Дед Мороз

     Очередной день декабря начинался солнечным утром. В отличие от череды предыдущих смурны;х дней, нынешний расцвёл зимним солнцем.
     В квартире на третьем этаже в давно обветшалом доме, выстроенном по стандартному проекту, жил дед Иван. Был он среднего, совершенно невыдающегося роста, абсолютно вровень со своей женой Верой, которая проживала вместе с ним в любви и абсолютном согласии. Это сейчас он стал невзрачным и плешивым головой, а раньше всегда был уважаемым человеком – ходил на службу в казённое учреждение, был молод собой и спортивно подтянут. Супруга его всегда занималась хозяйством и единственным сыном, так как больше детей у них не вышло. Она постоянно менялась по законам моды и согласно прожитым годам.
     Жили они по-простому. Как все вокруг. Долго жили. Как в ранней молодости сошлись по любви, так и живут вместе до нынешних дней. Пенсия не давала особо шиковать, но они не голодали и в обносках не ходили. Квартирка их давно выцвела и требовала ремонта. Старики каждый год откладывали эту процедуру на следующий год, который согласно многократным новогодним самым смелым тостам должен принести только улучшение. Во всём. Но улучшения всё не наступало, хотя, по правде сказать, хуже они жить не стали.
     Проснувшись, баба Вера первым делом улыбнулась. Улыбнулась куда-то глубоко внутрь себя. Искренне радоваться каждому дню её научила её же бабушка, которая ещё в войну, работая на оборонном заводе, под бомбёжками и обстрелами, в голоде и болезнях, при любой погоде встречала и провожала каждый день, благодаря Всевышнего, что в этот день смерть не зашла в их цех.
     Бодро поднявшись, Вера помолилась, по обычаю, и пошла заниматься своими делами.
     День шёл своим чередом.
     Женщина сходила в магазин, на обратном пути покормила местную кошку в подъезде довеском любительской колбасы, положенным знакомой продавщицей из углового магазина для ровного весу.
     – Никитишна! Дай стольник, а то моя мегера не даёт сегодня с утра. Озверела совсем баба! – испугал бабу Веру внезапно возникший сверху голос соседа Васьки.
     С Васькой Вера училась в одном классе все десять добрых школьных лет. Он ей тогда ещё портфели до квартиры таскал. Но на мальчишечьи заискивания Вера никакого внимания не обращала. Почему-то девчонки отвечают взаимностью одноклассникам только в исключительных случаях. То есть, очень редко. Почти никогда. Или уже после школы. После первого развода. А Вера ни разу не разводилась. Поэтому, осталась у Васьки только в мечтах и на общей фотографии выпускного класса.
     – Отстань, окаянный! Щас участковому звякну! Вот уж он тебе …
     – Верка! Ублажи меня! – оскалился он беззубой улыбкой, почему-то без запаха перегара, протягивая угрожающе костлявые руки к телу бабы Веры.
     – Васька, на свои сто рублей… Тьфу! Мои сто рублей! И ступай с Богом, окаянный!
     Василий был хорошим мужиком. Жил он здесь же, у мамы. Ухаживал за ней последние годы. Иногда и не пил даже. Запил он после армии, когда пошёл в электрики. После техникума его по неопытности сильно шарахнуло током на какой-то подстанции. Тут он и решил выпивать, чтобы денежную работу не терять. После ста грамм у него проходил страх проводов, и переставали трястись руки. А на работе у него пили все. Так, что в этом смысле он не волновался. Где-то с год тому назад спьяну приволок в дом такого же состояния молодуху. Подобрал в подземном переходе у центрального рынка, отмыл её дома, и потеснил на жилплощади маму. Девахе этой жить под крышей с ванной понравилось, она и осталась. Только за новой мамой она не ходила – брезговала. Этим ловко занимался сам Василий.
     Зайдя с шумом домой, оторвав мимоходом от настенного календаря листок с уже не нужным восемнадцатым числом, с удивлением из него узнав, что вчера можно было есть всё неварёное, Вера сегодня решила порадовать своего мужа жареной рыбкой, благо он недавно принёс её немного с рыбалки. С ближнего озера.
     Сокрушаясь, что всё в этом мире делается неправильно, она принялась готовить еду на день.
     Нежданная трель дверного звонка разбудила Ивана, отчего тот недовольно сполз с дивана и поплёлся открывать входную дверь.
     На протяжении десяти шагов, отделяющих диван от двери, дед успел повозмущаться о странностях шастанья посторонних, перебрал всех знакомых, которые могли бы придти к ним в это время дня, причину не сработывания домофона…
     Обычно он сослепу с ключами возился долго, а тут, глядь, странным образом замки окрылись, как по маслу.
     – Бабка забыла закрыть, что-ли? – продолжал бухтеть он недовольно. – Конечно: заходите, люди добрые, берите, что хотите…
     В проёме двери стоял дед Мороз. Ну, натуральный дед Мороз. И, почему-то, без своей Снегурочки. И до Нового года времени было ещё предостаточно. А он был уже здесь. Стоял перед дверью и молча моргал глазами. Ждал, наверное, пока его позовут.
     – Ну, проходи! Чего встал то! Дует же! – ещё зычным, хорошо сохранившимся певческим голосом не выдержала Вера, выглядывая с кухни и вытирая руки о край фартука, первой обратившись к пришедшему.
     Зашёл старик с палкой в руках и песком в шикарной бороде
     – Кто из вас тут мальчик Ваня? – поинтересовался вошедший, глядя на хозяина квартиры внимательным и глубоким взглядом.
     – Так, – я это! – честно признался дед Иван, и тут же, выпятив вперёд живот для убедительности, выпалил в лицо старику: – А ты кто таков?
     – Так, дед Мороз я! – глядя в удивлённые лица присутствующих гордо заявил пришедший.
     Вера стояла рядом, придерживая собой дверной косяк в кухню, в удивлении сложив руки на груди и не пропуская собой рыбный чад из кухни на лестничную клетку. Её хозяин пытался "расколоть" самозванца на причину его странного визита именно к ним.
     – О! Дружище, – быстро сообразив, что из стороннего человека, а тем более, деда Мороза можно совершенно официально соорудить компаньона, затратив на него пару-тройку рюмок, и выпить дополнительную порцию самому, обменять возможные ещё не выученные детские стишки на порцию горячительного, наш Иван крючковатым указательным пальцем заманивал Мороза на кухню. – Айда! Айда!... 
     – Ты, Ваня, выпивать бы бросил! Ни к чему это тебе!.. У тебя ещё дела есть… – потирая сухими руками свой посох, с волнением в голосе ответил бородач, одновременно оглядывая скромное жилище стариков и ломая крючковатыми пальцами свою козью шапку. Он в нерешительности переминался с ноги на ногу, смущаясь данной ситуации, так как пройти мимо хозяйки не представлялось никакой возможности. Посмотрев внимательно Вере в лицо, он неожиданно поклонился ей в пояс. – Никогда не печальтесь прожитому. Всё у вас образуется, как должно быть – по-доброму завершил старичок и, поблагодарив, тихо вышел, аккуратно прикрывая за собой дверь.
     – Колян, ты куда подевался то? Я тебя заискался уже! – послышался ещё один чужой голос с лестничной клетки из-за закрывающейся двери.
     – Да я тута, Фима! Тута! Я вот, к людя;м зашёл!.. – оправдываясь прошепелявил кому-то в ответ наш незнакомец. Остальной диалог от любопытного Ивана скрыла собой дверь, мягко защёлкнувшаяся на замок перед самым его носом.

