Утро первого дня каникул

Неопубликованная часть из трилогии «Игры Вселенной»

          
Что-то тёплое нежно прикоснулось к моей щеке, невесомо, словно играясь ласково погладило кожу. Я открыла глаза, проморгалась, пробежалась взглядом по комнате. Ничего! Сладко потянулась, глухим урчанием сопровождая приятные ощущения в застоявшихся за ночь мышцах. Бросила взгляд на окно. Шторы были открыты, хотя я точно помню, что вечером их задёрнула. Только хотела позвать отца, но вдруг вновь почувствовала нежное прикосновение. Быстро вскочила. По коленке, которая очутилась в том месте, где только что была моя щека пробежал весёлый солнечный зайчик. Радость затопила душу! Спрыгнув с кровати, бросилась к окну, ощущая босыми ступнями мягкий ворс постеленного на пол ковра. Створка форточки в доме напротив была приоткрыта. Видимо, что-то качало её, и тёмное стекло, порою загораясь отблесками восходящего солнца, отбрасывало в мою комнату тоненький лучик только что проснувшегося светила. Перевела взгляд на пол, по которому пучком скрытых, почти видимых глазом энергий метался солнечный зайчик. Кинулась за ним, пытаясь поймать; как и ожидалось – безуспешно, но зато как весело! Глаза выхватили часы, стрелки которых показывали начало пятого. Большая фигура закрыла дверной проём.

— Папа! Доброе утро, папочка! — взвизгнула я, бросившись к нему на шею.

Он подхватил на руки, занёс в комнату, немного покрутил и подбросил, тут же поймав.

— Проснулась, егоза!

Его ласковый голос вызвал в душе взрыв нежности, я прижалась к нему всем телом.

— Папочка! — снова повторила, и внезапно вспомнила, радостно завопив: — Смотри! — мой палец указывал на мечущийся по полу солнечный зайчик.

— Он гоняет с тобой в догонялки с самого раннего утра? — принял мою игру отец.

— Да! Он такой тёплый и мягкий! — поделилась я ощущениями.

— Скоро солнце поднимется выше, и он убежит радовать кого-нибудь ещё, — сообщил отец очевидное. — А сейчас, — его заговорщицкий тон заставил насторожится, — пора умываться!

Рассмеявшись, я поцеловала папу в чуть колючую, пока ещё небритую щёку и побежала умываться.

Почистив зубы, встала под тёплые струи утреннего душа. Мягкий поток дарил приятные ощущения коже, хотелось стоять так вечно, но на сковородке уже скворчала яичница, занося даже в ванную комнату яркий аромат жареных грибов с луком. Желудок заурчал, восторженно предвосхищая долгожданный завтрак, и я выскочила из душа, завернувшись в пушистое полотенце, отдающее прохладой утреннего весеннего морозца. Вытершись и немного подсушив волосы, надела банный халат и побежала на кухню, куда звал меня восхитительный аромат.

— Опять босиком, егоза?

Едва слышимый упрёк в голосе отца заставил подпрыгнуть, пробормотать «Я сейчас!», и броситься обратно в ванную комнату, где остались мои тапки.

— Уже нет! — победно воскликнула, снова влетая в кухню.

Мраморная яичница с грибами и утреннее какао показались мне самым великолепным завтраком на свете. Едва не давясь едой, я делилась с отцом моими впечатлениями от прошедшего последнего для меня в этом учебном году школьного дня. Мне хотелось рассказать обо всём и сразу, чтобы и папа мог почувствовать вместе со мной всю радость от ощущения праздника, в которое я окунулась с началом длинных летних каникул.

* * *

Моя маленькая принцесса щебетала, поедая пожаренную мною наспех яичницу, и стараясь как можно быстрее донести до меня все предшествующие этому утру события. Прошедшая неделя была очень напряжённой. Прежде, чем уезжать на сезонную работу, я должен был закончить все оставшиеся проекты на предприятии, договориться со школьным учителем дочери о том, чтобы каникулы у неё начались чуть раньше и проследить, чтобы тот дом, в котором мы будем жить всё летнее время был хотя бы минимально подготовлен к нашему приезду. Сейчас всё было завершено и можно было расслабиться.

