И только ангелы знают

Мы разошлись, я ушла, и ты ушёл. И только ангелы знают то, что мы потеряли                Слова из песни 
               
Хо Шин Мун только исполнилось шестнадцать, когда было объявлено, что он нужен своей стране. Наступали враги, и вот он держит в руках тяжелое холодное оружие. Слишком тяжелое для щупленького паренька из рыбацкой деревни. Многие из его друзей ещё пару лет назад ушли и не вернулись. Мало кто из них понимал, о чём эта война и почему белые люди на другой стороне должны умереть. Поселение за поселением сжигались, то тут, то там шёл чёрный снег. В реках плавали трупы, и из-за удушающей жары стояла невыносимая вонь. В первый день тебя трясёт, когда ты нажимаешь на курок и чувствуешь, как душа покидает тело человека напротив. Ночью ты беззвучно плачешь и не можешь заснуть, а засыпая, видишь лица убитых тобой людей. Тебе кажется, ты сойдешь с ума, но уже через неделю ты не моргнув глазом по спокойному приказу «Зачистить территорию» убиваешь любого живого на твоем пути. Поселение за поселением. Лица стираются, превращаясь в одно, мужчина, женщина – всё становится единым. Война ожесточает не потому, что ты становишься злее, нет, просто все люди кажутся тебе препятствием к мирной и спокойной жизни, которое надо преодолеть. Эти люди мешают тебе вернуться к семье, и они должны умереть. Ты больше не плачешь по ночам и, даже глядя на трупы друзей и товарищей, больше не кричишь от боли. Хо Шин Мун  хотел вернуться в деревню и делал всё, что приказывал командир. Войдя в поселение американских солдат, заходя в каждый дом, он слышал крики, огнестрельную очередь… и тишину.
– Проверить дома, и выдвигаемся. До ночи надо быть в лагере. Быстрее.
По команде Хо зашел в ближайший дом. Чувствовался запах крови, вещи были разбросаны, а из соседней комнаты доносились стоны. Открыв дверь, он увидел лежащую на полу молодую девушку. Нижняя часть платья была вся в крови, но она всё ещё была в сознании. Посмотрев на вошедшего солдата, она хотела закричать, но сил хватило только на стон. Лицо было залито слезами вперемешку с кровью. «Она уже труп», – подумал Хо и сделал шаг назад. Вдруг что-то в углу привлекло его внимание, он подошел к стеллажу и приподнял простыню. Девушка попыталась встать, но упала. Хо посмотрел на неё, она мотала головой, а губы безмолвно просили о помощи. Он посмотрел на углубление в стеллаже, внутри укутанный в тёплый плед лежал ребенок.
Грег и Джанет встречались со средней школы и после выпускного бала вопреки желаниям родителей поженились в одной из церквей в Калифорнии. Грег собирался продолжить учёбу и найти подработку, Джанет должна была заняться работой на дому. Снимать жильё они планировали в самом дешёвом районе. Несмотря на трудности, они были счастливы, что вместе, и уже никто не мог их разлучить. На следующий день после венчания пришло письмо. Грег нужен был своей стране. Война во Вьетнаме, начавшаяся шесть лет назад и казавшаяся простой, теперь требовала новых сил. Молодые люди по всей Америке призывались на службу, и Грег был в их числе. Он должен был немедленно явиться в штаб и принять назначение. Молодожены должны были расстаться. Недолго думая, Джанет записалась медсестрой и попросилась в тот же пункт, что и её муж. Через три месяца они прибыли во Вьетнам. Условия были ужасными: маленькие дома, в которых жили по две, а иногда и три семьи. Постоянный запах напалма и грохот. Были случаи, когда люди кончали жизнь самоубийством, только бы прекратить это. Грег был на грани, только Джанет поддерживала его и утешала. Теперь они мечтали только о том, когда смогут вернуться домой. Через несколько месяцев они узнали, что ждут ребенка. Джанет была на одиннадцатой неделе. Её постоянно мучила тошнота, ноги дрожали от усталости. К сожалению, возможности доставить её домой не было: слишком близко подошли враги и были заняты все вертолеты. Они были почти отрезаны от остального мира, погрузившись в джунгли. Каждый день приходили новости, что война скоро закончится, каждый день они узнавали о новых сожжённых лагерях. Грег больше не волновался о вьетнамцах, войне и прочем, он думал лишь о своей маленькой светловолосой жене, которая с каждым днем теряла силы. Наконец на два месяца раньше срока родилась девочка. Роды были тяжёлыми, пришлось оперировать, и врач не давал никаких шансов ни матери, ни для ребенку. На третий день после родов Джанет и Грег решили всё-таки дать имя. Девочку назвали Викторией в надежде на скорую победу в войне.