     Не донеся рюмку даже до рта, Иван поставил её аккуратно на стол, чтобы не пролить нетронутое драгоценное содержимое, чему жена его незаметно удивилась.
     – Слышь, мать! А что это за дед то был? Он же не ряженый! Натуральный какой-то.
     – И борода у него не приклеена, – с удивлением подхватила жена.
     – И шуба у него не красная…
     – И внуков с нами нет… Да, и дети далёко…
     – Да, он с нами, как с детями то и говорил…  Чудной он какой то! Ладно, хоть, стихи не просил рассказать… Я уж и не вспомню ничего уже, наверное. Да, и зачем? – горестно охнул он. – А ну, глянь-ка тама! Всё ли по местам?
     – Да куда там! Он же тут был, рядом с нами всё время то… – и тут, спохватившись, побежала осматривать шкафы, несмотря на все свои болячки. Проверив все свои заначки и закладки, она облегчённо вернулась к столу, где ждали своей участи потрошёные щучки.
     – Из подъезда то не вышел, – рассматривая в окно своё крыльцо, поделился Иван наблюдением с супругой.
     – Поди, дальше, по соседям пошёл побираться. А, может, к Ваське забрёл. У того сегодня праздник.
     – Похоже, он не от мира сего… – задумался Иван.
     – Тьфу на тебя, старый! – встала на защиту чужого человека баба Вера. – С чего ты взял то, дурень?
     – Да, странный он какой то…
     – А ты у меня не странный, можно подумать! Как на пенсию вышел, так и начал чудить!..
     – А это не тот, с третьего этажа, что третьего дня приехал к детям своим? – всё более заинтересованно делился мыслями Иван, стараясь не обращать внимания на возмущения своей старухи.
     – Нет, конечно же! Тот побольше ростом то будет… Да и животик на месте у него, как у всех. А этот – заморыш какой-то, прямо слово… – укладывая на радостно скворчащую сковороду небольших рыбок, автоматически ответила она, доставая разделанные тушки из приправленной пряностями муки.
     – Ну, везде она всё увидит! Ну, прям, всех она мужиков различит! – взъелся старый на свою жену. – Ты б на меня почаще внимание то обращала! – разглядывая её тылы и сравнивая с изображениями в своей памяти весело бурчал дед.
     Внешняя весёлость его контрастировала с его же внутренней грустью.

     Два года назад поссорились они с сыном, а значит, и со всей его семьёй. По какой-то бытовой ерунде. Чего-то не хотел великовозрастный ребёнок делать, как настаивал родитель. Вот, упёрся, и – ни в какую. Вроде бы, сделай, как правильно говорит отец, сделай, как это делают все! Но не тут-то было! Поглядывает великовозрастное дитятко в сторону своей ненаглядной и делает всё буквально наоборот. Прям, назло родителю всё делает. Но во благо свое ненаглядной. Тут то и настигла обоих мужчин трещина во взаимных отношениях. Большое ущелье разделило их. И ни моста через него, ни объезда какого. Ну, ты же старый человек, умудрённый опытом. Уступи ты подрастающему поколению. Пусть живут, как нравится им. Вот, надо было тебе влезать в их существование. У них любовь. Взаимное понимание. Какая тебе разница, кто там кому подчиняется. У тебя бабка твоя есть, вот и командуй ею. Не лезь в жизнь молодых. Внуков потом воспитаешь, как нужно. Потихоньку. Но Иван искренне считал, что дети должны придерживаться нажитым за сотни лет семейным правилам, которые уважали все предки Ивана и Веры, и по которым они вместе жили сами. А теперь что? Ни сына тебе, ни внуков…
     Иван всегда хотел большую семью. У родителей он рос один. С Верой судьба им позволила тоже только одного сына. И вот теперь-то Иван надеялся на своего наследника. Думал, что его молодуха родит им всем полдюжины детишек. Но вот, что-то на втором застопорилось дело у них. Тут, вроде бы и пора на третьего заходить, но решили они по карьере себе устроить. Детей в садик определили, а сами ударились в работу. Совсем не подумали, что есть у них родители, которые ещё могут поводиться с малышами. Не постоянно, конечно, но помочь могут всегда. А теперь, видите ли, приходят домой уставшие. До ласки и любовных утех у них руки теперь и не доходят. И не только руки…