Елена, она так сильно напоминала мне свою мать. Её живость, жесты, мягкая улыбка, наклон головы… Уже привычная тупая боль окутала сердце воспоминанием. Оно больше не жгло, как в первое время, когда её отняли у меня…

В тот день, когда я впервые увидел её, жизнь моя словно началась заново. Я всегда был очень рационален, всё моё время было расписано поминутно. Наука, работа, обучение. Впервые за долгое время я решил отдохнуть, сняв одинокий домик на берегу великого океана. Я дал себе год, чтобы вдали от людей окунуться в бездонную пропасть науки и попытаться осмыслить суть той новой теории, которая недавно поселилась в моём разуме. Здесь никто и ничто не должно было мне помешать.

Она появилась внезапно. Я мог поклясться, что только что на берегу никого не было, и тут, словно из воздуха, возникла она. Её босые ноги, казалось, едва касались прибрежного песка. Широкое белоснежное одеяние лишь изредка под порывами ветра позволяло увидеть идеальность изгибов её тела. Длинные светлые волосы тяжёлыми шёлковыми локонами покрывали спину. Я не мог оторвать от неё глаз. Душу заполонили тепло и нежность. Это было новым для меня. Мой рационализм взорвался в один миг, разнёс в клочья сердце и вновь собрался во что-то новое, более ценное, вмещающее в себя целый мир. Дыхание сбилось, когда она повернула голову и подняла на меня взгляд. Видимо, разглядев восхищение в моих глазах, она нежно улыбнулась в ответ. Много позже, проанализировав тот момент, я не мог сообразить, как смог я на таком расстоянии узреть глубину её бездонных глаз, но именно тогда мне казалось, что она близко настолько, что её дыхание могло бы коснуться моего лица. Смутившись настолько ярких ощущений, я опустил глаза, не желая смущать и её. Но, видимо, именно это чувство было чуждо ей. Не в силах долго смотреть на носки своих ботинок, я вновь поднял взгляд на чудесное виденье, которое не торопилось исчезать там, откуда появилось. Девушка поднималась ко мне по крутому, порой осыпающемуся под её голыми ступнями песчаному склону. Нисколько не смущаясь, она приняла протянутую мною руку. Мне не потребовалось много усилий, чтобы притянуть её на выступ, с которого я уже несколько дней наблюдал за набегающими на берег волнами.

— Я Исия!

Её голос, словно мелодия моря, ворвался в моё сердце и вырезал в его глубине самое прекрасное имя, которое я когда-либо слышал, настолько глубоко, что те, кто позже оторвал её от меня, не смогли вытравить из моей души ни звуки её голоса, ни магию её имени, хотя, видит Бог, они очень старались заставить меня забыть!

— Тебя принёс океан? — почти шёпотом произнёс то ли я, то ли моё восторженное сердце.

Звонкий смех Исии всколыхнул что-то глубоко внутри, заставив всё сжаться в районе солнечного сплетения. Подумалось, что это моя душа синхронизируется, воспринимая так её присутствие.

— Можно сказать и так! — отсмеявшись, кивнула она.

В тот миг я уже не помнил, что главным моим желанием, когда я приехал сюда, было полное уединение. В тот день она осталась со мной, и на следующий, и дальше… Я более не представлял жизни без неё. Мы стали единым целым, и я, наконец, всецело ощутил значение понятия семьи. Мы были одним существом, и, казалось, это навсегда. Только тогда я понял, что до того, как мой взгляд впервые выхватил её на берегу великого океана, я не был цельным. До этого существовала только половина меня. С её появлением жизнь обрела краски, мир из чёрно-белого стал цветным, всепоглощающее счастье затопило душу.