Несмотря на стресс и голод, Джанет не потеряла молоко и могла сама кормить дочку. Каждый день она молила Господа, чтобы вернуться в Америку, и её слова были услышаны. Через две недели должен был прилететь вертолет и забрать её и пятимесячную Викторию, Грег должен был остаться. Накануне отъезда на их лагерь напали. Последний раз она видела мужа, выбежавшего из дома, в его глаза стоял страх. Послышались выстрелы и крики. Джанет быстро укутала дочку и спрятала в нише комода. Закрыв всё простыней, она услышала шаги и, не успев повернуться, ощутила невыносимую боль в животе. Цепляясь за стену, она сделала несколько шагов и упала на пол.
Хо Шин Мун еще раз взглянул на девочку и достал пистолет. Девушка на полу замычала и попыталась остановить его. Он оттолкнул её ногой, и она отлетела к стене. На улице послышалась шаги и голос командира.
– Ну, что? Все у всех в порядке? Нужно выдвигаться.
– Да, командир.
Хо прокричал громко и нажал на курок. В полной тишине громко раздался выстрел. Девушка вскрикнула и  потеряла сознание.
Вернувшись к остальным, он медленно осмотрел бывшее несколько часов назад американским поселение. Ещё два часа назад в домах горел свет и работал радиоприемник.  Женщины готовили обед, и даже во дворах вкусно пахло едой. Сейчас на улице лежали трупы солдат и женщин. Невыносимо пахло кровью, несколько домов горели, и на землю падал черный снег. До лагеря они шли молча. Быстро съев рис и запив водой, солдаты с чувством выполненного долга легли спать.
Зачем он это делал, Хо не мог понять. Он знал: если его схватят, то непременно расстреляют. Тогда зачем он возвращается? Ради чего так рискует? Хо не мог ответить, но, как только все уснули, он встал и быстро, почти бегом побежал обратно в лагерь. Только подойдя ближе, он заметил, что трупы были убраны, дома потушены. Боясь быть обнаруженным, он прокрался в последний дом и вошёл внутрь. Никого не было. Молодую девушку, видимо, похоронили со всеми остальными. Подойдя к комоду, он снял простыню. Ребенок всё ещё лежал укутанный. Хо не знал, то ли он спит, то ли мёртв, но времени на раздумье не было. Забрав ребенка, он побежал. Мыслей, куда теперь идти, не было, но ноги сами привели его в деревню. О ней мало кто знал, так как находилась она глубоко в горах, среди почти непроходимых джунглей. Он бывал в деревне Мэй только раз и очень надеялся, что тётя с дядей всё ещё живут здесь.
В домах не горел свет, а на улице не было фонарей, но Хо Ши Мун без труда нашёл нужный дом. Постучав и подождав немного, он вошёл. Дом был маленький – всего одна комната и кухня. Тётя с дядей спали на полу. Будить стариков он не хотел, но нужно было успеть в лагерь до восхода.
– Тетя Чен, дядя Чен.
На полу что-то зашевелилось, и в следующее мгновенье он почувствовал, как что-то сильно ударило его по ногам. Еле удержав равновесие, Хо громко вскрикнул.
– Что за! Это же я, Хо.
– Хо, что ты здесь делаешь в такой час? – тетя, наконец, зажгла свечку и, помогая мужу встать, посмотрела на племянника.
– Мне нужна помощь. До моей деревни далеко, а времени у меня осталось мало, – Хо протянул свёрток тёте. Йон Чен взяла его в руки.