     Баба Вера к молодым ездила втихую, и потом делилась деду фотографиями растущих внуков.
     Сердце у деда заходилось каждый раз, когда он разглядывал растущих внучков, и разрывалось на части. Но он вида не показывал. Обида – есть обида.
     С тех пор дед и начал выпивать. Пить снова начал. Это он раньше пивал. В бытность свою становления личности и в более зрелом возрасте, как и все его окружающие. Потом, правда, бросил сам, но по состоянию здоровья. И завязал навсегда. А тут, не смотря ни на что, начал опять. Нет, он не уходил в запой, но взял за правило: каждый ужин по полбутылки водки выпивал. И то, когда уже было невмоготу терпеть внутренние переживания и терзания свои. Размолвка с сыном давила на него постоянно. Если днём он как-то духарился, Вера занимала его разговорами, то к вечеру на него наваливалась тоска.
     И эта тягость пересиливала его. Иногда жена его сама убавляла у него пайку спиртного, за что потом и приносила иной раз собственноручно из магазина эту микстуру со своей пенсии.
     Выпивал он свою долю, и на этом день его заканчивался. Вечерние передачи по телевизору он не смотрел. От них дед смачно плевался, обзывал всех гадами, и выключал телеприёмник. В эти моменты доставалось и его жене. Супруга его скандалить не любила, и поэтому уходила смотреть любимые телепередачи к вдовствующим соседкам, коих у неё в подъезде было в достатке. Вера всегда прикидывалась глуховатой, что давало ей возможность жить счастливо, так как она "недослышала" всякую гадость в её адрес, которую слышать ей вовсе не хотелось. Она ходила, бубнила себе поднос, заглушая его потуги, и была рада жизни, не портя жизнь своему мужу.
     От одиночества Ивану становилось ещё тоскливее, и он укладывался спать. Неважно, какое это было время суток.
     Если баба Вера занимала себя домашними хлопотами, то от постоянного лежания в тоске на диване он стал заметно набирать лишний вредный вес. Да, и тело его перестало гнуться, как прежде. То ли от старости уже, то ли от излишней обездвиженности. Наверное, именно по этой причине диван притягивал его всё больше. Массивное, как говорится, к массивному.

     После ухода незнакомца на душе у стариков как то вдруг стало уютно. Будто бы нахлынули детские воспоминания, которые затеплили душу. Они сидели рядышком, склонив головы друг на друга, и слёзы текли у них по лицам.
     Новый звонок в дверь подбросил из задумчивости обоих.
     – Чего он тут забыл то опять? – шаркая тапочками, как своими вставными челюстями, недовольно бурчал Иван, приближаясь к двери…

     – Бабка, бросай свою рыбу! Вари пельменей! Счастье твоё приехало! – взволнованно закричал внезапно осчастливленный дед.

     За окном успокоился ветер, раскидывавший по углам дворов замороженный песок, и повалил густой предновогодний снег. Огромные белые пушинки быстро и заботливо укутали в свою белизну всё вокруг.
Квартиру наполнил радостный детский гомон…