Она подарила мне дочь – Елену, маленькое солнышко, ещё более ярко озарившее наше совместное счастье. Казалось, наша жизнь достигла своего апогея. Всё было настолько идеально, что лучше просто никогда не могло быть. Но после рождения дочери я начал замечать изредка мелькавшую тревогу в глазах Исии. Я списывал это на послеродовую депрессию. И, чтобы успокоить любимую, окружил её ещё большей заботой и не подавал виду, что замечаю растущий в её глазах страх. Как я был неправ! Сейчас я понимаю, что нужно было хватать её с дочерью и бежать. Бежать, возможно, на другой край мира, куда угодно! Укрыть! Спрятать! Но… всё же, наверное, нам вряд ли что-нибудь смогло бы помочь.

В тот день я лепил для неё очередную глиняную фигурку. Обычно она так радовалась этим моим поделкам! Из-за этого я специально смастерил для неё полку, на которой Исия любовно их расставляла, иногда переставляя по-новому, ласково поглаживая обожжённую гладкую поверхность. Но сегодня, протянув руку за слепленным мною маленьким вертолётиком, она внезапно напряглась, так и не прикоснувшись к нему. В тот момент я ещё не понимал той беды, что принёс этот день.

Мы жили одни, поэтому никогда не запирали дверь, да и запора на ней как такового не было. Здесь не было людей, а животные нас никогда не тревожили. И это, как ни странно, не беспокоило меня, хотя хищники вокруг обитали. Дверь распахнулась внезапно. Тот человек вошёл, едва не выбив косяк.

— Ар! — прошелестел нежный голос Исии.

Но я к тому времени очень хорошо изучил ту, что подарила мне свет этого мира. Её улыбка не смогла скрыть от меня страха, поселившегося в её душе.

— Исия!!! — рык того, кого она назвала Аром, показалось, разрушит стены.

Я знал, кто сейчас явился в мой дом. Я чувствовал это каждой клеточкой моего тела. Все струны моей души, казалось, готовы были порваться. Исия… она не была человеком в том смысле, который обычно вкладывают в это понятие люди. Она не болела, она не мёрзла. Мне кажется, она была даже не в состоянии состариться. Я видел, как она появилась на берегу великого океана. Тогда Исия возникла словно из воздуха. И каждый раз, когда я пытался заговорить с ней об этом, она ловко переводила разговор на совершенно другую, но в тот момент казавшуюся самой значимой темой. Уверившись, что любимая не желает затрагивать вопрос об её прошлом, я отложил его до лучшего времени, убедив себя, что, возможно, настанет тот час, когда Исия решит раскрыть передо мной не только тайны своей судьбы, но и сокрытые глубины её духа. С ней было хорошо и спокойно. Она легко воздействовала на моё настроение, даря мне чудесное чувство уверенности в незыблемости наших с ней отношений. Я видел, как сам изменялся подле неё, и поэтому не мог не понять, что способности моей Исии были много больше способностей тех, кто окружал меня ранее. Она была идеальна. Но иногда, когда я замечал в её взгляде нежность, тепло и лёгкую грусть, она казалась мне такой слабой! Так и в тот момент, промелькнувшая на её лице растерянная улыбка заставила напрячься всё моё естество. Я знал, я чувствовал, что тот, кого она назвала Аром, так же, как и Исия, не был человеком. Возможно, он был даже менее человеком, чем моя любимая. Она была словно ангел, словно мечта. Он же весьма ощутимо давил своей властью, источая вокруг себя почти материальную силу. И если бы не ощущение опасности, нависшей над моей женщиной, я бы, наверное, никогда не решился восстать против воли нашего гостя. Но тогда лишь один взгляд на Исию заставил меня забыть о чём либо, кроме желания спасти, защитить, укрыть ту, которая стала для меня всем.

Я аккуратно положил фигурку на стол и поднялся со своего места. Но рука Исии, нежно тронувшая моё предплечье, вкупе с быстрым взглядом, удержала меня от необдуманных действий, заставив замереть в ожидании продолжения событий. Я был напряжён, как готовая распрямиться согнутая проволока. Лёгкое пожатие и слабое, почти невидимое покачивание головой из стороны в сторону на время остановило меня и от, видимо, неуместных в этот момент вопросов.

— Что… ты… наделала? — выделяя каждое из слов голосом прорычал незваный гость.

