Клошары на Святой земле

Клошары на Святой земле (18+)

Александр Акишин

Клошары на Святой земле

От любви до ненависти один шаг. От ненависти до любви целая вечность длиною в жизнь…

"Дни каждого сочтены. Но где счетчик, не знает никто..."


Она - социальный работник, он - бомж. Ей 45, ему 30. У нее - положение в обществе, у него за душой ничего. Два Одиночества, две Судьбы, которые переплелись, казалось, в единое целое, но… Перерастут ли их бурные любовные отношения в настоящую любовь?
 Безумная, обнаженная любовь, откровенные сцены между социальным работником Викторией и бомжом Григорием. Что ждет таких разных по социальному статусу людей? Хэппи энд или…

Судьба мстит тем, кто подменяет ее собой…



Вместо пролога. Два Одиночества


От любви до ненависти один шаг. От ненависти до любви целая вечность длиною в жизнь…
Два Одиночества сошлись в любовной схватке. Она - социальный работник, он - бомж. Ей 45, ему 30. У нее - положение в обществе, у него за душой ничего. Два Одиночества, две Судьбы, которые переплелись, казалось, в единое целое, но… Перерастут ли их бурные любовные отношения в настоящую любовь?

 Безумная, обнаженная любовь, откровенные сцены между социальным работником Викторией и бомжом Григорием. Что ждет таких разных по социальному статусу людей? Хэппи энд или…

Судьба мстит тем, кто подменяет ее собой…


Глава 1. Виктория и Григорий

… Как и в прошлые разы, она не могла себя сдержать. Он входил в нее так мощно, будто это был не человек, а Кентавр. Стоны, перерастающие в крики, как она не пыталась крепиться, буквально заполняли кабинет. Хорошо что закончился рабочий день, и ее коллеги, социальные работники, разошлись по домам. Она осталась, потому что именно в это время к ней обычно заходил ее подопечный Григорий.

Если честно, она почти забыла подробности, как они впервые познакомились. Наверное, он приходил, чтобы оформить квартирные. Пособие к тому времени он уже получал…

Хотя нет. Всё было не так. Парень зашел, чтобы пожаловаться на свою несчастную судьбу, которая безжалостно вытолкнула его на обочину жизни...

-   У меня нет даже пяти шекелей, чтобы доехать до гагона - приюта для бездомных, зачем-то уточнил он, как будто Виктория никогда не слышала о тель-авивских гагонах. - А идти пешком совсем нет сил: с утра маковой росинки во рту не было…

-  Присядь, - указала Вика на стул. - Вот, возьми сэндвич, - открыла она холодильник.
-  Спасибо!

Тогда у Вики даже сердце сжалось от жалости к этому парню. Она хорошо знала, что значит остаться без шекеля в кармане, когда у тебя рядом нет ни родных ни близких людей, которые могли бы поделиться хотя бы и крохами…

-  Возьми! - Протянула она ему чек на несколько сотен шекелей. - На какое-то время хватит. А потом подумаю, что можно сделать…

Григорий даже перестал жевать сэндвич. От неожиданности у него пересохло в горле. С такой легкостью ему еще ни разу не удавалось расколоть ни одного социального работника. А тут с ходу… Тогда и созрело решение повнимательнее приглядеться к этой сердобольной женщине.

- Даже не знаю, как вас благодарить, дорогая Виктория, - он взял ее руку и поцеловал.

- О! - только и прошептала она.

С того памятного дня их встречи стали более-менее частыми и однажды он задержался у нее до вечера. Неужели он положил на нее глаз, промелькнула у нее мысль и не погасла.

Если честно, этот парень нравился Вике. То ли трезвой рассудительностью, не смотря на то, что он чуть ли не всякий раз приходил под шафе, то ли чем-то еще, что одинокая Вика временами пыталась отыскать у других мужчин и не находила.

... И сейчас ее стон перешел в короткий крик неописуемого удовлетворения, которым до краев заполнял ее Григорий. Она растворялась в нем. Или - он в ней. На этот вопрос, она не могла бы ответить. Но тот факт, что парень делал всё так, как ей и хотелось, словно читал ее мысли, придавал этой связи особый шарм.

В ее жизни время от времени появлялись мужчины. Но это были очень короткие романы, иногда на пару часов или даже ночь. Но максимум через неделю они расставались. Причем, инициатором чаще всего была Вика.

Всё было не то, чего ей требовалось. Не сказать, будто она перебирала потенциальных мужей, но как-то так само собой выходило, что ни один из них не западал ей в душу. И после первой же близости, наступало разочарование.

 Наверное, мне просто не везет, думала она, впрочем, без всякого сожаления. Потому что, когда женщине стукнуло сорок пять, пришла к неутешительному выводу Вика, она не всегда становится "ягодкой опять". Она смирилась с Одиночеством. И отдалась работе, которая кстати, далась ей не так-то просто.

Глава 2. Мастер-класс от Григория

... Едва успев отдышаться после первого раунда, как Григорий завёлся по новой. И всё повторилось сначала. Виктория была в неописуемом восторге, ощутив вдруг себя двадцатилетней девчонкой, которой всецело овладел настоящий мужчина.  Он, казалось, вошел в нее целиком, заполнял все ее тело своим. И она не могла скрыть восторженного крика.

- Кентавр! Ты мой Кентавр.

- Что? - С тревогой в голосе спросил он, на минутку остановившись.

- Нет, только не останавливайся, - царапнула она Григория за плечо.

От неожиданности он невольно вскрикнул. Ему показалось, будто она содрала с него кожу.

- Не бойся, не остановлюсь, пока не скажешь сама, что достаточно… - Он зарычал и остервенело вонзил в нее свою булаву.

- Я в Раю! - Кусала она губы. -  Ты только не бросай меня. - умоляла она.

- Потом… со временем можешь оставить меня, а пока я хочу принадлежать тебе. В любой роли.

***
В тот вечер Григорий показал бы мастер-класс любому жигало. И не потому, что был и третий раунд. Его самого, опытного любовника, неожиданно поразило поведение Виктории, которая буквально извивалась в его объятиях. А когда он ее выпускал на минуту, чтобы поменять позу, она выделывала такие пируэты, что он немел от удивления.

У него тогда еще мелькнула мысль, а не набралась ли она опыта в каком-нибудь "массажном кабинете", под маркой которых в Тель-Авиве работали обычные бордели. Клиентами в этих заведениях процентов на девяносто были гастарбайтеры из многих стран,  в том числе, и его земляки-заробитчане…

Побывал в одном из них и Григорий. Но не в качестве клиента - удовольствие для него в те времена было не по карману. Просто ему повезло устроиться туда на работу вышибалой. Люди ведь разные в таких злачных местах бывали. А Грише, вчерашнему бoксеру, не стоило большого труда, вышвырнуть, по его словам, "попутавшего берега" клиента.


Глава 3. Таксист Эзра

Григорий был недалек от истины. Нет, Виктория не работала в "массажном кабинете". Как бы ни давили на бедную студентку обстоятельства, она никогда не позволила бы себе перейти красную черту. Хотя и не была в этом плане совсем уже безгрешной.
 
Поступив в университет, она сняла скромную студию на юге Тель-Авива  и в свободное от учебы время подрабатывала в одном из домов престарелых. Для будущего социального работника, это было хорошей практикой. И Вику не раз приводили в пример ее же однокурсникам.

Но, увы, этих нечастных подработок не всегда хватало даже на оплату студии. А еще было множество и других расходов. И как-то случайно или нет, её подвёз с работы таксист. Ночами Вика остерегалась возвращаться домой пешком. Район, в котором она поселилась, был не настолько благополучным, а она не причисляла себя к экстремалам.

Разговорились... Таксист был лет сорока. В младенческом возрасте его привезли в Израиль из Самарканда родители. Говорил он на хорошем русском. И как-то слово за слово, напросился к ней на чашку кофе.

-  Достойная плата за проезд, не так ли? Кстати, меня зовут Эзра... - На его веселом лице не отражалось и тени коварства.

-  Вика. - Коротко представилась она.


Они долго разговаривали в ту нечаянную встречу - бедная студентка и вполне состоятельный таксист. Точнее, это был скорее ее монолог, а он лишь внимательно слушал, кивая головой. И в его глазах было столько участия, что она готова была принять от этого опытного человека любой совет, который помог бы ей выкарабкаться из ее незавидного положения.
В последнее время, отчаявшись, она даже подумывала о том, чтобы бросить университет и пойти работать.

- Ни в коем случае! - Отговаривал ее Эзра. - В конце концов, еще не перевелись люди, которые могут помочь в трудных жизненных ситуациях.

- Моя ситуация практически неразрешима: надо платить за курс обучения. А у меня ни гроша, - вздохнула Вика.

- Была б в нашей жизни только эта проблема, - задумчиво, словно про себя, произнес Эзра. - Всё поправимо, было бы желание…

Она тогда не придала его словам значения, посчитав что этот добрый человек просто успокаивал ее.

Выпив кофе, Эзра галантно поклонился и, попрощавшись, ушел.

***
Вика наверняка и позабыла бы его, но Эзра сам напомнил ей о себе.

Через пару вечеров, он опять стоял у ворот дома престарелых и окликнул ее.

-  Привет, принцесса! Садись, - распахнул он дверцу.

У Вики не было денег не только на такси, но и шести шекелей на автобус.
И словно угадав причину ее нерешительности, Эзра сказал, что, мол, плата обычная -  чашка кофе.

- Вы просто добрый волшебник! - Она глядела на него с благодарностью, с какой смотрят на очень близкого друга, готового прийти на помочь в любую минуту.

Ах, как она ошибалась…



Глава 4. Мир бомжей

В мир тель-авивских бомжей по-настоящему ввел меня Григорий Товгуть. Я хорошо запомнил его фамилию, потому что он был единственным из многих, с которыми я заключил официальный договор об аренде жилья. Договор ему нужен был для того, чтобы, по его словам, выбить в социале “квартирные” деньги.

Кстати, как покажет будущее, он ни разу не задержал плату за комнату, которую снимал в моей трехкомнатной квартире. У него всегда водились деньжата.
 Откуда у вчерашнего бомжа деньги? - Спросите вы. И я отвечу: если у человека осталась еще голова на плечах, то при здешней социальной защите, можно "вытащить" у государства приличные суммы. Пособие в более, чем пять сотен баксов плюс квартирные не менее трехсот.

А с учетом того, что в Тель-Авиве работала сеть бесплатных столовых, так называемых, "шекелёвок",  для этой братии, а также вещевых складов, где нахаляву можно было разодеться в пух и прах чуть не шмотки от самого Версаче, тратиться приходилось лишь на алкоголь или на что-нибудь потяжелее. В зависимости от пристрастий бомжа…
Гриша был из всеядных: главное, чтобы "торкало", признался он в первую же нашу встречу.

Это был парень лет тридцати, с виду обычный. Разве что рано появившийся животик выделял его из остальных бомжей. Но как раз легкая упитанность и придавала ему солидности. В физическом плане он был развит. Наверное, потому что до приезда на Святую землю, с детства занимался боксом.

Быть может, и по этой причине он был признанным лидером среди бомжей.
 
Не могу сказать, будто мир тель-авивских бомжей мне был совершенно неведом. С некоторыми из них к тому времени я так или иначе пересекался. С кем-то был знаком шапочно, а кого-то знал, как себя. Как минимум, дюжина из ныне здравствующих прошла через мое жилище. По доброте душевной, я не мог отказать им в приюте. Они жили какое-то время, потом исчезали также внезапно, как и появлялись.

Но это уже совсем другая история.


Глава 5. Завтрак на траве

В один из выходных Григорий пригласил Вику в заброшенный парк, что у моря.

Он понимал, что одних лишь постельных утех, какими бы приятными они не были, будет недостаточно, чтобы приручить Вику. Он давно постиг простую истину: женщины ценят внимание…

Они расположились на крошечной полянке. Вика достала из рюкзачка еду. Григорий вынул из своих бездонных карманов бутылку вина.

- Это лишнее, - вздрогнула Вика.

- Что случилось? - Спросил Григорий. От него не ускользнула резкая перемена в ее настроении.

- Ничего…

- Если не хочешь, ограничимся только завтраком, а вино трогать не будем.

- Да нет, можно по чуть-чуть… - Неуверенно сказала она, стараясь прогнать жуткие воспоминания…

- Отличный салат! - Похвалил он.

- Это немногое из того, что у меня получается, - улыбнулась она.

- К нему бы по шашлычку, - мечтательно закатил глаза Григорий.

- В другой раз сообразим, - пообещала она.

- Расскажи о себе. - Попросил он. - Обо мне ты всё знаешь, а я о тебе - ничего.

- Да что рассказывать… Школа, переезд сюда. Университет. Потом армия. И после работа, практически на одном месте…

- Но была же и личная жизнь.

- Не слишком удачная…

- А замужем, ты была замужем?

- Не слишком ли ты любопытный? - Шлепнула она его по плечу.

- В меру…

- Как-нибудь в другой раз, под настроение расскажу…

- А у тебя? У тебя было много женщин?

- А ты как думаешь?

- Думаю, да. Ты такой опытный в этих делах, - ее щеки зарделись то ли от выпитого вина, то ли от откровенного разговора.

- В каких таких делах? - Прижал он ее к себе.

- Догадайся с одного раза, - прошептала она и закрыла глаза.

Ее рот был слегка приоткрыт, груди вздымались. И это возбуждало Григория, распаляя его воображение.

Он повел ее, придерживая за талию, в густые заросли, решив действием рассказать много или мало у него было женщин. При этом, сделать так, чтобы Вика  почувствовала, будто она единственная у него. Остальные, сколько бы их не было, не в счет.


Глава 6. Люди Улиц

… Я общался с ними так часто, что со временем они признали меня своим, по крайней мере ровно настолько, чтобы я и сам не чувствовал себя чужаком в их довольно сплоченной стае. Поэтому, наверное, я знал их не только по именам, но и по прозвищам.

Кстати, и они между собой, когда разговор заходил о ком-то из их компании, предпочитали называть друг дружку двойным именем: «Яша-Котяра», «Таня-Черная вдова» или «Дима-Дойная корова», Сурок, «Морис-Отшельник» или «Джимми-Головастик»... И сразу всем становилось понятно, о ком именно идет речь.

Это и в самом деле удобно, когда у человека двойное имя, поскольку в любом коллективе может быть сразу несколько Саш или Алешей, Яш или Игорьков, Джеймсов, Морисов, Гринь или… Впрочем, это и неважно. Главное, всех их объединяло одно целое: они - Люди Улицы…

Мы встречались почти каждый день, а то и дважды на дню. Предлогов для наших встреч находилось множество...

Кто-то из них делал жалкие попытки выбраться из запутанного Лабиринта, куда их завела Судьба. Кто-то уже больше ни на что не надеятся, покорно смирившись с  незавидным положением бомжа. 

Но даже и в таких непростых обстоятельствах, в которых они оказались, в их жизни случалось немало драматических ситуаций, из которых им помогали вырваться неравнодушные люди...

Чем больше я встречался с ними, тем сильнее привязывался. Не смотря ни на что, меня тянуло к ним, хотелось помочь чем-то конкретным.

Что это? Боязнь оказаться  однажды на обочине дороги и попытка откупиться от превратностей Судьбы или нечто иное, что порой толкает людей на благие дела.

В этом мне еще предстояло разобраться...

Глава 7. По прозвищу “Дойная корова”

Без Димы простуженными зимними ночами этой компании пришлось бы худо, а некоторые, наиболее слабые и впечатлительные, могли бы попросту не выжить.

Дело в том, что у него была удивительно легкая рука. Если срочно требовалось насшибать на пузырь дешевого крепчайшего пойла, все по-щенячьи начинали буравить шальными с бодуна глазами именно его.

Покряхтев пару минут, он обреченно вздыхал и с покорностью овцы, бредущей на заклание, шел «на рамзор», то есть, к первому же светофору, где с каждой притормозившей машины "снимал" в среднем по шекелю. Двадцать машин и на бутылку низкопробной водяры есть. Еще столько же - «плавленные сырки» и прочие деликатесы. На закусь для всей оравы, которая, как правило, насчитывала от трех невыносимо страдающих с похмелья бомжей до числа, соразмерного с количеством пойла.

Поразительно! Но ему подавали даже таксисты…

Главным условием Димы было сопровождение его к месту работы. Один он не отправился бы на свое рабочее место ни под какими пытками. И вовсе не потому, что ему было скучно в одиночестве торчать у светофора. Нет, это не было с его стороны капризом.

Все объяснялось гораздо прозаичнее: собрав достаточную сумму, он мог и не вернуться обратно. Нет-нет, он не был из тех эгоистов, кто оставил бы страдающих с тяжкого похмелья друзей, потратив «заработанное»  лишь на себя любимого. Такое ему и в голову не могло прийти, как, впрочем, и многое другое…

Причина крылась в том, что Дима практически потерял память. Поэтому отойди он на полсотни метров, назад к лавочкам в скверике, где проходила утренняя тусовка бомжей, он уже вряд ли когда отыскал дорогу.

Он помнил свое имя, как звали отца. Фамилию свою тоже иногда вспоминал, но как-то без особого интереса. А вот с годом рождения частенько выходила  путаница…

Он даже помнил город, из которого приехал, но напрочь позабыл, как звали его немногочисленных родственников, к которым в случае нужды он мог бы обратиться. Зато непостижимым образом он угадывал «фартовые» светофоры. Подозреваю, что в душе он испытывал к ним трепетные чувства, как к добрым существам. Ведь именно светофоры  кормили и поили Диму и его товарищей.

Дима держался «стаи» чисто инстинктивно, понимая, что самому не выжить и дня. Он никогда не знал, есть у него в кармане деньги и какая сумма именно. Но даже если бы в его дырявых карманах и затерялась бы случайно пригоршня монет, он вряд ли мог сообразить, где именно и как их потратить с пользой для дела...

Подобно дойной корове, которая вряд ли соображает, куда хозяйка девает молоко, Дима также безропотно позволял обшаривать свои карманы, совершенно не сопротивляясь, покорно дымя сигаретой, засунутой кем-то из друзей по несчастью в его почти лишенный зубов рот.

Растворившись во времени и пространстве, он тем не менее каким-то седьмым чувством угадывал, сколько должен простоять с протянутой рукой у светофора, чтобы хватило «для затравки». Подозреваю, что покидал он свой пост, как только начинал чувствовать усталость. Он так и говорил компании:

- Я что-то утомился,  - и все понимали, что недостающую сумму придется уже добирать самим.

8. Гришины проблемы

Почти неделю Григорий не появлялся у Вики. Из этой недели трое суток он не ночевал и у меня. Я даже начал тревожиться: не случилось ли чего. Но потом успокоил себя, зная что в обиду себя он не даст. И если понадобится, то без проблем отобьется от стаи шакалов из яффских бомжей.

Но Гриша, как оказалось, был далеко от Яффо. Была у него по пьяни такая причуда: навещать кладбище на Ярконе, близ Петах-Тиквы, где лет семь тому назад была похоронена его мать.

Уж и не знаю, что там случилось с ним, но явился Григорий в одних трусах и босой. Он предстал предо мной жалким, в синяках, с большим фингалом под левым глазом. В общем, от прежнего Григория почти ничего не осталось.

- Извини, что не предупредил. Ты не поверишь, я пропил не только те деньги, что дала Вика, но и остатки пособия.

- Ну и?..

- Да нет! Денег я достану. И тебе вовремя уплачу за аренду...

- И в чем дело? - Я все еще не понимал, что он хотел сказать. С жуткого похмелья у Григория всегда путались мысли и его речь становилась бессвязной.

-  Через пару дней начислят пособие, а как я его получу?

И тут меня осенило: если на Григории из всей одежды оставались лишь потрепанные трусы, то куда же он мог засунуть удостоверение личности.

- То ли потерял, то ли вытащили, когда я был в полном отрубе. Но ты-то понимаешь, что без него мне никто на почле не выдаст пособия.

- И какой выход ты видишь?

- Ты бы мог одолжить пару сотен? Штраф за утерю и все такое... 

- Могу, но где ты возьмешь фотографии на удостоверение? В таком виде...

- Пойду к Вике, она сделает мне легкий грим... Может, получится фотка.

-  Заодно и бабла выпросишь у дамы своего сердца.

- Нет, в этот раз не получится. Я в ближайшую неделю ни на что не годен. Задобрить ее вряд ли получится. Они ж били меня куда ни поподя, - дотронулся он дрожащей рукой до паха.
 
- Ладно. Прими душ, приведи себя в порядок, переоденься. Потом займешься гримом. Но денег я тебе не дам. Сходим в МВД вдвоем и я заплачу там, сколько надо.

- Мне даже как-то неудобно тебя грузить своими проблемами.

- Ничего, переживу.

- А пива у нас случайно не осталось? А то руки так дрожат, что даже побриться не получится.

- Посмотри в холодильнике, только не вздумай вылакать всё: не то опять пойдет по кругу.

- Ой, спасибочки! Ты просто Спаситель…

"Скорее, лошара..." - подумал про себя, но возражать Григорию не стал. Все же, как ни крути, но "Спаситель" был куда приятнее для слуха, чем обидное "лошара".

Глава 9. Мой друг Дмитрий

Я познакомился с Димой в ту еще пору, когда он помнил свой возраст, а также то, что у него есть малая дочка и сестра, у которой он жил после развода с женой. И еще помнил, что однажды,  вернувшись из больницы, куда в очередной раз попал не понять (по его признанию) из-за чего, он обнаружил, что сестра съехала с арендованной квартиры, не оставив адреса.

- А кто будет терпеть пьянь в доме? - Задал он риторический вопрос, ничуть не осуждая сестру. - Вот, возьми - перекуси, - протянул он мне мешочек с нехитрой едой, посчитав меня товарищем по несчастью.

- Спасибо! Я сыт.

- И выпить ничего нет? - недоверчиво уставился он на меня.

- Да откуда?

- Ну вот… Как всегда... Мог бы оставить стаканчик. У меня ж голова трещит - спасу нет!

- Да я…

Он явно принимал меня за кого-то другого, не давая мне возможности открыть рот, чтобы объяснить ему, что я в этом скверике оказался случайно. Присел на лавочку, по пути на пляж…

- Так, может, купим по стаканчику?

- Не пью…

Он недоверчиво обвел меня замутненным взглядом, потряс головой и, убедившись, что она на месте, предложил:

- Так возьми мне, - сказал таким тоном и при этом столь недоуменно пожал плечами, будто перед ним сидел его вечный должник.

- Ну…я не знаю…

- Да ты разве не видишь, что я помираю?

Я видел перед собой почти окончательно изломанного жизнью человека неопределенного возраста, тело которого время от времени заходилось в судороге…

- Вот, возьми, -  я протянул ему монету в десять шекелей, - этого тебе хватит…

-  Не, я один не могу. Я боюсь… - Признался он. - Забуду еще заплатить. У меня с памятью не очень. - Он сказал это с такой беспомощностью, что я, кажется, все понял…

И мы отправились с ним в ближайший супермаркет. Он долго и с удовольствием водил меня меж рядов с продуктами и товарами первой необходимости, и в его глазах были те же восторженное удивление и блеск, какие бывают у ребенка, впервые попавшего в зоопарк.

Плассмасовыми стограммовыми стаканчиками с уже "расфасованной" водкой, конечно же, не обошлось. Но, как говорится, назвался груздем…

Как впоследствии оказалось, Дима был вполне безобидным парнем, если его, конечно, специально не доводить. Но этого из их компании никто себе и не позволял. Ведь даже не шибко здоровые на голову бомжи не решились бы рубить сук, на котором сидели...

Да и Гриня, как звали Григория ласково в компании, вряд ли позволил бы поднять руку на Диму. Когда-то они вдвоем бомжевали на старой автостанции. И Григорий “крышевал” бедолагу, чтобы тамошние наркоманы не отбирали у него деньги. Потом на какое-то время их пути-дорожки разошлись. Григорий поселился в гагоне, в приюте для бездомных,  потому что устал жить на улице. Диму же он пристроил к компании, которая тусовалась на границе Яффо и Бат-Яма.

Мне ни разу не приходилось слышать от Дмитрия упреки в чей-то адрес. Он никогда ни на кого не жаловался, и старался сам улаживать свои проблемы. Об этом свидетельствовали постоянно сбитые костяшки пальцев, а также вечно светящиеся фонари под глазом - то левым, то правым.

Что же касается перебитого носа, так он попытался как-то рассказать мне историю с ним связанную, но запутался, приплетя армию, спецназ, Кавказ и Афган.

Вероятно, у него уже тогда началась нешуточная путаница в голове и, если бы кто-то надоумил его вовремя обратиться в больницу, то, возможно… Впрочем, я сильно сомневаюсь, чтобы даже самая лучшая в мире медицина способна была бы помочь этому парню. Ведь он пил, не просыхая…

* * *
Я всегда обращался к нему: "Мой друг Дмитрий" и ему это нравилось. И однажды, в минуту просветления, он даже попросил меня о серьезном одолжении - отвести его в МВД, чтобы наконец оформить удостоверение личности и зажить уже по-человечески.

Без излишней скромности признаюсь, что отношу себя к тем людям, которые если что-то и пообещали, пускай даже и малозначительное, то слово держат.

Но, увы, на удостоверение личности требовалась фотография. А мой друг Дмитрий за все годы нашего знакомства так ни разу и не предстал передо мной в образе, если и не английского денди с холеным лицом, то хотя бы без синяков и ран на лице, которые не смог бы скрыть даже самый качественный грим.

За такое лицо не решался браться ни один фотограф. А чтобы Дима не обиделся на меня ненароком, я запечатлел его на мобильник и показал ему. Он долго всматривался в свой портрет, попросил «перещелкнуть». И после, кажется, седьмого дубля, который оказался не более удачнее предыдущих, сел на лавку, обхватил руками голову и беззвучно заплакал. Но та минута раскаяния, увы, так и не явилась для него катарсисом…

Без удостоверения личности ему было не выбить ежемесячное пособие, а также квартирные деньги. Может, он как раз и оплакивал "потерянные выгоды"? Впрочем, Дима плюс съемная квартира да еще и ежемесячное пособие - вещи не более совместимые, чем «мерс», решивший с маху снести светофор. И при этом ничего не поцарапать...

* * *
Так или иначе, я еще вернусь к моему другу Дмитрию, по прозвищу «Дойная корова», а также к другим клошарам, живущим на земле Обетованной..

Глава 10. Котяра

Яков терпеть не мог это грустное слово - «бомж»…
И когда мы заговорили с ним, первое, что он рассказал - это был анекдот с длиннющей, как у Карабаса Барабаса, бородой о прейскуранте цен на «приличных дам», которые гуляют по Монмартру, и тех, что ютятся в тесных «бистро».
Странно было слышать из усталых уст уже не молодого мужичка анекдот на весьма фривольную тему. Анекдот не возбудил мою фантазию. Он это просек и тут же без перехода переключился на французских бомжей, которым сказочно повезло родиться в стране, где много…вина - разного и наверняка по грошовым ценам.

- Да там тебе в каждом доме нальют, - заверил он с такой горячечной тоской и болью в голосе, что мне по элементарной логике вещей следовало, ни секунды не медля, сорваться с лавочки и летящей походкой отправиться в ближайший супер, чтобы поискать французского вина для Яши. Пока его ненароком не посетила «белочка».

Но вместо этого я изрек фразу, о том, что, мол, так-то оно так, да только надобно прежде быть вхожим в тот дом, где подадут графинчик халявного вина.

Моя бесцеремонная прямота еще больше заставила Яшу внутренне собраться. И уже не бросаться легкомысленно словами, которые тут же уносились порывами морского ветра, не оставляя никакой надежды воплотиться в конкретные предметы в виде бутылки "бургундского". Или что там было больше ему по вкусу...

Да, Яша обожал все французское и не скрывал этого...
Он даже пропел мне хрипловато-сиплым голосом песенку о том, что…

«Алон Делон, Алон Делон,
Не пьет одеколон…
Алон Делон говорит по-французски…»

И опять меня не тронули его певческие способности, тем более, что он грубо исказил имя почитаемого мною актера. Впрочем, я не осерчал на Яшу. Он мог напутать чисто машинально, потому как имя «Алон», что означает, кстати, в переводе с иврита «Дуб», весьма распространено на Святой Земле…


Глава 11. Гриша в своем репертуаре

… А тогда, вернувшись от Вики, по пути в МВД, Григорий рассказал, что у нее чуть было не остановилось сердце при виде его.

- Представляешь! Она поняла всё без слов. И тут же достала свою косметичку…

Я внимательнее вгляделся в его лицо. Передо мной стоял почти прежний Григорий. Лишь слабые следы грима едва отсвечивали при свете дня.

Мы успели в МВД за полтора часа до закрытия. И нам повезло. Народ схлынул. И нам понадобился какой-то не полный час, чтобы Григорий Товгуть получил новое удостоверение личности. На фотке совершенно не было следов грима.

По дороге домой он предложил мне взять пузырь чего-нибудь поприличнее.

- Обмыть бы... - неуверенно предложил он.

- Обойдешься. Кстати, откуда деньги?

- Так Вика дала. Не подумай чего, я не просил. Она буквально насильно впихнула мне пару сотен на удостоверение…

Нда... И кто поймет этих женщин! Ну что она нашла в этом конченном бомжаре? Хотя, нормальные в социальную службу не обращаются. На безрыбье, выходт, и рак рыба.
Будь во мне хоть чуть-чуть женского начала, я, быть может, и понял бы Вику. Но, как говорится, нельзя быть чуть-чуть беременной.

"Были бы у бабушки были яйца, она была бы дедушкой..." - Как к месту и не к месту повторял мой приятель Дима. Ему отчего-то нравилось это выражение...

Глава 12. Называйте меня клошаром

До «клезмерского» уровня исполннения Якову было даже дальше, чем от Хайфы до Марселя, если плыть обычным белым пароходом. И он вынужден был признать и это. А признав полное поражение, Яша заговорил со мною посредством будничных слов и фраз, которые ничуть не принижали в моих глазах его статуса бывшего интеллигента или бича, как когда-то сокращенно называли таких бродяг в той еще жизни...

Если коротко, то я узнал из его исповеди, переполненной до краев горечью и разочарованиями, что люди ждали от него непонятно чего. Ветхие старички неоднократно давали ему приют, прося взамен лишь незначительной помощи. И Яша охотно селился в их домах.
В такие дни короткого счастья он даже почти не пил, разве что изредка дегустировал запасы вина, которые, по его твердому убеждению, "ровно триста тридцать три года нужны были этим старикам». Он даже иногда выбегал по их просьбе за хлебом и кое-какими продуктами...