19.12.2019

Дед Мороз 2

     Огромные пушистые белоснежные хлопья перекладывались с неба на землю бесконечным потоком. Дворник же, беззлобно напевая известную только себе непонятную песню и не успевая расчищать дорожки во дворе у дома, старательно зарабатывал на жизнь своей многодетной семье, которая жила в далёких тёплых краях. Добродушный иностранец регулярно высылал на свою родину бо;льшую часть своей заработной платы. Его родители, супруга и трое малолетних детей благодарно, но экономно расходовали получаемую иностранную валюту и с благодарностью звонили своему благодетелю каждый вечер. А снег всё валил и валил, и окончания этому действию не было видно. Значит, работы у дворника будет много…
     Соседская собака всё утро подвывала противно так. Никогда не выла, а тут – нате! Раньше она облаивала в окно всех проходивших по двору прохожих, свободно гуляющих соседских кошек и слетающихся на прикорм голубей и иную мелочь. Потом неслась к двери и злилась на проходящих мимо соседей. И так целыми днями то лаяла, то топала, цокая когтями по потолку над головой туда-сюда, туда-сюда… А нынче чего-то решила повыть… То ли зуб у неё заболел, то ли сон ей приснился про хозяйку нехороший. Соседка конечно вредная, но не стоила того, чтобы весь день тратить горло из-за неё.
     От этой вселенской суматохи деду стало плоховать. А вовсе может и не от этого. Может от неровности давлений. Наружного и внутреннего. Прошли те времена, когда Иван удачно уравновешивал эти стихии спиртным. Стало у него сердечко поджимать к горлу. А затем и вовсе стало булькать в нём. Захлёбываться. А потом всё чаще и чаще. Затянувшийся откуда-то противный запах затхлости, чего раньше небывало у домовитой хозяйки, портил настроение ещё больше. Ниоткуда проявившийся тленный запах склепа добавлял старику давления ещё больше. Он нервно ходил по комнате взад-вперёд, не находя себе места, хотя любимый его диван под пледом манил как никогда.
     – Ежедневки свои надела? – хихикнув и щекотнув в бока свою супругу вместо «доброго утра», отвлёк Иван от плиты свою Веру. – Или опять будешь продуваться? –съюморил он.
     – Тьфу, Ваня! – испугалась женщина. – Какие ещё ежедневки? – не понимая вопроса, она продолжила раскатывать тесто.
     И тут её осенило! Вдруг вспомнив ежедневную навязчивую рекламу, она, как озорная школьница, любовно тюкнула своего мужа скалкой по голове
     – Тьфу, дурак ты старый! Всё молодух смотришь по своему ящику? Заняться нечем? Вон, полку бы прибил! Каждый раз падает!
     – Да шурупов у меня нет! Ты же знаешь, – почёсывая больное место, притворно запричитал он.
     – Дак сходи, купи!
     – Куда? В воскресенье?
     – К Ваське вон сходи…
     – Да он уже поди всё пропил… У него то откуда?
     Вера, не продолжая бесполезный диалог, налила в кастрюлю воды и поставила её на огонь. Иван же, поймав ниточку смешинки, решил продолжить свой стэндап.
     – Верунь! А изюм у нас есть?
     – Не знаю я!.. Нету у нас…
     – А ты в своём хозяйстве то у себя там пошебурши…
     Вера ненадолго притихла, придумывая себе где она должна по словам супруга пошебуршать. Придумав, встала в позицию «руки в боки».
     – Ну и где я должна пошебуршать, как ты выражаешься, конь старый?
     – Да в столе, на верхней полке… у задней стенки.., – делая вид  полного непонимания сложившийся ситуации удивился Иван. – Там всегда изюм был…
     – Тьфу, дурак! – Вера поняла, что в очередной раз попалась на дедов прикол. Он всегда шутил. По доброму. Совсем без злости. Но за всю их долгую совместную жизнь, она постоянно попадала в эти его ловушки. В конечном итоге, это и ей доставляло определённую весёлость отношений. К таким шуткам она относилась снисходительно.
     – Слышь, Верунь, а где невестка то наша? Чё-т не видать её давно… И внуков не привозит? Опять обиделась чего?
     – Чего это ты про неё вспомнил то? – удивилась Вера. – То знать её не знаешь, а то прям с утра интересуешься… Уехала она…
     – Вот те раз! Куда это? – искренне изумился Иван.
     – Уехала!..
     – Да я с первого раза слышу! – начал нервничать дед. – Куда срулила то?
     – К Мишке… к нашему…
     – Не понял!.. Туда что-ли?.. Опять свою шмоньку повезла?.. Зачесалось опять?.. Опять от  любовничка очередного залетела?– съязвил дед.
     – Тьфу, дурак старый!.. Молчи уже!.. – решила урезонить своего супруга Вера.
     – Да она вон каждый раз ездит к нему! – завёлся старик. – Как сын в командировку длительную, так она к нему… Как он в командировку, так она – к нему!.. Подозрительно это! Вон, оба сына, и все разноцветные!.. – продолжал распаляться дед. – Надо к Малахову на ДНК съездить…
     – Билет купить? – обиделась за сына Вера. – Гуманитарку она повезла. А там – рядом…
     – Да ладно, ладно! Вы все за одно! А дети разные! Кстати, где они? – решил перевести разговор со своей больной темы Иван.
     – У соседей. Они там играют хорошо… – буркнула бабушка.
     – А чего к нам не привезла? Я бы тоже с ними поиграл.., – состроил из себя обиженного дед.
     – Сиди уж, игрун!.. И ты же знаешь, как она нас «любит»…
     – У нас с ней взаимная симпатия, – гыгнул Иван.
    – Симпатичный ты мой.., – Вера чмокнула своего мужа в макушку. Ты вот подарки на Новый год любишь?
     – Да я-то люблю, только мне их никто давно не дарит… Закончились настоящие Деды Морозы…
     – Помолчал бы уж! Плачется он! Я – твой подарок!... До конца дней! – рассмеялась Вера, огладив фартук на своей груди мучными руками.  – Вот ты любишь подарки, и она подарки повезла…
     – Лучше бы почтой отправила, а я с детями бы посидел! – огрызнулся дед.
     За окном, в приделанной Иваном кормушке, синицы доклёвывали остатки сала, то и дело вспархивая, стукаясь о стекло, и опять принимаясь за вкусную трапезу. Старик дышал на стекло и на вспотевшем месте рисовал грудастых дам.
     – Слышь, Иван, а скажи-ка мне, ты изменял мне? – что-то нахлынуло на Веру, и она вдруг решила прояснить ситуацию наступлением.
     – Это когда это? – отпрянул от неожиданности от своих рисунков дед.
     – Да ты тоже по командировкам мотался в молодости!..
     – Так я же предохранялся! – встрепенулся подозреваемый.
     – Вот тут я не поняла!.. – поперхнулась вдохом Вера. – С кем это ты предохранялся? – негодующе упёрла она руки в бока и пошла в наступление на мужа.
     – Да не с кем, а от кого! От всех баб!.. Я ж бухал! – выплеснул дед в Веру своё алиби.
     – И чего? – задрав удивлённо подкрашенные бровки вверх, развела руками Вера.
     – Так ты же сама всегда говорила «Рождённый пить, любить не может!» – как по учебнику выпалил супруг.
     – Так это что ж значит? Ты и от меня предохранялся? – потянулась за скалкой обиженная жена.
     – Верунь, ну загляни в глаза себе честно! Это ж у тебя климаты меняются… Это ж ты от меня отворачивалась… Вот я и пил с горя!.. – дед сквозь улыбку вытаращил свои редкие зубы. – Раньше-то помнишь, как всё было?.. А?..
     – Мммм!.. – грудью замычала супруга, задрав мечтательно глаза к потолку. – И то верно!.. – успокоилась она, обтряхнув муку с рук о фартук, и вернулась к своим кухонным делам.
