После плавания. Микроповесть в четырёх частях

Эпиграф: Он возвратился и попал,

Как Чацкий, с корабля на бал.

Из ЕО А.Пушкина

Часть первая. Мимолётное видЕнье.

Курсант списался с парохода. Насыщенный событиями рейс штурманской практики остался в прошлом. Начало учебного семестра в мореходке — через пару недель. Свободного времени не густо, но достаточно, чтоб съездить на родину.

— Билет на самолёт в августе в Мурманске всё равно не купить. На сегодняшний скорый уже не успею. Что ж, поеду завтра, коли достанется место, — рассудил сам себе мой добрый приятель, вставая в хвост очереди в кассу железнодорожного вокзала.

Вечер только начинался, когда с купленным билетом он покидал зелёное здание вокзала. В город в направлении от порта стремил он свои шаги. К женщине шёл он в гости. Нормальная ситуация после четырёхмесячного рейса. Ненормальным было то, что женщина была старше, как ему казалось, намного старше(!), на целых пять лет. Улица вела вверх, с обеих её сторон стояли похожие друг на друга пятиэтажки, выкрашенные в разные цвета. Верх одного из домов венчал прошлогодний транспарант, который крупными буквами славил 70-ю годовщину Октября и неискренне утверждал, что, дескать, “революция продолжается”.

— Как же “продолжается”, — усмехнулся наш мОлодец смолоду. Вспомнился ему недавний курьёз, случившийся на партактиве. Кандидата в партию спрашивают: “Какой знаменательный юбилей празднуют в текущем году?” “1000-летие крещения Руси”, — отвечает тот. “А как же юбилей комсомола?! Где ваша гордость, ведь наше училище носит имя Ленинского комсомола!” — сокрушался в горячке старый партиец. Ветерана, преподавателя “Научного атеизма” еле урезонили, дескать, ветер переменился.

Улицы в Мурманске карабкаются в сопки, иногда случается, что тротуар выше уровня окон жилого дома, стоящего ниже по склону. Нескромный взгляд прохожего порой проникает внутрь, если окно не зашторено. Так случилось и с нашим героем. В одном из окон, горевшем электрическим светом, ему увиделась девушка, свежая, как белая лилия, распустившаяся на лоне вод. Провидение представило образ детской пленительной невинности, а может статься — и облик суженой. Ни малейшей неестественности ни в выражении наивного лица, ни в спокойном взоре, увековеченном возвышенными творениями живописцев Возрождения: та же грация, то же спокойствие мадонн, вошедшее в классику. Свежее девичье личико отражало избыток жизни, составляло очаровательный контраст с неказистой рамой и обрамлявшим окно многократно крашенным бетоном стены пятиэтажки. Девушка, еще не вполне привыкнув зрением к полусвету улицы, рассеянно окинула взглядом больших своих глаз крыши напротив, посмотрела на небо, потом по привычке опустила взор на сумрачную улицу и… встретилась с глазами вмиг очарованного своего обожателя. Должно быть, её кокетству был нанесен удар — её застали врасплох, неподготовленной, в домашней обстановке. Быстро отступив, она резким движением руки зашторила окно, и видение исчезло. Горе-кавалеру показалось, что светлая и ранняя звезда внезапно скрылась за облаком. Увидит ли он её снова?

Показалось, что он невольно разыгрывал одну из сцен частной жизни из книги, взятой в судовой библиотеки и прочитанной в рейсе. Этот мечтатель, шагая, теперь пробовал угадать имя привидевшейся ему особы. Может Августина? — август же на дворе. Но откуда в Мурманске взяться барышне с таким именем? Тогда — Кошка. Иначе зачем в том хрестоматийном сюжете про художника, прославившегося портретом своей наречённой, подчёркивалось, что увидел он прекрасную музу именно в окне дома, известного как “Дом с кошкой, играющей в мяч”?

А ноги нашего героя-романтика, доселе возносившие своего хозяина вверх на сопку, теперь стремили ход в обратном направлении. Посещение сластолюбивой vulgar person, с нескромными её фантазиями, от чего-то потеряло смысл. И, забегая вперёд, сообщу: даже слово, данное тут же самому себе, не встречаться с ней более никогда, было им выполнено.

Вторая часть. Горбачёвщина под пиво.