- Но что они еще хотели от меня? - Удивленно восклицал Яша, словно искал во мне поддержки. - Целых два раза в неделю мыть в доме полы и ежедневно - посуду, а также вывешивать постиранные вещи. Лишь потому, что у них, видите ли, кружились головы , и они не могли делать резких движений. Можно подумать, у меня богатырское здоровье...

- Но ты же жил у них и, наверное, они давали тебе не только кров…

- Но мне требовалась и духовная пища, - с негодованием отверг Яша мои робкие потуги вызвать в нем хоть какое-то хлипкое сострадание к бедным старикам, приютившим его на свою беду.

- И ты покидал их без сожаления?

- Не могу сказать, будто я не испытывал сожаление, - вздохнул Яша. - У них было мило и уютно. Да и они были вполне приличными людьми. Даже раз в неделю выдавали мне карманные деньги. Мне хватало их на пару дней, чтобы чувствовать себя почти королем.

- И все-таки ты уходил от них?

- Мы расставались… - Уклончиво сказал Яша. - После обидной фразы о том, что, мол, сколько волка не корми…

Вот тогда он и воскликнул с неповторимой тоской в голосе:
- Знаешь, я органически, до болей в почках и печени, ненавижу это обидное слово «бомж». Между прочим, в Париже таких, как мы, называют более гуманно и толерантно - клошары.

В чем гуманность в слове «клошар», мне было неведомо, поскольку, в отличие от Яши, мне были недоступны тонкости французской лексики. А дать мне полного толкования он не успел. Его грубо окликнули из тусовки, напомнив на весь сквер и окрестности, что сейчас его очередь «выпасать» Диму…

- Можно подумать мир перевернется, если я еще пару минут поболтаю с приличным человеком, - визгливо огрызнулся Яша.

- Поторопись, Котяра! К бутылке прикладываться -  ты первый… - Опустили
Яшу с Олимпа парижских клошаров в будничный мир тель-авивских бомжей.

Мне ничего не оставалось, как протянуть ему пару сигарет - презент за «приличного человека».

- Мерси боку! - Поблагодарил он на прощание.


Глава 13. Любит - не любит

Отработав без малого два десятка лет в социальной службе, Вику мало чем можно было удивить. Ее нельзя было упрекнуть в равнодушии, но с годами чувства притупляются и ты уже не так остро реагируешь на чужие беды и проблемы.
 
С Гришей было совсем по-другому. В самом начале она относилась к нему как если бы он был ее младшим братишкой. А затем... Вдруг вспыхнуло что-то в груди и. как она не пыталась, не могла погасить этот огонь.

"Огонь страсти или все-таки любви?" - Спрашивала себя и не находила ответа.
Гришу в физическом плане судьба не обидела. При нем было всё, что положено иметь мужчине, и даже больше...

Те мужчины, которые прошли через ее постель, тоже не были обделены тем, что могло порадовать женщину. Но в них не было той напористости и одновременно желания ублажить женщину не только в физическом смысле, но и...
Вика затруднялась подобрать нужное определение. Они не были Кентаврами в отличие от ее Гриши. Они были обычными мужиками, которые, прежде всего, заботились о собственном удовлетворении. И во время интимного процесса, казалось, забывали о той, кто их в эти минуты ублажает.
Они подходили к финишу и, повернувшись, на другой бок, тут же засыпали. Или делали вид, что спят, чтобы их не попросили о повторе сеанса любви. Если это можно было назвать любовью. И не потому, что эгоизм брал верх. Их банально не хватило бы на второй заход.

Гришу хватало. Гриша удовлетворял ее на все сто. Но не это было даже главным. Он ни на секунду не забывал о ней, жаждущей одновременно с телодвижениями и ласки. Он давал ей всё, хотя она ни разу даже не намекнула ему об этом. Он знал, что надо женщине, порою даже больше, чем женщина ждала от него.

Наверное, это и подкупило Викторию. За это она и полюбила его. Любил ли ее он? Она старалась не думать об этом, трезво рассудив, что вряд ли они создадут семью. Но разве ей плохо быть просто его любимой женщиной. Виктории не нравилось слово "любовница" с тех самых пор, как она познакомилась, будучи студенткой, с Эзрой.

Прошло столько лет, а она так и не определилась, как к нему относиться: ненавидеть или простить...

Глава 14. Черная Вдова

Злые языки поговаривали, будто только официально Таня была замужем семь раз. Я не верил в эти россказни. Мало ли какие сплетни распускают сердитые по утрам бомжи, особенно если им было отказано в двух-трех шекелях на поправку пошатнувшегося за ночь здоровья.

Во всем большом Тель-Авиве, наверное, не нашлось бы ни одной мало-мальски приличной тусовки бомжей, где бы о Тане, по прозвищу «Черная Вдова», хотя бы разок в день да не вспомнили.

Я и раньше мельком слышал всякие обрывки рассказов о ней, но больше всего почему-то врезалось в память именно это... Может, оттого, что в то время я еще не был лично знаком с Таней. Но зато я уже довольно близко сошелся с Яшей, Димой, Саньком и еще парой бомжей, среди которых и сидел в то позднее утро в облюбованном ими скверике, неподалеку от пляжа…

- А я отвечаю, что предпоследний муж «Черной вдовы» Вовка повесился, а последний, Виктор, прошлым летом реально утоп. У кромки воды остались стоять лишь шлепки, - то ли вздохнул, то ли всхлипнул Яша и высокопарно завершил:  - Эти  тапки до сих пор перед моими глазами, как  грустное напоминание о Викторе и бренности его и нашего существования... 

- И ты, Котяра, конечно, не просто присутствовал при их кончине, но и для Вовки намылил веревку, а Витьку вовремя не кинул спасательный круг…-  Санек и на этот раз не упустил случая, чтобы не подколоть Якова.

Уж и не знаю, какого цвета кошка пробежала между ними, но то что они не ладили, я понял сразу…

- Я тебя умоляю! Не веришь - поинтересуйся у самой Татьяны. Она за пару стаканчиков с незначительным прицепом и сама расскажет…

- Я тебе и за стаканчик без прицепа понарассказываю с вагон и впридачу еще и маленькую тележку такого, что за раз не скушаешь, - на губах Санька застыла недобрая ухмылка.

- Если тебе противно слушать, пойди на светофор и проведи там время с пользой для дела.

- Только через твой труп. А на «Черную Вдову» льешь грязь, потому что зол на нее…

- С чего это вдруг? - насторожился Яша.

- А с того… Она отказалась перекупить у тебя баночки и бутылки. А тебе было в «лом» переться сдавать их самому.

- Вот я и говорю, - выкрутился Яша. - Девка с норовом. А пляжные тапочки Виктора, чтоб вы все, тут сидящие, знали, я лично опознал. Он их еще из Одессы привез…

- Ну так и сказал бы сразу, что вы с Витьком земляки, - Санек был из тех, кто не стеснялся признавать свои ошибки. Тем более мне была не ясна суть конфликта между ним и Яковом.

Между тем, приободренный поражением Санька, Яша уточнил:
- В то лето я как раз тусовался на том самом пляже, что у Тамарискового парка.

- Это там, где Вовка повесился, - уточнил Санек.

- Ну да... - Яша потряс головой, словно пытался стряхнуть с себя наваждение. - Вы же... - он потер лоб дрожащими пальцами.

- Тусовались как раз там мы... Я со своей бывшей и Татьяна с Вовкой.

- А потом? - Яша, казалось, превратился в одно большое ухо.

Но Санек не был расположен вдаваться в подробности. Возможно, за этим скрывалась некая тайна их жизни вчетвером в то лето в злополучном парке, где и покончил с собой предпоследний муж Татьяны. Зато все остальные вдруг дружно загалдели.  перебивая друг друга и не жалея самых сочных мазков, уходя от темы и снова возвращаясь…

-... поганое место!

- … там такие отчаянные наркоши.

- … а меня один раз отоварили арматуриной. Представляете, какие козлы безжалостные.

- … а ты, конечно, всю свою жизнь только тем и занимался, что встречался с милосердными козлами.

- … а то! Это ты у нас ни с кем по жизни не встречался. Потому что с самого рождения регулярно падал с печки вниз головой.

- … да он и здесь уже, как минимум, пару раз шлепнулся с пальмы, когда решил нарвать на халяву кокосов.

- … то были финики.

- … не! Ему по «белочке» почудились поллитрухи, раскачивающиеся на пальмовых ветвях. Вот и полез.

Судя по этим, довольно продолжительным репликам, они не горели желанием возвращаться к той истории с гибелью неизвестного мне, но очень близкого им, Владимира.

- Во прикол! Поглядеть бы, как его снимали с той ср…й пальмы, - подвел черту Яша.

- Да ничего нового, Яша, точно так же, как и тебя с крыши дома, по которой ты носился за Сурком, - хмыкнул Санек.

- О каком Сурке базар? - Яшина лысина начала багроветь. И Санек на всякий случай пересел на другую лавку.

- О том, которого там не было… Его как раз притормозила полиция. Заловили с тремя порциями “дури”.

- Моя проблема в том, что я всегда вижу в человеке лишь светлые стороны.

- И поэтому дал на хранение Сурку весь свой «битуах»*

- Ну да! Сглупил я тогда сильно, - признал Яша свою оплошность. - Сурок-то, не будь дураком, решил затеять свой собственный маленький бизнес: прикупил на все мое бабло “порошка”. Разделил его на множество порий и поехал торговать в район автостанции…

- Да уж, - нехотя согласился Санек. - Сурок всегда считал себя умнее других. Третий год чалится… Может, поглупеет?

- Та я тебя умоляю! - пересел к нему на лавку Яша, - Горбатого могила… ждет-не дождется…

Все вдруг, как по команде, умолкли, настороженно уставившись в дальний угол сквера, из которого ковыляло Нечто в развивающихся лохмотьях.

- Дива, мля! - выругался Яша. - Легка на помине. На месте Сурка я еще лет на десять задержался бы в тюрьме. Это сама Смерть его в лохмотьях бредет.

- Ладно, Котяра, завязывай! - Шикнул на него Санек.

- Чего ты вечно мне рот затыкаешь? Я, что ли, тогда тусовался с вами в том проклятом парке? - От волнения Яша готов был перейти на неприличный фальцет. - С вами пятым был Сурок. Его Танька и подсадила на “дурь”. Спала с ним. А Вовка их застал. Вот и… Думаешь, об этом только я знаю.? И Виктора тем же макаром загнала в воду - на погибель. Спуталась в том парке с  наркошами... 

- Поговорил бы я с тобой, Яша, да только мне пора , - нервно зевнул Санек и резво засобирался.

И все тоже вдруг засуетились и заспешили по своим делам…

Поспешил распрощаться со своими приятелями и я. В тот момент у меня совершенно не было причин для встречи с Таней по прозвищу Черная вдова. Причины, к сожалению, появятся гораздо позже…

Но это, как принято говорить, уже совсем другая история.
_____________
*битуах - так часто называют пособие от Битуах Леуми - Института Национального страхования.


Глава 15. Явление таксиста Эзры

Он явился к ней во сне. Как случалось уже не раз. Виктория старалась не думать наяву о грустных вещах, которые все равно являлись к ней во сне. И она ничего с этим не могла поделать.

В эту ночь снился Эзра. Тот "добрый" таксист, который чуть было не поломал всю ее жизнь…

… Он заехал к ней вечером с букетом гладиолусов и бутылкой шампанского.

- Зачем это? - удивленно вскинула она на него глаза.

- С днем рождения!

- Но у меня…

- У меня вчера был день рождения. А сегодня я хотел бы отметить его с тобой.

- Даже не знаю... - растерянно развела руками Вика. - Мне нечего вам подарить.

- Во-первых, не пора ли нам перейти на "ты", а, во-вторых, при желании всегда найдется что подарить…

Виктории как-то стало неуютно от этих слов. Она же не конченная дурочка, чтобы не понять откровенных намеков.

И в то же время ей не хотелось обижать человека, который принял участие в ее жизни. Не раз выручал деньгами и потом не хотел их брать, сколько Вика не пыталась вернуть ему долг.

- Для меня это гроши, - смеялся он. - Оставь себе. Тебе нужнее…

Что она могла ему возразить?! Она считала его другом.

- Принеси что-нибудь пожевать.

Она отправилась на кухню. Приготовила на скорую руку салат. Нарезала немного сыра и лимон.

Когда вернулась, Эзра уже разлил по фужерам шампанское.

"Странно, - удивилась она, - Я даже не услышала хлопка..."

Они выпили. Потом Эзра еще подлил ей. Себе не стал, сославшись, что за рулем.

У нее странно шумело в голове. Руки и ноги словно стали ватными. Язык почти не слушался, когда она попыталась что-то то ли сказать ему, то ли о чем-то спросить.

- Разморило тебя совсем, - словно издалека долетел до нее голос Эзры. - Отвести тебя в спальню? Да и мне пора закругляться: работы много…

Она смутно помнила, как он вел ее, как уложил в кровать, как раздел и почему-то не прикрыл одеялом. В спальне было прохладно. Она хотела было попросить одеяло.

- Не беспокойся. Я тебя согрею, моя девочка.

Она не видела, как он торопливо стягивает с себя одежду, как, оказавшись полностью обнаженным, прилег рядом. А потом повернул ее на бок и с ходу вошел в нее. Она беззвучно вскрикнула от боли, пронзившей все ее тело. Он лишь коротко бросил ей в лицо - "заткнись". И она снова провалилась, как ей казалось, в сон…

Эзра овладел ею грубо, словно она была шлюхой, которой хорошо заплатили  за всю ночь. И она должна была терпеливо отрабатывать, коли выбрала этот путь.

А потом хлопнули входные двери. И сон исчез. Осталась лишь жуткая боль во всех местах, куда он безжалостно входил, словно маньяк, которому досталась добыча где-нибудь в темном ночном парке.

У Виктории даже не было сил, чтобы заплакать. По щекам текли слезы. И она не вытирала их, словно надеялась, что они смоют с нее всю грязь, в которую втоптал ее этот подонок.



Глава 16. Посидели-поговорили


До полуночи не спалось…
А тут еще осталась последняя сигарета в пачке. И вот уже вечный страх заядлого курильщика вытолкнул меня в ночь…
В пяти минутах от дома - круглосуточно работающий минимаркет для полуночников, у которых все в жизни перепуталось - белое с черным, радость с горем, безнадега с надеждой, реальность с фантазиями…

На выходе из минимаркета нос к носу столкнулся с Саньком-Бессарабцем, тем парнем, который находился в непонятном мне конфликте с Яшей по прозвищу «Котяра». Родом он был из Молдавии, отсюда и прозвище. Кто изучал историю СССР, тот поймет о чем речь…

После того случая в сквере, когда при виде «Черной вдовы», вдруг все заспешили по своим делам, а проще говоря, трусливо разбежались, прошло какое-то время, и с тех пор я видел мельком Санька не более трех раз.  Так что особо потолковать не было возможности. Он всегда был при делах… 

Но, вполне возможно, что особо и не горел желанием общаться со мной. Причина была в Яше. Тот давно уже всем растрезвонил о наших с ним дружеских отношениях, и что я многое могу сделать полезного для бомжа, если захочу. Потому что у меня якобы есть особые связи в «социале» и кругом валом полезных знакомых.

Не знаю, что Яша конкретно имел в виду, но, догадываюсь, что он намекал на то, что  достаточно его слова - мне, и все будет устроено. То есть, я могу захотеть кому-то из них реально помочь, если этого сильно захочет он - Яков.  А поскольку между ними пробежала не понятно какой породы кошка, то Санек  соответственно и ко мне питал более чем прохладные чувства…

Я это чувствовал, поэтому нимало удивился, когда сейчас, посреди ночи, он вдруг предложил мне посидеть на лавочке и поболтать за жизнь, а заодно решить одну «незначительную проблему».

- Только пару минут обожди, я тут кой-чего куплю, - бросил он на ходу. - Кстати, заодно посторожи и «Дойную корову»… А то упрется - ищи потом ветра в поле...

Поодаль от магазина, возле лавочки, переминался с ноги на ногу Дима-Дойная корова…

Я поприветствовал его, и пока не появился Санек, пытался ему втолковать, откуда мы с ним знакомы. Тех пару дюжин раз, что мы не только виделись с ним, но и болтали, для него оказалось маловато, чтобы запомнить если и не мое имя или лицо, то хотя бы уже  - короткую седину.

Все-таки все они были еще сравнительно молодыми с вполне нормальными шевелюрами, не тронутыми сединой. Кроме разве что Яши - моего ровесника. Но Яша был лысым, и цвет его волос можно было определить разве что по ресницам, но они от долгого пребывания на свежем воздухе были выжжены…

- Как жизнь, мой друг Дмитрий?

И тут лицо его осветила улыбка. Вполне себе милая, доброжелательная и приветливая, какая и бывает у всех нормальных людей, когда у них интересуются делами, особенно если эти дела идут в гору.

Не думаю, будто у Димы они шли в гору, да и жизнь, как водится, била его беспрерывно разводным ключом, и все по голове, но…он обрадовался вполне искренне. Потому что именно так:«мой друг Дмитрий» - мог обратиться к нему лишь один человек в Южном Тель-Авиве. Про существование других районов он наверняка и не подозревал…

- Ты давно не приходил к нам, - сказал он, и мне почудилось что-то похожее на упрек.
Я не стал вдаваться в подробности о том, что приходил совсем недавно и дал ему лично в руки свитер, в который, кстати, он и был сейчас облачен. Хоть дни по-прежнему все еще жаркие, вечерами и особенно ночами уже прохладно. А свитеров этих у меня - носить не сносить.

Вместо этих ненужных подробностей, я лишь, коротко бросил:

- Дела, Дима. Совсем замотался…

Нашу нескладную беседу нарушил подоспевший Санек, нежно прижимавший к груди шесть бутылок когда-то обожаемого мною «Карлсберга».

- Как раз по парочке на брата, - широким жестом протянул он мне пару бутылок пива.

- Ночь же на дворе. Жажда не мучает… - отказался я.

В мои планы совсем не входило хлестать с ними пиво посреди ночи...

- Ну как хочешь, - не стал он настаивать. – Нам больше достанется...

 Они пили пиво. А я слушал про одну «незначительную проблему».

- Ты только с Котярой эту тему не обсасывай, но, понимашь, какое дело… Сурок раньше срока выходит из тюряги. За хорошее поведение и прочие дела на досрочное выпускают… Не хочу, чтобы опять с «дурью» связался. В общем, помоги пристроить его в «байт-хам»(буквально: "тёплый дом" - примечание автора). Ты же всех тут знаешь. Только Котяре ни слова, - икнул Санек.

- А что за тайны «Бухарского двора»?

- Так это «Котяра» надоумил его тогда начать «свой маленький бизнес», даже схему подсказал, а теперь треплется и сваливает все на Татьяну. Как бы по новой не сбил с толку Сурка.

Я не знал, как реагировать на это откровение, да и не моей реакции ожидал сейчас Санек.

- Я могу дать тебе адрес хозяина того дома, можешь сослаться на меня…

Если честно, то знал я о существовании Сурка лишь из разговоров его друзей.  Лично знаком с ним не был… И поручиться за человека, который только что вышел из тюрьмы… Словом, я не пылал желанием подвести своего близкого друга N., хозяина приюта для бездомных, подсунув ему кота в мешке.

Яркое освещение возле минимаркета не могло скрыть на моем лице явные колебания, поэтому Санек сказал:

- Я отвечаю за него! Ты не думай, он парень неплохой, начал еще на зоне посещать группу «эн-эй», так что все будет путем.

- Вообще-то да, приюте отлично работающая группа «анонимных наркоманов», так что… Но …

Он не дал мне договорить...

- Вот поэтому я и прошу тебя. С деньгами у нас, как всегда, сам понимаешь…напряженка. А ты договоришься о серьезной скидке. Но не это главное. На месяц уплатить мы наскребем… Важно, чтобы  ты подсуетился тем временем. Пристроишь его в разные там группы «по интересам», чтобы его поскорее вписали в нужные списки. Ну ты и сам знаешь, как это провернуть, чтобы без бюрократий разных поскорее оформили ему «битуах»: пособие ему сейчас будет очень кстати...

«О как ловко закрутил!»

Я не мог не восхититься железной логикой Санька, а заодно и фантазиями всех моих приятелей-клошаров под неформальным предводительством почетного председателя Яши, по прозвищу Котяра.

Я просто не смог сдержать веселого смеха, который не шибко скромно гармонировал с ночной тишиной.

Что ж, за все надобно платить, в том числе и за приятельские отношения с моими клошарами.

-Ну ладно, тезка, - протянул мне руку Санек. - Посидели-поговорили... Ты устал, а у нас еще дела.  Пока.

* * *
«Да уж, посидели-поговорили… В другой раз будешь знать, как по ночам выходить за табачком… А вот если бы…» - внутренний монолог был прерван скрипучим голосом, заставивший меня обернуться.

В свете фонаря я увидел силуэт, закутанный в темный  балахон…

- Вас, козлов гималайских, только за пивом посылать! Уже выдули, вонючки, по бутылке… Просила же, Димке не давать. Ты че ваще с пальмы навернулся? Санек, бестия бессарабская, я с кем разговариваю?!
 
- Да че ты, Танюша, мы ж вот с человеком только перетерли о делах…

В ответ - неслись ругательства, которые даже в самые сокровенные минуты задушевных бесед с клошарами мне не доводилось слышать. Это вовсе не означало, будто ругательства были мне неведомы. Случалось слышать и посолонее мат. Но чтобы из уст женщины, а это вне всякого сомнения была она - Черная Вдова, такого слыхивать не доводилось

- Небось, своего Сурка не  знаешь, на кого сбагрить? -  Она перешла, наконец, на более миролюбивый тон.

- А что ты предлагаешь, вчетвером жить?

- Этого только не хватало! Мне и вас двоих через край. Еще и третьего самца мне под бок… Даже еще и после тюряги... Надоели вы мне, как репьи, все цепляетесь к бедной женщине, цепляетесь. Потом сплетни распускаете, будто Танька-Черная Вдова, не успевает вас бедолаг хоронить.

Я прибавил шагу, чтобы поскорее укрыться в ночи…

Глава 17. Откровения от Григория

Он не понимал, что она нашла в нем. Среди бомжей, с которыми Вике приходилось иметь дело каждый день, были парни и получше.

В минуты откровенности, выпив лишний стакан водки, Григорий словно исповедовался передо мной.

- Неужели она не видит, что я реально использую ее? - смотрел он на меня, ожидая ответа, которого у меня не было.

Он так много рассказывал мне о Вике, в том числе, и о том, что она ему рассказывала в порыве откровенности, что мне хватило бы на два романа.

Я не скрывал от него, что пишу о бомжах.
Его это позабавило.
- Да что в нас интересного! Кому интересны грязные, вечно пьяные или обкуренные бомжи...
- Всё зависит оттого, как подать материал...
- Мне это непонятно. Если честно, я уже и не помню, когда в последний раз брал в руки книгу. Правда, Вика иногда читала мне вслух, после этого дела... Но я быстро засыпал...
- Она обижалась? - зачем-то уточняю я.
- А для меня найдется местечко в твоей книге? - пропустил он мой вопрос мимо ушей.
- И даже не одно...
- Спасибо!
- Не за что...
- И о Вике не забудь упомянуть. Она отличный человек. А я свинья.
И снова он задает мне все тот же вопрос о Вике и о себе. И я не знаю, что ему ответить.
- Ну а что еще, кроме денег, тебя тянет к ней? - спрашиваю его в лоб.
- Даже трудно сказать. Знаешь, после того, как у нас завязались отношения, особенно, после близкой связи, я уже не могу смотреть на молодых телок.
- Выходит, она околдовала тебя...
- А что! Она такая, она может... - говорит он с нескрываемым восхищением.
- Наверное, ты просто влюбился в нее.
- Не думаю, что это любовь. Когда любишь, не используешь человека в своих интересах.
Да, сегодня Григорий был само откровение. Так, наверное, исповедуется грешник перед батюшкой в церкви.
- Подо мной ни одна телка так не извивалась, как Вика. Но разве это любовь? Знаешь, она в такие минуты даже всхлипывает и называет меня Кентавром. Кстати, ты не знаешь, кто это такой?
- Человеко-конь в одном лице.
- Вот как! - не скрывает он удивление. - У него, что же, елдак лошадиный.
- Вовсе нет! Обычный, человеческий. И вообще, до пояса он человек, а остальная часть тела - конская.
- Тогда чем я похож на этого... Кентавра? - допытывается Григорий и в его глазах я вижу неподдельный интерес.
-  Даже не знаю, Григорий, что тебе сказать. Мне самому хотелось бы это понять. Это понимание, скорее всего, доступно лишь женщинам...
- Жаль, - разочарованно вздыхает он.
Григорий был уверен, что кому-кому, а уж писателю известны ответы на все вопросы. Увы, он ошибался.

- Знаешь, иногда я чувствую такую. жуткую вину перед ней, особенно, когда беру у нее бабки. Но потом как-то быстро успокаиваю себя тем, что я же отрабатываю их. В постели.

Я не стал расстраивать Григория, объясняя ему разницу между бескорыстными отношениями и любовью за деньги. Думаю, он и сам догадывался, как называется то, что у него случается с Викой. Но разве мог я осуждать этого тридцатилетнего парня и сорокапятилетнюю женщину. Каждый из них был по-своему ответственен за происходящее...



Глава 18. Мечты о фуре с шоколадными конфетами


Был поздний вечер, когда я, наконец, вырвался к ним...
Честно говоря, особого желания выходить в отдающую сыростью ночь не испытывал. Но позвонил Санек и поинтересовался, выполнил ли я его просьбу относительно Сурка. И если - да, то надо бы встретиться все в том же сквере…

Санек нервно нарезал круги возле лавки, на которой мирно похрапывал Яша.

- В отрубе? - кивнул я на него.

- Да не очень… Так, для сугрева принял… Ночь не спал - дождь же был…

На перекрестке, у светофора, стоял понуро Дима. Возле него крутился незнакомый мне парень,  что-то горячо втолковывать ему.

Картина маслом…

Санек, перехвативший мой взгляд, крикнул:

- Эй, Сурок, поди сюда.

Парень нехотя оторвался от обязанностей пастуха, дающего по совместительству моему другу Дмитрию мастер-класс по вышибанию из проезжающих водил монеток…

- Чего тебе, Бессарабец?

- Вот, знакомься, - кивнул он в мою сторону. - С ним пойдешь...

- Прямо сейчас?

- А ты предлагаешь сначала ужраться до усёру и только потом?

- Ты же знаешь, что я завязал…

- Вот и не развязывай, - Санек был явно не в духе.

- Чего ты сегодня какой то взъерошенный? Как воробей в дождь…

- Да Танька-Черная Вдова нереально за…долбала, - выругался он.

- Так вас же двое у нее - бессменных, - пошутил я.

- Да ей хоть и семеро… Бабла требует каждый день немерено. Не успеваем с Димкой добывать.

- Она что, пенсионную программу открыла, на старость копит?

- Ага! На  саван уже я и сам бы ей насшибал на светофоре, еще и цветами усыпал бы… На «дурь» подсела наша Танюха. А это тебе не дешевая водяра. Не одна сотня в день уходит.

- Так, может, вместе с ним, - кивнул я на Сурка. - И Димку с собой захватите. Пока есть возможность. Скоро все бомжатники будут забиты: вот-вот начнется сезон Больших дождей… Не разгуляешься на воле.

- А чего, Бессарабец, человек дело толкует, - поддержал меня Сурок. - Зимой в ливни, ураганы да грозы на улице хреново придется.

- Знаю, - коротко бросил Санек. - Но не оставлять же ее одну на погибель. Да и неплохая она в принципе баба: с ней интересно, когда она в своем уме. Вот дойдет до ручки, тогда уболтаем ее лечиться. А пока, маемо що маемо…

- Ох, мама родная роди меня обратно, - зевнул, продравши глаза, Яша. - Привет! - радостно обдал он меня перегаром. - Вот скажи мне, мудрый человек, и когда уже на моей улице перевернется фура с шоколадными конфетами? Или мне уже не дождаться такого счастья?

- Яша, для этого надобно иметь свой угол в одном из домов этого большого города. И чтоб тот дом стоял на улочке, по которой могла бы проехать та фура…

- Все-то ты знаешь…

- А то! - встрял Санек. - Все знают даже о том, что ты, Котяра, получаешь нехилый «битуах» в 2500 шекелей, а также квартирные… Но ты, Котяра, выражаешь свой протест против сам не знаешь чего, вцепившись в этот сквер, как блоха в одно место.

- А ты не считай мои деньги, Бессарабец! Диоген тоже был не нищим гражданином свободных Афин, но принципиально жил в бочке…

- Так то ж Диоген, а ты бомжара по имени Котяра.

- Да ладно вам уже собачиться, - одернул Санька Сурок. - Он же добрый: отстегнул мне за целый месяц проживания. 

- Вот и я о том же, - стал успокаиваться Санек. - Бабло водится, а ночует на садовых лавках.

Пошли, - Сурок взял меня за локоть.  - Я буду проведывать вас, пацаны. Спасибо, Яша, тебе! Не могу я больше жить на улице, сдохну, - мне показалось, что он сейчас заплачет.

- Да ладно! - Яша вяло махнул подрагивающей с похмелья рукой. - На то мы и человеки, чтобы помогать ближнему, хоть и бомжи…

- Клошары, Яков! - Я постарался разрядить обстановку, подсластив ее капелькой юмора…

- Уи, мон шер! - зевнул Яша. - А где, кстати, «Дойная корова»?

Дима стоял на перекрестке, озираясь по сторонам. Похоже, он выполнил на сегодня свою норму. И теперь искал того,  кто его заберет. И когда уже к нему вернется память?..

