Дебют Элеоноры. Глава 7

Глава 7. Испытания продолжаются

Через агентов Мардока Черный Гриф получал об Элеоноре неизменную информацию: девушка живет затворницей в усадьбе Сент-Мор. Продолжает публиковаться в миссионерском издательстве. Связывается с ним по электронной почте. Авторский гонорар переводит на счет попечительского совета для помощи больным детям. К гостям лорда и леди Эгертон не выходит, ссылаясь на срочную работу или на усталость. Ночью в ее комнате подолгу горит свет. Днем любит гулять одна в усадебном парке. Иногда по воскресеньям вместе с Эгертонами посещает поместный собор. Но чаще младший священник сам приходит к ним в усадьбу. Дружеских связей не замечено. Телефонные и электронные контакты не поддерживает. Раз в месяц, согласно договору со «Снежной кошкой», посещает литературный клуб. Слушает декламацию лириков, но держится особняком. Внимания молодых людей избегает. Покидает вечеринки раньше других авторов.

Элеонора, в самом деле, была поглощена литературной работой, и с некоторого времени переехала жить в родовое гнездо Сент-Моров. Там она получила возможность освободиться от всех бытовых забот. Живя у себя дома, Элли часто забывала или не успевала приготовить себе еду. Ей все труднее и труднее было поддерживать порядок в доме и выполнять повседневные хозяйственные обязанности. В усадьбе же со всем необходимым справлялась многочисленная прислуга, и у Элли развязались руки.

Поместье процветало стараниями Маргарет, и усадьба имела блистательный вид. Элли получила в полное распоряжение комнаты своей матери. Здесь все оставалось нетронутым. Предметы обихода, казалось, еще хранили на себе прикосновения нежных рук Агнес Сент-Мор. В шкафах и комодах остались ее девичьи наряды. Зеркало в массивной бронзовой оправе перед туалетным столиком хранило в своей глубине пленительный образ той, что некогда в него смотрелась.

Перед зеркалом стояла шкатулка из слоновой кости. В ее атласных недрах покоились фамильные украшения: жемчужное колье, браслеты и серьги. Рядом со шкатулкой стоял большой хрустальный флакон, наполненный нежнейшим парфюмом. Сколько лет прошло, а стойкий аромат не потерял своих изысканных нот! Тут же пестрела большая красивая картонная коробка. Ее содержимое тоже уцелело. Элли приподняла крышку и ахнула – сколько там было всего, что радует девичье сердце: и ажурные бальные перчатки, и вуалетки, и бархатные ленты, и крошечные бисерные подушечки для ароматического драже, и веера, и перья, и прочее, и прочее.

Инкрустированное бюро, за которым Агнес некогда писала стихи и вела дневник, хранило в себе девичьи тайны юной хозяйки и плоды ее размышлений. В глубоких ящиках, перевязанные шелковыми ленточками, покоились многочисленные тетради, альбомы, открытки, гербарии, старые фотографии.

В комнатах Агнес витал некий тонкий дух – ненавязчивый аромат ее чистой души, ее былого присутствия в этих стенах. Ее надежды, тревоги, радости и печали, сны и фантазии – ничто не исчезло бесследно. Каждое движение мысли и сердца легко неизгладимым отпечатком там, где Агнес провела годы жизни. Там, где она росла и взрослела, где готовилась к самой главной в своей жизни перемене – встрече с любовью.

Когда в ее жизнь постучался Мортимер Грей, Агнес, не раздумывая, шагнула с ним в неизведанное, готовая делить со своим избранником и радости, и испытания. Для Мортимера она оставила и дом, и высший свет. В одном простом будничном платье, с наспех накинутым сверху плащом, она выбежала к нему навстречу в темный сад. Отец держал ее взаперти. Гордый Сент-Мор хотел устроить счастье дочери по своему выбору. Но непокорная Агнес сама распорядилась своей судьбой. Запертые двери не могли удержать ее вольный свободолюбивый дух. Девушка отважилась выбраться на свободу из окна, спустившись вниз по лианам.

– Одного не понимаю, Морти! – сказала она мужу впоследствии, когда они вместе вспоминали подробности ее побега из отчего дома. – Как же тогда наши собаки не разорвали тебя в саду?

– А что, должны были разорвать? – смеясь, ответил Мортимер.

– Еще как! – подтвердила Агнес. – Они у нас злющие! Отец всегда велит спускать их ночью с цепи. И горе непрошеному гостю – разорвут!

– Ты шутишь, Агнес? У вас очень милые и добрые собаки! Они клали мне свои огромные лапы на грудь и лизали лицо при встрече. А потом они смирно стояли рядом со мной, и с такой тоской смотрели на твое окно! Бедняги! Ведь они своим собачьим чутьем уже знали, что ты покинешь дом Сент-Моров навсегда.

– И все же не могу понять, почему они ни разу не залаяли? Признайся, ты должно быть их заколдовал?

– Бог с тобой, Агнес, я – не чернокнижник! А собаки… они ведь очень умные и чуткие существа! Их невозможно обмануть. Думаю, они просто поняли, что я очень тебя люблю, и что ты будешь со мной счастлива. Помнишь, как они нас провожали из сада?

– Помню! Я долго чувствовала затылком их взгляды. И ведь они молчали, Морти! Все время молчали! Это удивительно. Ах, милые мои собаки! Они вели себя, как настоящие заговорщики.

– Скорее, как настоящие друзья! – поправил жену Мортимер.