– Это же ребёнок, – ахнула тетя, показывая мужу.
– Белый ребёнок, – кивнул дядя Чен.
– Откуда у тебя белый ребёнок, Хо Ши Мун?
Хо стоял, потупив взор, пока тётя, положив свёрток на пол, снимала пелёнки.
– Девочка.
– Девочка? – через плечо наклонился Хо, чтобы получше разглядеть.
Тетя только кивнула и пошла за водой. Дядя встал рядом с ним, и они молча ждали. После того как тётя обмыла девочку и запеленала, она посмотрела на Хо.
– Что ты будешь с ней делать? – и хотя Йон Чен была небольшого роста и уже довольно старая, от её голоса у Хо поползли мурашки.
– Я думал оставить её у вас, – тихо ответил он.
Дядя покивал головой.
– Ребёнок в наше время – тяжелый груз. Мы уже стары. Не думаю, что мы можем.
Хо перебил его и умоляюще посмотрел на тетю.
– Её родители мертвы, – и немного помедлив, – наш отряд убил их. Я должен был спасти её. Должен.
Покопавшись в кармах, он вытащил несколько монет.
– Вот, - Хо протянул их тёте, – всё, что у меня есть. Это на пару месяцев, не больше. Война закончится, и я заберу её. Пожалуйста.
Он стоял, а из его глаз лились слёзы. А он-то думал, что уже больше никогда не сможет плакать. Несколько минут в комнате была тишина. Уже потеряв надежду, он стал размышлять, как поступить с ребёнком. Выбора не было. Она в любом случае умрёт. Тётя взяла в руки девочку, и он готов был её забрать. Что ж, значит, так и будет.
– Ей надо дать имя, – тихо сказала Йон Чен, стараясь не смотреть на мужа, – как ты её назовешь, Хо?
Он даже не думал об этом. Имя, какое же имя ей дать? Хо посмотрел в окно, шёл снег. Совсем белый. Белая девочка.
– Я назову её Нанг Бах Туэт, Белоснежка.
– Нанг – хорошее имя, – кивнула тетя, – и забери свои деньги, ни к чему они нам.
Хо взглянул на Нанг и улыбнулся, девочка открыла глаза. «Я обязательно вернусь к тебе. Только жди меня».
У Йон Чен и Ши Чен своих детей не было. Когда пришла война и сыновья друзей ушли, они даже радовались, что не почувствуют горе потерь. Но горе одиночества они ощущали постоянно. Слишком старый для армии Ши Чен остался в деревне, но стал более сдержанным, чем когда-либо. Если Йон хотела пойти погулять, Ши говорил, что не время, приготовить что-то кроме риса с рыбой она не могла, муж считал, что они должны питаться так скромно, как только могут. «Как будто это может помочь армии», – вздыхала Йон. Ей было очень одиноко даже рядом с мужем. Женившись не по любви, а по воле родителей, они так и не смогли за сорок лет стать близкими друг другу. Поэтому появление в доме племянника с ребенком стало настоящим чудом для неё. Вопреки мужу Йон решила оставить девочку и в тайне надеялась, что Хо вернётся не скоро. Она так устала от одиночества.
Война вопреки ожиданиям Хо длилась ещё не один год. Почти все его товарищи умерли или покончили жизнь самоубийством. Но каждый раз, когда он был на краю гибели, его спасала Нанг. Она, как ангел, поддерживала его, и он знал: он должен жить. Он должен вернуться к ней. При каждой возможности он приезжал в Мэй. Подходя к дому тёти, он замирал. А вдруг Нанг умерла? Вдруг они переехали или к ним пришли солдаты? И каждый раз вздыхал с облегчением, видя тётю, играющую в маленькой девочкой, и дядю, сидевшего неподалеку. Нанг росла и становилась всё красивее. С каждым годом он отчетливее видел разницу между ними. Глядя на неё, он невольно вспоминал молодую девушку в поселении, и стыд за себя и за армию, не давал ему покоя. Нанг же была копией своей мамы: миниатюрная, с волосами цвета солнца и яркими голубыми глазами. Когда она улыбалась, казалось, весь мир улыбался тебе.