Глава 19. Вика и Эзра. Экскурс в прошлое

После того омерзительного, как казалось Вике, случая Эзра на время исчез. Нет, она не собиралась обращаться в полицию или делиться с подругами о том кошмаре, который ей пришлось пережить. Так что ему нечего было бояться. Он сделал свое грязное дело и пускай себе живет. Единственно, чего она хотела, так это уже никогда не видеть его.
Но ей пришлось не только увидеть Эзру, но и...
Он заявился через пару недель после случившегося. Слегка под шафе, как всегда, открыто улыбаясь, будто ничего и не произошло.
- Привет, моя девочка.
- Подите вон! - попыталась она захлопнуть двери. Но он не позволил ей это сделать.
- Разговор есть. Поговорим и я уйду.
- Как в тот раз? - всхлипнула Вика.
- Не бойся не трону. Сдалась ты мне... Вот, - протянул он ей исписанный листок из блокнота.
- Что это?
- Счета, дорогая. Твои долги мне.
- Но...
- Ничего личного. Но долги надо возвращать.
- Я же пыталась, но вы не брали.
- Времена поменялись...
- В смысле?
 - Ну, считай, что мне нужны те деньги, которые я тебе давал.
Чем внимательнее всматривалась она в цифры, тем сильнее дрожали руки.
- А это? - ткнула она пальцем в отдельно выведенную сумму в пятнадцать тысяч шекелей. - Когда я у вас брала столько? - спросила она охрипшим голосом.
- Ты не брала. Я сам тебе их дал, когда ты плакалась, что нечем заплатить за курс обучения в университете.
- Но...
- Я заплатил за него, чтобы ты продолжала учебу.
Она тогда еще удивилась, что в деканате перестали вдруг напоминать ей о просроченной плате. И подумала, что, как особо нуждающаяся, получила какой-то  грант. И не стала выяснять, какой именно, чтобы чего доброго это не оказалось ошибкой, которую тут же и исправили бы. И она осталась бы должником или попросту вылетела бы из Университета.
"Господи, какой же я была наивной!" -  укорила она себя. У нее даже не было сил, чтобы заплакать.
Она присела на стул и тупо уставилась на него.
- Вот, кстати, квитанция, чтобы у тебя не было сомнений, - протянул он ей бумагу. - Это копия. Так что не пытайся, как последняя нюшка из Мухосранска истерично порвать ее... Оригинал дома. И если не сговоримся, обращусь в суд и взыщу с тебя с процентами.
Как в этом человеке, она не разглядела подонка, думала Вика. И словно угадав ее мысли, Эзра сказал:
- Выход всегда есть, девонька. Я поделюсь с тобой им. Только не делай поспешных выводов. Тебе же от этого будет только хуже...
- Что тебе от меня надо? - Она не могла скрыть отвращения к этому человеку, которого еще не так давно считала своим другом.
- Всего-то ничего: чтобы ты вернула долг.
- Но...
- Или отработала его. С тебя не убудет, я же не останусь в убытке. А то даже как-то обидно. Юная телочка реально кинула доброго, а главное, неглупого дядю.
- Что я должна буду делать? - с замирание сердца прошептала она, где-то в глубине подсознания догадываясь,  какой работе может идти речь...


Глава 20. У бомжей выходных не бывает

С утра пораньше вышел подышать свежим субботним воздухом. Тем более, что после вчерашнего дождя, моросящего почти весь день с небольшими перерывами, воздух был пронзительно чист, солнце заливало наш тихий по шабатам квартал.

Побродив немного по улочке, свернул на проспект. Вдоль него, на тротуарах выстроились многочисленные скамейки. А совсем рядом с домом - качалка на открытом воздухе со всякими там спортивными прибамбасами. Качайся - не хочу! Сегодня она была пуста…

Хотел было воспользоваться, но меня окликнул знакомый голос:

- Привет!

Это был Санек.

- Чего ты тут?

- Да вот, - указал он на удаленные мусорные баки, - у бомжей выходных не бывает.
Там уже копошились. Из-за удаленности я не сразу разобрал - кто.

Словно угадав мои мысли, Санек подсказал:

- Димка под присмотром Танюхи разрабатывает мусорный Клондайк. Пока наркоши не опередили, кой-чем полезным, может, и поживимся. Вообще-то мы только железяки всякие берем - ты же знаешь.

- Знаю, - сказал я. - Кстати, у меня стиралка есть. Хочу выкинуть.

- Ого! Так мы шустро… Димка сволокет ее вниз. И будет нам отличный гешефт.

- Но сегодня шабат… Ты же знаешь, я живу в доме, где люди не поймут такой кипучей деятельности в святой день. Да еще и с утра пораньше.

- Мы тихо. Танька ж нас со свету сживет, если мы не наберем сегодня бабла. Со вчерашнего вечера ничего не жрали, в животе урчит. На светофоре по шабатам беспонтово стоять.

- Санек, давай завтра, а?.. Ты ж понимаешь, мне жить с соседями. Не хочу, чтобы потом промывали косточки.

- Вон, смотри, совсем пустую тележку толкают. Ни фига в ящиках не оказалось. Небось, нарики с вечера подсуетились. - Санек, казалось, не слышал меня. Но скорее всего, все мои доводы казались ему жалкими и непонятными.

Они подошли, тяжело пыхтя, Дима и Таня по прозвищу Черная Вдова.

- Здрасте, - смущенно поздоровалась она. И добавила: - Шабат шалом!

Я ответил, с интересом разглядывая ее.
Молодая еще женщина с чувственными губами и огромными, поразительно бездонными, как омут, глазами, в которые разок заглянешь и уже не забудешь. Они, казалось, манили, обещая неземные видения, блаженство и еще нечто, не выразимое словами…

«Так вот она какая, Черная Вдова…»

- Ну что делать будем? - Прервала она короткое молчание. И пронзительно заглянула в мои глаза. Они словно прожгли меня насквозь.

- Ну если только очень тихо, как мышки, - залепетал вдруг я.

- О чем это он, - кивнув на меня, поинтересовалась Татьяна у Санька.

- Да это…может…того…завтра, - неуверенно сказал тот. - Стиралка у него негодная. Вот забрать бы, да шабат же…

- Ну и будете у меня весь шабат лапу сосать.

- Но, Тань, он столько помогает нам. Не надо бы его подводить.

- Пускай тогда даст денег, если не хочет, чтобы мы возились сегодня с его стиралкой.

- Да нет у него, - сказал Санек.

У меня и правда не было с собой. Но даже если и были бы, то вряд ли дал... И вовсе не из-за каких-то там шабатних традиций, которые, впрочем, стараюсь без особой нужды не нарушать. Просто я все еще помнил сетования Санька о том, что Черная Вдова плотно подсела на «дурь».

Но и оставлять их голодными не хотелось.

Стоило отвести глаза от Татьяны, как самообладание вернулось ко мне. Я отозвал в сторонку Санька.

- У вас что и в самом деле нет никакой еды?

- Нет, - развел он руками. - Вчера ж целый день почти дождь шел. Водилы на перекрестках даже носы не высовывали, не то что пару шекелей кинуть в кружку.
В общем, Димка зря простоял полдня.

- Идем, - кивнул в сторону минимаркета, которым заправлял вечно полусонный Ахмад.

Я знал, что мне он запишет в долг…


Глава 21. Благие дела от Григория

Это потом, спустя какое-то время, Григорий признается, какие аферы он прокручивал с некоторыми из своих собратьев по несчастью. Если он чем-то и делился со мной более-менее откровенно, так лишь о его отношениях с Викторией.

Наверное, считал, будто интереснее этого быть не может для человека, который пишет роман. О своих отношениях с такими же, как он, бедолагами, Григорий почему-то старался не распространяться.

А случилось вот что…

В один из дней он привел Диму к Виктории, чтобы та без долгих проволочек помогла ему оформить пособие. Про квартирные он промолчал, потому что пока не решил, как ими лучше распорядиться.

- Но у него нет даже удостоверения личности, - пожала она плечами.

- Я отведу его в МВД и ему по-скорому выдадут документ, - важно заявил Григорий. - Только малость подштукатурь его фейс, - хмыкнул он. И Виктория едва сдержалась, чтобы не рассмеяться.

- Ну хорошо. Я постараюсь быстренько оформить ему пособие, - пообещала она, покончив с гримом.

- Нам бы на дорогу немного деньжат да и удостоверение за просто так не дадут.

- Она выдала им необходимую сумму, и они пошли к выходу из кабинета. На прощание Григорий шепнул Вике, что заскочит е ней сегодня вечерком, если она не возражает.
Виктория не возражала.

Зато ее лучшая подруга Анечка не скрывала своего отношения к странному  роману между Викой и Григорием.

- Тебе самой-то не кажется, Викуш, что твое увлечение этим бомжом, мягко говоря, не совсем нормально, если не сказать, отвратительно и может вызвать у людей недоумение.
- Что же в этом отвратительно. Да и потом, кто эти люди? Или ты успела растрезвонить всему свету по секрету?
- Не болтай ерунды! Ты же знаешь, я могила.
- Тогда что тебя смущает?
- Ты социальный работник. А кто он? Грязный бомж. Я бы ни за какие деньги с таким…
- Ну же, договаривай, верная моя подруга.
- Ты же понимаешь, о чем я.
- О том, что я сплю с ним? Ну так сердцу не прикажешь.
- Ну-ну, любовь зла, полюбишь и… бомжа.
- Ну а если он король в постели?!
- Что ж, тебе лучше знать.
Виктории вдруг стало обидно до слез. И это лучшая подруга, которой она доверяла тайны и с которой  делилась горестями. И всем-всем, что висело на сердце тяжелым камнем.
Было в жизни такое, о чем сама себе лишний раз не хотела признаться, а ей рассказывала. И теперь Анечка ее же и осудила, Разве что не назвала проституткой, прошедшей огонь и воду, и все остальное. Выходит зря откровенничала. И тогда, когда Эзра ее шантажировал, и о других гадких вещах, которые с ней случались…
В тот раз они чуть ли не рассорились. Виктория даже дала себе слово впредь держать язык за зубами. 

***

Дима долго вглядывался в фотографию на удостоверении личности и не узнавал себя.

- Это точно я?

- Ну не я же - зевнул Григорий.- Идем уже, - взял он из рук Димы документ, - обмоем.

Дима доверял Григорию даже больше, чем самому себе. Иногда он даже называл его братом…

Через пару дней документы на получение пособия были оформлены. Они сходили на почту, открыли там счет, вложив сотню шекелей для начала. Деньги Григорий пожертвовал из своих запасов.

А еще через неделю Григорий, прихватив с собой Диму, отправился снова на почту, чтобы тот получил первое в своей жизни на Обетованной земле пособие.
Не трудно догадаться, что все деньги тут же перекочевали в карман Григорию.

- Так надежнее, - пояснил он удивленному другу. - Ты ж потеряешь или у тебя их через полчаса вытащат. Ты и не заметишь. А у меня они будут целее.

Потом, как-то по пьяни, в минуты раскаяния, он признается мне, что не раз проворачивал такие дела и ему сходило это с рук.

- Ты только не подумай, будто я прикарманивал все до последнего шекеля. Я делился с пацанами, когда возникала в этом необходимость. Покупал им обувку и так по мелочи... - словно в оправдание, говорил он.

Вот тогда-то мне и стало понятно, откуда у Грини водились деньжата. Иногда вполне даже приличные суммы.

Но я еще не знал о самых крупных гешефтах, которые удавалось Григорию срывать при помощи тех же бомжей…


Глава 22. Свет в конце туннеля

Мой друг Дмитрий попал в госпиталь…

Ещё вчера он стоял на перекрестке у светофора, а сегодня позвонил Санек и сообщил новость:

- Димка в больнице. Извини, но не найдется ли у тебя  кой-чего из нижнего белья, а также какой-то пускай и старый, но чистый, свитер?  У него ж там все бомжовское.

- Ты хочешь, чтобы я навестил его?

- Я тоже подойду. Но, сам понимаешь, у нас шаром покати.

«Ничто человеческое не чуждо и клошарам…», - усмехнулся я про себя, пообещав Саньку скоро быть.  Благо эта больница находится в четверти часа ходу от моего дома.

Признаться, я не люблю больниц, даже самых крутых, а эту - особенно…

Именно оттуда мне однажды ночью позвонили и участливо спросили: «Не могли бы вы сейчас подойти…» и повесили телефонную трубку. С тех пор, я боюсь ночных телефонных звонков. В ту ночь Ее не стало…
***
…Мой друг Дмитрий лежал в чистой постели, щуря глаза, как бездомный кот, которого наконец -то приютили добрые люди. Казалось, он вот-вот мяукнет и замурлычет от  удовольствия.

- Привет! - Поздоровался я.  - Как самочувствие?

- Да мне только сейчас измеряли температуру. А ты… давление будешь мерить?

- Я не медбрат, Дима. Вот, пришел тебя навестить. Здесь - трусы, футболка, свитер. А тут сигареты и пакет мандаринов.

Какое-то время он вглядывается в мое лицо, шевелит беззвучно губами, как-будто что-то просчитывая. И вдруг только что излучающее счастье лицо сморщилось, словно от невыносимой боли, и я увидел крупные слезы, с трудом торящие себе дорогу по небритым  щекам.

Дима, который никогда не плакал, потому что, как мне казалось, у него бесповоротно очерствела душа и навсегда ушла, не простившись, память, плакал обычными человеческими слезами…

- Что с тобой, Дима?

Я посчитал, что его растрогала моя скромная «передачка» и, похоже, ошибся…

- Ты - Саша? У тебя еще кликуха… ну…которую придумали бомжи: «Има Тереза миспар штайм»…Только ты не обижайся…

«Странно, что он назвал мое прозвище на иврите, мелькнуло в голове. Похоже, приклеили мне ее первыми не клошары, а кто -то из социальных работников. Уж не Виктория ли или ее лучшая и, пожалуй, единственная подруга Анна? За ней не заржавеет: больно остра на язык.
И что побудило степенную Викторию подружиться с этой болтушкой, которая всегда открывала окна, когда к ней заходил кто-то из бездомных. Она и не старалась скрыть брезгливость к этим бомжам.
Мне было непонятно, как она вообще оказалась на такой работе, которая тесно связана с этими бедолагами…

- Ты помнишь меня? - Моему удивлению небыло предела.

- Вспомнил… Ты мне рассказывал о Южном Урале. Ты же из тех мест, что и я…
Уж и не знаю, какое чудодейственное лекарство ему ввели, но, похоже, Дима стал помаленьку прозревать.

- Знаешь, Саша, - казалось ему было в радость называть меня по имени, - я вспомнил свое отчество… Я теперь Дмитрий Залманович. Осталось поточнее вспомнить, когда я родился и когда приехал сюда. А как звали маму, я никогда не забывал. Потому что она была у меня одна. Ну…только она и я…

- Дима, ты вот полечишься, наберешься сил. Потом вспомнишь год своего рождения, еще кое-какие данные, и мы сходим с тобой в МВД.

- Это в полицию, что ли? Зачем? Я ничего такого не сделал… Или сделал? - он с сомнением вглядывался в мое лицо.

- Все нормально, мой друг Дмитрий…Залманович, - я с трудом сдерживался, чтобы не прыснуть. Тем более, увидел, как при этом обращении, он важно надул щеки и перестал плакать. - МВД - это то место, где мы получим для тебя «теудат зеут», удостоверение личности, вместо утерянного.

- А-ааа, хорошо бы… Только как бы мне его не потерять снова. Я ж их столько рахз терял. Гриня задолбался платить штрафы за меня.

- А мы снимем с него красивый цветной ксерокс, и ты будешь ходить с ним…

- Тогда почему Гриня не снял этот…ксерокс?

- Когда?

- Да совсем не давно. Точно не помню день. Мы ходили с ним вместе… И мне дали документ. Он взял его себе, чтобы я не потерял. Может, тоже хотел снять этот, как его, ксерокс?

Наш  разговор прервали Санек и Татьяна.

Вот уж  кого не чаял встретить…
Она была одета в черный костюм, великолепно подчеркивающий ее хрупкую с виду фигуру. А ля-римский носик вкупе с чувственными губами и бездонными голубыми глазами придавали всему ее лицу некий таинственный шарм роковой светской львицы.

Почему-то подумалось, что ко всему ее прикиду не хватает полувоздушной вуалетки, которая совершенно не выглядела бы вызывающей.

Другой бы даме я не преминул намекнуть на эту недостающую деталь туалета, но Татьяне  не осмелился. Все-таки мы еще недостаточно были знакомы. А если честно, то я просто банально боялся с ней вступать в разговор. Семь ее мужей, если верить клошарским россказням, рано ушедших в мир Теней, не располагали меня к открытому общению…
 
- А я говорила, что все закончится воспалением легких, - заботливо поправила она одеяло, укрывая Диму… - Но вы же не слушаете, считая меня злыднем, вампиршей и падшей женщиной. Незачем было стоять на том долбанном, совершенно беспонтовом, светофоре в дождь, а лучше надо было заняться сбором металлолома.

- А еще башлевее - цветным металлом:  за него дают реальные бабки, - хмыкнул Санек.

Понятно, что все их диалоги я перевожу на более-менее приличный язык, поскольку лексический запас Татьяны на девяносто девять процентов состоял из слов и крылатых выражений докеров, мирно беседующих в каком-нибудь портовом шалмане.

- Я на работу теперь устроюсь, - подал голос Дима. - Буду приносить зарплату. Вот Саша мне обещал помочь пробить «теудат зеут». Только зачем мне сразу два.

“Ну и ловкач, этот Григорий!” - подумал я.

- Лежи уже - работник, - хмыкнула Татьяна и томно закатила глаза, словно прикидывая, как сможет распорядиться первой Диминой зарплатой.

Я поспешил откланяться, пообещав Диме, навещать его…

- Ты расскажешь мне про те места, где мы с тобой родились?

- Да…

«И ты мне тоже о них расскажешь…», - с надеждой подумал я.


Глава 23. Та страшная ночь

Даже спустя годы, Вика задавалась вопросом: чем она отличается от этих бедолаг-бомжей. И приходила к печальному выводу, что она не видит большого различия. Обыкновенная серая мышь, которая изо дня в день в постоянных контактах с бездомными.

Напрасно Анечка кичится. И она тоже, по сути, бомж. И все мы по жизни бомжи. Только одни живут под крышей, а другие на улице. Одни одеты в грязные лохмотья, другие в приличные одежды, под которой упрятаны грязные душонки.
 
Как женщина, она была вполне привлекательной, по крайней мере, до сорока лет. А потом как-то незаметно для себя все реже и реже стала смотреться в зеркало. Наверное, боялась увидеть свое отражение, которое напоминало всякий раз, что её песенка спета. И жизнь по большому счету не удалась.

И только встреча с Гришей внесла разнообразие в ее непутевую жизнь.
И почему на нее еще со времен студенчества  сваливались на голову беда за бедой. У нее опять всплыла в памяти та встреча с Эзрой, когда он шантажом заставил работать на себя…

***
- Ладно, - согласилась она.

- Прекрасно! Всегда знал, что ты смышленая девушка.

- Уже нет!

- Хочешь сказать, что я был первым твоим мужчиной? - Самодовольно ухмыльнулся он
- Без разницы…

- Значит, так... Сильно загружать тебя не стану. Всё в пределах разумного. Это будет проект долгосрочный. Обслужишь от силы пару раз в неделю клиентов. И никаких денег у них не проси. Всё будет заранее оплачено.

- Но "девушкой по вызову" быть не собираюсь. Не хватало, чтобы свора подонков оприходовала меня и…

- Ну что ты!  Работать будешь только в своей квартире, надомница ты моя! - Противно захихикал Эзра. И Вика едва подавила желание, чтобы не запустить в него тяжелую вазу.

- И никаких садо мазо! Извращенцев не надо.

- Заметано! Сам прослежу и буду на стреме.

На том и порешили.

И в тот же вечер привел мужика лет за пятьдесят. Судя по его усталому виду, он только что вернулся с работы и, не заходя домой, прямиком направил стопы сюда.

Впрочем, Вике было безразлично. Она помогла ему раздеться, стянув с него пропахшую потом футболку и все остальное. И отправила его в душ.
Эзра подмигнул и ушел на кухню, чтобы не мешать “трудовому процессу”.
Вскоре мужик вышел из душа в слегка возбужденном состоянии. Она протянула ему презерватив. Он прокашлялся и смущенно спросил:

- Можно без него? А то он спадает…

Она взглянула на его стручок…

- Ты не думай, я в этом плане здоров и у меня никогда не было венерических болезней. Я раньше, пока была жива жена, ни разу ни с кем. А теперь вот в первый раз решился…

Она отчего-то поверила ему. Наверное, его жалкий вид стал тому причиной. И она молча кивнула в знак согласия.

Пару минут подергавшись, мужик застонал и наступил скорый финиш.

Вика так и не поняла, для чего он приходил. А главное, стоило ли отстегивать Эзре несколько сотен шекелей, чтобы вот так… раз-два и выстрелил. Она заблаговременно приняла пару таблеток, чтобы не подзалететь от какого-нибудь ханурика. А другие, по ее мнению, вряд ли стали бы иметь дело с Эзрой.

“Скорострел”, как его тут же про себя окрестила Вика, быстренько оделся и, стыдливо отводя от нее взор, попятился к двери.

- Ну вот, - хмыкнул Эзра, - а ты боялась. - Вот тебе за работу, - протянул он ей сотенную.

Почесал пах и тоже вышел.

***
Он держал слово: более двух визитов в неделю не было. Нельзя сказать, будто ее утомляли эти какие-то зачморенные жизнью мужичонки, но на душе все равно было гадко. И всякий раз ей хотелось раскрошить голову сутенеру Эзре.

***
А однажды, ближе к вечеру он привел сразу двоих. Это были крепкие парни лет под тридцать каждый.

"Этих мне только не хватало..."

Ей отчего-то сделалось страшно и захотелось убежать куда глаза глядят. Только бы не видеть их заросшие густой порослью торсы.
- Они останутся до утра, - сказал Эзра тоном, не терпящим возражения. - Постарайся угодить. Клиенты ценные во всех отношениях.

Вскоре он испарился, словно его и не было еще минуту назад.

По началу парни были вполне обходительны. Выпили коньяка, принесенного с собой. Предложили ей. Вика отказалась. Они не настаивали. Постепенно страх проходил.

А потом началось такое... что Вике казалось, будто она вместе со своей студией и этими неугомонными парнями переселилась в ад кромешный.
Временами она теряла сознание. И тогда они шли в кухню перекурить. Потом возвращались. И все начиналось сначала.

Ее не покидала мысль, что утро уже никогда не наступит. И эта жуткая ночь будет продолжаться вечность, пока она не умрет. Ее уже не страшила смерть.
Но утро все же наступило, одновременно умерив пыл этих самцов.

Уходя, один из них швырнул на стол несколько помятых двухсоток, на которые Вика еще долго смотрела испуганными глазами, словно они были пропитаны ядом.

После той ночи, она наотрез отказалась принимать участие в этих групповых оргиях. И Эзра, видя ее состояние, согласно закивал головой.

- На, возьми, - протянул он ей пару сотенных.

Она скривила дрожащие губы и с трудом, едва передвигая ногами, побрела в душ.

***
 Столько времени прошло после той ночи, а она до сих пор не может вспоминать о ней без дрожи. Анечка, ее лучшая еще со студенческих лет подруга была единственным человеком, кому она вкратце рассказала об Эзре и этих вонючих самцах.

Анечка в те времена тоже сильно нуждалась в деньгах, но она добывала их, по ее словам, другим, более чистым способом. Она вращалась в среде состоятельных мужчин и те не жалели на красотку денег. Анечка могла себя подать, в отличие от нее.

Она и ей предлагала дать мастер-класс по заманиванию в ловушку солидных мужчин. Но Вика отнекивалась, пока не нарвалась на этого подонка Эзру. 


Глава 24. На юг, где плещутся моря

Совершая утренний променад вдоль моря, нос к носу столкнулся с парнем лет тридцати пяти. Высокий, белобрысый, слегка сутулый… Ничего особого - на вид обычный скандинав, приехавший провести бархатный сезон на Святой земле. В такое время туристы из северных стран - явление обычное.

И каково же было мое удивление, когда парень окликнул меня по-русски.

- Боже мой, Ваня?!

Вот уж кого не думал-не гадал встретить…

…Я познакомился с ним года три назад. Он хоть и бомжевал, как и все, о которых я уже рассказывал, но держался особняком. Не без этого, конечно: бывало выпьет с ними, внеся свою долю, перекинется парой-другой фраз и отсядет в сторонку, о чем-то печально думая.

В один из таких дней я и познакомился с ним. Его судьба ничем особо не отличалась от судеб других репатриантов. Приехал, как и все, в надежде устроить свою жизнь.  И надо сказать, старался преуспеть в этом…

Вкалывал по двенадцать-шестнадцать часов, чтобы в доме было не хуже, чем у людей. Да и для любимой крошки-дочурки хотелось, по его словам, расшибиться в лепешку, чтобы та знала: ее папа - самый лучший!

Жена нахвалиться не могла Ваней, все-таки счастье привалило ей несказанное с русским мужем. Не то, что у других: на диване полёживают да по кафешкам штаны просиживают, потягивая пресловутую наргилу, неустанно предаваясь нескончаемым депрессняку и ностальгии…

А Ваня пахал, словно с цепи сорвавшись. И как водится, ни на что другое сил у него уже не оставалось…

Это потом, он признается, что во всем виноват сам.

- Знаешь, Саш, хрен ли кого винить. Значит, нашла лучшего мужика, - сказал он с нескрываемой горечью и добавил: - А я  - лошара, думал, что для жены главное достаток в доме. - Он произнес это с такой пронзительной покорностью, что мне на мгновение сделалось страшно. Обычно так говорят люди, готовые на все…

А в тот черный день, вернувшись с работы значительно раньше обычного, он застал жену в их спальне, в объятиях местного мачо… И вдруг пронзительно всё понял. Он понял свою ошибку, которая сводилась к самой банальной на свете истине - нельзя объять необъятное.

- Уверен, что «изобрели» эту истину даже чуть раньше, чем ее произнес Козьма Прутков, - сказал мне тогда Ваня. - Вот получу «даркон» (загранпаспорт) и вернусь в Россию. Между прочим, в моем родном Волгограде у меня осталась квартира «двушка». А еще родители отписали дом. На окраине, - уточнил он и крепко сжал огромными ладонями лицо.

Ваня плакал отчаянно и горько, словно своими слезами хотел отмыть от скверны погрязший в грехах мир.

Если честно, тогда я усомнился в намерениях Ивана. Многие бомжи, стоит напиться, льют горькие слезы о загубленной жизни,  о своих родных городах и весях, мечтая вернуться обратно, чтобы уже зажить по-человечески. Потому что дома и стены греют, а лес, река и прочие радости несомненно излечат от любых запоев…

А потом вдруг Ваня исчез… И Яша сказал задумчиво:

- На родину уехал наш Иван. И представь себе он счастлив неимоверно. Как был бы счастлив я, окажись сейчас на Дерибасовской. Но, сдается мне, не пройдет и года, как Ваня прилетит сюда пулей. Потому что даже в Одессе бомжевать хуже, чем здесь. И потом… - Яша глубокомысленно закатил глаза и закончил свою мысль: - Бомжи, как птицы, их всегда тянет на юг.

***
И вот  мы стоим с Ваней возле моря и слушаем волны…

- Знаешь, я сильно соскучился по дочке, - говорит он.

- И по морю? - Спрашиваю я.

- Да. А как ты догадался?

- Ты видел Яшу, Санька, других…твоих бывших дружков?

- Еще нет. Вот…ищу…тем более, что мне и приткнутся особо некуда.

- Что, совсем плохо в твоем родном городе?

- Холодно там.

- А здесь? Думаешь здесь тебе будет теплее?

- И здесь холодно. Она даже не пустила меня на порог.

- Бомжи, как птицы, их всегда тянет на юг, - повторил я фразу, услышанную от Яши.

- Что? Что ты сказал?

- Там, в скверике, ты найдешь Яшу, Санька. Дима пока в больнице, ну а остальные все новенькие.

- А где Руслик? Мы бы с ним вместе устроились.

- Успеешь еще к нему. Не спеши - все там будем…

- Его…он, что…помер?

- Лучше о себе подумай, Вань. И потом, не хуже меня знаешь: нельзя войти в одну и ту же Реку дважды.

Он что-то еще говорил мне вдогонку, словно пытаясь в чем-то убедить, но я его уже не слышал. То ли настроение у меня было неважное, то ли еще какая причина, но что-то мне вдруг расхотелось продолжать беседу.

Глава 25. Предложение, от которого он отказался

Вика не понимала, что с ней происходит в последнее время. То ли эти жуткие воспоминания, то ли боязнь потерять Гришу, то ли еще какая причина, но она вдруг стала панически бояться одиночества. Не в  том смысле, что вечера и ночи ее страшили. Ее пугала перспектива остаться одной перед надвигающейся старостью.

Временами она кляла себя на чем свет стоит за то, что не завела ребенка. И еще в редкие часы отчаяния она сожалела о том, что не согласилась на настойчивые уговоры Анечки, познакомить ее с программистом. Она была вхожа в их среду, поскольку ее муж Илья работал в хайтеке.

- Будешь купаться, как сыр в масле, - тараторила Анечка. - Это я тебе обещаю. Я вот работаю не из-за денег, а чтобы не помереть со скуки. Мой Илюшка зарабатывает в месяц столько, сколько я и за год не имею.

- Ну… - пожала тогда плечами Виктория. - Не знаю!

- Вот! Наконец-то ты созрела, - захлопала в ладоши Анечка. - Завтра же идем в кафе.

- И они встретились в кафе вчетвером: Анечка со своим очкариком Илюшей и Виктория с потенциальным женихом. Она даже забывала, как его звали. Это щупленькое неуклюжее создание совершенно не подходило Вике. Да и трудно было представить ту женщину, которая бы клюнула на этого ботаника.
 
И вот годы спустя, Виктория вдруг вспомнила о нем и подумала, что напрасно тогда отказалась от выгодной партии. Уже и ребеночка родила бы умненького.

Можно и теперь еще попытаться родить, успокаивала она себя, но хватит ли у нее сил вырастить его.

Она хотела было поговорить об этом с Гришей, но отчего-то медлила. Вместо этого как-то предложила:

- Гриша, а чего тебе мыкаться. Я живу одна в трехкомнатной квартире.
Перебирайся ко мне, если хочешь. Вдвоем веселее будет.

- Да мне и без того весело…

- Вот как?! - Обиделась она.

- Да я не к тому, Викуш. Просто подумал, а зачем тебе бомж на постоянку?

- То есть? - Не поняла она.

- Нам разве плохо сейчас? Мы встречаемся и всё такое… А когда постоянно вместе живешь… мало ли что…

- Что?
 
- А то ты не знаешь про мои запои. И про то, как я гадко выгляжу, когда опускаюсь ниже плинтуса.

- Да я помогала бы тебя выйти из штопора.

- Вот это меня и пугает.

- Почему?

- Потому что тебе это скоро надоело бы и ты выставила бы меня за порог.

- Но до сих пор я тебя ни разу не выставляла…

- Извини, Вика, мне не единожды пришлось пережить такое, когда меня не только женщины, которые до этого клялись в любви, гнали прочь, но даже родной отец не пускал на порог своего дома.

- Ну что ты, Гришенька. Это ты меня прости. Я, конечно, не поступила бы так. Но если ты не готов и признаёшься в этом, это делает тебе честь.

Подобные диалоги у них случались не единожды и всякий раз заканчивались страстной любовью, настоянной на признательности друг к другу.