Я вскинул голову в желании рыкнуть в ответ, но внезапно что-то сдавило моё горло, не позволяя произнести ни слова. Вновь взглянув на Исию и поймав её очередной взгляд, с удивлением уяснил для себя, что это именно она воздействовала на меня, не позволяя ответить на грубость незваного гостя. Я мог предполагать, что в ней есть что-то необычное, но даже не мог вообразить, что её силы настолько велики. Нет! Тогда она не испугала меня. Возможно, я бы разозлился на неё за то, что она сделала со мной, если бы не чувствовал невероятное желание защитить её. Ведь если она боялась этого Ара, то он должен быть обладателем чего-то, что сильно превосходит возможности моей женщины.

Исия быстро сделала полшага, загородив меня собой, взглянула в глаза атлету и рассмеявшись выдала странную реплику:

— Это так завлекает! Попробуй сам!

Что-то сдавило душу, мешая дышать, но быстро пришло сознание, что в этот момент она играет. Не могла женщина, которая дарила мне столько ласки и тепла, иметь такие мысли. Я знал, что не являюсь лишь увлечением. В ней была моя жизнь, и я был уверен, что и во мне она видела не меньшее. Душу скребло, что сейчас именно она пытается защитить меня, хотя я всегда был уверен, что защита семьи – это моя забота. Но в тот момент я был не в состоянии скинуть с себя насланное на меня оцепенение. И чем сильнее было желание сбросить с себя эти оковы, тем крепче они сковывали моё тело и мой язык!

— Исия? — я с удивлением услышал горечь в голосе гостя, медленно смаковавшем имя моей возлюбленной. Ар сел на стул за нашим единственным столиком, едва не свалив поставленными на него локтями только что слепленную мною статуэтку, которую успела спасти моя возлюбленная, подхватив буквально на лету, и обхватил руками голову. — Как ты могла?! — вымолвил он глухо.

Именно в тот момент я почувствовал, как исчезла опасность, которую изначально источал гость, поэтому, справившись с собой, расслабился и начал внимательно наблюдать за ситуацией. Исия подошла к колыбельке и достала оттуда дочь. Елена, как бы это ни показалось странным, нисколько не испугалась приходу гостя. Аккуратно положив девочку на левый локоть, Исия присела перед Аром, свободной рукой подняла его лицо и вымолвила:

— Она прекрасна!

Её голос звучал для меня, словно чистый речной ручей, зовущий напиться. Но я, остолбеневший, стоял на своём месте, не в силах сделать ни единого движения. Не так давно я явственно чувствовал её страх перед этим господином, а сейчас… нежность? Или страх этот был не перед самим Аром? Возможно, Исия испугалась чего-то ещё?

Ар протянул руку к моей дочери и ласково погладил её по голове. В глазах мужчины было столько обращённой к моему ребёнку любви, что я уже ничего не мог понять!

— Ты права! — больше не было жёсткости в его голосе, только нежность и… восторг?

Елена ухватила гостя за палец и, громко рассмеявшись, потянула на себя. Ребёнок так быстро принял чужого! Промелькнула мысль, что, возможно, этот человек вовсе не враг. С трудом оторвав взгляд от девочки, Ар поднял глаза на меня, и я поразился той глубине, в которую меня начало затягивать, как только наши взгляды скрестились. Там не было злости или ненависти, лишь грусть. Внутри меня возникло ощущение, что что-то тяжёлое опустилось на мою голову, вытесняя сознание. Я тряхнул головой, пытаясь стряхнуть наваждение, с удивлением отмечая вернувшуюся ко мне способность двигаться.

— Он – человек! — выдал Ар очевидное. Но столько горечи было в этих словах!

И в это самый момент я снова почувствовал в душе моей возлюбленной тот дикий страх, который в один миг заставил сбросить с себя оцепенение от всего происходящего и пожелать защитить её от того, кто будит в ней это первобытное чувство! Но лёгкое пожатие руки любимой снова остановило меня. Она больше не воздействовала на меня, но этого было и не нужно. Она взглядом просила довериться ей, и мне не оставалось ничего делать, как поверить, удержав себя уже самостоятельно от каких-либо действий против непрошеного гостя. Исия положила младенца в колыбель, подошла к Ару и, вглядываясь в его лицо сказала лишь:

— Нет! Этого нельзя допустить!