Хо старался приезжать чаще, но всё больше находилось дел и всё реже он навещал её. Вот ей два годика, потом уже шесть. Последний раз он видел Нанг, когда ей исполнилось двенадцать. Как всегда, она ждала его рано утром и поздно вечером, стоя в дверях дома. Как всегда, не дождавшись, уходила спать. Хо стал её другом. Когда он приезжал, ей было тепло и уютно. Он был единственным, кто не замечал её болезни, даже тётя, души не чаявшая в ней, порой выходила из себя и начинала кричать, когда Нанг не могла объяснить, что ей нужно. Тогда она просто уходила в себя. Она не плакала и не сердилась. В такие моменты ей было обидно, что рядом нет Хо.
Нанг с детства знала, что Йон и Ши не её родители, и даже радовалась, что не может говорить, чтобы не обижать их. Ведь назвать их мамой и папой она не могла, как бы ни любила их. Своих же родителей она не знала и каждый раз, глядя на падающую звезду, загадывала только два желания: чтобы вернулся Хо и родители нашли её.  Несмотря на явные различия во внешности, в деревне её приняли, хотя иногда, когда чей-нибудь сын не возвращался домой, кто-нибудь и посматривал на неё хмуро. Но все уважали Йон и Ши, и, с детства зная Нанг как отзывчивую девушку, в душе понимали: она не виновата.
А её болезнь у многих вызывала сочувствие и желание помочь. Не говорила Нанг с детства, Йон объясняла это стрессом и холодом, дядя старался вообще не затрагивать эту тему. Никто не догадывался, как ей было тяжело каждый раз видеть Хо и не иметь возможности сказать ему, что она любит его. Писать она не умела, но планировала обязательно научиться к его следующему приезду. Вот только он не приезжал. Нанг исполнилось четырнадцать, потом шестнадцать, а Хо всё не было. Только карточка с его фотографией напоминала ей, что он есть в её жизни.
В своем новом офисе детектив Нильсон просматривал фотографии молодых девушек. Вот уже несколько лет он искал булавку в стоге сена и не мог найти. Ему стало не по себе. Деньги Нильсон получал регулярно и много, но сказать клиентке, что новостей нет, ему было тяжело. Первый раз познакомившись с Джанет Уитчетер, он подумал о том, какая она красавица, но характер у неё оказался ужасный. В первые недели она звонила каждый день и даже по ночам, требуя рассказать ей новости. Как она не могла понять, что не так-то и просто найти человека, не имея точного представления о том, как тот выглядит. Нильсон даже стал сомневаться, а был ли ребенок на самом деле или всё это плод больного воображения Джанет Уитчетер. Он знал несколько случаев психических расстройств у тех, кто побывал во Вьетнаме, даже сильные мужчины не справлялись, и, в итоге, множество самоубийств. Уже отчаявшись найти девочку, Нильсон неожиданно получил известие, что в некой деревне Мэй в Северном Вьетнаме живет девушка, по описанию очень похожая на его клиентку. Он отправил туда своего помощника и сегодня получил фотографии. На фото была Джанет Уитчетер, только молодая и в скромной одежде. К ним прилагался отчет. Прочитав его несколько раз, Нильсон набрал телефон, и, когда на том конце послышалось «Алло», он торжественно сказал:
– Мы нашли её. Мы нашли вашу дочь.
Её нашли прибывшие на место американские солдаты. В бессознательном состоянии её доставили в госпиталь и прооперировали. Джанет выжила. Придя в себя, она не раз просила найти её дочь, говорила, что спрятала её, но после первых поисков, не давших результата, её перестали слушать. Джанет впала в депрессию. Она не могла жить, когда её муж и дочь погибли. Но она хотела отомстить, в её больном разуме все жители, весь Вьетнам был виноват в её горе. После полной поправки она вернулась в армию, но уже солдатом. И если поначалу другие мужчины смеялись над хрупкой девушкой, то после первой же военной операции они стали молча уважать её. Джанет была холодна как сталь, убивала без сожаления и постоянно искала среди лиц того мальчика, который убил её дочь. «Я найду его и убью, медленно, но вначале узнаю, куда этот ублюдок её дел», – каждый раз думала она, нажимая курок.