“Наверное он и правда не готов”, - думала Виктория и успокаивала себя тем, что еще не вечер и, возможно, однажды он согласится перебраться к ней. Ну а если нет, тогда она решится на то, в чем пока и себе боялась признаться…
 


Глава 26. Прощай свобода до весны

Резкая израильская непогодь заставила моих свободолюбивых друзей-приятелей срочно пересмотреть свою жизненную позицию.

Уже с вечера в непостижимой истерике разрывался мой мобильник. И смиренный, чуть виноватый голос Санька зондировал через меня почву на предмет переселения их троих со ставшей вдруг ненадежной развалюхи, ласково называемой на их жаргоне, «зулей» с протекающей крышей и стенами, открытой всем ветрам, в более надежное пристанище.

- На пару месяцев. Ты же знаешь, нам только перекантоваться эту проклятущую январскую грозу, а также сезон дождей и еще чуток… Потом мы опять вольные птицы.

Я знал. Увы, за долгие годы довольно тесного общения с бомжами в Израиле, я отлично изучил их психологию, повадки и привычки. Свобода для них заканчивалась с наступлением жуткого дискомфорта - морального или физического. И ради хоть какого-то безопасного  пристанища они готовы были на время поступиться своими принципами.

- Если так сложно устроить сразу нас троих, - срывающимся голосом продолжал Санек…

- Для Димки я уже подыскал место и его даже ждет чистая постель в комнате, где обосновался Сурок, - перебил я Санька. И тот засопел, словно выражая недовольство и обиду на то, что вот о Димке позаботились, а о нем… Хотя и числил себя, по его неоднократному признанию, в первых моих дружбанах.

Я бы и его давно уже пристроил, но… Он даже и не подозревал, как ему мешала его ненаглядная Татьяна. С такой "нагрузкой", как Черная вдова, о коварстве которой был прекрасно наслышан даже мой старинный друг N. - хозяин «Теплого дома», это представлялось весьма проблематичной затеей.

Нет, мой друг не боялся россказней о «черных вдовах»  и прочей чертовщине. Просто он не без оснований представлял, какой разнобой внесет в размеренный ритм Приюта появление экстравагантной дамы, на которую станут облизываться все его обитатели.

- Понимаешь, Санек, - постарался я придать уверенность голосу, - у Димки была серьезная простуда. Ему в первую очередь нужна крыша над головой. Так?

- Да, - согласился он.

- А с местами сейчас напряженка - сам знаешь.

- Знаю. Сезон… - Мне показалось, будто он всхлипнул. А может, всего лишь шмыгнул носом.

- Записывай… - Я продиктовал ему адрес. - Там что-то типа христианской общины. Для женщин, попавших в сложную ситуацию. Я переговорил уже, и если твоя Татьяна не станет там устанавливать свои порядки…

- Да ты что! Тише воды, ниже - травы...

- Не перебивай, Санек. Я же видел как она шпыняла вас с Димкой. Так вот, такие номера там не пройдут. Вылетит как пробка из бутылки с забродившим гранатовым соком. А в Тель-Авиве таких домов кот наплакал.

- Ого! Так строго?! Но…

- Или никак, Санек. И там заполнено теперь до весны. Сделали уступку после долгих уговоров. Так что не барыня, придется свою гордыню в одно место припрятать. Хотя бы на пару месяцев. Потом на тебе отыграется.

Если честно, мне хотелось попросту разозлить Санька, вывести из себя, чтобы он психанул и отказался от моих услуг по устройству своей благоверной. Потому как чуяло мое сердце-вещун: устройство в этот святой дом взбалмошной Татьяны мне же в конце и выйдет боком.

- А с Димкой как быть? - не унимался Санек. - Его ж надо забирать из больницы. Сам он и дорогу не найдет.

- Я заберу. К полудню обычно выписывают. Вот завтра и схожу за ним. И сразу отведу в тот Приют. Потом разберемся…

А через час позвонил Яша и с грустью  в простуженном голосе сказал:

- Знаешь, мы тут с Иваном посоветовались… В общем, пока еще есть деньги, мы решили устраиваться на зимовку. Кстати, я звоню тебе из больницы. Завтра мы и Димку прихватим с собой.

“Ловкач одесский! Надо же, все просчитал…» - чертыхнулся я про себя, и, попрощавшись с Яшей, стал набирать номер телефона своего друга. Думаю, какая-нибудь клетушка у него найдется, чтобы рассовать новоиспеченных новоселов.

А Ваня-то каков удалец, а! С Волгограда переться в зиму, в Израиль, чтобы чуть ли не прямиком из аэропорта в бомжатник. И это при том, что в родном городе квартира и домик, доставшийся от родителей.

Неисповедимы пути клошаров…


Глава 27. Гриша пошел ва-банк

Григорию льстило предложение Вики перебраться к ней. Но что-то останавливало его. Быть может, то, что он совершенно был не приспособлен к семейной жизни. В чем сам не раз признавался и себе, и позже - мне.

- Я не надежный тип. И не потому, что запиваю. Причина в другом…
В чем именно, он долго не признавался. А потом, как на духу, рассказал мне одну историю, от которой мне стало не по себе.

А случилось это лет пять назад. Решил он по наводке своих шестерок грабануть отделение похоронного бюро - одно из многочисленных, разбросанных по необъятным просторам Святой земли.

Даже сейчас, спустя годы, у Гриши дрожал голос, когда он рассказывал про тот грабеж.

- Понимаешь, есть места, куда лучше не совать нос, - тяжело вздохнул Гриша. -  Иначе случится беда.

- Согласен.

- Мы тогда взяли приличную сумму. Причем, не только в шекелях и баксах, но и в этих… английских…

- Фунты стерлинги?

- Ну да. Ты не поверишь, мы поначалу даже выбросили их, потому что увидели их впервые. Но потом врубились, что не станут же эти уважаемые люди хранить макулатуру в сейфе. Короче, вернулись и забрали.

- И что потом?

Не скрою, меня заинтриговала эта история.

- Те двое пацанов, которые взломали сейф, как-то неожиданно стали таять прямо на глазах и не прошло полгода, как один за другим померли. Здорово я тогда перетрусил. Согласись, стремно как-то подыхать в двадцать пять лет. Пацаны-то еще были совсем юные. А когда ты еще пацанчик, то не так воспринимаешь смерть, как в более зрелом возрасте.

- В общем-то, ты прав…

- Я ведь к тому времени был несколько лет женат, потом развелся и через год по новой женился. Повидал немного Мир. Испытал вкус к жизни и разочарования, подъемы и падения. Короче, не хотелось расставаться с жизнью.  А что они видели? Поэтому, наверное, и не успели оценить эту самую жизнь. И ушли в иной Мир, так ничего и не поняв. А я до сих пор хаваю себя. Надо было отговорить неразумных пацанов, а я повелся на их уговоры…

- Нда… - мне нечем было успокоить Григория. Да и вряд ли он нуждался в утешение. Единственно, что меня временами радовало, так это то, что он всё чаще и чаще начинал раскаиваться в прошлых своих грехах.

Это вселяло надежду в то, что рано или поздно он встанет на путь истинный.
И словно прочитав мои мысли, Гриша признался, что Вика зовет его к себе. Но он не знает, как ему быть: воздержаться или согласиться.

- Тут я тебе не советчик. Я бы не торопился. Прежде попробовал бы разобраться в себе, а потом уже решать…

- Вот и я также думаю. А она, вроде как, обиделась.

- Со временем поймет, - поспешил его успокоить.

- Хорошо бы…


Глава 28. Море, Путана, я и Память

Встречал сегодня закат у моря...

Поверил в прогноз о дожде. Подумал, что теперь вот зарядит и не захочется видеть и без того мокрое море, унылый пляж, съеженных туристов под зонтами, недовольно орущих чаек, выясняющих отношения с дождем.

И она тоже, наверное, поверила прогнозам, и тоже пришла сегодня пораньше на наш пляж. В надежде напоследок хоть что-то заработать на свежем воздухе. В том вон полудиком парке, где когда-то мы сидели с женой и перекусывали, а напротив маленький отряд американских солдат разбил палатки.

Уж и не помню к какой войне тогда готовились, точнее, к каким обстрелам и откуда, но эти парни должны были на случай обстрелов защищать нас своими установками то ли "Пэтриот", то ли еще чем-то по-военному мудреным, в чем я мало разбираюсь.

И словно в унисон моим воспоминаниям, ко мне подошла она, попросила сигарету.

- Кризис, - горько усмехнулась она, покрутив в тонких, без намека даже на легкий маникюр, пальцах мою дешевую сигарету.

Честно говоря, в мои планы не входило вести задушевные разговоры с ночными бабочками, но… не убегать же от нее, подобно прыщавому подростку, постыдно поджавшему хвост. Да и виделись мы с ней уже столько раз на этом пляже, что она давно махнула на меня рукой, исключив из списка своих потенциальных клиентов.

- Кризис, - повторила она, присев рядом и затянувшись сигаретой. - Скажи, а когда он закончится в Европе? Эта ж страна была очень богатой.

- В Европе много стран, - машинально поправил я Путану.

- Что ты говоришь?! - удивленно вскинула она брови.

- Ты разве не учила в школе географию?

- Нет, до географии я не дошла, - хмыкнула она. - Мне интересно было про анатомию. Особенно после того, как меня в четырнадцать лет трахнул мой родной дядя. - Но ты не думай, я не жалею. Что было, то прошло.

- У тебя нет дома?

- С чего ты взял?

- Ну...ты уводишь их туда... - кивнул я в сторону парка. Того парка, где когда-то повесился один из мужей "Черной Вдовы".

- Ах, ты об этом... Есть у меня дом. Дядя, тот, который из меня сделал женщину, оставил в наследство. Но дом только для солидных клиентов... А эти, - кивнула она на молодых парней, - как те американские солдаты, помнишь, они стояли здесь какое-то время перед войной в Ираке? Ну вот... Экспресс-секс... Может, мне еще за их гроши кофе им в постель подавать? Большая честь!

Я невольно улыбнулся.

- Я давно не вижу тебя с той женщиной, с которой ты иногда сидел в том парке за столиком. Вы еще кушали там, подолгу о чем-то говорили... Я не понимала о чем, ведь вы говорили по-русски. Но мне нравилось, как ты гладил ее руку и смотрел в ее глаза, а она - в твои. Так, словно прощались... Она уехала?

- Да. То есть, не совсем: она ушла…

- Куда?

- Кто же может ответить нам на этот вопрос: куда уходят люди? Наверное, на Небеса…

- О прости! В самом деле, прости.

Я протянул ей сигарету.

- Прости! -Приложила она руки к груди, словно каялась в грехах за все человечество и, не прикуривая от протянутой мною зажигалки, поспешила к тем двум парням.

- Ало! Не найдется ли огоньку для девушки? - Окликнула она их профессионально, и они принялись поспешно шарить по карманам.


Глава 29. Приют


Это было  некое сооружение, которое вряд ли под силу описать простыми человеческими словами. Впрочем, какой-нибудь виртуоз словесности, не заморачиваясь, назвал бы «это» обычным бомжатником, не вдаваясь особо в чувства и ощущения его обитателей.

Как бы то ни было, но я всегда с каким-то необъяснимым трепетом стучусь в эту, вечно запертую,  железную дверь приюта для клошаров. Мне нравится здороваться с его хозяином, давнишним моим Другом, который поднялся из небытия, прожив в свое время  лет семь в районе старой тель-авивской автостанции, соорудив себе «жилище» из картонных коробок и пары досок. И гордо называл это своим домом.
 
В прошлом «конченный» наркоман, он, казалось,  прошел все круги ада, потеряв всякую надежду встать на ноги.

 И вот однажды он проснулся и попросил Всевышнего о маленьком одолжении: «Господи, забери меня! Куда хочешь. Я согласен уже даже и на ад. Потому что более жуткого ада, в котором я живу, я себе не представляю…»

Он чесал давно немытое тело. Стоял на коленях, вознося руки к Небу. Плакал и молил,  молил… Страшная «ломка» выкручивала все суставы совсем молодого еще парня, обросшего бородой и походившего на дряхлого старика…
А люди проходили мимо.
Кто-то, сжалившись, кидал к его дрожащим коленям пару монеток...
Кто-то, уткнувшись в свои мысли, проходил мимо…
А кто-то просто усмехался, осуждающе качая головой.

- Люди ведь бывают разные, - как -то сказал он мне. - У каждого своя Судьба. Но ты не думай, Алекс, я на них никогда не обижался -  ни теперь, ни тогда…И ты, если что, не суди строго людей…

И однажды один человек остановился возле него, присел на корточки, и спросил:
- Пойдешь со мной?

- Куда?

- Туда, где дарят Свет…

- Тебя послал Всевышний?

- Можешь считать, что Он.

- Но у тебя нет крыльев. Выходит, ты не ангел…

- Нет. Я человек. Такой, как ты. И сидел на «дури» двадцать лет.

- И ты хочешь сказать, что теперь «чистый»?

- Да. Семь лет!

- И где раздают такие подарки?

- Есть Дом, где укажут тебе тропу, ведущую к широкой дороге… На той дороге тебя ждет много прекрасных подарков. И главный из них - Жизнь.

- Чистая Жизнь? - уточнил бедолага.

- Разумеется. Ну так как? Ты готов?

- Да.

Вот так, тринадцать лет назад, мой Друг переступил порог этого дома.

Тот Человек, указавший моему Другу путь к Свету, вскоре из-за онкологической болезни отошел от дел, и передал «Теплый дом» в полное владение моему Другу. Он взял с него слово, что тот будет брать к себе людей с улицы. Даже тех, кто сразу не сможет уплатить за свое содержание пускай и очень скромную, но все же сумму.

Прошли годы, того Человека не стало, но мой Друг ни разу не нарушил данного обещания.

Его Дом всегда полон Добра и Света. И мне нравится иногда забегать на пару минут сюда, чтобы выпить стакан кофе, выкурить сигарету и поболтать  с его обитателями. Тем более, что  теперь здесь поселились мои друзья-приятели Сурок, Дима, Иван и Яков…

А у моего Друга, если кому интересно, все сложилось великолепно. У него дом с садиком, красавица жена, двое сыновей - уже школьников, дом - полная чаша.

Но главное, у него есть дело, которым он изо дня в день расплачивается со Всевышним и который наверняка прислал к нему того Человека. Во всяком случае, в это мой Друг верит до сих пор…


Глава 30. Люди окраин

Не смотря на новый Закон, предусматривающий наказание за… «потребление» продажной любви, она по-прежнему ошивалась на пляже… Как когда-то ее мать, а перед тем - бабушка.

Что им за дело до каких-то там законов, которые пишутся в прохладном уюте кабинетов.

Они просто зарабатывают на жизнь тем, что у них есть, передавая свой бизнес из поколения в поколение.

* * *
Я - о тех, кого «угораздило» родиться не там, где ослепительно сверкают витрины дорогих бутиков.
Где разруливают на авто, которые бедолаги могут видеть лишь в кино.
Где кто-то тратит за ночь в элитном баре столько, сколько его семья не может себе позволить потратить и за месяц.

Им хочется туда, они готовы на всё, чтобы стать своими среди тех, кто навсегда для них останутся чужими. Они, как мотыльки, спешащие на огонь, в котором сгорают без остатка…
Так вправе ли мы их осуждать за это?

"Не судите да не судимы будете".


Глава 31. Ночная бабочка

Ближе к полуночи вышел прогуляться к морю...
Оно встретило меня теплым дыханием. Ближневосточная зима, попугав на своем исходе парой прохладных вечеров, кажется, отступила. Надолго ли? Меня мало волнует прогноз погоды. Я не турист. Я здесь прописан. И даже если вдруг через пару минут начнет накрапывать дождь, меня он вряд ли застигнет врасплох.

Я давно обитаю в этих краях и наверняка почувствовал бы приближение дождя, захватив зонтик. Но я не взял его с собой, посчитав ненужной обузой. Тем более, что не от всякой непогоды можно укрыться под зонтом, каким бы надежным и прочным он ни казался...

Даже вот эта ночная бабочка припорхала сегодня к почти безлюдному ночному пляжу без зонта: ей тоже он ни к чему. На её работе зонт лишь помеха.  И туристы из далекой Скандинавии тоже пришли без зонтов - двое молодых мужчин, вокруг которых порхает ночная бабочка. Я ей не интересен. Какой с меня, аборигена, нектар?..

Море дышит ровно, щедро делясь своим теплом. Скандинавы о чем-то восторженно тараторят, не в силах сделать выбор между морем и загадочной в отблеске ночных волн бабочкой. Они, кажется, не захватили не только зонтики, но и сачок, которым можно было бы поймать эту назойливую ночную бабочку.

Наконец, после бурных споров, отдав предпочтение ночному морю, они с гиканьем кидаются в волны.

Бабочка, отряхнув со своих крылышек капельки морских брызг, устремляется к тучному туристу. Тому не интересно прохладное ночное море. Ему хочется тепла... Он важно о чем-то говорит с ней. И скоро они растворяются в темноте прибрежного парка...

Полюбовавшись еще немного ночным морем, я бреду домой, так и не поняв, что я хотел найти здесь, на почти безлюдном ночном пляже. Может, хотел оставить тут назойливо звучащую в ушах строку из Игоря Северянина: "Это было у моря, где ажурная пена..."?

Она преследовала меня сегодня целый день...



Глава 32. Храм Очищения

Все-таки навестил вчера вечером своих друзей-приятелей, проживающих в приюте для бездомных. А вот рассказать об этом не успел. Да и как-то не до этого было. Ведь именно там еще сравнительно недавно жил тот Человек, которого не стало...

Итак, "Эрев тов, "байт-хам"! "Добрый вечер, "Теплый дом!" "Шалом ле кулям!", "Салам алейкум!". и "Гуд ивнинг!"

Вот так, по неписаному обычаю, на четырех языках, здоровается с Домом, словно он живой, всяк входящий в это святое для многих место. Ибо именно отсюда человек выходит очищенным физически и духовно, словно из какого Храма...

Мне вразнобой отвечают голоса еще больных, но с появившейся надеждой в глазах, каждый отвечает на своем родном языке. Так пока им проще. Потом мы обнимаемся, как браться, которые давно не виделись. Здоровые дают энергию и надежду больным.
И совсем не обязательно быть “зависимым” в прошлом, хотя, как правильно говорят, бывших не бывает. Эта болезнь будет с человеком до конца его жизни. Она будет плестись за ним по пятам, как замороченная тень, в любую минуту готовая воплотиться в страшную реальность. Но тут уже зависит от каждого, кто решил с нею бороться до конца...

В комнатушке, очень плотно забитой четырьмя допотопными койками, порядок и чистота. С этим здесь строго...

В огромном салоне, по границам которого прямо из земли растут кусты и деревца, слышатся приглушенные голоса. Здесь не принято громко разговаривать, кричать, выяснять отношения и, Боже упаси, ни о каком физическом насилии даже в помыслах быть не должно. Как в Храме. Да, именно так. Это храм Очищения...

И лишь птицы в клетках чирикают вразнобой, как музыканты, пиликающие за пять минут до премьеры, каждый свое, чтобы потом слаженно исполнить вечернюю рапсодию. Ну а рыбки в двух огромных аквариумах, как всегда, немы. Они раскрывают свои большущие рты, гоняясь друг за дружкой. Наверное, играют в салки...

Зато хомяки в клетке ведут себя безобразно, позабыв напрочь о стыде, делают свою любовь на глазах у всех...

- О, Саша, - замечает меня первым Яков и косится на целлофановый мешок в моих руках.

Ну, конечно, как же без гостинцев. Это ведь не визит вежливости. Я пришел к своим друзьям-приятелям, вчерашним еще клошарам, обретшим хоть и такой скромный, но все-таки дом.

Я принес им то, что здесь не принято подавать к столу, потому что эту еду мало кто из местных любит. Я сделал им селедочки с зеленым лучком, как они любят, и жаркого по-домашнему. Жаркое тут дают частенько, равно как и шабатняя курочка давным-давно здесь стала традиционной, но... Парни хотят селедочки. Я знаю. Они и на закуску старались взять именно ее, уже порезанную с луком.А какая селедка без картошки...

- Мы разве еще не ели? - растерянно заморгал глазами Дима.

- Еще раз перекусим, - толкнул его в бок Санек.

- Давай с нами, - приглашает меня Сурок. Он задумчив. И не проявляет особого восторга по поводу моего визита. Более того, я каким-то шестым чувством угадываю, что он даже как бы не шибко доволен, что вот я решил их навестить и менно в этот вечер.

- Что это с ним? - глазами спрашиваю Якова.

И тут его прорывает, с полуоборота, как будто всего лишь за пять минут до моего появления, у них был бурный спор, но я пришел и помешал...

- Не, ну ты посмотри на этого долбанутого, - Яша ткнул вилкой с нанизанной долькой селедки в сторону Сурка.- Что удумал этот мамзер, шарахнутый по голове пыльным мешком.

- Ну?

- Эта... чтоб она уже ушла поскорее вслед за всеми своими бывшими мужьями... я не знаю куда, но желательно, как можно дальше...

- Ты о Татьяне? - Пытаюсь по возможности сократить его спич.

- А о ком еще? - Вопросом на вопрос, чисто по-одесски, отвечает Яша.

- Она была здесь?

- А ты как думаешь?

- Да я еще ничего не успел подумать...

- А ты подумай.

И тут взорвался я. Нет, не на Яшу, тот как раз мыслил примерно,как и я. Я заорал на Сурка. Я орал на него так, что все в салоне примолкли, пытаясь понять, о чем это "сумасшедшие русские" ведут столько горячо беседу. И зыркали по сторонам глазами в поисках кого-то, кто перевел бы им с русского...

А потом я вдруг умолк на полуслове. Просто закрыл рот и замолчал, лишь покачивая головой взад-вперед, как глубоко верующие люди, стоящие у Стены Плача и возносящие молитву Всевышнему.

- Но она страдает. Одна! Там, где ее никто не понимает и все презирают... - попытался было возразить Сурок.

И тогда я рассказал им о брате Друга, которого не стало. Я рассказал им о том, что у него было денег в несколько раз больше, чем когда-либо бывало у них всех вместе взятых - у Димы, годами простоявшего у светофора с протянутой рукой, у Сурка, приторговывающего "дурью", у Ивана, у которого в Волгограде квартира и домик, отписанный родителями. И даже у Якова, которого держали чуть ли не за подпольного миллионера все знакомые мне бомжи. А дыма без огня, как водится, не бывает...

Я сказал им, что никакие богатства мира не стоят человеческой жизни. Я сказал им всем, глядя в глаза Сурку, что там, за порогом этого Чистилища, каждого из них терпеливо поджидает Смерть. И если кому-то из них так уж не терпится поскорее оказаться в ее ледяных объятиях, то - скатертью дорожка.
Я повторил про Смерть, стоящую за порогом на иврите, чтобы поняли все сидящие в салоне.
И парни, изможденные болезнью, согласно кивали, пожирая меня огромными глазами. Словно в тот момент я был, как минимум, заместитель Мессии, несущий им Слово, о котором они знали всегда, но в которое окончательно уверовали лишь здесь и сейчас...

Потом мы стали прощаться, и Сурок тоже на прощание протянул мне руку, и я пожал ее...

Господи, вразуми заблудших!


Глава 33. Сегодня или никогда

Это было ее решение от начала и до конца. Слишком много времени она упустила, чтобы позволить себе терять дни на раздумья. Луше поздно, чем никогда - не для ее случая.

- Гриша, - позвонила Виктория на мобильник, который она подарила ему на день рождения.. - Зайдешь сегодня вечерком?

- Разумеется!

Она не знала, что ему сказать еще. На всякий случай спросила:

- Ты в порядке?

- В полном! Что-то случилось?

- Все нормально.

- Тогда до вечера?

- Пока…

… С тех пор, как Григорий живет у меня, он лишь пару раз уходил в короткие запои. А последние месяца полтора и вовсе чист, как стеклышко.
Знала об этом и Виктория. Для нее это было важно. Очень!

***
… Совсем некстати вспомнился тот солдат, с которым она познакомилась на последнем курсе. К тому времени она целый год отпахала на Эзру. И судя по всему, он не собирался выпускать из клетки курочку, несущую золотые яйца.
Надо было готовиться к экзаменам, и Вика попросила Эзру дать ей отпуск хотя бы на месяц.

- Пару недель максимум! И ни днем больше! - Сказал, как отрезал.
“Или отмерял, сколько мне осталось жить…”, - мелькнула и тут же погасла мысль.

- Хорошо. Но в эти две недели я не хочу видеть в своем доме никого из этих козлов.

- И даже…

- И тебя тоже!

Он давно не видел ее такой непримиримой с каким-то жутким блеском в глазах, с той самой ночи, когда грубо овладел ею.  Раскаивался ли он в содеянном? Скорее, нет, чем да. Он по-другому не мог достичь оргазма. С самой юности…
“Такая запросто перережет горло и…” - Эзра не на шутку заволновался.
В последнее время девочка как-то странно стала себя вести. Уж не собирается ли отбиться от рук? Или нашла себе сутенера покруче? Надо бы присмотреть за ней…

***
Нет, Вика не нашла себе другого сутенера. Ей было омерзительно само это слово, не говоря уже о том, что оно несло в себе.

Она встретила парня, одинокого солдата, у которого в этой Стране не было ни единой родной души.

Михаэль или, как она его называл, Миша понравился ей с первого взгляда. Было в этом кряжистом парне что-то от коренных уральских мужиков.

Михаэль и правда был родом с южного Урала, из Оренбурга. Приехал сюда по какой-то молодежной программе пару лет назад. И теперь вот служит в боевых частях, как сам того пожелал, хотя как солдат-одиночка имел право выбора.
Виктория познакомилась с ним в автобусе. Парень получил увольнение на пару дней и теперь ехал в какой-то хостел. Он не знал толком города и попросил её объяснить, где этот чертов хостел находится.

Она знала не только адрес этого дома, где останавливались обычно солдаты, но и не раз проходила мимо него…

Она проводила парня до самых дверей. Он попросил у нее номер мобильника.

- Всё-таки землячка, - смущенно  улыбнулся солдат. - Может, как-нибудь посидим в кафешке у моря.

- С удовольствием! - Неожиданно для себя согласилась Вика. - А хочешь, пойдем ко мне. Я тут рядом живу. И кофе отличный есть.

- Ну… если это удобно.

- Почему нет… Закинем твой автомат в шкаф, - покосилась она на болтающийся на сильном плече парня автомат. - и на время позабудем о войнах на всей Планете.

- Идет! - Тряхнул стриженой головой в знак согласия Михаэль.

***

Потом они выпили бутылку вина и начали целоваться. Вика сразу определила, что юный солдат был не шибко избалован женским вниманием. Он неумело обнимал ее, прижимая к своей сильной груди. А она со страхом вслушивалась в звуки, боясь, что сейчас войдет Эзра и разрушит ее маленькое счастье.
Потом они легли спать…

И было у них целых двое суток любви.

***

 И в в эти выходные она ждала своего Мишеньку, потому и выпросила отпуск, чтобы уже никто не помешал их свиданию.

… Он явился, как всегда, с автоматом, немного уставший. Но усталость не могла скрыть желание, которое было написано на его лице. Желание снова и снова обладать ею.

А потом ее солдат уснул, уставший от службы и любви, которую щедро дарила ему Вика.

А ночью ввалился Эзра с теми же двумя самцами. И у нее зашлось сердце от страха.

- Платят тройной тариф, - шепнул ей на ухо Эзра. -  Прости, не мог устоять.

- Да, конечно, - неожиданно спокойно кивнула Вика.

Эзра даже не смог скрыть удивления. Он ожидал чего угодно - истерики, упреков, но то, с каким спокойствием восприняла она его предложение, буквально ошарашило сутенера.

Парни наблюдали эту сцену с нескрываемым презрением. Для них Эзра был сутенером, а Вика шлюхой, которая в любое время суток готова обслуживать кого угодно.

- Я сейчас, только переоденусь. -   Она прошла к шкафу, нащупала в полумраке автомат, вставила магазин с патронами, как в шутку учил ее Мишенька. А она все запомнила, словно кто-то Свыше подал знак, что это может ей пригодиться.

- Вон, грязные вонючие твари! - Прошептала она еле слышно, наведя на них автомат.

Они знали толк в оружии. И еще были наслышаны, что в славном ЦАХАЛе девушки служат наравне с парнями. И если надо выстрелить во имя жизни людей, раздумывать не станут.

Они попятились, увлекая за собой незадачливого сутенера, который, судя по мокрым следам, кажется, сделал пи-пи.

Через минуту со двора донеслись вопли Эзры. Вика выглянула в окно и увидела силуэт лежащего на земле человека. И еще две тени, которые ритмично работали ногами, пиная его до тех аор, пока он не затих. А потом нашли подвернувшийся под руку камень и с размаху швырнули его в ветровое стекло такси, принадлежащего Эзре.

Ее усталый солдат так и не проснулся. Оно и понятно. Ему приходилось засыпать и не под такой трах-тарарам.

***
Всё-таки какие мы провинциалки, думала Виктория. И я, и ее подруга. Просто Анечка всегда знала, чего хочет от жизни. И добилась в конце своего.  А я всегда была менее решительной, за что и заплатила большую цену.

И что, чему-то научили меня мои же ошибки? Увы, я снова и снова наступаю на те же грабли.

- Ты мечтаешь о принце на белом коне. А они если и были, то ушлые бабенки, не нам чета, разобрали этот штучный товар.

Викторию иногда раздражал цинизм Анечки. Но другой подруги у нее не было. Увы, в отличие от любовников, настоящих друзей не выбирают…

***
… Ее мысли, уносящие Викторию в прошлое, прервал короткий стук в дверь.Это пришел, наконец, ее Гриша.

“Сегодня или никогда!” - прошептала она, словно давая клятву тому, кто ее вел по жизни, приходя на помощь в самые сложные моменты. Когда она уже стояла в шаге от пропасти…


Глава 34. Кофе с мандарином вприкуску

... И мысли, рассыпанные, как горох, нерадивой хозяйкой. Попробуй, собери их да направь в нужное русло, когда толком не знаешь, где начало, а где конец этого хаоса, в каком нам выпало жить...

Наткнулся на высказывание, хоть и пошловатое, но ведь, как ни крути, точное: "Никто девственником не умрет - жизнь всех поимеет по полной…"

Вот и сижу, жую мандарин, сорванный во дворе нашего дома. Машинально запиваю его отчаянными глотками кофе. И пытаюсь сосредоточиться, с горечью понимая, что мне совершенно нечего возразить неизвестному автору. Да и надо ли?