Горечь, услышанная мною в её интонациях, прошлась раскалённым железом по моему сердцу.

— Я помогу тебе снова, — почти шёпотом пообещал Ар моей возлюбленной, вглядываясь в её тревожное лицо.

Последняя фраза заставила меня воздержаться от возникшего было вопроса о том, чего именно и кому нужно опасаться. Почему-то думалось, что Исия сейчас пытается защитить меня с дочерью. Я с удивлением уставился на Ара. Он собирается помогать? Разве не он только что угрожал? Переведя взгляд на Исию, я обнаружил, что больше её внимание не сосредоточено на мне. Видимо уверившись, что я не буду предпринимать необдуманных действий, она переключилась на Ара. Но я никак не мог взять в толк, что именно сейчас происходит, и в чём заключается опасность, и самое главное, кому именно угрожает эта опасность.

— Ты не сможешь выдержать этого! — на этот раз я готов был поклясться, что слёзы в её глазах предназначены не мне. Сейчас она переживала за другого. И я до сих пор не мог понять, кто же этот другой. Хотя… Я не знаю этого и сегодня.

— Я смогу! — он успокаивающе, словно маленькому ребёнку, пригладил её волосы.

Всё внутри меня перевернулось! Я чувствовал, что грядёт нечто ужасное, что-то сжало в тиски душу, мешая дышать. Казалось, сейчас сердце перестанет биться. Мне хотелось вышвырнуть из дома этого Ара, но уже тогда я начинал понимать, что проблема вовсе не в нём.

— Но ты должна… — начал Ар.

— Я знаю! — быстро перебила его Исия. И мне отчего-то показалось, что именно я не должен был услышать продолжения. — Я знаю, — тихо повторила она, и обречённость, прозвучавшая в этих словах, сковала меня словно липкая, ядовитая паутина. Я пытался протолкнуть воздух через лёгкие, но как же это было тяжело!

Исия коснулась моего плеча, утихомиривая боль, впервые дотянувшуюся до моего сердца. В тот день Ар ушёл так же внезапно, как и появился. Просто встал и покинул дом, даже не сказав положенного «До свидания!» или, что было бы лучше, «Прощайте!». Он пришёл позже, много позже. Но Исии в моей жизни тогда уже не было.

Она назвала его своим родственником, и больше мы не говорили о том, чем для нас чреват его приход. Мне было страшно услышать ответ, хотя сейчас я понимаю, что уже тогда я прекрасно его знал.

В этот вечер Исия, как обычно, попросила вынести колыбель на берег океана, чтобы убаюкать ребёнка, и я лишь на один миг позволил себе усомниться в том, что сегодняшний случай изменит нашу судьбу, понадеяться, что всё просто забудется, исчезнет так, словно ничего не произошло. Но это был всего лишь миг. Я стоял за спиной Исии, качающей в колыбельке нашу дочь, и впервые видел слёзы в глазах Елены. Наверное, мне должно было казаться странным, что наша девочка никогда не плакала, но каждый день дарил нам столько счастья, что, просто захлёбываясь в нём, я не замечал никаких странностей в то время. Елена не кричала, как делали это другие дети. Она просто молча плакала, словно ощущая надвигающуюся беду. Я слушал голос своей любимой и её слова резали на кусочки слившуюся в единое целое с возлюбленной душу, медленно и со вкусом разрывая моё сердце на маленькие-маленькие частицы.

— Не плачь, дитё, — грустная улыбка Исии, казалось, озаряла своим светом всё вокруг вплоть до затухающего горизонта. — Тебя ждет великое будущее! — обещала она нашей дочери. — Ты станешь красавицей и проживешь в счастье больше тысячи лет, а потом… — Исия горько вздохнула. — Будет Великий Бой, и пусть победят силы любви! — она вынула дочь из колыбели, аккуратно взяв на руки и крепко прижала к себе. — Я не смогу остаться с тобой, счастье моё, но ты всегда будешь носить в себе мой талисман, пока не передашь его другим. Талисман раздвоится и умножится. Ты будешь счастливой… ты будешь несчастной… перед тобой будет выбор, и ты сделаешь его правильно. Спи, детка.