     В кухне повисла напряжённая тишина. Дед от дамских бюстов перешёл к рисованию сердечек. Синицы продолжали догрызать сало, стучась в окно. Внизу дворник, как заведённый, без устали честно отрабатывал свою хорошую зарплату.
     Иван выпал из задумчивости и решил вернуть себя к наболевшему, и опять вспомнил про невестку.
     – Нет! А почему она детей то нам не привезла? Мы же ей такие же родители, как и сваты. Где-то подсказать, чем-то помочь. И уважать и почитать нас нужно, как собственных родителей, – пытался в очередной раз разъяснить супруге свои догмы. – Ни нам детей не возит, ни своим родителям… Соседка у неё в фаворе!.. Да!.. Соседка их научит!.. И вообще, кто она такая? Может, актриса известная? Спортсменка, может? Ткачиха знаменитая со своими доблестями? Трактористка, может быть? А тут – цаца, простигосподи!
     – Ты чего это завёлся то? – вышла из понимающего молчания Вера. – У них сейчас другие взгляды на жизнь… Ей удобнее так…
     – А-а!.. – с горечью крякнул дед, решив помочь жене в заготовке пельменей.
     – Да вспомнилось чего-то… Но за что они так с нами? Им же всё на блюдечке… Хотите это? На тебе это! Хотите то? На тебе то! Хотите сё? Нате вам!.. Рыло у нас другое, видите ли… Родословной, видать, не вышли…
     – Ну, чего-то тебя понесло уж совсем!.. – стала сердиться Вера. – Да не обращай ты на это внимание! Всё перемелется!.. Внуки больше любить будут…
     – Да как же они будут больше любить, если они нас и не видят вовсе? Придут лет через десять, будут пенсию требовать… А как же обняться?.. Поцеловаться?.. Да и кто их научит правильной жизни то? Эта?..
     – Слушай, ты достал уже своими нравоучениями! – Да сколько можно то всё одно по одному!.. – Вера сурово глянула на своего любимого. Она всегда его поддерживала. Только молча. Не вступая с ним в коалицию против детей.
     – Чего-то нехорошо мне, мать…  Что-то сердце давит с утра…
     – Иди, таблетку прими, – озаботилась супруга, глянув на свою постаревшую любовь.
     – Где её взять то, таблетку твою? – нетерпеливо занудел Иван.
     – Где-где? Да в Караганде! На тумбочку твою положила!.. Вчера ещё!..
     Иван, оставшись недовольным таким обхождением, покорно зашаркал тапочками в сторону своего лежбища.
     За дверью вместо звонка залаяла та самая гаденькая собачка с выпученными глазками и клочками мха по всему тельцу, ну всё, как у своей хозяйки. Да, ещё бородавка на носу. Это соседка сверху, Верина подружка Галка, привела отобедать пельмешками своего уродца. Ну, она не особо подружка, но посплетничать с ней можно. Это была железная леди. Она почему-то никогда и никому не разбалтывала то, о чём с ней болтают. Странно, конечно. Но у Ивана всегда было подозрение, что она тут же всё забывает. Хотя, проверить это у него возможности не было. Да и не нужно это было ему. Всё это женские дела.
     – Ой! Жулик пришёл! – Вера, ещё не отошедшая от переговоров с мужем, вместо того, чтобы чмокнуться с подружкой, вдруг чего-то поприветствовала её пса.
     – Жулька, Вера! Жу-лька! – менторским тоном обиделась за любимца подруга.
     Хозяйка, не дослушав претензии Галины, бросив дежурное «проходи», двинулась на кухню к плите, где уже весь запах мяса втянул в себя нос Жулика.
     – А ты чего в чёрном то? – покорно следуя за собакой, поинтересовалась Галина.
     – Да я постирушку затеяла! Давно копила, а тут смотрю, надеть то нечего совсем стало… Всё хорошее се;ло на три размера, вот я и закинула… – оправдалась хозяйка.
     – Так сегодня же воскресенье! – Галина неодобрительно глянула на Веру.
     – Так я ж не сама стираю… Машинка… – схитрила она.
     – А твой-то дома?
     – Да вон: или валяется без толку, или опять о море мечтает!..
     – В смысле мечтает? – не поняла подруга.
     – В коромысле!.. Сидит в туалете на горшке и глядит в «иллюминатор»…
     – В какой ещё иллюминатор?.. – ещё больше запуталась Галя.
Вера, молча подхихикивая над недалёкостью подруги, продолжала её троллить.
     – С тех пор как пить бросил, как я постираться берусь, усядется на унитаз, да в машинку стиральную бельмами своими упрётся и зырит… Следит за штормом, за водоворотом событий, как он говорит, и бубнит себе под нос… «Сик транзит Глория мунди!»… Бу-бу-бу, бу-бу-бу! Замундился уже совсем своей мундёй…
     – Что, опять упоролся?.. – совсем ничего не понимая, решила посочувствовать подруге Галина.
     – Да нет же! Как тот дед странный побывал у нас, с тех пор и ни-ни... Слава тебе, Господи! – Вера благодарно улыбнулась иконке и приложила руку к сердцу.
     – Свят-свят-свят! – перекрестилась в ответ на это соседка.
     – Вот только скучать по ней, по водке своей, начал. А как сын ушёл туда, так теперь и о нём сильно запереживал… Хотел вместе с ним… Чуть не развелись с этим идиотом, – благо, не пустили его… Он и раньше-то за него всегда сильно нервы тратил… А тут… И вот он теперь усядется у «иллюминитора» и транзитирует… Всё бу-бу-бу да бу-бу-бу… Сикает всё!.. Филосов!.. Серый вон уже весь стал… – заслезилась хозяйка.
     – Ооой, Вера! – запричитала подруга. – А как он там, Минька то?..
     – Недавно вот звонил… – взяв себя в руки, шопотом ответила Вера и перекрестилась. – Говорит, мол, что всё хорошо… Ты ж знаешь, оттуда и не позвонить… Да и всё не расскажет… А сердце то переворачивается… В отпуск вот скоро обещали отпустить…
     – Ой! Радость то вам какая!.. – Галина заёрзала на стуле. – Спаси и помилуй его, Господи!..
     Съевшая свою порцию собака заглянула в комнату хозяина квартиры, гавкнула беззлобно на кого-то в даль, и с понурой головой, поджав хвост, отбрела к двери, где основательно улеглась охранять сложившуюся ситуацию.
     – Иван! Ты чего мою собаку пугаешь? – зычным голосом попыталась обратить внимание хозяина квартиры на своё присутствие Галка. Когда женщина шла сюда в гости, она всегда надевала свою самую любимую кофточку с люрексом. Это была самая красивая кофточка в гардеробе Галины. Правда, она была немного растянута и совершенно не сочеталась с опузырившимися на коленках трениками, но наряд считался выходным и позволял его хозяйке заигрывающее улыбаться Ивану.
     Иван хоть и был уже в возрасте, но его интеллект не позволял отвечать взаимностью соседке. Он благосклонно поддерживал эти странности Галины, нарочито любезно разговаривая с ней высоким штилем. Это ей очень льстило, отчего она ещё больше распалялась, пока в ситуацию не вмешивалась Вера. Налитая хозяйкой рюмочка домашнего напитка, сделанная ею из собственно выращенных плодов или ягод, напрочь отвлекала внимание Галины от Ивана.
     Отсутствие внимания её объекта вызвал в пришедшей женщине какое-то оскорбление, и она решила сама нанести Ивану визит. Оправив на боках кофточку и вскинув головой причёску, гостья решительно шагнула в соседний полумрак.