Живут же другие люди. Просто дышат. Просыпаются по утрам, чтобы начать день, а потом его завершить. Отдохнуть вечером, выспаться ночью. И так день за днем, живя не спеша, наслаждаясь бытием.

Вот бы и мне научиться просто жить, а не метаться в бесплодных поисках самого себя. Хотя бы уже на закате лет...

***
В те дни меня всё раздражало. Я не мог связать воедино героев моего романа, чтобы их судьбы пересекались, как это и было в реальности. К тому времени я устал от бесплодных поисков необходимых сюжетных линий, которые и выстроились бы в более-менее приличное повествование.

Но не исключено, что причина крылась в банальной попытке объять необъятное. А может, я был просто не готов к созданию крупного полотна в триста тысяч коротких мазков, чтобы это трогало каждого, кто прикоснется к нему.

И не в том ли причина, что собрав тьму тьмущую информации, я просто не в силах был ее переварить. Каждый сюжет должен был прежде отлежаться, чтобы со временем отделились зерна от плевел. Я же самонадеянно поторопился, словно кто-то невидимый толкал меня в спину. Неужели страх, что не успею завершить начатое?

Господи, вразуми раба твоего...


Глава 35. Черная Вдова в своем репертуаре

Уж и не знаю, отчего там вешались-топились все семеро мужей Татьяны по прозвищу «Черная Вдова», но клянусь, вчера вечером мне вдруг захотелось одновременно повеситься и утопиться. Разом. Чтобы не слышали мои аллергичные на мандарины уши нарекания и упреки Бриджит - хозяйки христианской обители, куда, как вы помните, я с трудом пристроил Таню.

Нет, она не подсадила на «дурь» всю тамошнюю компанию несчастных женщин, по разным причинам оставшихся без крова и домашнего очага. Она даже дебош, по своему обыкновению, не устроила. Она просто поступила гадко, как последний воришка, откуда-нибудь из бомбейских трущоб.

За те дни, что она была там, Таня присмотрела барахлишко и обувку несчастных и умыкнула ночью все, безжалостно обобрав всех до нитки.

- А ты, между прочим, поручился за эту грешницу.

- Да, Бриджит, я поручился, но кто бы мог подумать! Ты же знаешь, этого барахла валом возле любой мусорки. То есть, я хочу сказать, что спросом это не пользуется. Так зачем ей столько?

- Алекс, ты не должен сравнивать гардеробы наших воспитанниц с барахлом. Это грех! - Голос у Бриджит сорвался. - Одежду нам присылают прямиком из Штатов, а обувь из Италии, - горестно задышала Бриджит в телефонную трубку.

И мне даже показалось, будто она всхлипнула, поняв, что я хоть и гарант Черной Вдовы, но в солидные спонсоры ее дома явно не гожусь. И уж вряд ли у меня найдется хотя бы тысяча баксов, чтобы компенсировать потери, нанесенные этой неблагодарной…

Взяв такси, я заскочил в Приют за Саньком и Сурком. Уж они-то наверняка знают, где лучше перехватить эту даму.

- Будем искать на "зуле", в районе шука Кармель. У Толика-Москвы , - уточнил Сурок.

- Наверняка там ошивается, - поддержал его Санек. - Кстати, давно хотел набить морду Толяну. Он козел, каких свет не видывал…

- Козел, - вздохнул Сурок. - Но если она клюнет на его водяру, то не все потеряно. Вещи еще не проданы. - Ты, Саш, прости нас, - обратился он ко мне. - Проблемы тебе делаем…

- Да ладно! - Вздохнул я устало. - Не было б проблем, тогда и я не нужен был бы.

Конечно, я с удовольствием прогулялся бы по вечернему Тель-Авиву с этими парнями, которые уже приличное время были реально “чистыми”. И, по крайней мере, при мне не говорили ни о вине, ни о чем таком… Да и внешне заметно изменились. Слегка округлились их впалые до этого щеки, спала с глаз мутная поволока. Но вот Таня…

Парни оказались правы. Очень уж хорошо они знали повадки Черной Вдовы.
Она лежала в неприличной позе в углу в своем темном плаще и, казалось, будто даже не дышит.

В полутемном маленьком помещении воняло, как в трактире для извозчиков. Толика-Москвы не было.

Зато возле Таниных ног небрежно валялись два тюка.

- Не успела, - улыбнулся Сурок. - Не реализовала наша Танечка товар. - Толик споил ее не по-децки, а сам, похоже, свалил искать покупателя на эти шмотки.

- И мы не успели. Толяну повезло. Сегодня мой кулак не приложится к его поганой морде.

- Слышь, Санек, да хрен с ним. Прости ты уже его.

- Не-а, Сурок, такое не прощается. Ты ж знаешь, как я любил брата. Он же мне был и за мать, и за отца. Убью я Толяна. Убью, - обреченно, как мне показалось, вздохнул Санек.

И я подумал, что надо бы как-то наедине перехватить этого Толика, и дать ему добрый совет срочно сменить место дислокации. А то ведь не ровен час…

Толика мне было не жаль. Он, может, и большей кары заслуживал. Не хотелось, чтобы Санек получил пожизненный срок.


Глава 36. Еще не хэппи-энд

С того памятного вечера, когда она готова была пристрелить и этих подонков и незадачливого сутенера, Эзра больше ни разу не появлялся в ее доме. Словно и не было его в ее жизни.

Иногда она вспоминала о нем И чем чаще это случалось, тем больше в нее закрадывалось чувство необъяснимой жалости к нему. Она даже была не уверена, жив ли он или не перенес этих смертельных побоев. Наверное, жив, пыталась успокоить себя, словно во всем случившемся была повинна лишь она.

***
Прошло какое-то время с того вечера, когда она пригласила Григория. И в какой-то из дней Вика почувствовала, что с ней творится что-то неладное. Ее мутило от любого запаха еды. Даже безобидный сэндвич, который она всегда захватывала на работу, вызывал раздражение. Но она буквально насильно вталкивала его в себя, потому что кружилась голова и она боялась упасть в голодный обморок.

- Сходила бы к врачу, - советовала Анечка. - Может, траванулась чем.

И она пошла к поликлинику. После необходимой проверки пожилая женщина врач широко улыбнулась и весело сказала:

- Поздравляю, милочка. Ты беременна, так что беспокоиться не о чем.

Для Вики это известие не было громом среди бездонного неба. Она догадывалась, что Гриша с ее же легкой руки сделал ей неоценимый подарок, о котором она мечтала давно. Вот только признаться в этом не хотела даже себе.

Теперь же она раздумывала, порадовать Гришеньку этой новостью или пока до поры до времени подержать ее в секрете.

Решила повременить, опасаясь напугать парня до того, что он исчезнет из ее жизни. Как тот солдат из далекой юности.
 
***
Кажется, в тот трагический вечер, она забыла вынуть магазин из автомата, закрепив его резинкой так, как и полагалось по инструкции. И Михаэль заметил это наметанным глазом солдата. И ничего не сказал ей. А просто собрался и ушел…

“А может, он не так крепко спал и все слышал? - Гадала потом Виктория. - Скорее всего, так оно и было. Солдатский сон на войне всегда чуткий. А война в этом мире не прекращается ни на минуту…” - С легкой грустью думала она. Да и зачем ей какой-то далекий солдат, когда скоро будет свой, родной, - погладила она живот, где зарождалась новая жизнь, которую она должна беречь, лелеять и охранять, как зеницу ока.


Глава 37. И воздастся каждому

И опять я позвонил Другу в приют… Я начал было рассказывать ему о буре и о ее коварстве, словно его приют для бомжей находится не в четверти часа ходьбы от моего дома, а где-нибудь на экваторе. Где всегда одна и та же погода и почти никогда не бывает мерзопакостных сюрпризов, которые преподнес мне на прощание подлый февраль…

- Что на этот раз? - Перебил он меня.

Да, он, конечно, еще не забыл мои «страсти по лопнувшей трубе«. Тогда он прислал брата, который за весьма умеренную плату исправил поломку.

Но не в поисках халявы я звонил ему, а просто тот столяр, услугами которого я пару раз воспользовался, был сейчас буквально завален заказами. Он возбужденно вращал лихорадочно блестящими глазами и тыкал мне под нос замызганную записную книжку, приговаривая, что теперь у него работы аж до мая и даже больше. А если буря продлится, он аж задохнулся от предвкушения, то и за предстоящее лето он вряд ли управится со всеми заказами…

Я оставил в покое внезапно «осчастливленного» бурей столяра в его мастерской и, посчитав, что теперь у всех мастеров заказов через край, решил опять побеспокоить Друга. В конце концов вся его жизнь прошла здесь и у него больше знакомых столяров.

- Представляешь, окно вырвало с корнем… - выдохнул я.

- Всего-то? - хмыкнул он. - Вымеряй размеры и перезвони.

- Да я уже все замерил.

- Тогда диктуй и жди…

Вот так… Просто и без нервотрепки решаются дела с теми, кто действительно настоящий Друг.

* * *
…Стук в двери. Открываю. И вижу стандартно сработанную раму, которыми сегодня забиты все столярки, но доступ к которым лишь через те «замызганные блокнотики», то есть, с очень хорошей переплатой, если вне очереди. А есть ли вообще та очередь? Или это всего лишь психологический ход…

И тут я увидел Санька. весело улыбающегося…

- Столяра вызывали?

- О, Саша! - только и выдохнул я.

* * *

… А потом мы сидели с ним и пили кофе. Это уже после того, как он ловко выполнил свою работу и заодно рассказал, что когда-то учился на столяра-краснодеревщика в родных Черновцах…

Передо мной сидел уже не тот Санек-Бессарабец с бульварных скамеек - извечного места тусовок бомжей. Это был рассудительный мужчина, у которого была самая лучшая специальность в мире. В тот момент именно так мне и казалось…

- А знаешь, Иван пару недель как улетел в свой Волгоград, - вздохнул Санек. - Дурак, правда?

- Ну почему? Там у него дом и квартира.

- Да ни хрена у него уже нет: он раньше еще все проширял на дури…

- Погоди! - Перебиваю я Санька. - Он же не по этому делу. Он же по синьке... Пил - да, по-черному, но “дурь”…

- Да ладно тебе, тезка! Мы ж всеядные. И в этом наша беда…

- А ты как?

- Работаю. В мастерской, вот эти рамы пластиковые собираю. И Ваньку тоже пристроил. А он накопил и рванул в Волгоград. Да нет, нормально все у меня. Живу в приюте, пока не готов самостоятельно. Да и куда в такой холод… С Танькой бы, может, чего и вышло, но она совсем спилась.

- Да она живучая. К лету, может, и образумится. А тебе бы хорошо найти нормальную женщину.

- Что ж со мной нормальная-то делать будет? Вдруг как опять споткнусь. Не, мне лучше бы с Танькой.

«И что они находят в этой Черной вдове?» - Подумал я, а слух спросил про Якова и Диму, хотя мельком и видел их, спешащих по своим делам. Но поговорить не удалось…

- Дима шустрит по дому, в смысле по приюту. Посуду моет, салаты режет, в общем…живет. Куда ему с потерянной памятью? Да нормально ему - в тепле, сыт, одет-обут… Ему нравится.

- А Яша?

- Яша ночным охранником на стройке. Тоже, вроде, нормально. До теплых денечков…

- А ты, Санек? Тоже, небось, подумываешь о теплых деньках?

- Видно будет, - беспечно махнул он рукой. - Чего загадывать. Думаешь, Иван не примчится сюда, как только тут потеплеет?

- На какие шиши? - Пожал я плечами.

- Та насшибает на дорогу. Или чего-нибудь сворует и продаст. Здесь хорошо бомжевать. Он говорил, что тут бомжевать по-любому лучше, чем в его родном городе. Тепло и еда на каждом шагу. Да и так…море…весело…

Мне послышались в голосе Санька мечтательно-романтические нотки, но переубеждать его не стал. Лишь спросил:

- Сколько я должен за раму и работу?

- Только за раму уплати, - назвал он сумму, - потому что я должен вернуть эти деньги хозяину, а мне… Да о чем ты?! Ты столько для нас всех сделал. Мне в кайф хоть чем -то отблагодарить.

Я не стал настаивать и насильно совать ему деньги за труд. Ибо отлично знал, что еще успею расплатиться с ним и нашими общими приятелями там, на бульваре, где наверняка их увижу всех.

Похоже, клошарами не становятся. Ими рождаются…

=========================


Глава 38. Григорий в растерянности

В последнее время он был сам не свой.

- Что с тобой? - не выдерживаю я. Мне не хотелось, чтобы он после стольких месяцев воздержания, опять ушел в штопор.

Я частенько встречался с Викторией с просьбой помочь пристроить очередного бездомного из новичков, которые приходили на смену канувшим в Лету.

Она казалась мне беззаботной и не скрывала своей радости, с которой не хотела делиться ни с кем, но которая была написана на ее лице. Она слегка пополнела и как будто бы помолодела, сбросив десяток лет.

У меня закрались робкие подозрения: уж не подарил ли ей Григорий крошечного пока еще бэби. Но тогда почему он скрыл это от меня?
Или это она скрывала от него? И Григорий пребывает в счастливом неведении. Мне всегда казалось, что он не хочет детей. Да он и не скрывал, что не создан для семьи. А какая семья без ребенка.

Хотел было при случае поговорить с ним.

И вот теперь такой случай, похоже, представился.

 - Даже не знаю, как объяснить… - задумался Григорий.

- А ты по-простому, не стихи же пишешь в стиле “хокку”. Быть может, кто-то и удивится, но он знал, что означает это японское слово.

Иногда вечерами я читал ему нечто похожее на “хокку”, созданное мною. Вряд ли, они отвечали в полной мере строгому стилю. Это были скорее робкие упражнения, но он запоминал некоторые из них и читал наизусть восторженной Вике. Скорее всего, он выдавал их за свои собственные.

* * *
Теплый вечер. Месяц изящный
вышел ночь сторожить.
Луна захворала...

… Потом он признавался мне, что Вика слушала эти “хокки”, как он безбожно склонял милое японское слово, и плакала.

- Знаешь, - перебил мои мысли Григорий. - я совсем перестал узнавать Вику.

- В смысле?

- Ну ты видел ее?

- Да. Буквально вчера.

- И как она тебе показалась?

- Она стала красивее и помолодела лет на десять. Даже ты, извини, выглядишь старше ее.

- Это хорошо. Я не об этом…

- Ну так говори уже, что тебя тревожит?

- Постель.

- А еще короче ты не мог сформулировать свою мысль?

- В стиле “”хокку”? - Улыбаешься ты, а в глазах застыла Вселенская печаль.

- Шутник.

- Не шучу. Меня и в самом деле беспокоит это. Она совсем стала другой в постели, когда мы занимаемся любовью.

- То есть?

- Ну… как тебе объяснить… Раньше это всегда происходило так бурно и по нескольку раз за ночь. А в последние недели она словно чего-то боится, когда я вхожу в нее. Как-будто у нее там какие-то проблемы. Даже чувствую себя виноватым: уже не повредил ли я ненароком чего-то там…

Мне хотелось смеяться и плакать одновременно. Странно, что Григорию несколько раз уже женатому, было неведомо, как ведут себя беременные женщины. Когда хотят сохранить плод. Это происходит чисто на подсознательном уровне, инстинктивно.

Но если он до сих пор не в курсе, что его возлюбленная ждет ребенка - наследника для Григория, надо ли мне делиться с ним почти стопроцентной догадкой о положении Виктории.

- Всё будет хорошо, - успокаиваю я его. - И даже лучше, чем можно ожидать.

- О чем ты?

- О жизни, дружище.

- В смысле?

- Главное оставаться настоящим мужиком… - обтекаемо говорю я, уверенный в том, что и без моего участия тайна Виктории станет достоянием и Григория.


Глава 39. На круги своя

А кто бы сомневался, что так оно и случится…

И когда я увидел летящего по тротуару Якова с двумя бутылками водки и семенящего за ним долговязого Игорька, я даже не удивился. Будто и не было минувшей зимы в приюте, куда я глубокой осенью с трудом, но устроил Яшу, Диму, Санька и Ваню.

Ближе к весне к их компании прибился и этот парень из Питера… Я не стал менять его имя специально, поскольку в Питере у него живет мама, с которой он не виделся уже много лет, после отсидки в российской тюрьме для иностранцев, затерянной где-то в мордовских лесах…

Возможно, его мама прочтет эти строки совершенно случайно. И пускай особо не расстраивается. С ее непутевым сыном в целом полный порядок. И он даже какое-то время успешно трудился и прилично зарабатывал, проживая в приюте, но … Яков кого угодно сманит на улицу. Ибо бомжовское бытие для него важнее всего на свете.

- Привет, парни! - кинул я на ходу. И Яша замер в какой-то странной позе, словно его в мгновение превратили в замысловатую скульптуру. Игорек наткнулся на него с ходу, повел мутными глазами.

- Да, знаешь, сил больше нет сиднем-сидеть в той богадельне, - выдохнул Яша.

- Но ты же был прилично устроен: работал охранником…

- Да… но сколько можно пахать? - Несколько пафосно воскликнул Яша и закатил глаза, готовясь разразиться спичем, который бы оправдал его побег из приюта.

- А этого с какого перепугу сманил? - перебил я любителя пофилософствовать на ровном месте. - Ты разве не помнишь, в каком состоянии его приволокли в приют?

- Ну… все мы были не в самом лучшем виде, - хмыкнул Яша.

«Не все!» - Хотел было я возразить, но не стал. Видя, что сейчас в мареве полудня парням не до нравоучений. У них наверняка все горит внутри. И все мои доводы, как мертвому припарка.

- Идем с нами, посидим - поговорим…

Наверное, я последовал бы приглашению Якова и по старой привычке посидел бы в их компании. Но, видя сгорбившегося Игорька, в общем-то еще сравнительно молодого парня, у которого в Питере мама с больным сердцем и сестра, ждущие от него весточки, мне захотелось вдруг вырвать из рук Якова эти две бутылки и разбить их о тротуарную плитку.

При этом я практически ничем не рисковал. За пару дней бомжевания Яша уже успел превратиться из степенного мужичка в приличного ханыгу, которого щелчком можно было бы приструнить. А Игорек…

Есть в некоторых людях странная черта характера: вот и добрые они, и совесть сохранили, не смотря на постоянные удары судьбы и существование на самом дне жизни… И милосердия им не занимать, а вот же … поманит их такой Яша и они плетутся покорно, как агнец, идущий на заклание…

Игорек был именно таким. И, думаю, я расскажу о нем в одной из очередных главок. И лишь потому, что однажды, в минуты откровения… он заплакал и попросил упоминать о нем, как можно больше...

- Если вдруг со мной что-то случится, так чтобы хоть мама и сестренка знали об этом…

Я до сих пор вижу эти слезы на глазах долговязого, симпатичного парня, жизнь которого могла бы сложиться совсем иначе, если бы…

Но это уже немного другая история…


Глава 40. Странное утро и мысли о Ковчеге

Какое-то непонятное состояние. Духота. Сухость. Так бывает перед надвигающейся жарой.

До чего удивительно остро реагирует организм на изменение погоды. На ее капризную неустойчивость и непостоянство. По календарю должен был начаться сезон Больших Дождей. Это когда с неба низвергаются потоки воды, молнии пронзают все, что попадается на их пути. И от жуткого грома раскалывается на мелкие куски небо, ударяясь о землю. Это именно то, что и должно сейчас происходить. Но вместо этого, жаркий день, который плавно перешел в теплый вечер.

Нет, организм не желает мириться. Он протестует каждой своей клеткой, чихом, кашлем и всем возмущенным набором...

Боже, от этой смутной зимы становится не по себе. И все чаще задумываешься о Ковчеге, и о том, что, быть может, самое время "забукать" на него билетик. Или парочку. Чтоб было…

Нет, не случайно поговаривают о глобальном потеплении. Ох, не случайно! Везде на Планете совсем не так, как должно быть. И народ пребывает в некоторой растерянности, если не сказать больше.

Мысли цепляются за что угодно, лишь бы не зацикливаться на романе, который, кажется, я пишу целую вечность. С того момента, как только выучил буквы и научился составлять из них слова, а из слов - фразы, а из них - сюжеты. Но что-то в последнее время не клеится. Застопорилось, словно кто-то поставил преграду.

Впрочем, я почти догадываюсь кто, точнее - что. Нет, это не вдруг обнаруженное творческое бесплодие и не горькая обида на Музу, которая перестала меня посещать. Это страх. Да, самый банальный страх, причину которого я не могу озвучить даже самому себе.
Неужели возвращаются те времена, когда он всецело владел людьми, и они даже во сне опасались признаться в своих тайных помыслах…

Что день грядущий нам готовит?


Глава 41. Игорь Питерский

Впервые я увидел его несколько месяцев назад в Приюте в таком виде, от которого нормальный человек надолго лишился бы аппетита. И это в лучшем случае. А в худшем… Ему наверняка снились бы жуткие кошмары на протяжении всей оставшейся жизни.

Поэтому останавливаться на слишком подробном описании Игоря не стану. Хотя для меня это и не представило бы особого труда. Всякими ужастиками, изуродованными трупами, ходячими и смердящими окрест разлагающимися полутрупами алкашей в последней стадии и просто опустившихся людей меня не напугать. Видали и не такое…

А тогда у него была ломка, и он чувствовал жуткую боль во всем теле. Но, кажется, Игорь выбрал жизнь, поэтому пытался следовать внутреннему распорядку Приюта. А он был прост до невозможности: обязательный душ, утренний туалет и прочие неприятности для человека, открывшего лишь вчера двери в это Чистилище Души.

Но прежде чем приняться за душу, надобно было привести в порядок тело. Ибо это гораздо проще и доступно каждому, даже самому конченному бомжу.

Он был конченный. Это не мой диагноз. Он сам себе его поставил. А у меня не было оснований ему не верить…

Мы разговорились с ним. Я приготовил ему стакан очень сладкого чаю, угостил сигаретой. Он по ходу разговора рассказал, что у него никого в городе нет. Да и в стране. И поэтому ему будет фигово встать на ноги, потому что даже пачки самых дешевых сигарет и шоколадку будет некому принести…
О шоколаде он упомянул раз одиннадцать в разных вариациях. Я знал, что наступает момент после ломки, когда “зависимые” просто с ума сходят, так им хочется сладкого…

- Не переживай, - успокоил я его. - Пачка сигарет тебе здесь будет. Да и шоколадом угостят.

- Дядь Саш, я тут никого не знаю, - прошамкал Игорь почти беззубым ртом. - Ты не мог бы мне помочь?

- Чем?..

- Я хочу принять душ, но, боюсь, грохнусь прям на пол. Ты бы меня хоть подстраховал…

- Сейчас спрошу у хозяина, если он позволит мне помочь тебе…

- Мне говорили, будто все живущие помогают друг другу.

- Да, разумеется, но ты же никого не хочешь просить.

- Если бы среди них был хоть один пацан из наших… А ты? Ты разве не живешь в этом Приюте?

Я глянул на себя в зеркало и покачал головой.

- Тогда извини. Я не подумал, что ты просто гость…

- Вот, покури пока и выпей еще стакан чаю, - предложил я ему уже зажженную сигарету и пододвинул свой чай. - А я пока переговорю с хозяином.


После некоторых препирательств Друг позволил мне заняться Игорем. А препирательства заключались в том, что мой Друг не хотел, чтобы я лицезрел полусгнившие ноги и вконец исколотое шприцами тело нового постояльца. Может, боялся, чтобы я не заразился. Щадил меня…

И в то же время он отлично знал психологию своих насельников. Как бы им плохо не было, но они постесняются просить о помощи своих сверстников - таких же молодых парней, уже вставших на ноги. Я же почти годился по возрасту Игорю в отцы. А это решало многие проблемы разом…

Как-то так однажды мой Друг объяснил мне поведение “зависимых”, цепляющихся за жизнь.
- Тут важна мудрость зрелого человека, потому что молодой может, совершенно без всякой задней мысли, ненароком обидеть словом. И все потуги пойдут насмарку,- сказал он.

Друг оказался кругом прав. На просьбу Игорька мог бы откликнуться здесь каждый. Тем более, тут были его соотечественники - тот же Дима… Хотя какой с него помощник, Лишенный напрочь памяти, он сам нуждался в том, чтобы его водили за руку в тот же душ…

Яша? Да нет. Он мог в свое время помочь материально таким же бедолагам, но…
- Марать руки об наркомана - выше всяческих моих сил, - так нередко декларировал свою позицию Яша по отношению к этим падшим бедолагам. Надо сказать, что алкаши традиционно не шибко жалуют наркоманов, как, впрочем, и те, в свою очередь, алкашей, называя их «синюшниками».

Наверное, Санёк и откликнулся бы на просьбу нового постояльца, но он был на работе.

… А потом я мыл почти разрушенное тело дряхлого старика, которого звали Игорь и который не достиг еще даже возраста Иисуса.

Мелко дрожащие ноги парня, казалось, не выдержат его иссохшего в язвах согбенного по-стариковски тела , словно на его плечи взгромоздили тяжеленных крест, который ему надобно было во что бы то ни стало донести на Голгофу…

Время от времени он всхлипывал, то ли от физической боли, то ли…

- Если бы у меня был отец… Такой, как ты, - сказал он, - ты не поверишь… Я бы никогда не притронулся к этой заразе… Ты мне веришь? - Он уже плакал как ребенок, жалобно и отчаянно, словно его кто -то неведомый обидел, а рядом не оказалось самого родного человека, который бы защитил…

- Да, конечно, - сказал я, а про себя подумал, что дело совсем не в отсутствии или наличии отца. Это испытание на прочность, которое далеко не все люди могут выдержать. Но разве можно их за это осуждать?


Глава 42. Гриша в шоке

В первые минуты он замер, словно изваяние. И оказался словно в параллельном Мире, из которого ему теперь уже никогда не выбраться. А ему хотелось обратно в тот привычный мир, в котором он прожил все тридцать лет.

- Гриша, ты не принимай всё так близко к сердцу, - донесся до него сквозь толщу преграды спокойный голос Вики.

- Но… - промычал он в ответ.

- Ты сначала выслушай. Я понимаю, для тебя это, возможно, шок. Но я же ни на чем не настаиваю. Наоборот, я очень благодарна тебе. Родить от любимого человека, даже если потом его не будет рядом… Это ли не счастье.

- Тогда почему…

- Не перебивай, любимый… Ты же согласишься, что если и существует полное счастье, так разве что в Раю. Но мне довольно и обычного, простого, женского счастья. Ребеночка, которого ты подарил мне.

- Ты гонишь меня?

- Если тебе так будет удобнее потом жить, тогда - да, я гоню тебя. Разве ты не этого ждешь, чтобы потом не винить себя.

- Ты плохо обо мне думаешь. Да, у меня куча недостатков. Да, иногда я поступаю подло с людьми, которые мне верят. Но кто без недостатков, разве что, Господь. Но мы-то обычные люди со своими слабостями…

Чем дольше говорил Григорий, тем удивительнее было ей видеть этого человека, которого, казалось, вовсе и не знала до этой минуты. А если и знала, то очень поверхностно, не утруждая себя заглянуть к нему в душу.

“А ведь он, кроме всего, еще и умница…”

Это неожиданное открытие захлестнуло Викторию неописуемой радостью. Значит, и наш ребенок будет тоже умненьким. И она заплакала то ли от радости, то ли от горечи, связанной с предстоящей разлукой. Она была почти уверена, что после этого известия он уйдет от нее, как от распоследней воровки, укравшей у него свободу.
 

Глава 43. Сижу под пальмой, смотрю на море

Сегодня прохладно, и я не рискую получить солнечный удар. Усаживаюсь под пальму, чтобы удобнее было наблюдать за морем.

Слегка потревоженное вчерашним дождем, оно недовольно хмурится, накатывая на песчаный берег теплые волны, словно хочет согреть остывший песок . Я знаю, вода еще теплая и появись желание, можно было бы и искупаться. Но я не скандинав. Я человек южный и доверяю календарю, на котором значится январь. Почти середина зимы, и надо было плескаться летом. А теперь вот сиди под пальмой и любуйся волнами, слушая их шелест, сливающийся с музыкой Вечности.

Но сейчас мне совсем не интересно слушать о вечности, меня волнует сиюминутность бытия. И даже не мое бытие, а моих далеких друзей, которые мучаются в давке метро, переполненных автобусов и троллейбусов…

И эти мысли не дают мне спокойно любоваться морским пейзажем, вдыхать чистый морской воздух, настоянный на свежести странствий. Потому что любое странствие привносит свежесть в восприятие бытия. После него человек обычно иначе смотрит на привычный мир, который его окружает, а главное - на себя. Наверное, по этой причине люди  уплывают от привычных берегов вон на том, едва заметном, застывшем на горизонте, корабле.

Я променял бы все пальмы, кипарисы, масличные и цитрусовые плантации, а также пару шекелей, которые у меня есть про запас, на возможность однажды подняться по трапу на палубу того корабля, чтобы уже никогда не возвращаться туда, где люди давятся в пробках в часы пик. Выясняют отношения с коллегами по работе, укорачивая им и заодно себе жизнь. Туда, где надо стоять в очереди к кассам в супермаркетах. Где ты не можешь до конца быть самим собой. Потому что ты просто обязан говорить одно, делать совсем другое. При этом думая о своей никчемности и нерешительности послать все и вся на все четыре стороны и отправиться в далекое странствие длиною в оставшуюся жизнь.

Ну вот же, ты все понимаешь, даешь вполне адекватную оценку своему бытию. Так почему же ты такой нерешительный? Что мешает тебе взять свои пару шекелей, взойти по трапу того корабля, чтобы познать радость полной свободы?

Неужели ты один во всей Вселенной, кто задается этим простым и одновременно сложным вопросом, не находя на него ответа…


Глава 44. Где море сливается с небом

Слегка посиневшие губы, нос с горбинкой, подбитый глаз, дурно пахнущие лохмотья, в которые он был облачен и жалобный стон:
- Ты не думай, сейчас вот только взойдет солнце и я помоюсь…

Он дрожал, как осиновый лист…

Это был Игорь, который еще совсем недавно, прошедший вполне приличную реабилитацию, увязался за Яковом, пустившись во все тяжкие за свободой. Как будто ее ограничивали ему теми стенами тюрьмы в далеких мордовских лесах. Там он когда-то мотал свой срок за наркоту. И где он впервые попробовал вкус «собачатины», которую приготовили то ли корейцы, то ли вьетнамцы, также тянувшие свой срок…

Тогда меня всего передернуло. А он словно специально подтрунивал надо мною…

- Но есть «собачатину» это…

- Хочешь сказать не гуманно, - рассмеялся тогда Игорь, и я увидел очень симпатичного, полного сил, парня, которому впору было обзаводиться семьей. И уже не сходить с пути праведного. Но тут же в страхе и отогнал мысли, поскольку испугался: как бы не сглазить…

Потому и воздержался тогда от комплиментов. А надо бы было. И фотографии, сделанные мною по его просьбе, того, только что поступившего в Приют Игорька - полуголого с изуродованным болячками и ранами телом, тоже надо было показать пышущему здоровьем парню. Но не показал. Не захотел портить ему настроение. Или опять же испугался, что парень закомплексует и, не приведи Господь, торкнет его на подвиги.