После окончания войны её отряд вернулся в Америку и был награжден за отвагу. Адмирал Уитчетер, вручающий медали, был поражен красотой и отвагой маленькой девушки. Он стал приглашать её на свидания, дарить подарки, но Джанет думала только о Вьетнаме. Она плохо спала и почти не ела. Ей казалось, она предала Грега и Ви тем, что вернулась обратно, тем, что живёт. Адмирал, не привыкший отступать, продолжал ухаживания, и после его обещаний найти Викторию, Джанет согласилась выйти за него замуж. На следующий день после венчания она стояла перед дверью детектива Вила Нильсона. И вот, спустя столько лет поисков и слёз, она тихо плакала, всё ещё держа трубку в руках.
Йон и Ши молча вошли в дом. Закрыв дверь, тётя подошла к Нанг, по её щекам текли слезы. Даже Ши, казалось, постарел за один день. Поддерживая жену за руку, он тихо сказал:
– Нанг, мы старались быть тебе хорошими родителями, дать тебе всё необходимое, что могли дать. И хотя мы с тобой не одной крови, мы любим тебя и всегда будем любить.
Тётя Чен стояла рядом и кивала, не в силах сказать ни слова из-за нескончаемого потока слёз и всхлипываний. Нанг смотрела на них, и чем больше говорил дядя, тем она больше чувствовала, что земля уходит из-под ног. Что-то случилось, что-то плохое, но она не знала что. Может, Хо? Он написал? Им что-что известно? Нанг облокотилась на стену, её ноги дрожали. Увидев, что она в полуобморочном состоянии и вот-вот лишится чувств, Йон перебила мужа и обняла Нанг.
– Нанг Бах Туэт, негоже плакать, радоваться надо. Твои родители нашлись.
Собрав немногочисленные вещи, Нанг вышла во двор. Йон и Ши уже стояли и ждали её. Она обернулась и в последний раз посмотрела на дом, ставший ей таким родным. Её желание сбылось, но она не могла подумать, как бросит людей, которые стали её семьёй.
Дорога заняла куда больше времени, чем Нанг рассчитывала. Сначала на машине, потом на поезде, почти сутки они были в дороге, и она не могла понять, куда так спешит этот иностранец. Она узнала его, ещё несколько недель назад он приезжал на один день и везде ходил, что-то делал с большой штукой, издававшей странный звук. И вот теперь он везёт ее к людям, которых она не знала, но которые были её родителями. 
Уже больше часа Джанет кусала губы и заламывала руки, ей не терпелось увидеть Викторию. Как только детектив показал фотографии, она знала: это её Виктория. Вечером состоялся разговор с адмиралом. Тот уверял, что спешить некуда, они сделают девочке визу, и она прилетит сама. Но Джанет была непреклонна: она и так ждала семнадцать лет и ни минуты не будет сидеть на месте. В конце концов адмирал сдался и помог оформить документы на вылет.  Джанет становилось больно при мысли, что её дочь воспитывали грязные вьетнамцы. Но ничего, она отмоет её, научит быть американкой и назовет её дочерью. Когда двери гостиницы открылись и вошел молодой человек, она чуть было не завыла, но следом показалась светлая головка, а потом вошла и девушка. Джанет заплакала, девушка была одета в длинную хлопковую синюю юбку и белую хлопковую блузку. Волосы забраны наверх, а на ногах сандалии. Да, она была копией Джанет, но и копией тех самых вьетнамских женщин, что она убивала на войне. «Ничего, – думала Джанет, подходя, к дочери, – она станет американкой».
Женщина, подошедшая к ней, горько плакала. Даже не спрашивая, кто она, Нанг догадалась, что это её настоящая мама. Именно такой она представляла её себе, лежа без сна по ночам. Нанг хотела обнять её, но женщина вдруг отстранилась.