Все это Элли знала со слов отца. Она открыла шкатулку с жемчугами, и легонько тронула пальцами драгоценное колье матери. На застежке из белого золота сиял бриллиантовый вензель Сент-Моров. Покидая родной дом, Агнес не взяла с собой свои украшения. Она вообще ничего с собой не взяла, и это тоже было известно Элли. Отец дал дочери интересное объяснение:

– Твоя мать, – сказал он, – всегда безошибочно умела отличать главное от неглавного. Тебе есть, чему у нее поучиться, Элеонора!

Элли тоже не брала себе фамильных украшений Сент-Моров, хотя Маргарет настойчиво просила ее об этом. Она больше ощущала себя Грей, нежели Сент-Мор. Ее внутренняя связь с отцом, ее преданность ему и безграничная любовь – не закончились после его смерти.

Размышляя о матери, Элли поняла следующее. Когда получаешь в дар от жизни или добиваешься своим трудом того, что становится единственно главным для тебя – все остальное утрачивает смысл и теряет ценность. Главным в жизни Агнес была любовь.

– А что же станет главным для меня? – не раз спрашивала себя Элеонора.

В грядущий день она смотрела с тревогой и с напряженным вниманием: что же готовит ей судьба?

Живя затворницей, Элли не тяготилась одиночеством. Творческий огонек, пылавший в сердце девушки, поддерживал ее силы. Если Элли порой уставала от работы за компьютером, она брала с собой блокнот и отправлялась гулять в усадебных садах или в парке. На прогулках она продолжала обдумывать сюжетные линии своих произведений и образы героев, временами делая наброски в блокноте.

Уединение было ей по душе, однако в последнее время оно сделалось неполным и зыбким. Элли стало смущать странное подозрение, что за ней кто-то следит, подсматривает, контролирует сказанные и написанные ею слова, кто-то стремится проникнуть в ее мысли, в ее душу… Навязчивое, липкое ощущение чужих внимательных глаз угнетало Элли, расстраивало ее нервы. Но что тут можно было предпринять? Как защититься? Кому рассказать обо всем? Даже если бы у нее был друг и доброжелатель, что, собственно, она могла бы сказать ему? Что ей мерещится слежка? Маргарет, к примеру, первая высмеет ее или пригласит к ней доктора. У Элли не было никаких доказательств, ничего конкретного она никому предъявить не могла. А ее ощущения легко было бы отнести к неуемному воображению, в лучшем случае.

Между тем, за Элли, действительно, следили агенты Мардока. Они входили в дом, как лица, оказывающие периодические услуги: ландшафтный дизайнер, компьютерный мастер, электрик, парикмахер, массажист, поденная прислуга, разнорабочий. Поскольку Эгертоны часто устраивали у себя званые вечера для знати, агенту не доставляло труда появиться в доме в качестве гостя. Для этого достаточно было заручиться рекомендацией кого-либо из знакомых гостеприимных хозяев.

Элли опутали таким вниманием, как будто она являлась крупномасштабной фигурой, опасной для закулисных лидеров, мечтающих о новом мировом порядке. Даже гуляя в парке, чуткая девушка не находила себе покоя. Чей-то недобрый паучий взгляд всюду следовал за ней.

Однако слежка за Элли не дала ощутимых результатов. Ничего интересного в жизни и поведении девушки не обнаружилось. Не нашлось никаких следов, указывающих на то, что она принадлежит к какому-то тайному обществу и является его агентом.

– Слишком хитра, – сказал о ней Черный Гриф в беседе с Мардоком, – умеет заметать следы. А что у нее в электронной почте?

– Ничего особенного, Ваша светлость. – Ответил услужливый Мардок. – Через электронную почту она поддерживает контакт с миссионерским издательством, с банком, и с советом попечителей.

– И только?

– Еще она сохраняет там копии и черновики своих произведений…

– Болваны! Где эти материалы?

– О, Ваша светлость… ничего интересного, уверяю Вас... всего лишь литературный бред…

– Где эти материалы? Я должен их видеть!

– Агент Вам предоставит их в течение часа…

– Немедленно!

Элли заметила, что кто-то стал хозяйничать в ее персональном компьютере. История открытия файлов раз за разом оказывалась удаленной. Этого невозможно было не заметить.

– Кто-то без меня открывал файлы, – поняла девушка, – а после заметал следы.

В некоторых местах ее авторский текст оказывался изменен. Совсем немного, но произведение в целом меняло окраску и смысл. Стали появляться непонятно откуда взявшиеся опечатки и грамматические ошибки, которых – Элли это очень хорошо знала! – в принципе быть не могло. Как будто злые гномы, поселившиеся в усадьбе Сент-Мор, вдруг принялись над ней подшучивать. Некоторые фрагменты текстов и даже целые файлы, хранящие черновые наброски, периодически исчезали. Это было неожиданно и страшно.

Элли, недоумевая и досадуя, вновь и вновь перечитывала, исправляла и восстанавливала старые тексты… Это отнимало у нее и время, и силы. А ведь у нее была еще и текущая литературная работа! «Снежная кошка» регулярно требовала от нее определенного количества авторских листов.

Тайный недоброжелатель переходил от слежки к конкретным действиям.

– Мне объявлена война, – сказала себе Элли, – и вести ее придется с завязанными глазами, во мраке неведения. Да, это не самая удобная позиция – когда враг и его намерения тебе неизвестны. Но ничего не поделаешь: я принимаю вызов!