И повторится все сначала…

А зря. Теперь понимаю, что напрасно не показал тогда. Быть может, теперь, в это раннее утро, совершая свой почти ежедневный бег по кромке моря, не встретил бы его у кромки Пропасти.

Ну да, почти как у Сэлинджера «Над пропастью во ржи…» Только вот ржи не было, и поля не было… А был пустынный в это время пляж, я и дрожащее существо в лохмотьях неопределенного возраста, которого вряд ли уже кто назвал бы парнем. Заросшее густой щетиной лицо, грязные руки, со сбитыми в кровь костяшками пальцев…

Впрочем, к чему все эти подробности. Передо мною сидел бомж, которого жизнь опустила ниже плинтуса.

И вдруг меня прорвало:

- Игорь, тебе не противно самому-то? Сколько сил ты вложил в себя, чтобы стать человеком. И сколько другие вложили в тебя, пока ты приходил в себя в Приюте. Но ты выжил, значит, так было угодно Высшим Силам. Так в чем же дело? Понимаю, от этого дерьма трудно отвыкнуть, тянет… Но…ты же был “чистым”, неужто забыл все на свете, а главное, откуда и в каком виде приполз в Приют?

Он плакал. Слушал и плакал. А может, не от моих слов, а просто страдал. И панически боялся ломки, которая должна была начаться с минуты на минуту… Он сказал мне об этом. Я лишь пожал плечами. И он понял: денег я ему не дам.

Я готов был снова уплатить за него за месяц эти полторы тысячи шекелей в Приют, но даже если бы у меня и не было этих полторы штуки, достаточно было бы моего слова, чтобы мой Друг взял его, но… На все мои откровенные намеки попробовать еще раз, он твердил лишь одно:

- Поздно дядь Саша. Как же все поздно!

- А ты попробуй. А потом уедешь в Питер. Может, там… тебе повезет больше. Родной город и всё такое…

- Никто меня там не ждет.

- Но там мама и сестра…

- Они хотят видеть меня свободным от этой дури. А я не могу этого обещать даже себе.

Все-таки что-то он извлек из того курса… Но…

- Помнишь, ты рассказывал мне про тюрьму. Как фигово было тебе там. Как ты считал каждый день. А потом быстро вернулся сюда, даже не заехав домой.

- Не заехал, потому что пока сидел, моя красава снюхалась с другим. Мне вдруг стало так тошно, что уже никого не хотелось видеть. А когда вернулся сюда, первым делом пошел в мисрад апним (МВД) и поменял фамилию. Чтобы уже порвать с прошлым.

- Да разве в этом дело?!

- Знаю, от себя хрен убежишь. Разве что на тот свет если…

- Тогда что?

- Сил больше нет жить…

Он вдруг пронзительно посмотрел вдаль. Прищурил глаза, словно вычислял, хватит ли у него сил доплыть до той далекой , почти невидимой, черты, где море сливается с небом…



Глава 45. Григорий уходит в штопор

Впервые за последние месяцы Григорий заявился пьяным. И, кажется, я понял причину. Да он, собственно, и не скрывал.

- Представляешь, она обманула меня, - всхлипнул он.

- В чем состоял обман? - задаю вопрос, на который знаю ответ.

- Она забеременела.

- И что? Разве это не ее право.

- Но почему не посоветовалась со мной?

- Во-первых, ты ей не муж…

- А во-вторых?

- Наверное, не была уверена в твоем согласии.

- Я, что ли, бесплатное приложение к ней.

- Ну, о плате я бы не стал распространяться, - подначиваю Григория. И он сникает.

- Я же не против, но сколько можно толочь воду в ступе? Объяснял же, что с меня муж, как кот у кошки: сунул вынул и “мяу”.

- Наговариваешь на себя, Григорий. Ты, когда прижмет, горы своротишь.

- А я не хочу, чтобы меня прижимало. Хочу свободы.

- Да накой она тебе?

- Как это накой? Ты же свободен.

- Я вдовец. И потом… С чего вдруг ты решил, будто я в восторге от такой свободы? Одиночество, брат, это кара небесная. Не иначе. И такой кары я не пожелал бы врагу.

- Странно.

- Ничего странного. Годы мелькают, как телеграфные столбы за окном скорого поезда. И тебя однажды пронзает мысль, что назад уже не вернутся. И не притормозить этот чертов экспресс, который везет тебя туда, откуда возврата уже нет.

- Мудрено как-то…

- Через десяток-другой поймешь, что ничего в этом мудреного нет.

- Так мне жениться уже или как?

- Пока… или как… Но подумай раз семь, прежде чем резать. Чтобы потом не кусать локотки.

- О чем ты?

- Виктория женщина гордая. Унижаться не станет. Она без пяти минут мать, и тебе придется уступить первенство твоему ребенку. Потому что ни одна настоящая мать, какую бы дилемму перед ней не ставили, всегда выберет ребенка.

- А я? Что останется мне?

- Послушай, если тебе это поможет хоть что-то понять…


“Я сегодня завтракал печалью,
запивая горечью разлуку.
Пообедаю остатком горя...
Одиночество - такая доля.”

До него, кажется, дошло. Он уткнулся в ладони и заплакал.

- В аду мне гореть, - прошептал он едва слышно. Или мне только показалось.

“Не уверен, что непременно всем надо в Рай. А иначе и он скоро превратится в ад”.


Глава 46. Леха

Он то появлялся в этом крошечном сквере, и обитал там неделями, то исчезал в неведомом направлении. И тоже на недели.

После долгих странствий он возвращался с бородой, почти как у Хемингуэя, с полдюжиной книжек в рюкзаке.

Алексей любил читать.

Мы знакомы с ним лет пять, но когда он возвращается из странствий по нашей необъятной Стране, он всякий раз знакомится со мной по новой. Потом путанно рассказывает, где был, что видел, чем зарабатывал на кусок хлеба.

- Как жил-был в этот раз?

- Поработал в одной придорожной забегаловке возле Нетании - посуду мыл. Мне нравилось там.

- Посуду мыть?

- Нет, посуду не очень… Там кормили. Было где ночевать. А иной раз даже выпивка доставалась от клиентов. Но я старался не борзеть. Не хотел терять работу, заработок.

- Кто ж хочет…

- Ты же знаешь, у меня тут семья - жена-инвалид, ребенок. Он уже вырос, но все равно…

Я знал его историю…

Сын был не его. Алексей воспитывал его с годовалого возраста. Теперь ему восемнадцать лет. Должен идти в армию, но, скорее всего, не пойдет. На кого оставлять мать, которая уже много лет, чуть ли не  с самого его рождения, передвигается в инвалидной коляске.

- Так чего ты торчишь в этом сквере? Шел бы уже домой.

- Не могу.

- Почему?

- Удалили меня из дома.

- То есть?

- Ну, попросили уйти. И я ушел.

- Вот так просто?

- Ушел?

- Удалили…

- Наверное, за дело. Разве я помню.

- А вернешься, если позовут?

- Конечно! На улице не очень комфортно. Вот и спальный мешок с собой таскаю, а все равно как-то не то.

- А кушаешь что?

- Люди приносят.

- А что с заработанными деньгами?

- Да из тех денег только на бутылку потратил, остальное вытащили вместе с удостоверением личности. И теперь я реальный бомж.

- Документы восстановишь. Беда в том, что наступила зима с бешеными ураганами и ливнями…

- Сын на днях забегал. Говорит, что мать, вроде, уже и не против.

- Хороший у тебя сын.

- Очень. Сигареты приносит.

- Он-то не против, чтобы ты вернулся?

- А то! Думаешь, легко пацану ухаживать за больной матерью, которая только на ночь выбирается из инвалидной коляски в кровать.

Я думал, я знал, каково это ухаживать за неизлечимо больной…


Глава 47. Будни

Григорий пил, не просыхая. От меня ушел. Знал, что я не одобряю пьянство. Более того, у меня стойкая аллергия на алкоголь.

Уходил тихо, понурив голову, будто чувствовал вину перед всей Вселенной.
На прощание сказал лишь:

- Я вернусь, если что…

- Тебе есть куда вернуться, - пожал я плечами.

Он промолчал.

Григорий прибился к стае на правах бомжа. Если еще несколько пару недель назад, у него был довольно-таки высокий статус человека, у которого есть не только угол, но и положение в социале. И бомжи охотно пользовались его связями, не забывая отстегнуть и ему как посреднику.

Теперь он был наравне с ними и это его угнетало.
Виктория, казалось, охладела к нему и всецело была занята ожиданием сына, который по ее расчетам должен появиться на свет через пару месяцев или даже раньше.

- Трудно рассчитать, - сказала врач. -Тебе же уже, а не еще…

- Увы, - согласилась Виктория.

Она понимала, что одно дело родить в двадцать и совсем  другое, когда тебе сорок пять. Это тревожило, но она старалась гнать от себя мрачные мысли.
О Григории она вспоминала всё реже. Сейчас ей было не до него.
У нее не было к нему обиды. Она-то знала, какой он. Так чего ж теперь сожалеть.

Я заходил к ней на работу пару раз, чтобы она помогла Алексею.

- Помогу, конечно. Для того мы здесь и сидим.

Я вкратце рассказал Вике его историю.

- Но, если он ничего не преувеличивает, выход есть.

- Нет. Он рассказывал мне ее много раз. Да и сынишку его видел.

- Он же может официально за ней ухаживать и получать зарплату. Теперь это возможно. Надо только оформиться.

- Вот как! Не знал. Это и правда в его положении выход. Потому что на обычной работе он больше двух недель не задерживается.

- Вот и чудесно!

О Григории она так и не спросила меня.


Глава 48. В полночь ощущаешь всё острее

… И звуки кажутся пронзительнее, и мысли печальнее. И Луна напоминает о том, что надо бы поторопиться с делами, потому как ничто не вечно в ее обманчивом сиянии. И сонный шорох морских волн слышится издали. И "неотложки" сигналят заунывнее. Потому что ночью все живое чувствует и ощущает себя совсем не так, как днем.

День и Ночь. Два совершенно разных Мира. Я так и не разобрался до сих пор, в котором из них мне комфортнее.

Муза чаще навещала меня по ночам. Но стоило ли радоваться этому? Ведь с ее визитами мне приходилось засиживаться с ней чуть ли не до утра, пока она, позевывая, не уходила восвояси. А я, совершенно опустошенный, как бочонок из-под вина, устало считал гулкие удары молоточка в виски.

Она и теперь, проказница, частенько навещает меня. Но я стал уже не тот, каким был прежде, и уже не поддаюсь на ее провокации, а попросту отключаю лэптоп, машу ей слегка подрагивающей рукой, и ухожу спать.

Она осуждающе смотрит мне вслед, уверенная на все сто, что я еще долго не усну. Я буду ворочаться и сожалеть, что не побыл с ней хотя бы немного.
Но что поделать, если с годами мы быстрее устаем, и нам всё труднее и труднее флиртовать с нашими Музами до утра…

======================

Глава 49. Моя тыковка с поздним зажиганием

Вот как купит что-то Мишель, так одни проблемы...

Хлебушка ржаного вчера прикупил буханку. В упаковке. Дороговато, конечно, в пределах четырех баксов, но ведь вкусно. И отцу хотел сделать приятное.

И вот с утра я решил разговеться. Взял пару горбушек – аромат неописуемый. Колбаски докторской чуток подрезал – не больше полкило. Огурчиков маринованных достал из баночки. Уселся за лэптоп. И тут...

Странные предметики заметил в тех горбушках – вроде как зеленоватые, что меня несколько смутило. Хлеб-то явно свежий, но эти зеленые частички…

В общем, не долго заморачиваясь, принялся я их старательно выковыривать, попутно вгрызаясь в ароматную ржаную мякоть, заедая это колбаской и хрумкая огурчиком. А внутренний голос подсказывает: плесень, мол, это, не ешь.

И вот когда я выковырял все эти непонятные зернышки из хлеба, вдруг меня торкнуло: если хлеб в заводской упаковке да еще и дорогой, так ведь там должно же быть написано что-то о его составе.

И что бы вы думали. Таки да, там было написано, причем, в том числе, и по-русски, что сей волшебный хлебушко с добавлением... Впрочем, процитирую дословно: «Ржаной хлеб с семечками тыквы».

Вот так! А что делать, когда моя «тыковка» оказалась с поздним зажиганием.
Хорошо, что не позвонил Мишелю на работу, чтобы задать трепку. То-то конфуз вышел бы...

Все-таки пора менять очки.



Глава 50. Все сначала

На пляж я отправился в полшестого утра… Но не дошел. Черт меня дернул зайти в тот парк, что подле моря. Собственно, виной тому все эти дурацкие законы о запретах на курение в общественных местах.

Вот и торкнуло вдруг: а не пристанут ли блюстители порядка и законности, надумай я раскурить «трубку мира» подле народа, прискакавшего с утра пораньше к морю в поисках второй или даже третьей жизни. Такие в последнее время мне нередко попадались, и более назойливых людишек мне ввек встречать не приходилось.

Присел я на лавочку возле кустиков в том парке, только достаю пачку сигарет, как вдруг слышу зов:

- Дядь Саш, тебя сам Господь прислал…

Вздрогнул я, конечно, всем телом, причем, так неудачно, что зажженная сигарета выпала у меня изо рта, и по закону подлости именно горящим концом аккурат шмякнулась на оголенное колено. Я ж в шортиках пошел к морю.

Разразившись неприличным приветствием, которое заставило умолкнуть ангельский птичий хор, я швырнул пачку сигарет в кусты. Просто ничего другого под рукой не оказалось.

- А зажигалку? - послышался хрипловатый голос.

- Ща тебе будет и зажигалка! - рявкнул я, почесывая колено. Раздвинул кусты и увидел Игорька.

Он возлежал на лохмотьях, заменявших ему ложе.

- А я только о тебе подумал, дядь Саш. - всхлипнул он. - Богатым будешь. Да ты и так не бедный. Вот и сигареты у тебя всегда есть, и пахнешь таким суперским дезодорантом, и так… весь ухоженный.

- А тебе кто запрещает жить как человеку? Работа была такая, что мог бы и озолотиться.

- Ну да, сантехником озолотишься.

- Да тут сантехники по пять тысяч баксов в месяц огребают за просто так, работая вразвалочку.

- Ага, те у кого ишур* есть…

- И ты получил бы эту чертову лицензию, если бы не ширялся…

- Получил бы…

Он выполз из кустов, с трудом взобрался на лавку.

Я снова видел перед собой того Игорька, которого едва отходили в Приюте. Как все-таки быстро падает человек и как долго поднимается, пронзила обреченная мысль.

Я закрыл глаза и…не увидел света в конце длинного темного туннеля. Света для этого парня. Такое со мной иногда случается. Для кого-то вижу этот желанный свет. И тогда этот человек становится на ноги. А вот для Игоря не увидел, как ни старался.

Не стал ему об этом говорить.

Он горестно качал головой и плакал без слез. Наверное, у него их попросту уже и не осталось.

- Когда в последний раз ел?

- Не помню…

- А чего здесь-то делаешь?

- А вот приполз помирать…

- Сил хватит дойти до пляжа, помыться?

- Да… - Мне показалось, в его глазах мелькнула надежда.

- Иди. Приводи себя в порядок. А я сбегаю домой, принесу тебе кой-какую одежду. Еды. Переоденешься. Перекусишь и…

- Он не возьмет меня обратно…

- Попробую уломать, - вздохнул я.

- Да у меня и денег нет.

- Я понял. Иначе ты уже разговелся бы…

- Знаешь, дядь Саш, а я ведь уже неделю не употребляю.

- Вот как?

- Да… Здесь, под кустами и передрожал. Сказал себе: или помру, или Господь пошлет мне кого -то. Вот…

- Игорек, только давай без этих, - перебил я его. - Никто меня не посылал. Просто решил с утра пораньше искупаться.

* * *
Мне важно было покормить его, переодеть в чистое, чтобы понять - насколько серьезны его намерения вновь попробовать использовать шанс, данный ему Свыше. Одно дело, когда принимает решение голодный и всеми брошенный клошар, и совсем иное - сытый. Это очень важный момент. И об этом моменте я слишком хорошо знал.

Но даже уже и накормленный, более-менее приведенный в порядок, Игорек не передумал идти в Приют. Да, собственно, ему и некуда было больше идти.


51. Она опять изменила мне

Торкнуло вдруг!
... Я пацифист и против войн. Я за мир и дружбу между народами и людьми! Я так люблю всех людей, так люблю, что просто иногда впадаю в депрессуху от неразделенной любви и вою на Луну, взывая ее к милосердию...

Потом сажусь на своего Серого Ослика и, как Дервиш, пускаюсь в далекое путешествие по городам и весям гибнущей Планеты. Или брожу в раздумьях по кромке моря в поисках распутной Музы.

Она в последнее время изменяет мне с кем попало. Чаще, конечно, с поэтами. Но иногда и с фотографами или дизайнерами, а также с пекарями эротических романов, любителями померяться своими… сюжетами. Они ж все на одно лицо. Но Музе нравится, как они пекут их, и они расходятся, как горячие пирожки.

А чего она вдруг нашла в поэтах? Они ж босяки по жизни и у них нет не только белого, но даже Серого Ослика, не говоря уже о халате в сплошных заплатках. Голые короли...
А вас "торкает" иногда? Ну наверняка же торкает. Признавайтесь уже! Если что, я - о сюжетах любовных, с позволения сказать, романов, которые буквально пекут ловкие пекари.

Это я о пресловутых форматах, под которые вынуждены подгонять свои романы переступившие через себя некоторые в общем-то талантливые писатели. А иначе ситптелям будет неинтересно. Мельчают читатели, мельчают писатели. И так по кругу, из которого нет выхода…


Глава 52. Цветы на обочине дороги

Они как люди, оставленные на произвол судьбы...

К ним не приходит каждый день садовник. А они продолжают радовать тех, кто проносится мимо на авто, лишь изредка снисходительно одарив их скупым взглядом.

Они не ждут благодарности. Дали бы глоток воды и на том спасибо.
Цветы на обочине дороги...

Как беспризорные, одинокие люди, они уже ничего не ждут от судьбы, лишь бы им позволили дожить отпущенное Свыше время.


Глава 53. Мне снились рыцари-тамплиеры

И снова снились мне гордые тамплиеры, восседающие на белых конях. Они спешили в Иерусалим. Их было четверо. И впереди, по обыкновению, Великий Магистр Жак де Моле...

Я на своем сером ослике, купленном за несколько монет в Назарете, едва поспевал за ними. И всю дорогу боялся, что мне так и не удастся разгадать их тайну...

Потом фрагменты менялись... И вот уже... Париж... суд... Высокий и худой Жак де Моле почти шепчет слабым надтреснутым голосом: "Мы виновны перед Господом, но не признаем себя виновными в названных судьями преступлениях. Мы виновны в том, что дух наш был слабее плоти, и под пыткой оклеветали мы Орден Храма Господнего в Иерусалиме"...

Потом был костер... И снова Жак де Моле...

Я пытаюсь пробиться на своем ослике к костру, чтобы сказать нечто, что спасет приговоренных к сожжению, но меня не пускают. И я кричу в толпу зевак:"Как несправедлив и жесток ваш мир! Мир дикого Средневековья..." И вдруг мне показалось, что Магистр услышал меня.
Да! Он даже махнул мне рукой, то ли приветствуя, то ли предостерегая от чего-то...

И вот уже Жак де Моле подошел к высокой поленнице, снял и аккуратно сложил тамплиерский плащ и спокойно взошел вверх.

Странные сны снятся мне в последнее время. Даже и не знаю, к чему бы это...


Глава 54. Наша Таня вышла замуж

Санек был буквально расплющен. Таким я его не видел ни разу. Он заикался, что-то лепетал нечленораздельное и лишь по отдельным словам и отрывочным фразам, я понял: случилось нечто такое, что швырнуло моего приятеля в омут дурмана, из которого он так долго выбирался.

- Не, ну ты представляешь, на кого променяла меня эта овца, - далее шли обороты, которые я не стану тут приводить. - Ты бы увидел этого козла и помер бы на месте…

- Ну и что на этот раз отчебучила Чёрная вдова? - Признаться, в последнее время она пропала с горизонта. И Санек даже хотел было подать в полицию заявление об исчезновении Тани, но «благоразумный» Яков отговорил его:

- Ты ей официально никто, так с какой радости полиция станет с тобой рассусоливать…
- Ну что у тебя за язык такой поганый?

Тогда Санек, помнится, чуть было не навешал «люлей» Якову, пытаясь ему доказать, что он и есть настоящий муж. А отметка в удостоверении личности ровным счетом ничего не значит.

Потом среди бомжей поползли слухи, будто Таня снюхалась с нелегалами из Африки, коих тут пруд пруди, и промышляет в районе старой автостанции, в самом их скопище…

Нет, Таня была не из тех дам, которые даже ради халявного стаканчика виски со льдом станут продавать свое тело охочим до экспресс-любви горячим африканским парням, которые якобы кидаются на всё, что движется. Это скорее всего мифы, порожденные засильем нелегалов.
Но с другой стороны, Таня в последнее время сильно преобразилась. Она умела преображаться, когда на горизонте маячило нечто, что могло принести реальный гешефт.

Сарафанное радио доносило обрывки информации…

То ее видели разодетой в пух и прах, выходящей вальяжно из джипа, то она пролетала в такси… Но всегда в обществе этих черных парней, заполонивших районы южного Тель-Авива.

Санёк злился. Лез с кулаками на тех, кто приносил ему в клюве эти новости. И каждый раз все больше мрачнел. Пару раз он побывал на той старой автостанции. Наверное, пытался вытащить оттуда свою возлюбленную. И всякий раз возвращался без нее, но с приличными фингалами под глазами и даже с порванной губой, прихрамывая то на левую, то на правую ногу. Судя по всему, его били там и довольно сильно…


А с месяц назад Санек вдруг позвонил и попросил у меня сумму денег, которую я, быть может, одолжил бы ему, но… меня насторожило то, что деньги срочно нужны для его Татьяны, которая якобы собралась ехать то ли на Украину, то ли в Россию проведать больную тетю…

Возможно, болезнь таинственной тети и возымело действие на Санька, но только не на меня. Ибо та тетя была связана странными узами с любимой племянницей, которая больше десяти лет ни словом о ее существовании не обмолвилась, а тут вдруг воспылала родственными чувствами…

Просто я слишком хорошо знал «комбины» бомжей, чтобы слёту поверить в россказни о смертельно больных тётях, дядях, которые якобы воспитали их с пеленок, заменив дружно погибших в автокатастрофах мам и пап. А теперь срочно нуждаются в лекарствах. Ну а чудодейственные лекарства можно купить лишь в аптеках Тель- Авива, но, увы, они же стоят денег…

Нет, меня на такой мякине не просто провести. То есть, я обожаю кушать спагетти, но терпеть не могу, когда кто-то пытается намотать мне их на уши.

А сейчас Санек сидел, обхватив руками голову и раскачивался, словно в молитве, его плечи вздрагивали. Я не помнил его плачущим даже тогда, когда ему надо было идти на отсидку в тюрьму. И когда он перебивался по чердакам да подвалам, побитый палками сборщиков дани.

- Ты представляешь…

- В общих чертах…

- То есть, ты догадывался и…

- Ага. Извини, Санек, что в тот момент не поменялся с тобой головой. А до этого с Игорьком, а ее раньше - с Ваней, Димой, Яковом… Ага, а вот и он. Легок на помине.

Яша шел не спеша, вразвалочку, как и подобает степенному клошару, который знает себе цену.

- На вот, хлебни, может, полегче станет, - протянул он пластмассовый стаканчик с водкой Саньку. - И берись уже за ум…


Глава 55. Сорванные цветы

Она обожала смотреть всякие там модные шоу. Они «дарили» ей глоток свежего воздуха. Ведь в своем крошечном городке она просто задыхалась.
В один из дней она решила уехать в огромный мегаполис в надежде сделать карьеру то ли фотомодели, то ли одной из тех, кто пишет о фотомоделях, то ли…
- На худой конец, - говорила она завистливо глядящим на нее подружкам, - просто удачно выйду замуж. А хоть и за иностранца. Большой город - большие возможности.
О, простота…

* * *
Она была наивна как, мартовская сосулька, решившая погреться на весеннем солнце…
Это и о Татьяне тоже. Как все-таки похожи судьбы тех девиц, которым мало было синицы в руках и они, очертя голову, помчались за мифическим журавлем, который оказался так высоко в небе, что далеко не каждому удается его поймать. И эти охотницы за принцами в конце оказываются на обочине дороги…


Глава 56. Неразделенная любовь Санька

Он выпил. Прилег на лавочку, пару раз всхлипнув, засопел…

- Пускай поспит. - Яков заботливо прикрыл голову Санька газеткой, чтоб не напекло солнцем, и сокрушенно вздохнул. - Вот до чего любовь доводит. Все бабки на стерву выгреб, у меня занял, у пацанов перехватил… И все для нее. А она снюхалась с этими уродами.

- Я так понял, с одним…

- Ну да, замуж-то вышла за одного. Но при случае обслужит и остальных.

- А деньги-то зачем ей были нужны?

- Как это зачем? На Кипр смотаться. Чтобы с этим поцем расписаться. Вроде, как тому тоже всем их кагалом собирали бабло. Танька ж за просто так не хотела. Тысяч тридцать евро запросила…

- Ишь ты! Евро? Не много ли?..

- Ну да, чтоб поближе к полтине штук баксов было… Она всегда любила круглые числа…

- Ну так по курсу не выходит…

- Остальное добрала у Санька, а он - у всех на сшибал.

- А на кой ей столько денег?

- Да бутик со своим уродом собираются тут открывать…

- Так он же…

- Да муж он ей теперь, как ни крути. Какой-то документ все равно получит здесь.

- Понятно. Таня замутила фиктивный брак.

- А докажи теперь. Главное, она будет владелицей бутика с привязанным, как минимум, на пять лет мужиком, хоть и таким. Он и не дернется, хоть она уже с него нехило поимела. Будет ей рабом, если она захочет. А иначе… развод и его вышвырнут из страны.

- Нда… Всегда подозревал, что Черная вдова та еще штучка. Но может, оно и к лучшему.

- Да о чем я и толкую, - усмехнулся Яша. - Хоть Санек теперь угомонится.

«Угомонится ли? Всё-таки он, кажется, очень ее любил», - подумал я, а вслух сказал:

- Ну ты присматривай тут за ним. Может, захочет обратно вернуться в Приют. Ты ж понимаешь, сам он не выберется из этого лабиринта.

- Это понятно… - согласился Яша. - Да и на ноги ему по-любому надо вставать. Я-то могу и простить ему долг. А вот как другие…

Санек мирно посапывал, лишь время от времени всхлипывая, словно и во сне все еще переживал свою маленькую трагедию…


Глава 57. Таинственное исчезновение Григория

Никто из них не знал, куда исчез Гриня. Казалось бы, еще вчера он тусовался в стае и даже купил за свои кровные целых три бутылки водки, еды, накрыл поляну и…

“Неужели это был прощальный обед?” - недоумевал я.

- Но хоть кто-то что-то знает? Может, он хотя бы намекнул, куда собрался…

Они один за другим лишь пожимали плечами.

- Может, и сказал на прощание, да только все ж были под шафе, - отозвался из кустов еле слышно Яков.

- Что-то бормотал про изменение личности и всё такое. Поток бреда, - подал голос Санек. - Я еще подумал, что его посетила “белочка”. Но теперь, думаю, то была сама “манечка”. Вот он и понесся, сам не ведая куда. Когда настигает  “манечка”  - это, считай, капец.

Я знал, что у Григория нередко после жутких запоев, случалась белая горячка, или как в народе принято называть, “белочка”. Что до “манечки” - мании преследования, не верилось, будто здоровый мужик мог так быстро спиться.

Хотел было зайти к Виктории. Может, у нее есть хоть какая информация о экс-возлюбленном, но в последние пару минут передумал. Не в том она положении, чтобы расстраиваться.

Что ж, остается дать времени время. Возможно, Григорий еще объявится с измененным сознанием.


Глава 58. И снова утро, и снова день

Вику не раздражали серые будни: работа, дом, покупки, из чего и состоит наше существование. Ее раздражали расспросы таких же, как и она, социальных работниц. Все уже знали, что Виктории вот-вот рожать. Но никто толком не знал, кто отец будущего ребенка.

Ну в самом деле не тот ли алкаш-бомжара, который частенько захаживал к ней. Нет! Они даже и мысли такой допустить, чтобы их коллега решилась бы на такое, закрутив роман с совершенно ненадежным типом, от которого если и можно что-то ждать, так одни лишь неприятности.
Да и родится ли здоровым ребенок, рожденный от бомжа?!

Она лишь улыбалась в ответ:

- Всему свое время, девочки…

А у самой на сердце кошки скребли. Ей донесли, что Гриша исчез. И ее очень тревожило его исчезновение.

Нет, она уже не строила планы на совместную жизнь. Но всё же человек пропал. Отец будущего его ребенка. Выходит, и ей не чужой, коль скоро она носит в себе плод их любви.

Она готова была расплакаться, но боялась, что это повредит ребенку. Виктория была уверена, ее сын чувствует то же самое, что и она. И готова была отвлекать себя от грустных, как только могла.

Решила было сходить на концерт известного певца, ее, кстати, земляка. Он приехал на гастроли всего лишь на три дня: по одному концерту в Иерусалиме, в Тель-Авиве и Хайфе.

Передумала. Там наверняка будет много шума и воплей поклонниц. А это в ее положении ни к чему.

“Лучше вечерком почитаю что-нибудь приятное, - решила Вика. - Или посмотрю сериал с успокаивающим сюжетом…”

***

Ей снились ранетки и домик в горах...
И в том домике - она. А кругом - ни души. Единственной соседкой была тишина. Лишь падающие наземь спелые ранетки нарушали ее оглушительный звон. Жаль, что была осень, и Вика не слышала пения цикад...
Зато ранетки в ее саду были великолепны, как-будто волшебник только что доставил их из далекого уральского детства.
Ей снились поросшие ельником седые горы, затерявшийся в горах домик с садом. И тишина.