     Вера всё суетилась по кухне. Эти дела у неё всегда ладились. Она любила потчевать своего Ваню. Меню она составляла скрупулёзно, учитывая все его возрастные болячки, хотя у Ивана их было не очень то и много. У его одногодок во дворе заболеваний было гораздо больше. Причём, у каждого. За все годы совместной жизни она изучила вдоль и поперёк все предпочтения любимого мужа. Увлечение готовкой ей ещё в детстве привили бабушка и мама. Самые вкусные рецепты блюд остались именно от них. И вот сейчас она готовила любимые мужем пельмени. С секретом. Этот секрет Вера не открывала никому. И этот самый секрет поначалу хотела выведать Галка. Но с годами она успокоилась и передумала сама готовить секретное блюдо. Можно же просто всегда прийти в гости.
     Вера в своих приятных заботах не заметила вернувшуюся из соседней комнаты Галину. Она стояла вся белая, дрожала и не дышала…
     – Галюнь, чего с тобой? – испугалась Вера. – Тебе плохо? Врача? Таблетку?..
     – Верка… он там… мёртвый…
     – Госспади, Гал, кто мёртвый? Жулик твой издох, что-ли? Пельменей переел?..
     –Там… Иван… мёртвый…
     – Чё ты несёшь то? – подскочила Вера. Сердце вдруг у неё забилось сильно и часто, пытаясь выскочить из груди.
     Сметя с пути окаменевшую подругу она забежала в комнату к мужу. Он лежал в полутьме, на аккуратно заправленном пледом диване, сложа, как положено в данной ситуации, руки на груди.
     – Иван! – требовательно обратилась к мужу Вера. – Иван! – уже тише позвала она его. Тишина была такой густой, что были слышны все соседи подъезда. – Ваня!.. – тихонько попыталась разбудить мужа испуганная женщина.
     Вера не кричала так никогда в жизни. От такого вскрика все соседи поняли произошедшее. Вера тормошила Ивана, пытаясь привести его в чувство, словно не понимая, что всё уже тщетно.
     – Ооооооо!.. Оооооооооой!.. Ваняяяяяя!.. Вааааанечка!.. Ты чтоооо?.. Зачееем?..
     Соседка, обмякнув, сползла на пол без чувств. Хозяйку затрясло от наличия в доме двух покойников.
     – Оооой!.. Ооооой!.. Оооооооой! – разносилось из квартиры по всему подъезду.
     Вздыхая и охая, растерявшаяся Вера, всхлипывая и нисколько не понимая происходящее, вернулась на кухню и, всхлипывая, стала раскатывать на клеёнке пельменные лепёшки. Подружка её, очнувшись и спохватившись от падения, что-то бормоча себе под нос, зашаркала занавешивать стёкла и зеркала, благо в квартире их было мало.
     Галина, решив всё-таки удостовериться в существовании жизненного конца, осмелев и передёрнув плечами, достала из кармана штанов зеркальце и, затаив дыхание, поднесла его к лицу покинувшего этот мир Ивана. Результата не было. То есть стекло не покрылось конденсатом выдоха. Всё!.. Женщина, бормоча себе под нос обращения к Всевышнему, побрела обратно в кухню успокаивать убитую горем подругу.
     – Верунь, кому позвонить надо?.. Где у тебя валерьянка то?..
     – Ооооооо! Уууууууу! – затянула опять Вера. – Пошто же ты меня бросил в такой момент, кареглазенький мой? Миленький ты мой.., возьми меня с собоооооой!.. Там в краю-ууууууу!..
     – Чего несёшь то, дура? Куда тебе с собой? Тебе Мишутку дождать теперь надо! – увещевала Веру подруга. – Где у тебя телефоны записаны? Давай, я сама позвоню!..
     – Аааааааааа! Иииииииии! – махнула неопределённо Вера рукой в сторону прихожей. –
     Ооох!.. Горе то какоееее!... За чтоооо?..
     Тут в дверях появилась ухмылка Васьки. Как обычно вслед за ней протиснулся и сам местный пьяница со своей протянутой рукой.
     – Я ж тебе вчера подавала! – внезапно успокоившись и забывшись, спокойно вникнув в ситуацию, опешила Вера.
     – Никитишна, так вчера ж было за здравие, а нынче – за упокой! Как полагается! – расплылся в улыбке сосед. – О, Галюсик, и ты как всегда тут? Ну, может, ты хоть сегодня дашь?
     – Слышь ты, скаженный, в доме горе, а ты всё скалисси своими гадостями? Изыди, Васька!
     Поняв, что ему сегодня здесь не обрыбится, Василий моментально покинул помещение, дабы не терять налаженного финансового контакта с Верой в дальнейшем. Подальше от покойника. Покойников он не любил. Они к нему часто приходили в бреду, и грозились забрать с собой, если он не бросить злоупотреблять. Но он всегда отмазывался своей больной мамой и безработной молодой женой. А там, наверное, при наличии двух иждивенцев, дают послабления. Но точно этого никто не знает, и рекламу на эту тему по телевизору не дают.
     Вера снова завыла. В кухне вторым голосом её подхватила подружка. У порога им подвывала всё понимающая собака. Где-то из подъезда тоже слышались жалостливые отдельные причитания. Но больше это были возгласы сожаления об опережении покидания грешной земли раньше успевших вовремя состариться самих голосящих.
     – Мать, ты пельмешек наварила?
     Соседка как сидела, так и рухнула на пол без чувств. Второй раз за день. И снова без слов. Зато с приятным грохотом. Мол, откройте, я к вам уже пришла!..
В дверях, прислонившись к косяку, стоял дед! Иван! Весь здоровый и от здоровья аж порозовевший!
     – Это чё это? – теперь побледнела Вера. – Это как это?..
     – Тихо!.. Подожди!.. Любовь моя!.. – Иван распростёр руки и шёл обнимать свою жену.
     – Ах, ты ж скотина!.. – Вера схватила липкую столовую тряпку и грозно двинулась навстречу мужу…
     – Тихо! Тихо!.. – нежно обнял её за плечи любимый человек, хотя до этого давно в таких нежностях замечен не был. – Тихо, любимая, – прошептал он. – Отпустили меня… Путаница там какая то у них в канцелярии… Не того взяли… Понадавали заданий и выпустили обратно… Мол, иди, потрудись ещё малёх… Заработай себе место хорошее… – Иван нежно нацеловывал свою жену.
     Побледневшая Вера тихо села на стул, ковыряясь в хрустальной вазочке, судорожно пытаясь отыскать в ней какое-нибудь успокоительное, чтобы хоть как-то приглушить разбушевавшееся сердце.
     – Раз ты, гад такой, живой, иди вон… в магазин!.. – дрожащим голосом пролепетала, задыхаясь, Вера. – Бери деньги и вали отсюда! Мясо для пельменей кончилось!.. Паразит окаянный!.. Ты чего творишь то? Мы тут с Галкой чуть не померли от тебя!.. – Вера наконец-то обратила внимание на прислонившуюся к стене соседку на полу.
     Собака даже ухом не повела, когда через неё бодро и весело перешагивал Иван. Он на ходу схватил с вешалки старенькое пальто, в котором выносил мусор, и выскочил за дверь.
     – Шапку! Шапку то надень, холодно там сегодня! – крикнула Вера вдогонку убегающему мужу. Тишина ответила ей холодком по телу.
     – Только вернись мне, паразит! – проводила она его.
     – Я тоже очень тебя люблю! – донеслось ей в ответ уже этажом ниже.
     – Вставай, Галка! Зараза толстожопая! Вставай уже, тебе говорю!.. – Вера пыталась растормошить размякшую подругу. – У этого дурака и шутки такие же!.. – завозилась она с соседкой. – Давай с тобой по наливочке моей, – запыхтела своей ещё ничего не понимающей подруге, уже начавшая понемногу успокаиваться хозяйка.
     В прихожей во сне поскуливала собака. Дворник, устав от бесполезной работы, ушёл пить чай. Небо продолжало заваливать город густым снегом, заметая все следы. В кухне за лепкой пельменей между рюмками наливки подруги звонко вспоминали прожитые годы скабрезными шутками.
     А в соседней комнате в полумраке на диване лежало одинокое бездыханное тело хозяина квартиры…
     Заглянувшая в окно располневшая луна осветила нераспечатанную коробочку с таблетками, лежащую на записке с несколькими словами: «Прости, я должен…»

