День созвездий

   Университет дружбы народов всё ещё гудел — новая муза всесоюзно известного Тавира Гредовича будоражила умы многих студентов, некоторых преподавателей и даже гостей учебного заведения. Ну не могла же она просто так свалиться на него как гром среди ясного неба, был ведь у неё какой-то живой прототип! Гредович своих тайн не раскрывал, вызывая ещё большие волнения. Кто, кто мог быть ею — той, что в глазах поэта была не просто незнакомкой, породившей одним взглядом своим целый сборник стихов «Неизвестная», а чуть ли не божеством, сошедшим откуда-то со страниц древних мифов и легенд?

   Дать ответ на последний вопрос пытался и переведённый недавно из ВИКТИЗНа, Всесоюзного института космических технологий и земных наук, отличник учёбы и сам немного поэт Мирон Светлов, пишущий под псевдонимом Мир За Свет.

   Стихи из «Неизвестной» взбудоражили его сознание своей простотой и незамысловатостью. Мирон восхищался ими по началу, но дальше всё больше недоумевал — как такому проходному, как выяснил он, прочитав вышедшую недавно из печати книгу от корки до корки не меньше шестидесяти раз, такому проходному сборнику удалось завоевать сердца людей? И никакой зависти в этом не было, догнать или перегнать Тавира он сам рано или поздно смог бы, если бы… Но понять, как такая великолепная муза пришла к такому заурядному поэту, способному только стенгазеты расписывать, пользуясь творчеством Есенина и помощью сокурсницы, Светлов никак не мог. И это его огорчало. Свою музу он найти так и не нашёл, хотя искал уже много лет, а кто-то...

   Впрочем, отчаиваться и теряться от отчаяния этого на своём поэтическом пути Мирон не собирался. Его белокурая макушка изучила уже половину университетской библиотеки к тому моменту, как началась осенняя половинчатая сессия, и источник вдохновения был уже рядом, в одном из этих старинных книжных переплётов, датируемых двадцатым или двадцать первым столетием.

   Буквально за поворотом Мир За Свет нашёл бы то самое, искомое, желаемое, если бы не одно но — везло ему куда меньше, чем Тавиру Гредовичу. В этом была главная беда — сколько бы раз он не летал на Венеру, Сатурн и обратно, сколько бы раз не посещал лекции о творчестве Пушкина или даже Вальтера Скотта, сколько бы раз не пролезал мимо очереди за билетами в Большой Космический театр, дабы посетить новую постановку по Шекспиру и Киру Булычеву, все эти его попытки присоединиться к общему творческому бессознательному не имели никакого результата. Мирон только шишки набивал и расширял свой словарный запас — в очередях чего только не наслушаешься на планетарных наречиях. Везение! Как его не хватало! Никакие знания и старания его не заменили бы.

   Так думал Мир За Свет, медленно бредя по бесконечной библиотеке, за каждой книжной полкой которого его ожидало прозрение. Ожидало оно терпеливо, но поэт бессовестно опаздывал, заставляя озарение разочарованно уходить куда-то в космическую даль… Каждый раз встреча откладывалась из-за этого глупого опоздания! Но как перегнать самого себя? Мирон не знал ответа на этот вопрос, поэтому просто молча прогуливался туда-сюда, наматывая круги между книжными шкафами. «Ещё один такой неплодотворный месяц, и от меня как от творца ничего не останется.» - говорил он сам себе, не ожидая услышать ответ, не имея никакого собеседника. Вдруг царящую вокруг тишину нарушил восхищённо-взволнованный возглас. Светлов сжался от удивления, и весь его почти двухметровый рост согнулся чуть ли не в пополам. От томно-задумчивого тонкого силуэта не осталось и следа — молодой студент скорчился над одним из близлежащих столов словно старик.

- Товарищ поэт! - воскликнул молодой человек, неясно каким образом появившийся у Светлова где-то за спиной, и уже обогнавший его. Голос у него был звонкий, весёлый. - Товарищ поэт, вы стихи потеряли!

   В руках у парня действительно были исписанные чернилами листы бумаги — Мир За Свет был старомоден, как и многие другие поэты, новых машин не признавал.

- В-вы правы, - смущённо буркнул Мирон, забирая свои наработки. Их было немного, ведь месяц выдался тугой на вдохновение и прочие радости. - Спасибо… Не то чтобы здесь было что-то, что нужно было бы сохранить для истории, но разбрасываться мусором нехорошо.