Глава 59. Хризантемы пахли вереском

Подобно инвалиду после многолетней неподвижности, я снова пытаюсь учиться ходить…

Омертвевшая душа почти не способна чувствовать. Пять лет обитания в собственной скорлупе, разрываемой болью и безысходностью одиночества с того самого дня, как Ты ушла, казалось, не оставили мне шанса. Все эти годы я общался лишь с тобой, пытаясь распознать твой силуэт в Мире Теней.

* * *
После Поминальной Молитвы свет в конце пресловутого тоннеля погас, и я вдруг понял: больше не напишу ни единой строки…

Я смирился с творческим бесплодием, как рано или поздно смиряется женщина с тем, что ей не суждено уже иметь ребенка. И должен признаться, совершенно не страдал от этого. После твоего ухода все остальное потеряло смысл. Тем более никчемные попытки попробовать жить дальше…

Меня даже перестала интересовать дальнейшая судьба романа, изданного в Штатах незадолго до твоего ухода. Ты погладила глянцевую обложку, не открывая глаз, потом мою руку, словно благословляя меня. Но я-то понимал, что тебя уже не волновали мелкие земные радости. Ты готовилась к Вечности. А она поважнее даже самого крутого бестселлера…

Зато наша вездесущая тетя, позвонившая из Кливленда через недельку после его выхода в свет, была в полном восторге. Но я ей не поверил. Я всегда сомневался в ее английском… Я то помнил, как по буквам с третьего раза она с трудом записала его название, окончательно добив меня уточнением, как правильно пишется слово «Armageddon» - с одним или двумя «d»., будто это имело большое значение.

Милая чудачка, как, впрочем, почти все одесситки, она, казалось, жила в каком-то придуманном ею же самой мире. Не задумываясь, что кто-то любым, даже самым увлекательным, беседам о литературе предпочел бы в те тяжкие минуты и часы повыть на Луну.

Я не сдержался тогда, за что корю себя по сей день, и впервые в жизни нахамил ей, посоветовав написать это зловещее для меня слово «Armageddon» с тремя «d», чтобы уже было наверняка…

* * *
Но я, кажется, отвлекся… Растекаюсь мыслью по древу. Это из-за жуткой, нечеловеческой усталости. Не так-то просто вчерашнему инвалиду даются первые шаги… Каждое движение души схоже с жалкими потугами пленника, пытающегося распилить изящной пилкой для маникюра грубые стальные решетки темницы.

После того, как ты покинула меня, я многое разучился делать. Но-кое чему и научился. Например, несколько раз в год приносить тебе букет цветов.
В последний раз принес в день твоего рождения, аккурат за две недели до Судного Дня. Это были, кажется, желтые хризантемы…

Вот видишь, с памятью у меня стало совсем худо. Но зато я запомнил их аромат. Ты бы сильно удивилась, если бы я сказал, что хризантемы пахли вереском. Но с другой стороны, как еще должны пахнуть цветы, купленные на кладбищенском развале…

Впрочем, мраморной плите совершенно безразличен аромат цветов. Но, судя по неугасаемой боли, он все еще не безразличен мне…

Потом я принес искусственные цветы. И ты на какое-то время перестала мне сниться.
- У евреев на могилу принято приносить искусственные цветы, живые дарят мертвым гои, - пояснила Батья. – А вообще-то лучше положить несколько камешков.

Да, камни – это то, что надо мертвым...



Глава 60. Суп для Приюта

Да нет, мне бы и в голову не пришло, становиться хотя и на какой-то час-полтора шеф-поваром в этом приюте, если бы не мой Друг, который попросил меня приготовить суп для своих обитателей.

- Знаешь, так вышло, что сейчас у меня процентов восемьдесят твоих земляков. Требуют супа. А я не очень разбираюсь в вашей кулинарии. Выручай.

Мог ли я отказать человеку, который столько добра сделал моим приятелям-
клошарам…

Возможно, кто-то и удивится тому, что мой Друг оказался совершенно беспомощным перед изысками русской кулинарии. Но, когда я вошел во дворик приюта, то понял, что такой концентрации моих земляков и правда никогда здесь не наблюдалось. Даже в толк не возьму, с чем это было связано… Но из всех уголков доносилась лишь русская речь.

Думаю, дело было не в супе… Просто Друг немного растерялся и ему требовался хотя бы на пару часиков кто-то, кто понимал этих людей.

Я понимал их. Очень хорошо понимал...

И после моего короткого обращения ко всем сразу, в кухне было не протолкнуться. Тем не менее работа нашлась каждому, с настоятельной просьбой от меня запомнить каждому ту операцию, какую он сейчас «ведет» и тогда они уже всегда будут с супом. А если будут себя хорошо вести, то и с борщом, капустняком, тушеной картошкой и прочими изысками, которые, не смотря на пропитый мозг, они еще помнили из своего детства…

Они жаждали этих «изысканных» блюд. Я видел это по их внезапно вернувшимся к жизни глазам. В их теперешнем состоянии, когда они едва отошли от похмелья и ломок, простые земные радости - не были неким абстрактным звуком.

Понимал это и мой Друг, но он не знал менталитета этих людей.

- Вот всё хотел тебя спросить, - посмотрел я в его немного печальные глаза. - Отчего ты возишься с нашими? Вон к тебе очередь какая из местных. Ты их знаешь, как облупленных. Тебе проще с ними. Ну зачем тебе эта головная боль с проблемными моими соотечественниками.

Он вздохнул, покачал головой и сказал:

- Для местных полно таких приютов. А для ваших очень мало…

- И для наших тоже полно, - возразил я. - Только разница в том, что ты берешь людей с улицы и без денег, а другие…

- Почему без денег? Они потом заработают и отдадут….

- Ну не все же отдают…

- Ну и что. Большинство отдает…

- Кстати, как поживает Санек? Что-то я его не видел во дворе.

- Спит. К обеду рабудим. Пока ему надо много спать…

Игорек явился к самому обеду…

Тогда он и в самом деле не обманывал. Передрожав неделю в парке, он пришел сюда уже человеком, которому не надо было «много спать». Скоро ему позволили работать. И он уходил к шести утра в соседний овощной супермаркет, где на несколько часов в день ему нашлось занятие.

Понятно, что без вмешательства моего Друга такую работу Игорь вряд ли получил бы. Чрезмерное засилье нелегальных мигрантов из Африки развратило работодателей, и они перебирали людьми, как некое хрюкающее парнокопытное апельсиновыми корками…

А ведь когда-то этот супермаркет был серьезным подспорьем в реабилитации людей, решившихся попробовать снова встать на путь истинный.

И словно угадав мои мысли, Друг сказал:

- Все вернется на круги своя. Вот наведут порядок с этими нелегалами и в наших парнях снова появится нужда.

Да, было бы здорово, если бы в наших парнях снова стали бы нуждаться.

Когда в тебе нуждаются, ты ощущаешь себя совсем иначе…

В который раз я уже в этом убедился, сорвав дружный и громкий аплодисмент от этих измученных непутевой жизнью людей.

Они рукоплескали мне после обеда за обычный картофельный суп. Словно это было некое невиданной вкуснотищи заморское блюдо, сотворенное фантазией знаменитого шеф-повара, выписанного специально для них из какого-нибудь Парижа.

А тут... всего лишь обычный картофельный с добавлением небольшого количества риса. И даже без мяса. А просто на куринном порошке, разумеется, с уймой всяческих специй, которых в приюте всегда водилось в избытке.

Они хлопали в ладоши, а я кивал им в ответ, закусив губу, едва сдерживая слезы…


Глава 61. Был месяц май

Однажды был мне чудесный сон. Снились сирень и жасмин.

Их благоухание будоражило и пьянило. Я взмывал над землёй и парил, словно птица, вернувшаяся, наконец-то, в родные пенаты.

Я парил до тех пор, пока не увидел внизу крошечную прогалину между кустами цветущей малины. Я знал, что только там мою утомленную долгими странствиями душу ждет настоящий покой…

Я лежал на нежном бархате из молодой травы, и широко распахнутыми глазами всматривался в грозовые облака, проплывающие над благоухающим райским садом и терпеливо ждал грозу, которая подарит моей душе долгожданный катарсис.

Был месяц май…
И, неожиданно для себя, почувствовал, что дело сдвинулось с мертвой точки, и я пошел на поправку.
Похоже, тот сон был Знаком Свыше..

* * *
Но я всё еще тяготился своим неопределившимся положением...
Когда-то в юности я безумно любил одиночество. Мне сладко было мечтать о разных пустяках.

А теперь горький комок подкатывает к горлу, когда в затихающем ночном небе слышу рокот самолета, взмывающего над уснувшем морем...
Я знаю, самолет вернется и море проснётся с первыми лучами солнца. И так будет всегда.

Он непременно прилетит и в то утро или ночь, когда я перестану это слышать...
Для чего мы рождаемся? Чтобы, пройдя через тернии, вознестись однажды к звездам и уже никогда не вернуться обратно?

* * *
Не могу сказать, будто абсолютно всё было совершенно безысходно, и свет в конце тоннеля погас окончательно.

Иногда я находился в предвкушении чуда, которое вот-вот...
Кто-то сказал, будто счастье иногда так неожиданно сваливается на голову, что не успеваешь отскочить в сторону. Как, впрочем, и несчастье, уточнил бы я.
Уж и не знаю, с чего это меня так "торкнуло". Вроде, на горизонте ничего такого не наблюдается. А может, предчувствие, что с минуты на минуту появится парус шхуны по имени "Надежда".

Отдаю себе отчет в том, как всё это банально звучит. Но тогда для меня любая мысль, озвученная вслух или пропущенная через безвольное сознание, означала, что я все еще существую. Но этого мне, по вполне понятным причинам, было недостаточно: хотелось уже начать жить, делиться своими мыслями, заставляя людей смеяться или плакать…

* * *
И однажды я  вдруг услышал давным-давно забытые шорохи, сливающиеся в звуки. Они показались мне чудной музыкой, словно пастушок играл на свирели, призывая заплутавшего в густой чаще норовистого теленка вернуться в стадо.

Эта дивная музыка стряхнула с меня клейкие путы паутины, невольно указав выход из Лабиринта. Робко, словно боясь оступиться, я шел за ней...

И вот уже родившийся в моем утомленном воображении Пастушок, беззаботно играющий на свирели, вернул меня в Мир, где шел самый обычный дождь. Мокрый, свежий, ароматный, животворящий…

=====================


Глава 62. Беседы со Смертью


- Знаешь, сегодня я видел Смерть…

- Во сне?

- Да… Но я разговаривал с ней. Почти так же, как сейчас с тобой…

- Вы пили с ней кофе?

- Ты мне не веришь?

- Ну почему… Верю. Просто ты сказал, будто вы сидели рядом с ней и разговаривали, как мы сейчас с тобой…

- Нет. Мы не сидели. Она стояла передо мной.. А я - перед нею. На коленях.

- Ты просил ее, чтобы она оставила тебя жить?

- Нет. Я умолял ее забрать меня с собой.

- Но я вижу, что она не согласилась.

- В этот раз я просто не нашел нужных слов, чтобы ее убедить…

- Думаешь, тебе представится еще один шанс?

- Я в этом просто уверен.

- Отличный кофе!

- Да. Мне и самому очень понравился.

- Но когда ты сговоришьшься с ней, мы уже не можем вот так с тобой сидеть, и мне уже никто не приготовит такой чудесный кофе.

- Так что же делать?

- Не уходи! Даже если она снова явится к тебе и станет убалтывать, гони ее прочь…

- Я подумаю…

* * *

Кого только не встретишь в приюте…

Этого парня я и раньше встречал в разных местах Тель-Авива. Он сторонился моих приятелей, как и все местные. Считая всех поголовно "русим" агрессивными и ужасными эгоистами, с которыми лучше не откровенничать, дабы потом не подняли на смех.

Потом он как-то признался мне, что, после знакомства со мной, изменил свое мнение о русских.

Когда я уходил из Приюта, мой Друг задержал меня:

- Знаешь, Алекс, какая идея пришла мне в голову…

- Представления не имею.

- Я внимательно слушал, о чем ты беседовал с тем бедолагой. Он и мне частенько рассказывает о своих снах и о Смерти. Несчастный прожил на улице лет десять. Эпилептик. После твоих бесед с ним Даурвиш становится другим и уже не разглагольствует столь часто о Смерти…

- Ну и?

- Ты заходи почаще к нам. Я понимаю, ты сейчас очень занят, но им нужно общение. Кстати, я готов взять тебя на полставки в штат.

- Я правда очень занят.

- Понимаю.

- Я подумаю. Но о том, чтобы мне что-то платить, забудь.

- Ты уже миллионер?

- Почти…

- Шутник.

- Но ты-то знаешь, что в этом мерзком Мире без юмора не прожить и дня.

- Знаю. Поэтому не забывай нас. Забегай на чашку кофе.

***
Я шел не спеша домой и размышлял о знаковости имён. Как всё-таки странно всё устроено...

Уставшими извилинами я пытался выстроить некую цепь: «Даурвиш - Дервиш - бедняк - ослик - халат в многочисленных заплатках…»

Ах, какая ерунда, право! Стечение обстоятельств, не более того. Просто имя такое у парня - Даурвиш. Вполне распространенное на Ближнем Востоке.

Но что-то мешало мне согласиться с «версией случайности«. Боюсь, в этом Мире всё закономерно. Судьба как данность Свыше…


Глава 63. Община для Григория

Третий месяц шел с того дня, когда Григорий поселился в этой общине для зависимых людей, которые решились на изменение сознания. Они хотели стать другими - свободными от пороков и вредных привычек, людьми, которые, наконец-то, смогут жить в нормальном обществе.
Сейчас  же они жили в замкнутом пространстве, куда, казалось, не проникал извне даже слабый лучик солнца.

Так надо, объяснили ему в самом начале, если хочешь стать другим. И он согласился, решив что порядки здесь, как в тюрьме, где ему пришлось отбыть двухгодичный срок на малолетке. Там было ужасно. Почти как в аду. А временами даже страшнее…

В первые пару дней он еще не догадывался, что в этой общине будет в разы труднее и страшнее, чем в той, полузабытой тюрьме.

А если бы знал? Пришел бы сюда?

Информацией о подобных местах Григорий владел. Ему рассказывали те, кто прошел через эти жернова. Но он отнесся к этим рассказам скептически. Полагая, что хуже тюрьмы мест не бывает. Особенно там, куда ты пришел добровольно.

Несколько раз, когда его буквально втаптывали в грязь такие же как и он парни, Григорий не выдерживал и начинал рыдать, как несправедливо обиженный ребенок. Руководителя группы  это приводило отчего-то в неописуемый восторг. А Грише, распластавшемуся на полу, хотелось умереть.

Потом он смирился со своим положением и уже сам проделывал то же самое с новичками.

Так было надо, объясняли ему. Иначе не изменить сознание. И ты останешься прежним - зависимым от пороков, которые мешали тебе жить свободным человеком.

Со временем в нем стало что-то меняться. И когда в общину по вечерам приезжали те, кто избавился от зависимости, и рассказывали о том, через что им пришлось пройти в той прежней жизни, Гриша плакал. И другие парни тоже плакали. Потому что в их рассказах они видели себя - тех, грязных, оборванных людей, готовых за стакан алкогольного пойла или еще чего продать душу дьяволу.

И эти свободные люди понимали причину слёз обитателей Общины, потому что сами прошли через всё это и тоже плакали.

День ото дня Гриша всё меньше узнавал себя того, прежнего, из той жизни, в которую он уже не хотел возвращаться.

Единственное, что оставалось еще с ним, это память о Вике и их сыне. Он хотел их видеть, но не был уверен, захотят ли они видеть его.


Глава 64. Божественные звуки Ночи

…И снова слушаю Ночь.
Я не хочу верить во всякие там наговоры, будто Ночь ужасная сплетница, сводница, переполненная до краев всеми мыслимыми и немыслимыми пороками и грехами…

Да, у нее есть свои причуды, как в любом времени суток. Но не больше и не меньше, чем у других. А по мне, так она куда чище вечера, дня и даже утра, если перемотать сутки назад. Но можно - и вперед, что, впрочем, мало что изменит.

Если ей и приписывают грехи, то она в них совершенно не повинна. Такое уж время суток ей досталось, когда все звуки слышатся пронзительнее и откровеннее.

Так в чем же ее вина?

В том, что по ночам люди горше плачут от одиночества и обид? Но первопричина опять же не в ней. Просто люди не сумели при свете утра, дня и вечера решить свои проблемы и теперь злятся. Курят сигарету за сигаретой, обвиняя другу друга и себя, чтобы утром опять свалить все на бессонную ночь, доводящую их до депрессии.

Привыкшие искать виноватых в своих бедах и несчастьях, они не упустят возможности посудачить о "беспокойной ночи" с коллегами по работе и даже со случайными знакомыми.

Ну и чем, скажите на милость, не напраслина и даже не грязные наветы?! Ночь, видите ли, не пожелала прийти им на помощь в трудной жизненной ситуации. Не успокоила их мечущийся дух...

И кто после этого распускает сплетни, возводя напраслину на ни в чем не повинную Ночь?

* * *
… Вот едва слышно скрипнули двери и тут же захлопнулись. И что? Ночь должна ватой затыкать уши? Чтобы не слышать радость от встречи двух незатейливых любовников?!

… зазвонил телефон… Долгие упреки… ругань… плач… отчаяние… мольба.

… сумасшедшее, разрывающее душу стерео из только что припаркованного авто.

… натужный рёв самолета, взмывающего к Звездам.

… короткий крик Счастья.

… жалобный плач Младенца.

… протяжный стон Боли.

… глухое рыдание Одиночества.

… падение неприкаянной Звезды, не нашедшей себе места в Мироздании.

… усталые вздохи Моря.

… И, конечно же, недовольное ворчание вечно подозрительного Утра, которому кажется, будто Ночь слишком быстро отделалась от своих обязанностей, бесцеремонно спихнув на безотказное Утро свои недоделки.

* * *
Божественная Ночь снисходительна ко всему сущему…
Она не станет осуждать никого и уж тем более никому ничего не расскажет. Даже - любопытной подружке Луне, пускай и по большому секрету. Можно даже не сомневаться: она унесет все тайны с собой. Тем более, что на смену Ночи уже спешит Утро, которому нет дел до каких-то там людских секретов.


Глава 65. За всё надо платить

Мы забились в дальний уголок больницы «Ихилов». Я курю в надежде, что тут меня не застукают бдительные «контролеры-блюстители» порядка и не накажут штрафом. Хотя Игорек и заверил меня, что тут можно курить…

Он с жадностью поглощает вторую плитку шоколада. Он всегда любил шоколад, сколько я его помню. Как, впрочем, и все “зависимые”.

Время от времени он предлагает мне, на что я лишь усмехаюсь…

- Ну да, - спохватившись, говорит Игорек, - у тебя дома холодильник битком набит шоколадом.

Он знает про холодильник и про шоколад. Пару раз я приглашал его в гости. Мог бы и чаще, но он бесконечно «срывался» . А зависимому от пороков человеку лучше находиться в другом месте…

Он и находился. В Приюте. До недавнего времени. И даже был уже «чистым». И почти устроился на прежнюю работу - сантехником, но…

- Знаешь, дядь Саша, вот готов же был к тому, что не выдержит печенка, а когда хватанул приступ…  В общем, прокрутилась вся жизнь, как в калейдоскопе. Мать вспомнилась, родной Питер, сестренка, мордовские лагеря, та тюрьма для иностранцев. Помнишь, я тебе рассказывал?

- Помню, Игорек…

Если честно, то мне меньше всего хотелось сейчас болтать с ним про ту тюрьму, в которую он угодил по глупости. А поскольку уже тогда был у него израильский паспорт, то пошел «мотать срок» как иностранец. Чему поначалу был даже рад.

Впрочем, я уже, кажется упоминал об этом…

Но я чувствовал, что Игорьку хочется выговориться. Здесь и сейчас, словно он предчувствовал нечто, что было мне пока что неведомо.

- Ты не думай, дядь Саш, мне не страшно помирать…

Я видел, что это не поза опущенного жизнью человека, который давит на жалость или строит из себя этакого героя.

- С чего ты взял, будто непременно должен помереть?

- Гепатит «С» - это не шутки. Да и потом печень разрушена почти полностью…

- Ты молодой. У тебя есть шанс. Назначат курс лечения. Полно таких, как ты, и кто прошел тот курс - все вон какие…

- Ага, цветут и пахнут, - хмыкнул он, но глаза были печальные.

Они были печальными у Игорька даже тогда, когда я выложил ему на прикроватный столик больничной палаты дюжину плиток его любимого бельгийского шоколада. Я помню, как он радовался, как сверкали его глаза, когда я приносил ему шоколад в Приют, как он хватал меня в охапку и кружил…

Теперь передо мной сидел совсем другой человек. И не потому, что даже во дворик он спустился с моей помощью. Просто глаза у него стали совсем другими.

- Если выдержишь весь курс лечения, не остановишься на полпути, то и ты расцветешь.

- Но это же как «химия», которую делают онкобольным. Тебе ли не знать? Ой, дядь Саш, прости…

- Да ничего. Время уже прошло. Ее не вернуть…

- Ладно. Замнем. Я, конечно, попробую. Но…

- До конца пойдешь - будет тебе счастье!

- Мать хочется увидеть и сестру, а так… фиг бы с ним… можно и помирать. Какая от меня этому Миру польза? И потом… за всё надо платить…

- За всё! - эхом отозвался я.

- Как твой роман, кстати?

- Нормально.

- Ты пиши, дядь Саш, о пацанах пиши, и обо мне не забудь хоть пару слов. Только правду пиши, какой бы дерьмовой она не казалась. Может, кого-то это и остановит.

В ответ я лишь пожал плечами, сомневаясь в том, что мой роман о клошарах  станут читать те, кому это и правда могло бы помочь. Свободным же от пороков людям он будет попросту неинтересен. Зачем портить себе настроение негативом, которого и без того в жизни вагон и маленькая тележка. Нас же это не касается. Пока…

“А вдруг коснется?”
“Тогда и почитаем…”
“Не поздно ли будет?”

Зато я вдруг увидел человека, который всё понял и решил для себя. Отчего-то я был уверен, что если Всевышний даст ему еще один, последний, шанс, то он уже никогда в жизни не оступится. И не потому, что побоится умереть, а просто устал ходить по замкнутому кругу…


Глава 66. Экскурс в прошлое

Вчерашним поздним вечером побывал в Старом Яффо, благо теперь от моего дома до него четверть часа хода, если идти прямиком через блошиный рынок.

Давненько не посещал эти места и был крайне удивлен тем, что там открылось до дюжины уличных кафешек, которые в столь поздний час были забиты до отказа.

Люди наслаждались вечерней прохладой, которая доносилась с моря, и потягивали напитки со льдом. Слышалась в основном русская и английская речь. Да и сам Старый город, этот древний островок в современном мегаполисе, был заполонен туристами, которые теперь всю ночь будут фланировать по древним улочкам в поисках экзотики и себя…

Я тоже чуток побродил по узким улочкам, которые потрясли меня, когда я впервые посетил это чудное место с нашей неугомонной тетей из далекого Кливленда - бывшей одесситкой, Хотя, говорят, бывших одесситов не бывает. Одесса остается с человеком навсегда.

Как бы то ни было, но тетя была шокирована не столько чудесными архитектурными изысками Старого Яффо и его запутанными улочками, сколько информацией о том, что этот славный пятачок, утонувшей в разнузданном Мире цивилизации, старше Иерусалима аж на две тысячи лет.

И по этим древним ступеням, освещенными факелами, бродили рыцари. И тогда была жизнь. Люди любили друг друга. Люди воевали друг с другом. Люди торговали в некогда оживленном древнем порту. А потом, после удачных сделок, сидели в тавернах и пили виноградное вино под рассказы странников-пилигримов...

Посидел у моря. Полюбовался гуляющими вдоль набережной туристами. Они беспрестанно щелкали фотоаппаратами, словно пытались запечатлеть Вечность.
Вслушивался в вечерний шорох волн. Смотрел на звезды. И в который раз задавался вопросом: неужто мы одиноки во всей Вселенной? И если так, то отчего мы продолжаем истреблять друг друга на нашей Волшебной Планете, данной нам Свыше в дар не понять за какие то ли грехи, то ли благие дела, то ли за надежду, что мы оценим этот подарок и будем жить в мире, согласии и любви друг к другу.

Быть может, когда-нибудь, через многие столетия, мы повзрослеем и поймем, наконец, эти простые истины. И люди начнут строить Рай на Земле, а пока имеем то, что имеем…

Возвращался домой уже ближе к полуночи. На душе было ощущение легкого праздника с привкусом грусти: когда-то мы с женой забредали в старый Яффо. И мне было так хорошо, как вряд уже когда-нибудь будет


Глава 67. Явление нового человека

Из роддома Викторию встречал я.

- Дай хоть глазком взглянуть.

- Смотри…

- Боже праведный!

На меня смотрел он. Словно свершилось чудо, и тот  Григорий, которого я знал, превратился в крошечного младенца.

- Мой Гришенька, который будет всегда со мной.

- Вроде не полагается у евреев называть называть ребенка в честь живого отца.

- Знаю. Я назвала его в честь деда, моего отца, которого давно уже нет…

- Не знал, что ты Виктория Григорьевна.

- Не удивительно. Я ведь тоже не знаю, как тебя по батюшке, - засмеялась она.

- Да, конечно, в этой Стране принято обращаться к человеку только по имени.
 
- А может, это и правильно. Разве это не делает людей более близкими…

Я узнал по своим каналам, где находится Гриша, и даже пару раз навестил его. Мне стоило больших трудов упросить тамошнее начальство пустить меня в Общину хотя бы на пять минут.

Я так и не рассказал Виктории о своих визитах, а главное, о том, как изменился ее Григорий. Передо мной предстал совсем другой человек. И я не знал, как к этому отнестись. Что-то меня пугало в нем, словно это был биоробот, которому подменили сознание.
Те пять минут показались мне вечностью.

==========================
 
Глава 68. Зигзаги Судьбы

Я был в шоке...
Нет, ну Игорек тоже далеко не ангел. Но чтобы клюнуть на эту даму да еще  после того, как с ней по полной поработала целая свора африканских нелегалов, насилуя бедняжку до потери сознания... Такой его поступок просто в моей бедной голове не укладывался.

Она лежала на лужайке печально известного парка Левински , что в южном Тель-Авиве, в районе автостанции.

- Ты представляешь, дядь Саш, Танюха даже не стонала, - горестно вздыхает Игорек, закуривая очередную сигарету. - Ох, как же ее страшно изнасиловали! Они просто беспредельщики...

За то время, что мы не виделись, он сильно изменился. С «дурью» завязал. Так и продолжает жить в том же приюте «Сиротка Пони». И не потому, что не смог бы снять себе какой-то угол.

«А для полной безопасности...» - как он сам определил для себя нынешнее житье-бытье. Хотя как вписывалась в эту «безопасность» Татьяна, которую в кругах бомжей звали Черная Вдова, я, признаться, не очень представлял.

И дело даже не в том, что она давно была уже ВИЧ-инфицирована, не обошла эта беда и Игорька - обычное дело для наркоманов, но, как говорят, уже не смертельное...

Меня, как и других, кто был давно знаком с Татьяной, долгое время смущало то, что все ее мужья очень странно кончали...

Кто-то вешался, кто-то топился, кто-то «вставлялся по полной», впрыснув в себя смертельную дозу.

В общем я до вчерашнего дня не понимал поступка Игорька, решившего связать свою судьбу с Черной Вдовой. Но он, словно прочтя мои мысли, все просто объяснил.

- Знаешь, дядь Саш, те мужики, которые были у нее до меня, не перенесли самой мысли, что они подхватили ВИЧ-инфекцию. Вот и наложили на себя руки.

- Странно, что не на нее наложили, – не удержался я и тут же прикусил язык. Все-таки она теперь была дама его сердца.

Но он пропустил мою колкую реплику мимо ушей...

- Я давно с этим живу и свыкся с мыслью. Сам посуди, не могу же я связать себя с нормальной здоровой женщиной. Это было бы подло. А я хоть и пропащий, но все ж верую в Него.

А потом он поведал мне о том, как забрал Татьяну с той лужайки.

Я уже упоминал о том, что она связалась с одним нелегалом из Африки, коих в южном Тель-Авиве несметное количество. И вот замутили они бизнес. А поскольку у него, как у нелегала, не было по сути никаких прав, всё было оформлено на нее. Бабла у этого парня и его дружков оказалось немеряно, бизнес – прикрытие: приторговывали разным, за что в любой стране карают строго...

И вот в один из дней полиция на чем-то поймала ее гражданского муженька. До Кипра они так и не добрались, чтобы узаконить свой брак. И предложили ему стражи закона альтернативу: « или-или...».
В одном из «или» подразумевалось добровольное возвращение в родные пенаты и чтобы, как водится, ни духу-ни слуху...

Татьяна мгновенно разлюбила горячего африканского парня, при этом наотрез отказавшись продавать бизнес. Он же жаждал вернуться в родную Африку важным человеком при солидном капитале.

Ну а дальше – по накатанной.

- Ты представляешь, дядь Саш, ну и твари, они ее трое суток пичкали «дурью» и безостановочно трахали. Просто приходили, кому не лень, и делали свое дело...

А потом, в одну из ночей, вынесли ее в парк и оставили на лужайке. Наверное, думали, помрет и дело с концом. Но она выжила...

- Если бы ты ее тогда не подобрал, может, и не выжила бы, – усомнился я.

- Но я ее подобрал. И это Знак. Так было угодно Небесам...

- Да, ты ее подобрал, - отозвался я, постаравшись выкинуть из головы эту короткую, но, увы, печальную фразу:"На свою беду..."

А с другой стороны, как знать. В конце концов они оба получили от Судьбы то, что получили. Теперь вот...

- Между прочим, бабла у нее хватает, и мы, может, даже прикупим крошечную студию, чтобы уже жить как люди...

Что я мог сказать... Благословить их союз? Но он и не просил моего благословения, по крайней мере вслух. Хотя, наверное, ему было бы приятно услышать от меня какое-то доброе напутствие.

Но то ли из-за того, что у меня вчера с утра было дурное настроение, то ли причина крылась в ином, но я лишь пожал плечами и распрощался с Игорем.

- Ты заходи, дядь Саш. У меня, кроме тебя, тут никого и нет... – крикнул он в догонку.

И мне показалось, что он всхлипнул. А может, я?

Поди, пойми эту странную жизнь...


