычную проторенную колею.
В сердцах сильных духом и несгибаемой воли людей идея свободы осела, дала корни, постепенно росла. Годы затишья не были годами тишины. Это были годы суровой расправы с руководителями революционных выступлений. Их вылавливали и нещадно судили. Стойко держались и активно проводили свою линию на свержение самодержавия большевики.
В 1914 году началась мировая война. Пятнадцать мужчин нашей деревни были призваны на фронт. В числе их оказался и я.