* * *

     Вроде собственная жена, ничего особенного, а как всё запомнилось ярко!.. Да, голод - не тётка!.. А как она заваривает чай!.. Вроде бы простой чай, но какой процесс!.. Яркие всполохи свежих воспоминаний продолжали носиться волной по организму, напрягая собой все мышцы по очереди… Яркие разноцветные пятна вспыхивали перед глазами то здесь, то там… Запах распалённой жены всё ещё стоял в памяти и туманил мозг, но сознание на кочках просёлочной дороги уже возвращалось под каску.
     Михаил любил свою жену Лизу. По паспорту она числилась Элизабет, а в миру просто – Лиза. Родители её в своё время решили выпендриться, и захотели вырастить в семье королеву. Вырастили. Правда фамилия в той семье была Морковниковы. Все были Морковниковы. Вот и решили они за счёт дочери подняться до уровня королевской знати. Элизабет Морковникова! Сваты этих Морковниковых даже не пытались проследить родословную новых родственников. Бывшим советским людям это было ни к чему. А молодому супругу тем более. Девка была молодая, смазливая, стройная. А что ещё пацану надо? Всё, что нужно, в доме есть! Муж часто называл её Подлиза. За то, что она всегда выпрашивала нежностью и лаской всё, что хотела. Она никогда не скандалила, не истерила по этому поводу. Просто умело подлизывалась. Элизабет!..
     Девушка была не простой. Хитрой она была. Сама себе на уме. Встретила хорошего парня, поняла, что всё-таки может жить королевой, и вцепилась в него. Не оторвать! Вроде, и с руками. Вроде, дома всегда чисто. Сама опрятно одевается, как в театр, на выход. Мужу пиджаки стирает в машине вместе с носками. Бельё гладит. Только дети ходят, как в обносках. Совсем без вкуса. Несмотря на многочисленные подарки всех родителей. И родных и приобретённых. Ну, современная такая деваха. А муж любит её. Безропотно. Ну, живут вместе, не разводятся – и слава Богу. А Ивану это не нравится. Как-то всё не так для него. Всё не эдак. Не по-людски как-то… Из-за этого и был у него разлад с сыном.
     Но Иван был человеком взрослым, умным. Мудрым. Если сын не шёл на мировую с ним, то в одно тихое зимнее утро, пенсионер после многочисленных умственных заключений пришёл к выводу, что нужно ему самому пойти навстречу собственному ребёнку. Тем более, что он сам своего сына в сложившуюся ситуацию и поместил. Старость же двигалась к завершению, и Ивану так защемило воплотить свою жизненную мечту в реальность – жить одной большой семьёй. Он проснулся, умылся, и в тайне от жены Веры набрал номер телефона сына. Жизнь постепенно начала входить в обычное радостное русло.
     Вскоре после примирения, Михаил пришёл в гости к родителям один. Без семьи. Вера на радости побежала в магазин за вкусняшками, а мужчины обсуждали добровольное желание Михаила уйти на защиту Родины. Иван крепко обнял сына и только сказал ему: – «Я горжусь тобой, сын!» Он уже сам, как обухом по голове, объявил вернувшейся запыхавшейся Вере о решении сына. Мать только охнула, перекрестила своего ребёнка и подарила ему карманную иконку Николая Угодника.