К чертям романтику! Пивбар “Грот” теперь стал точкой назначения на вечер. Культурное во всех отношениях заведение, где форма отпуска товара была стандартизирована и утверждена на самом высоком региональном уровне. За билет по установленному тарифу, купленный на входе, каждый посетитель получал норму: половинку бройлера цыплёнка-табака и пару бокалов свежайшего пенного напитка от Кольского пивзавода. Внушительная очередь из эстетов и почитателей пива была в те годы обязательной принадлежностью всякого подобного заведения. Не отстояв её, внутрь было не зайти. Теперь даже трудно представить, с каким воодушевлением встречали стоявшие в этой долгой очереди каждого выходящего, в надежде, что будут запущены на его место. Единственным положительным следствием очереди было то, что, в реалиях сравнительно небольшого города, обязательно встретишь здесь кого-нибудь из знакомых. Так и вышло.

— Мы чужие на этом празднике жизни! — Фраза комбинатора не могла не вырваться из уст одного из сокурсников после их обоюдного приветствия.

— Погнали на Копытова! — Предложил в ответ его более искушённый товарищ. — Там будет попроще.

И “На Копытова” на самом деле было проще, хотя и не ближний свет. Доехав до конечной автобуса, вышли, и далее пешком до самого крайнего дома. Таким, во всяком случае, показался томительный путь нашему герою. Пиво здесь было тем же самым — Жигулёвским Кольским, а закуска представляла из себя затхлое рыбное ассорти крутого посола, так что пива для восстановления баланса солей требовалось много. Простота царила во всём: в обхождении с посетителями и в интерьере питейной. Бетонный пол, оштукатуренные стены, железные стулья, хромые липкие столы… Закреплённый на стене телевизор “Рубин” транслировал с видеомагнитофона аэробику для всех присутствующих. Данный призыв к здоровому образу жизни вызывал отклик аудитории. Все так и сворачивали шеи в сторону 67-сантиметровой диагонали экрана, особенно в моменты, когда наступал черёд коленно-локтевой позы с махами ногами. Женщин среди посетителей было не видать. Не считать же посетительницами троицу спортсменок, тех кто без устали, стоило только перемотать кассету, снова и снова исполняли комплекс аэробных упражнений. Ритмичная музыка, сопутствующая гимнастике, то и дело заглушалась не столь разнообразными возгласами зрителей. Хотя, если судить по бодрой реакции и смеху окружающих, те замечания зрителей отличались отменным остроумием. Курение в зале было под запретом. Однако воздух невесть откуда был наполнен дымом. К дыму примешивалась смесь пиворыбных ароматов. Кто с чувственным обонянием, зловонием бы назвал сей дух, но все посетители выказывали полное удовлетворение атмосферой пивного зала. Наш Гордый свет с товарищем подсели за столик к двум мужикам.

— Не возражаете? — поинтересовались курсанты присаживаясь. Сделано это было скорее ради проформы, других свободных мест всё равно не наблюдалось. Беседа в компании чужаков не складывалась. Зато мужики, разгорячённые хмелем, гласно вели свой разговор из рода “за жизнь — за политику”. Подмигнув, один из них затеял сказ:

— Горбачёв заходит в баню, а моющиеся схватили шайки, прикрывают причинные места. “Да что вы, товарищи?” — удивляется Михал Сергеич.

— “Райкин пришёл”, что ли? — вклинился в анекдот его нетерпеливый собеседник.

— Причём здесь Райкин? Дослушай! — первый продолжил декламировать свой анекдот на злобу дня. — Голые мужики хором: “А вы разве без Раисы Максимовны?”

Работяги сами не смеялись над хохмой, для них подобная шутка представляла обыденность. Зато для молодых курсантов, вернувшихся с морей и подотставших от жизни, подобный юмор был как откровение. Они заливались смехом и над анекдотом, и над парочкой потешных работяг. Все четверо совместно чокнулись бокалами, разговор за столиком продолжился. Порой он принимал вид спора. Один из мужиков как бы за политику партии, второй — в оппозиции.

— Войска из Афгана, наконец, выводят, — заметил первый. — Перестанут парни возвращаться в цинковых гробах.

— Из Нагорного Карабаха теперь потянутся, — саркастично обрезал второй мужик. Для курсантов оказалось в новинку, они не знали, что в зону заполыхавшего конфликта Азербайджана и Армении подтянули армию.