- А мне очень нравится, как вы пишете, - признался студент. Лицо у него было хулиганское, но доброе. Короткие карие волосы лезли в хитро прищуренные глаза. - У вас есть стиль, слог… Хотя я в этом сам не очень-то разбираюсь… Но думаю... Вас печатать надо. А что? Очень приятные стихи. Со смыслом. Про борьбу со страхами, про противостояние злодейским нападкам космических пиратов…

- Такое сейчас не в моде, - вместо того, чтобы просто принять комплимент с благодарностью, ответил Светлов слегка уязвлённо. - Вы лучше возьмите «Незнакомку», при входе мне библиотекарь сообщила, что освободился томик-другой. Вот, где «приятные стихи»!

- Вам тоже Гредович не нравится? - уточнил студент прищурившись с каким-то намёком.

- Что значит тоже? - поразился поэт, полностью растерявшись. Чувства носились по нему, как электрички между городом и космодромом. - Хотите сказать, вы...

   В тот день озарение, быть может, снова ушло раньше положенного, не дождалось встречи, зато вместо него Мир За Свет повстречал кое-кого другого. Студент, назвавшийся просто «Вася», был старше его на курс или два, но общаться с ним было одно удовольствие. Ни каких-то самодовольных наставнических замашек, ни самовлюблённого желания показать своё превосходство в товарище этом не было, зато имелся интерес к литературе и позитивный настрой. А ещё он с большим удовольствием слушал Миронские стихи. И хвалил. Иногда ругал и корректировал. Один раз они с ним даже подрались — где-то через месяц после знакомства, из-за запятой. Разнимал их Сергей Викторович Семёнов, путешествовавший какое-то время назад в прошлое и явно не первый раз встречавшийся с «Васей». Семёнов гневно прочитал юношам лекцию по безопасности жизнедеятельности, а потом заспешил на конференцию, где как политический деятель университета читал доклад. Только угрожающая лекция Семёнова всё равно быстро забылась, а доклад его и вовсе был забракован профессором Зелемировым, его ярым противником, и дравшиеся теперь только словесно товарищи приступили к следующему спору, в этот раз под руку попалось многоточие... Хотя в этом «Васе» от поэта была одна буква, и то с натяжкой, но другом он был замечательным. Мирон ещё в ВИКТИЗНе прослыл отшельником, поэтому это знакомство стало по-своему судьбоносным. Мало того, что теперь он регулярно встревал в истории, так ещё и талант его нашёл наконец-то слушателя в виде «Василия». А потом они и вовсе вместе вдвоём списали профилактическую викторину, поссорившись в процессе насчёт полёта Гагарина и определения полуночи в космосе, и влетели по полное число.

- 12 апреля! - кричал на весь коридор «Вася», получивший такой же непоэтичный незачёт, как и его новый знакомый. - Чёртово космическое утро, чтоб вас всех!

   Ещё недель десять их, попавших в случайную выборку и опозоривших всё, что было можно и нельзя, таскала за уши, не в буквальном смысле, конечно, завуч по учебной работе Маргарита Семёновна. Виной тому печальному происшествию на викторине было не простое студенческое разгильдяйство, не обсуждение до поздней ночи существования параллельных вселенных, а одно заковыристое стихотворение, которое Мир За Свет всё никак не мог досочинять. В нём уже не было пиратов, каких-то задумчивых лозунгов, в нём была любовь, загадочные метания души и всем так сильно полюбившаяся незнакомка. И именно оно не выходило у молодых людей из головы, срывая начисто написание теста.

- «И снова вас теряю я...» - бубнил «Вася» уже позднее, чуть ли целиком не развалившись на столе в библиотеке. - А ты так пишешь, словно её нашёл. Мир, ты ведь жаловался, что всё никак… А пишешь-то совсем другие вещи!

- Парадокс, - развёл руками Светлов, углубившийся в размышления о грядущей контрольной работе по русскому языку. Требовалось перевести с венерского несколько слов, и заваливший каким-то неясным образом проходной тест отличник учёбы обязан был с ним справиться, поэтому сидел и бубнил над учебником. - ...Это синоним приветствия!

- Слушай, а недурно выходит - «И снова вас теряю я… Парадокс — это синоним приветствия.» - товарищ хулиган сдаваться был не намерен. Отличником учёбы он никогда не был, и все прогулы и провалы свои закрывал каким-то неясным образом, зато самодеятельность поддерживал на отлично. Чем и занимался в данный момент.

- Ты говоришь как Гредович, - отмахнулся от него Светлов шутливо, но друг его был непреклонен.

- Бредович. Ты лучше давай, запиши! - «Вася» вырвал из под отличника учёбы учебник и пихнул ему его поэтические листы. - Пиши, Пушкин!