     Группа военных возвращалась в своё расположение, получив с любовью привезённые новогодние подарки со всех концов страны. Ребята напряжённо дремали, подпрыгивая на неровностях дороги. Они мечтали о своих девчонках, снисходительно завидуя своему командиру.
     Неделю назад в часть сообщили, что на распределительный пункт прибудет специальный груз. И груз этот доставит «Группа Элизабет» вместе со своим руководителем. Лиза стала волонтёром сразу после ухода Михаила добровольцем. Сюда. Объединила группу из жён военнослужащих, собирали деньги в Интернете и на них закупали всё необходимое военным для нормального быта. Женщины так же собирали и сортировали принесённые горожанами нужные вещи. Особо ценились подарки, изготовленные собственными руками. В них хранилось тепло душ сопереживающих людей. Лиза за свои деньги сняла офис на заброшенном складе на окраине города, куда и стекались все грузы. Сосед одолжил ей старенький, но ещё ладный микроавтобус. Лизавета с трудом сдала на права, и сама возила посылки в сторону фронта. Каждый раз кто-нибудь из группы обязательно помогал сопровождать груз до места. В этот раз Элизабет решила никого с собой не брать. В этот рейс она предусмотрительно прихватила с собой мужнин рыбацкий спальник и бабушкину пуховую подушку…
     – Тормозни! – Михаил дал команду водителю.
     – Чего? – не понял сержант.
     – Тормозни, говорю! – повторил командир.
     – Здесь же нельзя!.. Прострелы!.. Товарищ лейтенант!..
     – Да тормозни, говорю! – вглядываясь куда-то в сторону от дороги, ещё раз приказал молодой офицер.
     От резкого торможения все ребята вышли из сонного оцепенения и непонимающе напряглись. Яркое пятно виднелось на полянке у дороги. Чумазая белокурая девочка в одном лёгком пальтишке сидела на срезанном разрывом снаряда стволе дерева и глядела на идущего к ней Михаила, и безмятежно улыбалась. Создавалось впечатление, что девочка ничего вокруг не замечала и не обращала внимания на происходящие неподалёку боевые действия. Просто сидела и тянула ручки навстречу большому мужчине в военной форме.
     – Командир, давай быстрее! – один из сопровождавших ребят выскочил на подмогу Михаилу.
     Разрывы снарядов звучали всё ближе.
Подхватив девчонку на руки и обернув её собой, военный побежал, пригибаясь, к машине. Только броневик рванул с места, как по броне россыпью застучали осколки вражеского боеприпаса.
     – Дяденька, ты не бойся, тебя здесь не убьёт!.. – улыбаясь, проговорила она уже в тепле, отогреваясь в объятиях Михаила, и завёрнутая в плащ-палатку. – Тебя потом убьёт… прямо сюда… – маленький пальчик девочки упёрся в центр груди военного.
     Но он уже не обращал внимания на её слова, глаза его были прикрыты, и он представлял себя вместе со своими детьми. Дома. Он только кивал в такт движения своих бойцов и чему-то улыбался в забытьи.
     В расположении части ребята разбирали присланные подарки. Уже полюбившаяся за короткое время найденная красавица, умытая и причёсанная, бросив есть кашу, подбежала к машине и худенькой ручкой залезла в какую-то щель, достала случайно завалившийся конвертик и отдала его вместе со своей улыбкой спасителю.
     – На! Это тебе!
     Это был тот самый конвертик, который утром его супруга передала ему при прощании. Взяв от девочки конвертик, он вдруг отчётливо вспомнил, что произошло совсем недавно.
     Что ты там говорила то про меня? – с надеждой поинтересовался воин. – Что там про меня? – зачем-то повторил он.
     – Тебя убьют прямо сюда! – ткнула пальцем в грудь военному без тени неловкости девчушка.
     – Не болтай глупостей! – решительно пригрозил ей в ответ Михаил. – Иди, доедай кашу.
     – Прямо сюда! – сдвинув бровки, снова подтвердила пальчиком девочка и запрыгала в сторону повара, поправляя бантики на косичках.
     – Товарищ лейтенант! К командиру! – из-за брезента высунулось лицо воина, чтобы передать приказ полковника.
     Михаил бережно сложил конверт в карман, подхватил посылку, адресованную, его командиру, и нырнул в землянку. Проходя мимо дневального, Михаил услышал его шёпот.
     – Товарищ лейтенант! Вас к награде представили!.. к ордену…
     – Не за награды воюем, боец! – устало улыбнулся Михаил.
     – А за шо? – искренне заинтересовался сержант.
     – За Родину!..
     После тёплого блиндажа снаружи было зябко. Ветер свистел в деревьях. И среди этого свиста различался свист приближающегося смертоносного боеприпаса. Кто-то выкрикнул короткое слово «прилёт»!
     Свист сменился взрывом. Мина была небольшой, но этого было достаточно, чтобы, попав прямиком под сосну, сломить её. Дерево хрустнуло, крякнуло и стало медленно заваливаться в сторону, где на кочке сидела найденная девочка и сворачивала из ветоши себе куклу. Михаил в мгновение оказался рядом. Столкнул ребёнка с кочки в воронку от прошлого прилёта и прикрыл собой.
     – У тебя такие красивые серые глаза!.. только в них ничего не видно!.. глядя в глаза своего спасителя, проговорила девчушка.
     – Антох, кажись, я – двести… – только успел сказать лейтенант подбежавшему на помощь товарищу из своей группы, и закрыл свои глаза.
     Дерево было огромным и старым. И ничего бы трагического не произошло, если бы не одно «но». Надо же так было случиться, что именно в том месте, где находился Михаил, на дереве был сук. Огромный старый сук. И именно этот предатель, словно стальной вражеский штык, пробив со спины всю грудную клетку, вышел именно в том месте, которое указывала странная девочка. Старое дерево от удара о землю рассыпалось в труху, но оставило в теле воина огромную смертельную «занозу».
     Суматоха длилась долго. А время шло быстро. Ребята старались вовсю. Медик колол офицеру всё необходимое в данной ситуации. Когда Михаила перевернули, в груди у него была огромная рана, такая же, как и на спине. В одной руке у него обнаружили куклу девочки, а в другой подаренную мамой иконку и письмо из дома. На вопрос полковника глазами сержант-медик отрицательно покачал головой.
     – Я не могу!.. У меня здесь ничего нет! – выдавил он, затыкая раны стерильными бинтами. – Он умер…
     – Тогда отправляйте его в тыл… – снял каску полковник и перекрестился. – Парни!.. – обратился он к подчинённым лейтенанта. – Здесь завтра бои будут!..
     Ребята, не сговариваясь, подхватили носилки и аккуратно поместили своего командира внутрь броневика. Водитель, ощущая на себе особую ответственность, тихонько повёл автомобиль в сторону тыла. Торопиться необходимости не было…
     – А где та девчонка то? – заинтересовался командир.
     Девочку никто больше не видел. Её немного поискали, но так и не нашли. Она пропала, будто и не было её совсем. Словно ураган налетел, наворотил дел и улетел в неизведанность, не оставив о себе никаких воспоминаний, кроме разрухи в душах и боли в сердцах военных за погибшего друга. Но посты в расположении усилили. Мало ли что…

     Поезд с юга нёсся в сторону дома. Он торопился развезти по домам наших военных. Кого на побывку, кого к семье насовсем. Среди мужчин разных возрастов и званий ехал на побывку Михаил. В новой форме с новыми погонами старшего лейтенанта он стоял в коридоре вагона и в очередной раз читал измятое письмо, теребя в руке самодельную тряпичную чумазую куклу.
     – Здраствуй папа! Мы фсе поздравляем тебя с новым годом! Дакладываю тибе что твой млатший сын Петька хулиганит! Мама ево за это паругивает. Я виду себя харашо! Мама купила мне афтамат и я гатовлюс в армию. У нас холодно. Не заболел ли ты? Мы тебя все льубим и ждём недаждёмся. Твой старший сын и надежда ГЕНнадий!
     Прочитав письмо в очередной раз, Михаил глядел в окно. В даль… В жизнь… Серьёзность на лице и появившаяся не по возрасту седина подчёркивали его умудрённость жизнью. Только уголки глаз хитро улыбались карим прищуром в предвкушении скорых встреч с родными. Особенно с внуками…

19-20.12.2023