Тот, который оптимист, хлебнув пивка, не унимался:

— Что, поборники юности мятежной, примолкли? Вот вам ещё анекдотец. Летят два воробья через границу навстречу друг другу. “Ты откуда?” — спрашивает один воробей другого. “Из Америки. Слышал у вас перестройка, гласность. Почирикать бы с вашими птицами! А ты куда?” “Я к вам. Вволю начирикался, теперь — поклевать бы!”

Курсантов пробрал смех. Закусь уже не казалась слишком солёной, и пиво хотелось повторить. А тем временем некие затейники из посетителей воткнули в видик другую кассету. Нескончаемая аэробика сменилась откровенными сценами немецкого порно. Публика с интересом воззрились на новую программу.

— Дастиш-фантастиш! Дастиш-фантастиш! — в зале оживились сразу несколько комментаторов.

— Это по-каковски? — впервые услышав данное сочное созвучие иностранных слов, покатывались со смеху курсанты. Потехи добавила строгая женщина с разлива. Сорвавшись со своего поста, она быстро выключила видик, тем самым обезвредив очаг вражеской пропаганды. Мол, не положено в их заведении! Смотрите аэробику и не выёживайтесь!

— А вот ещё, парторг в бригаде рассказал, — вступился первый. — Кто такой коммунист? Это тот, кто читает Маркса и Ленина. А кто такой антикоммунист? Это тот, кто ещё и понимает Маркса и Ленина. — Курсанты задумались, переваривая.

— Не согласен, — вмешался пессимист, — Коммунисты, кого лично знаю, отродясь не читали ни того, ни другого! Зачем читать и тем более понимать? Их задача политику разъяснять!

Реплику тёмного умом работяги курсанты встретили согласием, удивились только, что там за парторг такой в их бригаде.

Позже, шагая пешком дворами к проспекту, один из курсантов произнёс:

— Нет, это не Рио-де-Жанейро, это гораздо хуже. — Такими словами как бы подводя итог вечера. Иль может то был самоэкскьюз, что не доводилось ему ранее посещать столь прелестные уголки.

— Вы в Рио заходили? — поняв буквально, откликнулся его товарищ.

— Не, мимо просвистели…

Вскорости друзья-товарищи расстались. Наш юный герой снова превратился в уединённого пешехонца. Он добрался в порт и ночевал на пароходе. Его каюта на матросской палубе, к счастью, пока не заселилась новыми жильцами. На следующий день, отправляясь к поезду, он окончательно покинул судно.

Третья часть. Встреча в пути.

Однообразны виды из окна поезда... Мелькание и вечный бег бесчисленных деревьев... То редкие, то сбившиеся в лесные чащи, они, те что ближе, проворно обгоняли неторопливых отдалённых сородичей. И не было предела малонаселённым просторам, таким прекрасным в наряде позднего лета. А сонные равнодушные зрители, коим подобает быть всякому путешественнику по железной дороге, лениво и бессмысленно провожали глазами убегающие от них назад живописные дали. Мой добрый друг был во всём под стать пассажирам.

Видать, поезд был не скорым, он останавливался, кроме крупных городов, таких как Петрозаводск и Ленинград, в городах и поменьше. В Торжке на короткой остановке в купе подсела девушка, и нашему герою снова стало впору именоваться кавалером.

Неяркий дежурный свет в вагоне освещал лицо незнакомки, резко озарял её голову, почти сверхъестественным нимбом искрился в её волосах. Молодой человек, всматриваясь в девушку, мысленно сравнил новую попутчицу с изгнанным ангелом, вспоминающим о небе. И вдруг понял, что накануне, шагая по улице, это её образ он видел в окне.

— Ужели? Ужель она? — Догадка молнией ударила в сознание восторженного романтика, породив неразрешимый вопрос. Как та чудесная девушка из мурманской пятиэтажки сначала оказалась в Торжке, а теперь вот едет в одном купе с ним?! Предыстория знакомства и само знакомство с леди предстали в голове юного мечтателя в необычайном сказочном ключе. Ощущение не вполне знакомое — светлая и пылкая любовь зародилась в его сердце.

Насмешливый мой читатель не дождётся описания, как завязалось знакомство парочки. Вероятно состоялось нечто дежурное и банальное типа обмена именами. Это нечто выпало из памяти моего друга. Сказать по правде, его мало интересовало имя незнакомки. Для себя, он уже окрестил её Кошкой, навсегда, этого было достаточно, а паспортные данные остались паспортными данными.

