Голубиное детство или слово пацана 6

Предыдущая глава: http://proza.ru/2024/04/02/409

Вернувшись домой, друзья высыпали чистое зерно в ларь, а грязное решили просеять от пыли. Рядом строился пятиэтажный кирпичный дом, первый этаж которого планировался под магазин. Туда привозили песок и цемент. Там же штукатуры размешивали раствор, предварительно просеивая песок через панцирную сетку от кровати. Вечером же, когда строители уходили, в этот зал собиралась детвора. Которая играла в прятки и догонялки, а на кровати прыгали как на батуте. Сторож детей не гонял после зимнего случая, когда, погнавшись за пацаном увлекся и так напугал мальчишку, что тот выпрыгнул из окна второго этажа. Выпрыгнул мальчик неудачно, подвернув ногу и порвав связки. После этого случая начальство видимо запретило гонять ребятню по этажам. Но и с детьми был уговор. Кирпичи не ломать, известку не выливать из ведер. На стенах не писать.

Олег взял вещевой мешок, а Саня корыто. Было воскресение. Рабочие отдыхали.
Они постучались в вагончик к сторожу, и попросили разрешение попользоваться кроватной сеткой.
Сторож, сидевший за столиком с папироской в зубах, молча кивнул, типа разрешаю.

С этой кроватью была связана комическая история. Ее выбросили новые жильцы квартиры. Старая хозяйка по прозвищу Купчиха померла. Годочков ей было за восемьдесят. Жила она одиноко. Родственников не имела. Поговаривали, что она действительно до революции имела лавку и торговала нижним женским бельем. Но большевики лавку отобрали, а ее отправили перековываться в пролетарии в далекий Казахстан. Жила она скромно. В двухкомнатной квартире на первом этаже, занимая одну комнату. Семья Олежки проживала с ней на одной площадке. Баба Дуся была приветливой старушкой. Когда ее дед с необычным именем Гриб умер. Она отдала отцу Олега патроны, банки с порохом, книгу про охоту еще царских времен, и одностволку шестнадцатого калибра с гладким затвором, типа Берданки. Отец понес его в милицию зарегистрировать, а вернулся без ружья. Отобрали у него его, придумав версию, что цевье шатается. Но скорей всего изъяли, поглядев на год изготовления.
- На хрена Зимний брали? – ставя трех литровую банку в авоське с пивом на стол, горько усмехнулся отец.

Но речь о кровати. Когда скорая приехала за Купчихой, она обратилась к отцу Олежки. – Толя кровать, кровать не выкидывайте.
Кровать вынесли новые жильцы.
Детвора сразу же приспособила ее под батут. Ведь она была двуспальная, широкая, с огромными трубчатыми ножками дореволюционной работы.
И как-то прыгая, ее, нечаянно перевернули. Дужка слетела, и из трубок высыпались монеты. Малышня сразу же переключилась на игру в магазин, играя царскими червонцами как фантиками. Дошло это до детской комнаты милиции, которая располагалась в квартире их дома в соседнем подъезде. Детей собрали, деньги изъяли. Кровать потрясли уже взрослые дядьки-мельтоны, вытряхнув последние пятаки. Деньги оказались уже не ходовые, царские червонцы, медные пятаки, и серебряные рубли РСФСР раннего чекана.
Малышне объявили, что сдадут клад в музей города. Приехал музейный работник, забрал деньги, а ребятам выписал по бесплатному билетику для посещения музея. А младшая сестренка Олега принеся домой монеты, в детскую комнату милиции не пошла. Так и остался у Олежки серебряный рубль 1921 года. Медные же монеты пошли на изготовление блесен к зимней рыбалке.
Зато новые жильцы квартиры на долго разочаровались в жизни. Злые языки поговаривали, что даже супругу положили в психиатрию. Так как вечером к ним вызывали скорую. Но мама Олежки на хохот отца, покачав головой, успокоила всех, - на сохранение ее положили, на сохранение. Хотя тоже потом рассмеялась, выйдя на кухню. Как тут не попасть в
дурку, если собственными руками на помойку выкинула десять золотых червонцев.

В фойе строящегося магазина ребята встретили Мамбеты бывшего одноклассника. Впрочем, он в школу тогда уже не ходил, остался раза четыре на второй год, и забил гвоздь на учебу по полной. Хотя числился сейчас в седьмом классе, где и учились друзья. Мамбета привлекали за кражи. Он даже сидел в СИЗО полгода до суда. Но на суде получил условно и был выпущен. Блатовал он по-черному. Собрал вокруг себя шоблу малолеток и верховодил ими. Всегда носил с собой финку с наборной рукояткой из цветного плекса изготовленной кустарями ИТК.
Он вынул из кармана пачку «Примы», вытащил сигаретку, и протянул пацанам, - Угощайтесь.
На пальцах засинела наколка «195?».
- Ты где успел портак наколоть? – поинтересовался Саня.
- Давно еще, в спецприемнике Челябинска, когда из дома убегал.
- У Месиков голубей стырили. Нашли в будке у Татарского кладбища. Слышал?
- Да. Слышал, слышал, это Шаталов Олег спер. Его теперь братва ищет. Если узнаете, где он шкерится, мне маякните, - туша бычок на полу, попросил Мамбет.
- Лады, - пообещал Саня.

Мамбет ушел. А Олежка спросил друга, - ты и в прям Шатала сдашь?
- Нет. Это их движухи, пусть сами и разбираются.

И друзья принялись трясти зерно через сетку кровати отделяя щебень, собранный вместе с зерном с дороги.

Вообще, в начале семидесятых, сбегать из дома стало модно. Но отец Олежки, как-то сидя с мальчишками в голубятне и узнав об очередном побеге их ровесников, предупредил, - Если вы тоже сбежите, я голубей кормить и поить не буду, пусть дохнут с голода.
Может тогда эта фраза и уберегла мальчишек от необдуманного поступка. Ведь смерть голубей по их вине, наверное, было хуже любого наказания.


Продолжение: http://proza.ru/2024/04/05/895