– Тебя нужно привести в порядок, – Джанет взяла её за руку и повела наверх.
Ничего не поняв, Нанг пошла за ней. Поднявшись на пятый этаж, они вошли в большую комнату. Такой красоты она ни разу не видела, всё казалось ей волшебным.  Нанг улыбнулась.
– Что ж, это твоя комната, здесь – ванная, а тут вещи. Сможешь переодеться сама?
Нанг покачала головой. Молодой человек рядом перевел слова Джанет, и она кивнула.
– Вот и хорошо, – в дверях Джанет обернулась и сказала, – и да, ты можешь называть меня мамой, а тебя зовут Виктория. Запомни, теперь ты Виктория Уитчетер.
Переводчик сказал Нанг, и та ещё раз кивнула. Когда все вышли и она осталась одна, Нанг заплакала. Это были слёзы счастья.
Джанет вернулась и, обнаружив дочь в том же виде, в котором оставила, очень разозлилась. «Что ж, придется чуть труднее».
Вымыв волосы, она помогла ей одеться в новую одежду. Нанг чувствовала дискомфорт, ей было очень неудобно, но огорчить маму она не хотела. Поэтому все время улыбалась. «Она что, больная? Нужно будет показать её врачу», – думала Джанет, стараясь не паниковать. Когда дочь была готова, они вместе спустились вниз и заказали еду. Дочь продолжала молчать и только изредка кивала.
– Адмирал постарается подготовить тебе документы, паспорт, визу. Мы оформим тебя и сможем улететь домой.
Переводчик перевел её слова. Нанг кивнула.
– Виктория, скажи что-нибудь, или ты не рада меня видеть? Что ты всё молчишь? Ладно, кушай, завтра приедет доктор. Нужно осмотреть тебя, мало ли какая зараза завелась у этих грязных вьетнамцев.
Нанг поморщилась, и хотя переводчик не всё сказал, по тону матери было ясно, она недовольна. Ей захотелось обнять её, утешить, но что-то останавливало её. «Ничего, вскоре я узнаю её получше».
На следующий день после осмотра Нанг доктор Шерил подошел к Джанет. Лицо у него было хмурое.
– Что такое доктор? Она чем-то больна?
Доктор Шерил вкратце рассказал диагноз, – серьезная проблема центральной нервной системы, контролирующей дыхание и движение языка и губ, – и возмущенная Джанет отправила его обратно. На следующее утро в дверях был уже другой врач. Диагноз был тем же. Раздосадованная Джанет позвонила детективу.
Только услышав звонок, Нильсон уже знал: будут неприятности. В такое ранее время звонила только одна его клиентка – Джанет Уитчетер. «Что б этой суке не спалось по ночам», – зло сказал Нильсон и, взяв трубку, сладким голосом ответил:
– Доброй ночи, мисс Уитчетер.
– Она совсем не добрая детектив, – голос был пропитан злостью, и Нильсон поежился.
Джанет продолжала:
– Как вы могли не знать такую вещь, как немота? Почему я должна узнавать это от врачей? Я не была готова к этому. Как, по-вашему, я могу с ней общаться? Что мне делать?
Она была в истерике, и детектив не знал, как ей помочь. Конечно, ещё читая отчёт, он знал, что девушка не может говорить, но быть гонцом с плохой вестью ему не хотелось. И вот теперь он вынужден оправдываться.
– Мисс Уитчетер, это, конечно, ужасно, но она вполне способна понимать вас. Наймите преподавателя, физиологиста. Уверен, это не помешает вам наладить с дочерью контакт. Должно пройти время…
Но Джанет уже не слушала его. Она подготавливала план спасения дочери из Вьетнама. Позвонив адмиралу, она узнала, есть ли во Вьетнаме специалисты подобного профиля, и, записав несколько телефонов, начала их обзванивать. К концу дня в её списке значились преподаватель языка, мануальный терапевт и специалист по речевой дисфункции. Двое из них были вьетнамцы, но выбора не было. Пока документы не были готовы, она вынуждена сделать всё возможное, чтобы помочь Виктории.