— Столько лет зазря! Мы должны были встретиться раньше! Где ты была столько времени? — с досадой пенял своей возлюбленной наш кавалер. Он уже расценивал своё чувство любви, как вполне оформившееся и проверенное. Еще бы, столько времени знакомы! Поезд то уже миновал Калинин, тот что исстари Тверью назывался.

— Ну сколько, сколько лет потеряно? — смеялась в ответ Кошка.

— Ну, в детский сад ходили б вместе! — фантазировал Он. — Сидели б в школе за одной партой!

— В школе мне хотелось с мальчишками разве что подраться. Вот я их колотила! Тебе тоже трёпку дала бы! Не боишься?

Не боялся, скорее робел. Надо было делать предложение, а он не решался. Снова и снова спрашивал себя, уверен ли. Но логически безупречная уверенность отсутствовала. Была уверенность, основанная на чувстве и восприятии. Он читал в её взгляде спокойную важность царицы, улыбка на её устах была под стать мадонне, её кожа источала солнечный аромат. Не должен разочаровать её, разрушить восторг на её лице всякий раз возникавший, при обращении к нему! — Это всё, что он знал наверняка.

— Давай поженимся! — произнёс Он почти шёпотом, когда рассветным часом за окном уже проплывал Клин. Все их разговоры в ночном вагоне со стороны походили на еле слышные шушуканья, чтоб не беспокоить других пассажиров. Парочка уютно устроилась на вагонной полке, которая вместила обоих. Было им ничуточки не тесно.

— Хватит болтать, ступай на свою полку, — ответила Она.

Четвёртая часть. Маленькая смерть.

Время отпуска скоротечно. Оно прошло, незаметно и иллюзорно кануло в небытие. Кошка провожала своего жениха на самолёт. Вместе прошли к стойке регистрации. Он предъявил билет и паспорт моряка. Был особый понт — как бы забыть, что паспорта СССР вполне достаточно. Зарегистрировался на свой рейс, чемодан сдал в багаж. Влюблённые вышли из здания аэропорта, чтоб попрощаться. Они стояли тут же, за стеклянными дверями у входа, прямо напротив их стойки регистрации. Вышли на пять минут, до очередного автобуса экспресса в город. Вот оно окаянное мгновение расставания! Кошка в слёзы. Мочи не было у доброго моего приятеля созерцать столь печальную картину. Автобус, забодай его комар, подкатил тут же. Когда надо, ждёшь его ждёшь, а тут сразу подкатил, пяти минут не прошло. Ладно, решили, подождём следующего. Пять минут длились... а эти экспрессы подкатывали, как назло, один за другим. Никак не могли распрощаться влюблённые, не решались выпустить друг друга из рук.

— Проходите на посадку, молодой человек! — Сотрудница аэрофлота уже сама подошла от стойки регистрации. — Иначе не улетите сегодня, — сказала та, и наш трепетный обожатель поспешил в самолёт.

Ту-154 приземлился в Мурмашах. Пассажиры спускались по трапу и нестройной толпой семенили в накопитель, где надлежало ждать багаж.

— Серёжа Рыбкин! — окликнул наш герой сокурсника из второй роты. — Оказывается, мы летели в одном самолёте!

— Вот ты где! — с воодушевлением откликнулся Сергей.

Друзья вошли в помещение с неработающей ещё транспортёрной лентой. В углу у выхода стоял одинокий чемодан.

— Серый, вон тот чемодан подозрительно на мой смахивает, — озадаченно проговорил один другому. — Определённо, это мой чемодан! Наклейки, и всё такое! Как он здесь оказался, багаж то ещё не выгрузили из самолёта?

— При вылете тебя многократно объявляли на весь аэропорт. Обыскались… Видать, твой рейс был предыдущим, а ты на нём не улетел. — Так объяснял Серёжа Рыбкин ситуацию своему незадачливому однокурснику.

— Я… бухой был, проспался в полёте, да всё и позабыл! — браво краснобайствовал его друг фантазёр. Как-то неудобно было рассказать правду. А в мыслях он запоздало благодарил ту девушку со стойки регистрации, что могла видеть нескончаемую драму их прощания, и всё-таки пропустила его в полёт на чужой рейс. Конечно думал о Кошке. Как он в будущем будет в море уходить — это ж каждый раз, не иначе, маленькая смерть?

…И, посмеявшись случившемуся конфузу, друзья вместе ехали в Систему. Было радостно возвращаться в роту из отпуска в тот год. Шесть лычек на рукаве — совсем не то что одна.

28 марта 2024 года.