Она вновь опустила девочку в постельку, медленно провела ладонью по её лицу, и Елена уснула, словно Исия одним прикосновением подарила ей волшебство сновидений. Я судорожно вздохнул и уставился на маленькую слезинку, скатившуюся из уголка глаза уже спящей девочки. Горе охватило душу, тело оцепенело. Перевёл взгляд на Исию. Полными слёз глазами она взглянула, казалось, в самую душу, медленно повернулась и пошла.

Она была босой, в той же ослепительно белой хламиде, с такими же распущенными великолепными прядями, укрывающими её спину. Спускаясь к берегу, она уносила половину моей души. Я знал, меня больше нет. Без неё меня просто не существует. Но я не мог остановить её. Ноги словно приросли к земле. Она не просила меня беречь нашу дочь. Ей было известно, что с этого дня Елена станет единственным, что способно удержать меня в этом мире. Ведь она тоже оставила мне половину своей души. Нас больше невозможно разделить. Единое не разрезать. Эта боль будет преследовать обоих всегда. Я не спросил, почему она оставляет нас. Она бы не ушла, если бы не было необходимости. Я следил за её лёгкой поступью и видел, как в единый момент она исчезла, словно растворившись в окружающей её природе. Она пришла ниоткуда и ушла в никуда…

— Папочка, ты слушаешь меня? — громкий голос дочери заставил отвлечься от горьких воспоминаний.

* * *

Я сразу почувствовала, когда отца захватили горькие воспоминания. Я не могу определить, о чём думает папа, но обычно ощущаю метания его души, отчего у него иногда убыстряется сердцебиение, а иногда сердце вовсе замирает, словно пропуская удары. Я не умею читать мысли, но яркие эмоции окружающих порой заполоняют и мою душу. Мне никогда не приходило в голову поведать об этом кому бы то ни было, хотя и было известно, что люди с подобным свойством если и есть, то их очень мало. Сейчас надо бы отвлечь папу. И это очень срочно, я в этом уверена!

— Папочка, ты слушаешь меня? — протянула капризно.

Ожидаемо, отец встрепенулся и вынырнул из того, что причиняло ему боль.

— Теперь ты мне расскажешь, зачем договорился с моей классной, чтобы я сдала итоговые работы раньше всех? — я выдала самый заинтересованный из взглядов, которые долго репетировала перед зеркалом.

— Ну-у-у… — протянул отец, хитро прищурившись. — Если моя принцесса чмокнет меня в щёку, — он дотронулся пальцем до подставленной для поцелуя части лица, — то, возможно…

Не дожидаясь, пока папа договорит, я быстро клюнула его щёку.

— Ты меня убедила! — теперь уже его эмоции выровнялись и радость стала настоящей. — Сейчас расскажу!

— Можно, я сама догадаюсь? — вкрадчиво спросила я.

— Ну давай! — подыграл мне отец.

— Мы отправляемся на остров! — скороговоркой выдала я.

Папа кивнул.

— Ура-а-а-а!!!

Я почувствовала, что папино сердце начало стучать ровнее, а значит, моя бурная реакция возымела действие. Я, словно сумасшедшая, прыгала по диванчику на кухне, с которого отец меня быстро сгрёб и закрутил вокруг себя.

— Я уже собрал все вещи, — сообщил он. — Скоро электричка. Сегодня на улице будет тепло, так что сильно не кутайся, но не забудь надеть кофту, всё же середина мая – не лето, по утрам всё ещё холодновато.

— Да! — я подняла руки вверх и выгнула спину, позволяя папе покрутить меня вокруг себя. — Едем на остров!

— Едем на остров! — повторил отец за мной, и взгляд его в этот момент наконец-то стал излучать истинное счастье.