Последующие недели стали для Нанг каторгой. Каждый день приходили врачи, осматривали ее, потом делали массажи, поили настоями. Самое сложное было изучать чужой язык, не имея возможности повторять слова. Но она старалась изо всех сил, она должна была стать хорошей дочерью. Тем более мама осыпала её подарками – платьями, украшениями. И хотя Нанг всё это было не нужно и, более того, чуждо, она каждый раз с нежностью принимала подарки.
Джанет же напротив, каждый раз как видела дочь, всё больше видела в ней вьетнамку и покупала всё больше европейской одежды, украшений. Она должна была стать американкой.
Зайдя к дочери перед ужином, она застала её сидящей на кровати и разглядывающей какую-то карточку. Несмотря на все духи и ароматы, в комнате пахло специями и едой. На лице Виктории опять была улыбка, и при виде мамы она кивнула головой. Подойдя ближе и сев рядом, Джанет посмотрела внутрь. Вдруг всё ее тело онемело, лицо побелело. Она хотела что-то сказать, но смогла выдавить только «что это?». Нанг  не знала, что так встревожило мать, и она, взяв ручку и бумагу, написала самое простое: «Я люблю его».
Джанет прочла несколько раз записку и закричала. В этом крике была вся боль, все те года, что она искала дочь и оплакивала мужа. Схватив фотографию, Джанет ударила ею по лицу Виктории. Она била её все быстрее и быстрее, слёзы лились по глазам.
– Он убил твоего отца. Он убил меня. Как ты можешь быть с ним. Как можешь любить того, кто убил всю нашу семью?
В таком потоке слов и ударов Нанг ощущала только боль. Внутри постепенно поднимались раздражение и обида. Она пыталась сопротивляться, но мама в ярости всё била и била её по лицу. Когда Джанет успокоилась, лицо Виктории было опухшее и в крови. Увидев, что натворила, она подняла дочь и отвела в ванну. Стараясь не смотреть в зеркало, она смочила полотенце и слегка умыла лицо Виктории.
Нанг не знала, то ли её лицо горит от побоев, то ли от гнева, который она чувствовала. Когда она вернулась в комнату, фотографии нигде не было. Позже, успокоившись, мама объяснила ей, что и как.
Вопрос с документами решался медленно, даже несмотря на связи адмирала. Так как Нанг вообще не была зарегистрирована и жила в глухой деревне, сделать ей паспорт, визу и оформить документы было крайне сложно. Уже прошел месяц, как они жили в гостинице, и Джанет казалось, что, если они не уедут в ближайшее время, Вьетнам проглотит их.
С каждым днём она становилась всё нетерпеливее, порой её начинало трясти и лицо покрывалось красными пятнами. Джанет засела в своем номере и не выходила сутками. Нанг очень тревожило поведение матери. Но она только улыбалась и кивала на всё, что та говорила. То ли из-за стресса и периодического голода, состояние Джанет становилось хуже. Она осунулась и пару раз падала в обморок. Обеспокоенная таким состоянием, она согласилась принять доктора. После небольшого осмотра он улыбнулся:
– Что ж, должен вас поздравить, мисс Уитчетер. Конечно, здоровье надо беречь, но вы вполне молоды и способны родить.
Джанет непонимающе смотрела на доктора.
– Что я могу сделать? – тихо спросила она.
– Родить. Здорового ребенка. Вы беременны. Я пропишу витамины, но вам обязательно нужно будет сдать анализы. Эй, что  с вами, мисс?
Джанет побледнела и упала в кресло. Доктор смочил вату и поднёс к лицу. В нос ударил запах нашатыря. Заболела голова. В дверь постучали, и вошла Виктория. Джанет невидящим взглядом смотрела, как она подходит к доктору и тот ей что-то говорит. На её лице, как всегда, была дурацкая улыбка. Джанет посмотрела на календарь и ужаснулась. Она провела здесь уже больше месяца. И вот теперь она снова беременна. Она не могла позволить забрать у неё ещё одного ребенка. Она должна как можно быстрее уехать.