- Хлопушкин, - ухмыльнулся Мирон, но за дело принялся.

   Тест по венерскому он закрыл без единой ошибки, хотя его цитирование одного местного наречия вызвало в комиссии скомканный смешок. Стихотворение же не давало ему покоя и днями, и ночами. Благо, в тот период Маргарита Семёновна отступила, а озарение наконец-то сжалилось и сделало шажок навстречу поэту. «Вася» требовал черновой вариант стиха себе на руки, чтобы потом нести его в университетскую типографию к его знакомой марсианке. Она, дескать, обязательно его напечатает и тогда...

   И тогда, когда вселенную вновь охватит весна, космическая, свободная — до майских мероприятий останется месяцок-другой с небольшим - когда университет весь дышать будет влюблённостью и радостью, тогда-то всё и случится!

- Тавир Гредович!? - на всю библиотеку вскрикнул Светлов, ударяя обоими кулаками о стол. Такого он никогда бы себе не позволил бы и не простил, если бы не сложившиеся обстоятельства. - А теперь объяснитесь, товарищ, иначе я...

- Я просто попросил её издать стих, а она… - «Вася» уже не отнекивался. Он только что рассказал своему другу, новому, верному другу как всё было — он пришёл в типографию, чтобы сообщить о раскрытом им таланте, о новом прекрасном поэте, о его гениальном стихотворении… «Парадокс» напечатали в университетском журнале, вот только отчего-то все, все без исключения подумали, что авторство принадлежит Тавиру, а «Мир За Свет» это его новый псевдоним, который он застенчиво примерил на себя, прикрываясь какими-то обнаруженными случайно талантами.

   Мир За Свет, по мнению самого Гредовича, должен был бы его за всё это злодейски казнить — по всем правилам всекосмической казни, но ссылаясь на законы союза, разумеется — и после этого триумфально доказать авторство своего стихотворения на конкурсе чтецов, объявленном в честь того, что экземпляры «Космического утра» впервые продали в созвездии Андромеды. Мирон же думал совсем иначе.

- Ты пойдёшь читать «Парадокс» вместо меня, - заявил он необычайно спокойно.

- Нет, ты пойдёшь! - противился Тавир. - Это же твоё стихотворение!

- Но авторство приписывают тебе, «Василий»!

- Но ты ведь мой друг, Мир, ты разве бросишь, оставишь меня в этой беде!?

   Так бы и спорили они до самого конкурса, если бы озарение вдруг не снизошло бы на автора "Парадокса". Все эти годы он искал что-то, что сам назвать, описать не мог, какую-то музу, какое-то вдохновение свыше, и вдруг наконец-то понял, что поиск весь этот не имел смысла. Мирон Светлов давился завистью, страхами и недовольством, в то время как всё, что ему было нужно, это не выдуманные ориентиры, а простое человеческое понимание. Всё это время ему не хватало друга, который поддержал бы его, направил бы в нужное русло!

- Это здорово, конечно, но кто будет выступать на конкурсе? - Гредович смотрел на товарища с опаской.

- Галкина, - отрезал Светлов. - А я буду писать свой первый сборник стихотворений. И назову его… «День созвездий». Так с венерского будет «Космическое утро». Я же всё-таки твой злейший враг и соперник.

- А я даже не против! Устроим поэтическую баталию на день поэзии, - рассмеялся Тавир. - Только если я Галкину попрошу стихи читать, меня Тишка убьёт… Он за ней уже не первый год ухаживает, а она...

- Пусть подарит ей томик «Незнакомки», у меня как раз завалялся один, я его наизусть уже знаю, мне ни к чему, - Мирон успел зарыться в свои черновики с новыми мыслями. - Она сразу обратит на Тишку твоего внимание...

- Так ты получается злейший мой поклонник! А говорил: «Да за такие стихи надо...»

- Я? Я может и говорил, но теперь говорю за мир, и за свет, и за любовь, и за дружбу…

- Это хорошо, конечно, но мне всё равно неловко. Может я как-то могу загладить свою вину?

- Билет подари мне на постановку Шекспира и Кира Булычева, там юпитерский актёр играет один… Коммунист. Всё попасть не могу, а в очереди...

- Ну если юпитерский коммунист, то придётся уж постараться, да!

   И Тавир не обманул друга, достал ему билет прямо в партер. И компанию составил, куда без этого. Пообещал Маргарите Семёновне написать рецензию от университета, она подсуетилась. Постановка была невероятная, юпитерский актёр был весьма неплох. А во время антракта студенты наткнулись на незнакомку, нёсшуюся, как и до этого, куда-то неясно куда по воздуху, правда это была уже совсем другая история...