Адмирал, услышав новость, очень обрадовался и сразу заказал билет обратно в Вашингтон. Один билет. Джанет постаралась объяснить дочери, что будет ждать её дома и, собрав вещи, улетела на ближайшем рейсе. Нанг осталась одна. Так же, как и при маме, каждый день приходили учитель и врач. Только почему-то она не чувствовала одиночества. Даже сейчас было легче, она могла снять неудобную одежду и надеть хоть и старую, но такую свою. Теперь она больше гуляла по городу, сама ходила за покупками. Денег ей оставили так много, что она было подумала, что её оставят здесь навсегда. Но каждый день звонил адмирал, и через него мама передавала приветы и пожелания. Нанг жила почти счастливой жизнью. Почти. После того случая с мамой она часто думала. А был ли выбор у Хо? Её мама, как она сама призналась, тоже участвовала в войне и наверняка так же убивала. Так чем же Хо хуже неё и других солдат, воевавших за свою родину? Хо, такой близкий, всегда понимающий. Она всё больше скучала по нему.
Хо Ши Мун провёл в госпитале почти год, прежде чем ему разрешили выписаться, но оставалась ещё реабилитация. Как он ни спешил в Мэй, прошло почти пять лет, прежде чем он снова стоял перед домом тёти и дяди. Всё как в прошлый раз. Только было одно но: в этот раз его не встречала Нанг. Постучав в дверь, он зашел внутрь. Йон и Ши, постаревшие, сидели у окна, и, увидев племянника, со слезами на глазах приветствовали его. Нанг нигде не было. За чаем тётя рассказала ему о счастье, свалившимся на неё. Её настоящая семья спустя столько лет нашла её и забрала в Америку. Говоря это, Йон всхлипывала, а дядя промокал глаза. Хо стало жаль их и жаль себя. Всё, ради чего он жил, теперь ушло и никогда не вернется. Погостив у них несколько дней, он собрался в дорогу, его ждал автобус. Его родители умерли год назад, и возвращаться ему было некуда. Что ж, он поедет в город, найдет работу, хотя, кроме как убивать, он ничего не умел. «Проклятая война», – думал Хо, садясь в автобус. Последний раз обернувшись на деревню, он вспомнил, как маленькая Нанг встречала его, бежала навстречу. Её улыбка и тёплые объятия. Хо закинул сумку на плечо и зашёл в автобус.
Нанг ещё долго мучилась, приняв решение. Что скажет мама и адмирал? Смогут ли они понять её? Сидя в автобусе, Нанг то плакала, то вдруг начинала улыбаться. В любом случае она не могла по-другому. Та сказочная жизнь не для неё. Нанг ошибалась: она и не Золушка, и не принцесса – она простая девушка с простыми желаниями. Водитель объявил остановку, и Нанг вышла из автобуса. Перед ней была деревня Мэй, её родной дом.
Она бежала так быстро, как могла, спотыкаясь и падая, но снова вставала. Что-то гнало её вперед с такой силой, что она не могла ей сопротивляться. Как только она вошла в дом и тётя сказала, что Хо только уехал, она даже не дождалась дядю и выбежала наружу. Как они могли разминуться, она не знала, но знала, что должна обязательно догнать его. Он её жизнь. Странно, как несколько встреч в жизни не больше чем на неделю или две, могли породить в сердце такую любовь. Но она любила его и не могла отпустить.
Вдалеке показался автобус, и можно было смутно разглядеть фигуру мужчины, входящего в него. Нанг побежала быстрее, но время было против неё. Хо уже вошел в автобус, когда она споткнулась и упала лицом в грязь. По щекам текли слёзы. Набрав в грудь воздуха, она крикнула. Тишина. Ещё раз. Тишина. Ещё раз.
Хо закинул сумку наверх и собирался сесть, как ему что-то послышалось. Не зная почему, он остановился. Ничего, тишина. Хо сел на место, и водитель объявил следующую остановку. Двери почти закрылись, когда он услышал крик, полный отчаяния. Голос был незнакомый, слова было не разобрать, но кто-то продолжал кричать. Всё громче и громче. И вскоре он смог распознать слова.
– Хо, я люблю тебя!