Глава 69. Обращение к Спасителю

Может, съездить в Иерусалим и посидеть в том Саду, где Он провел последнюю ночь перед восхождением на Голгофу? А потом, как когда-то планировал, до Святой Горы Афон добраться. Слышал, будто это укрепляет в Вере, помогает жить, прибавляя душевных сил.

Вот закончу с этим романом и вперед…

***
Гриша заявился нежданно-негаданно. Так, наверное, является народу Мессия.

- Еле отыскал твой дом.

- Проблемы  с памятью?

- Не то, чтобы… Но, вроде как, заново родился, что ли…

- Хочешь есть?

- Если можно…

- Нужно!

Я разогрел ему большую тарелку наваристого борща.

- Ой, спасибочки! Целую вечность не ел такого... Там ведь совсем другая еда.

- В смысле?

- Не похожая на нашу.

- Кушай на здоровье. Выпить ничего нет.

- Что ты! Мне и не надо. Совсем!

- Вот и хорошо. - Он на минуту замялся, потом спросил: - Напомни, пожалуйста, как тебя зовут.

Я невольно вздрогнул. Всё что угодно ожидал, но чтобы совсем уже поменяли сознание да так, что и память отшибло… Это было сверх моего понимания. И это мне совсем не нравилось. Дорогая цена за избавление от зависимости. Очень дорогая.

Возможно, я был и не прав, но именно такие мысли  буравили мой мозг каждый раз, когда мне приходилось напоминать Григорию о тех или иных событиях дней минувших.

- А Вику ты помнишь?

- Да… - неуверенно сказал он.

- У тебя теперь и сын есть.

- Это я знаю.

- А Вику… ты о ней вспоминал?

Он поднял на меня усталые глаза:

- Спасибо! Последний раз я ел такой борщ в Черновцах, в моем родном городе.

- А здесь? Вы же несколько лет по приезду жили прямо рядышком с рынком Кармель. А уж там все можно было купить для настоящего борща.

- Нет. Здесь мы не готовили борщ. - И у него на глазах навернулись слезы.

- Прости!

- За что?

- Просто так. Разве помешает лишний раз попросить прощения у человека? На всякий случай…

Мне было не совсем удобно за то, что я невольно напомнил ему о тех временах, когда его мать еще была живой. Она была алкоголичкой и ей было не до борщей.
А однажды, когда Гриша, будучи солдатом, пришел домой в увольнение, он обнаружил неподвижно лежащую на кровати мать. У нее было больное сердце и алкоголь лишь ускорил кончину.

- Так ты помнишь Вику? - зачем-то задаю ему повторно вопрос.

Он долго смотрит на меня, шевеля губами, словно репетируя фразу. И вот она, наконец, родилась в его усталом мозгу:

- Главное, чтобы она не забыла меня.
 

Глава 70. Человек, бредущий кромкой моря

Вместо сиесты решил сходить к морю. Несмотря на ослепительное солнце, с моря дул свежий ветерок. Он остужал солнечные лучи и они уже не казались такими палящими. Было лишь несколько человек, отважившихся искупаться в лягушатнике. Я не рискнул. Вода мне показалась прохладной и простужаться совсем не хотелось.

Зачем искушать судьбу, если через пару дней можно безо всякого риска насладиться морскими волнами, ныряя в них, аки дельфин, не заботясь о последствиях...

Пошарив глазами пляж, я увидел сгорбленную фигуру старика. Он рылся в урнах в поисках добычи.

Когда он обернулся в сторону моря, я с трудом узнал в нем... Яшу, одного из тех клошар, о невероятных приключениях которых я уже упоминал в своем всё еще неоконченном романе "Клошары на Святой земле".

Его лицо представляло из себя нечто бесформенное и одутловатое, больше похожее на фантастической окраски тесто, взбитое кое-как руками нерадивой хозяйки.

«Допился...» - подумал я и хотел было подойти, поинтересоваться житьем-бытьем. Но тут же отказался от этой мысли, поскольку вспомнил, что в кармане у меня ни гроша. А за просто так Яше не интересно было общаться с людьми. Он всегда презирал нищих...

Тем более, сейчас он был при делах, собирая пустые баночки из мусорок. Его улов был не богат. Перед ним по пляжу прошлись пара черных парней – скорее всего нелегалы из Сомали или Судана, или... Да мало ли их, стран, в той бесконечно далекой и такой близкой Африке.

Лирический настрой, с которым я пришел к морю, в надежде пройтись по его кромке с пару километров, как-то сразу поугас...

И небо уже не казалось столь голубым, и море не таким беспечно-бирюзовым, и веселье купающихся туристов не столь задорным, как еще несколько мгновений назад. И от воды вдруг повеяло сильным запахом, настоянном на йоде и морских водорослях. Зато отчетливо слышалось карканье вороны из соседнего с пляжем парка. И сделалось как-то совсем не уютно. И захотелось поскорее вернуться домой, укрывшись за прочными стенами от реальности...

А Яша, ковыляя от урны к урне, все удалялся от меня. И в его черном мешке глухо бренчали пустые банки...

Пустые банки, пустое бытие, почти пустой пляж... Пустынный Мир.

И человек, бредущий кромкой моря. В никуда…


Глава 71. Бутерброд в полночь

Поразительно! Казалось, еще совсем недавно я с трудом съедал полпорции столь обожаемого мною в той еще жизни борща с куриной лапкой. А теперь среди ночи, засидевшись в своем саду допоздна, испытываю приступ внезапного голода. И словно докер в какой-нибудь портовой таверне, готов съесть комплексный обед с прицепом…

Это стало входить уже в привычку: ближе к полуночи разговеться хоть каким-то бутербродом. Иначе, не получалось уснуть на урчащий желудок.

И сегодня незаметно наступивший полуночный час не явился исключением.  Думаю, виноват освежающий в это время морской воздух. Он удивительным образом провоцирует аппетит…

Но я быстренько укротил чувство внезапно возникшего голода. Нет, бутербродами в этот раз заморачиваться не стал. Подрезал колбаски, немного отварного мяса, пару дюжин маслин и кое-чего по мелочи, чтобы жизнь совсем уже не казалась беспросветно-унылой.

Ржаной хлеб придал этому скромному пиршеству особый шарм...
Понимаю, что объедаться перед самым сном дурная привычка, но поделать с собой ничего не могу. Организм требует.  Наверное, всё ещё расту…

Гриша присоединяется к моей трапезе. Его тоже пробило в последнее время на аппетит. Ну и чудесно! Значит, дело идет к полному выздоровлению.
С того дня, когда он пришел, так и живет у меня. Мне не жаль. Места хватит на всех.

Для полноты счастья отправиться бы сейчас в дальний вояж. Я и глобус не стал бы крутить, выбирая местечко, где нас не стояло. Хотя бы в ту же юго-восточную Азию…

Делюсь своей мечтой с Григорием. Покончив с куриной лапкой, он коротко бросает:
- Я не выездной.

- В смысле?

- Задолжал я много. Счет в банке арестован и вообще… Вначале с долгами надо расплатиться, а потом уже мечтать…

Что ж, придется лететь одному. Жаль перелеты очень дорогие. Боюсь не по карману. В тот же Вьетнам в оба конца чуть ли не до двух тысяч баксов за билетик, если лететь прямым рейсом.  Да и жизнь в тех краях заметно подорожала.

Кто-то из бэкпекеров поделился в своем блоге «откровением", будто в той же Камбодже надо минимум штуку баксов в месяц, чтобы как-то жить, да и во Вьетнаме те же расходы...

Не знаю, что подразумевалось под этим «как-то…», но я и на Обетованной земле на эти деньги могу устроить себе райскую жизнь.
Впрочем, каждый по-своему представляет Рай...

* * *
У бедных есть одно важное преимущество перед богатыми: Мечта, за которую не надо платить.

Можно человека лишить последнего куска хлеба, крова, его можно унизить, запереть в темницу и даже попытаться убить. Но запретить мечтать нельзя.
Даже в Мир Теней человек уходит с Мечтой…


Глава 72. Бомж на одну ночь

... Вот говорил я ей, что добром эти эксперименты не закончатся. А она лишь усмехнулась в ответ. Мол, она опытная дама и знает, как вести себя с мужчинами.

Может, с нормальными мужиками она и знала, как себя вести, но с непредсказуемыми в своих поступках и действиях бомжами... Откуда ей было знать...

А неделю назад ее увезла «скорая», средь ночи, с завываниями.

- Почему так воют эти чертовы “неотложки” среди ночи, мчась по пустынным улицам города в сторону госпиталя, - спросил я как-то знакомого старика.

Он пошевелил губами, закатил важно глаза к небу и, вздохнув, сказал:
- Чтобы все евреи кругом знали, что тому еврею в машине сейчас гораздо хуже, чем им...

И Ривке было в тот момент плохо. А тем троим бомжам, которые вышли от нее часом раньше, было, наверное, хорошо. Они, не сговариваясь, с чувством исполненного долга потопали в сторону магазинчика, чтобы прикупить бутылку на честно полученный за труды праведные гонорар.

Одного детину я шапочно знал. На вид ему было лет тридцать. Но, думаю, если бы его побрить да помыть, то... Впрочем, это не суть важно. У бомжей нет возраста. У них есть опыт. И чем больше того опыта, тем дольше они просуществуют. И не исключено, что их существование будет даже приправлено неожиданными радостями...

Каждое утро, беспечно почесывая грудь, он восседал на троне, сооруженном из ящиков, и ждал, когда набежит нужная сумма.

Знала его и Ривка. Уверен, что знала она его даже гораздо лучше, чем кто-либо из тех, кто бросал ему каждое утро мелочь в аккуратную коробочку из-под модельных туфелек.

Пару раз он выходил по утрам из подъезда ее дома и она, сияющая, прямо на глазах превратившаяся из семидесятилетней степенной дамы в озорную девчонку, махала ему рукой из распахнутого окна. Из чего можно было сделать вывод, что ночь у Ривки удалась. Но человеку всегда мало. И ей было мало одной ночи. Ривке наверняка хотелось, чтобы не только ночь, но и вся жизнь удалась. По крайней мере, тот остаток, который отпущен судьбой.

Потом она признается мне, что всему виной интернет и те дурацкие, по ее выражению, порноролики, которых она насмотрелась на свою голову.

Я хотел было ей возразить, что голова как бы осталась не при делах, а вот некоторые части тела явно пострадали. Но не сказал ей ничего.

Я был уверен, что после того, как она неудачно сыграла роль порноактрисы, которую чуть ли не в усмерть затрахали трое бомжей, порвав ей, по ее признанию, пятую точку, Ривка раз и навсегда расстанется с мыслью на старости лет сделать карьеру порноактрисы. Ибо глупо же помереть от кровотечения – одной в пустой квартире.

Но в тот момент мне и в голову не могло прийти, как я ошибался.

Я, конечно, знал, что существует алкогольная зависимость, знал, что и обжоры тоже, в сущности, зависимы, как и игроманы. С некоторых пор и интернет зависимые появились. И о сексуальной зависимости тоже был наслышан. Но чтобы ею страдали семидесятилетние дамы... Это в моей голове не укладывалось.

Ведь в сущности все те бомжи, с которыми якшалась Ривка, по возрасту годились ей во внуки. Впрочем, на то они и бомжи, чтобы не доживать до глубокой старости. Что до остального... Дама платит, ей и музыку заказывать. А они лишь безобидные и послушные исполнители.

Но это уже другая история из бытия неугомонной Ривки...

============================== (Вычитано до этого… стр. 161)

Глава 73. Море и я

Что может быть восхитительнее аромата моря на рассвете. И это уже не мечта, а реальность.

Сквозь жалюзи настежь распахнутых окон вливаются потоки морского воздуха. Ощущение, будто ты не дышишь им, а пьешь, как студеную родниковую водицу. Как хочется, чтобы это свежее, ароматное утро,  настоянное на жизненной энергии и счастье, продлилось как можно дольше.

Не сдержался, спустился почти к пустынному в этот ранний час пляжу.
Окунулся.  Порезвился с сонными еще с ночи волнами и вприпрыжку побежал домой. Как в далеком детстве, почти не ощущая одышки и прочих вещей, к которым, наверное, не следовало столь легкомысленно относиться в моем почтенном возрасте...

* * *
А вода в море сегодня с утра была хоть и прохладной, но на фоне свежего рассвета купание оказалось превосходным. До сих пор ощущение, будто все еще качаюсь на покатых волнах, как в колыбели младенец, который перестает капризничать и начинает гулить, стоит лишь с минутку покачать его люльку. Море и есть огромная колыбель Человечества и всего сущего на Земле.

Но особенно порадовало то, что мне удалось-таки надурить полусонных медуз. И ни одна из них не успела меня спросонья ужалить. В тысячный раз убеждаюсь, что самое лучшее время - прийти к морю с рассветом, чтобы поздороваться с ним, побыть в объятиях приветливых волн. И тогда день сложится совсем по-другому…

***
На обратном пути повстречал Викторию. Она легко толкала перед собой коляску, в которой безмятежно посапывал Григорий-младший.

- Как он? - спросила она.

- Нормально. Нашел подработку. Вроде, прилично зарабатывает.

- Наверное, зарабатывает, судя по конвертам, которые он подбрасывает в почтовый ящик. Боится, что я подам на алименты.

В ее голосе мне послышалось что-то такое, что заставило по-новому взглянуть на Викторию. И я поспешил попрощаться с ней, сославшись на несуществующие дела.


Глава 74. Последний из Могикан или Иных уж нет, а те далече

Примерно с полгода наши пути-дороги не пересекались. И вот снова я встретил его...

Яша изрядно постарел и выглядел лет на десять старше меня, хотя мы с ним и одногодки. Тем не менее, меня поразил тот факт, что он всё ещё жив.

"Бомжи так долго не живут..." - как-то пару лет назад глубокомысленно изрек Яков, отозвавшийся о кончине одного из бомжей, которому едва перевалило за сороковник...

"Ну ты-то постарше его", - возразил было я.

На что он ответил: "Я скорее полубомж, потому что у меня есть подвальчик, где я и обитаю вот уже с десяток лет. Ну и пособие от государства...".

Странное дело, но он, ежедневно принимающий на грудь до того, что валился с ног и засыпал на первой же лавке зимой, а летом - на газоне под пальмой, никогда не считал себя алкоголиком и бомжом. Хотя у него, как и у других его сотоварищей по несчастью, не было, как говорится, ни кола, ни двора...

Даже не знаю, чем можно объяснить его живучесть. Но я, признаться, был рад его увидеть и даже поздороваться с ним, хотя и знал, что за этим последует...

- Тави сигария, - протянул он дрожащую руку. Не узнал. Иначе с какой бы стати ему обращаться ко мне на иврите, прося сигарету. Ведь мы тысячу лет знакомы.

- Как дела, Яша?

- Нормально, - равнодушно сказал он и попросил несколько шекелей на стаканчик водки. - Опохмелиться бы, - пояснил он.

До назначенного зубным врачом часа у меня еще оставалось несколько минут, и я присел на лавочку, где обосновался с утра пораньше Яша.

Он так и не вспомнил, кто я и откуда знаю его имя. Быть может, подумал, что я давнишний его собутыльник, коих было у него за долгие годы не счесть. Да и мало ли кто в округе, где уже много лет обитал он, знали его не только по имени, но и о всех его слабостях и прочих вещах...

Тем не менее, он четко рассказал мне о тех ребятах, с которыми я некогда был знаком и которые по его отзывам давно уже канули в Лету.

- А я вот всё еще маюсь на этом Свете... - всхлипнул Яша.

- Да успеем еще туда.

- Нет. Пора. Знаешь, как сложно стало добывать деньги на опохмелку? Всё ж дорожает безбожно. Даже низкопробная водяра.

Я пожал плечами, чесно признавшись, что не знаю.

- Шугают нас опять же отовсюду. И даже если купил пузырь, так его ж надо спрятать в пакет. А когда разливаешь втемную, то можно и ошибиться. Иногда даже до разборок доходит. А молодые такие высокомерные и дерзкие. Никакого почтения к нам - ветеранам свободной жизни...

Ну что мне было возразить Яше?

Посидели-помолчали. Дал Яше немного шекелей, чтобы покушал хоть...

- Тода раба! - сказал он заученно, будто слова благодарности на иврите стоили для меня гораздо дороже, нежели произнесенные на родном для нас обоих языке.

"Последний из могикан..." - печально подумалось мне.

...Нахлынули воспоминания о тех ребятах, с кем общался годами и о которых написал целый большой цикл зарисовок, которые как бы сами собой превратились в пока еще незавершенный роман. Отчего-то не хотелось верить, что все они до последнего ушли в Мир Теней. Просто Яша, как всегда, всё напутал.

Так пытался я успокоить себя, оставляя капельку надежды на то, что с кем-то да увижусь еще в этом бренном Мире...

* * *
... Странно, но в то утро, погруженный в печальные мысли, я практически не обращал внимания на манипуляции врача с последними моими многострадальными зубами.

Да и можно ли сравнить пускай и зубную боль, заглушенную обезболивающими уколами, с душевными страданиями этих бедолаг, волею Судьбы оказавшихся на обочине Жизни…


Глава 75. Гроздь винограда на десерт

В такую жарынь, после скромного обеда, самое то - охлажденная гроздь любимого мною винограда, полезнее которого, как утверждают знатоки, ничего иного на нашей Планете не произрастает.

Но я, честно говоря, особо и не зацикливаюсь на пользительности. Вкусно, освежающе ароматно и этого вполне достаточно, чтобы испытать радость и блаженство бытия.

А всё началось с оливок...
Очень уж хороши оказались и на вид и на вкус, эти особо обожаемые мною маслины. Зеленые и свежие, они словно только что были сорваны с масличного дерева.  И главное, как мне и нравится, уже без косточек. Спасибо сынуле. Выбрал именно то, что я и просил…

Тут же воображение нарисовало тарелку с ароматной солянкой. Надо быть распоследним лентяем, чтобы не облечь фантазию в нечто реальное. Всякие там деликатесные копчености всегда сыщутся, специи и зелень тоже не проблема. Да и добрый кусок отварной курицы все еще не при делах. Только зря занимает место в переполненном холодильнике.

Так в чем же дело? Встал и приготовил. А потом сел важно и пообедал.
Это и есть настоящая жизнь, кто бы что ни говорил.

- Вставь это в свой роман, что ли, - советует сын. По его словам, на “хавчик” обычно сбегаются читатели.
Что ж, посмотрим. Главное, чтобы не обзавидовались.

Как ни странно, но родившийся вне России мой сын, знал современный русский язык, точнее, сленг лучше меня. Причина крылась в том, чго работая в отельном бизнесе,  ему приходилось постоянно общаться с российскими туристами.
Я же, погруженный в собственные мысли и переживания, говорил по-русски только с ним. Да и жил в таком районе Тель-Авива, где русскоговорящих практически не было.

К слову, эти “неологизмы”, заполонившие язык, на котором общались еще каких-то сорок лет назад, меня сильно огорчали.

==================

Глава 76. Дело мастера боится

Григорий решил сделать ремонт в моей квартире.
Я было принялся отговаривать его: мол, терпеть не могу эти ремонты, дышать красками и пылью…

- Не подумай, будто я за работу возьму хоть шекель. Я отлично зарабатываю.

- Тогда зачем всё это затевать?

- А чтоб уютнее было.

- Да, вроде, и так ничего…

- Со стороны виднее.

- Но я не разбираюсь в этом совершенно. Вряд ли смогу быть тебе полезным подмастерьем. Кроме как кропать романы, я больше ничего не умею.

- Сам управлюсь.

Я еще не решил для себя, как относиться к “обновленному” Григорию. Что-то радовало меня в нем, а что-то пугало. Пытался разобраться в этом и толком не смог. Если раньше он был вполне предсказуем, то теперь даже не знаешь, чего от него ожидать.

Он перестал расстраиваться по пустякам, но и радоваться как-будто разучился.
Если первое меня вполне устраивало, то второе огорчало.

Я все чаще задавался вопросом, а не биороботы ли мы. Просто у кого-то это ярче проявляется, а у кого-то более скрытно.

В общем, в голову приходила чушь собачья, которая не прибавляло настроения.

- Был у отца сегодня, - сообщил Григорий ровным голосом, словно отчитывался передо мной.

- И как?

- Как обычно.

Я знал, что его отец живет в четверти часа ходу от моего дома. Знал и о том, что у них натянутые отношения. После смерти матери, Григорий, по его признанию, возненавидел его.
А после службы их пути-дорожки и вовсе разошлись.

Мне пришлось как-то случайно оказаться свидетелем их разговора. И я понял, что старший Товгуть совершенно не испытывал к Григорию теплых  отцовских чувств.

Но я никоим образом не осуждал его. Кто знает, в чем была причина ненависти Григория к отцу, переросшая с годами в неприязненное неприятие.

- Он один живет?

- Нет. С той женщиной, к которой ушел тогда от матери. Оставил больную умирать… - скребок выпал из рук Григория. И я отвернулся, чтобы не стать свидетелями его слёз. Но он и не думал плакать. С годами любая боль утихает.

- Зачем ты ходил к нему?

- Оставил немного денег. Он звонил, просил, говорил, что им не хватает заплатить за аренду той халупы…

 Воистину, неисповедимы пути Господни! Я помню тот случайно подслушанный разговор, когда Григорий просил у отца сотню шекелей. И тот кинул ему под ноги двадцатку со словами: “Хватит тебе и этого! Все равно пропьешь…”

Больше я в тот вечер Григория ни о чем таком не спрашивал. Мне всегда претило копаться в чужом белье.


Глава 77. Наступал очередной хамсин
 
Собрались было с Григорием провести уик-энд где-нибудь на природе, но синоптики на корню подрубили планы, предупредив о предстоящем хамсине. Кому не ведомо это слово, я объясню.
Хамсин в переводе с арабского ничто иное, как числительное пятьдесят. То есть ровно такое количество дней в году горячий ветер, перемешанный с песком и пылью, надвигается из пустыни Арава на города и веси. И в такие дни Святая земля уже не кажется Обетованной.

Жара, жуткая влага и эти чертовы хамсины – это и есть наше всё на обозримое будущее. И по-другому на здешнем Средиземноморье не бывает.
После полудня, ко всем прочим напастям, обещают высокие волны, которые достигнут более двух метров. Значит, и купание отпадает. По крайней мере, в моем положении бороться с волнами уже не под силу. И с этим приходится мириться.

«Сильная жара ожидается в северных долинах, в Северном Негеве, долине Иордана и Араве, - с каким-то необъяснимым восторгом вещает диктор. - В субботу станет еще жарче. В долинах на севере и на востоке – очень сильная жара. И в воскресенье сохранится жаркая погода, особенно во внутренних районах...».

В общем, не найти мне прохладного местечка для отдыха на всей территории нашей необъятной Страны.

Что ж, придется сидеть дома под тихий рокот кондиционеров. Да и пора подумать о еде на предстоящие выходные. Ох уж эти повседневные заботы, к которым, похоже, мне так и не удастся привыкнуть.

Замариновал курочку. Поджарю к вечеру, превратив ее в подобие “цыпленка табака”. А что к ней подать на гарнир? Вот так сразу и не сообразишь? Пресловутый картофель-фри? Давненько винегретик не делал. Повожусь, пожалуй.

А поскольку в шабат считается не очень приличным что-то там жарить-парить, то, по моим прикидкам, этой еды точно будет маловато. Не давиться же колбасой, окорочками, селедочкой, консервами и прочими несуразностями, которые носят гордое название деликатесы.

Но с другой стороны, на большее как-то и фантазии уже не хватает. Хотя тушеная с грибами картошечка плюс салаты - тоже какая-никакая еда.
Или уже окрошку "замутить": Но опять же, только окрошкой сыт не будешь.
 
Один лишь “головняк”, как сказал бы Григорий, от этих выходных! И хочется, чтобы они хоть малость отличались от будней, но и гастрономические мои фантазии, увы, иссякли. Всему есть предел. Разве что звякнуть на работу Григорию. Пускай и он примет участие в составлении меню на предстоящий уик-энд.

И всё-таки даже перед собою мне трудно скрыть радость: неужели душевные страдания Григория остались в прошлом и к нему снова возвращается вкус к жизни? Боже мой, как долго он этого ждал! И когда уже перестал надеяться, вдруг сверкнул слабый лучик в конце бесконечного туннеля...


Глава 78. Леха и Витек

Проходил как-то мимо того сквера, где когда-то обитал Алексей. Давненько я его не видел. Тусовались там какие-то незнакомые парни. Пили пиво.
А сегодня неожиданно увидел там Леху. Кстати, ему больше нравилось, когда его именно так и называли.

Рядом с ним сидел щуплый то ли парень, то ли мужичок. На вид трудно было определить его возраст. Наверное, этому мешало его испитое лицо.
Перед ними и сейчас стояла литровая бутылка дешевой водки.

- Выпьешь? - предлагает мне Леха.

- Ты же знаешь, что мне нельзя…

- Да?

- Тебя опять удалили из дома?

- С чего ты взял. Всё путем. Живу дома с женой и сыном.

- А это? - киваю на опустошенную наполовину бутылку.

- Что б товарища поддержать. Кстати, знакомьтесь: Виктор.
 
- Для своих Витек, - поправляет парень.

Нет, на парня он явно не тянет. Скорее мужичок лет под сорок с хвостиком. Как позже выяснится, ему только вчера исполнилось тридцать пять.

Одет он был в легкомысленные штаны с какими-то разноцветными заплатами и в такую же футболку. На ногах красовались кроссовки, какие носят подростки.

- Ты не мог бы пристроить его куда-нибудь? - спрашивает Леха.

- На работу?

- Нет. Он получает “битуах”. Жить негде.

- А где до этого жил.

- У сестры, - подает голос Витек.

- В хостеле, - поправляет его Леха. И тут же толкает в бок Виктора. - Ты не ври, он, - кивает Леха на меня, - не любит, когда гонят пургу.

- Но меня выперли из хостела и одну ночь я провел у сестры.

- Но тебя выперли и оттуда… - Леха всегда был безжалостен к тем, кто юлил. - Наверное, и по этой причине он избегал тусовок бомжей, предпочитая их компании одиночество.

- Идем, - киваю я Витьку.

- Куда?

- В социал. Возьмем направление в гагон.

- И я с вами, - засуетился Леха, делая большой глоток из горлышка. - Мне как раз надо оформить бумаги для Института социального страхования. Ну, чтобы получать деньги, положенные жене за уход

- В другой раз сходишь. Ты выпивши, и это только повредит.

- Понял!

Что мне нравилось в Алексее, так это то, что он считался с чужим мнением и никогда не игнорировал советы.

***

Виктория, к которой я привел Витька, как-то брезгливо покосилась на вновь испеченного бомжа и едва выслушав мою просьбу, сказала, что это долгая процедура. Надо выполнить кое-какие формальности. Это займет время.

- Как долго ждать?

- Несколько дней. Может, неделю. Не я решаю…

“Раньше ты решала эту проблему максимум за час”, - хотел было напомнить ей, но промолчал.

Скоро мы шли с ним в гагон, где хозяйкой была моя соседка Батья…

Она без лишних слов указала Витьку его место на двухъярусной кровати.

- Спасибо, сестренка! - Не удержался я, чмокнув ее в щеку. Она зарделась.

Витек на прощание протянул мне дрожащую руку. И в его глазах была такая благодарность, будто я  устроил его за свой счет в Хилтон.
Как все-таки мало надо человеку для счастья, в который раз подумал я.



Глава 79. Вовка Погранец


После того, как Григорий, занятый на работе, отошел от дел с бомжами, верховенство перешло к Владимиру. В компании его величали не иначе, как  Вовка Погранец.
Вначале я решил, что Погранец - это фамилия. Но со временем узнал, что это прозвище, поскольку он служил в пограничных войсках. Не здесь, а еще в Союзе. Было ему пятьдесят с небольшим хвостиком. И поначалу он показался мне нелюдимым. Еще не так давно он вполне удачно крышевал Яна и Гошу Джамбулского.


Не обещаю, но постараюсь рассказать и о них. Было в них нечто такое, о чем мне хотелось бы поведать.


Но вернемся к Вовке Погранцу. Его признали лидером как опытного бомжа, который получал постоянную пенсию по инвалидности. Но не только за деловые качества ценила его уличная братва. Ему не просто за красивые глазки и перебитый нос определили пенсию. Здесь таких подарков никто не делает.


Причина крылась в том, что на службе в неравной схватке с контрабандистами  ему пробили голову. И, по его словам, там была вставлена пластина.


- В этом вот месте, - указал он на темечко. - Если хочешь, можешь потрогать.


Я не хотел.


- Верю! А в каком звании ты служил?


- Начинал, после учебки сержантом. А потом был старшиной.


Что значит, когда у человека проблемы с головой, каждый бомж знает. Кому хочется терять и без того хлипкое здоровье. Потому-то никто из компании не решился выдвинуть свою кандидатуру на эту ответственную должность. И она единогласно досталась Владимиру.


- Хлопотное это дело, быть смотрящим, - жаловался мне он. - Но кто-то же должен следить за порядком.


- Тебе это будет не так уж и сложно, - успокаивал я его. - Не труднее, чем быть старшиной в роте.


- Это точно! Там ни дня ни ночи просвета не было. А еще наряды по охране границы. И эти контрабандисты покоя не давали. Правда, вернулся домой после дембеля в шоколаде.


- Понятно.


- Да ты не думай, я взятки не брал. И никто на заставе не брал.


- Тогда откуда…хм…шоколад?


- Когда мы их прищучивали не по-детски, они  бросали товар и рвали когти. Жизнь и свобода дороже всего остального…


- А чего ж не остался на сверхсрочную?


- Контрактником, что ли?


- Ну да.


- Так кто ж заключит контракт с человеком, у которого серьезные проблемы с головой, - пожал плечами Вовка Погранец.


===============================


Глава 80. Неужели ревность


С того дня, когда я приводил Витька к Виктории, больше я к ней с подобными просьбами не обращался. Пару раз видел ее мельком на улице или у моря, но она делала вид, будто не замечает меня.


Я долго ломал голову, какая кошка пробежала промеж нами. Потом меня вдруг осенило: ее раздражало то, что Григорий продолжал жить у меня. Что это, ревность. Но он и раньше жил у меня. И всё было нормально. И она относилась ко мне как к старшему брату.


Да нет, пытался я опровергнуть себя, не в ревности тут дело. Просто ее раздражает, что я до сих пор не надавил на Григория, чтобы тот перешел жить к ней. Она-то знала, как я могу убеждать людей, когда это надо.


Ей было надо, а я, по ее мнению, бездействовал. Хотя и знал, как она нуждается в нем, особенно, сейчас, когда растет малыш.


Конечно же, она отлично была осведомлена, что Григорий перестал пить и что теперь самое время зажить по-человечески. Почему до меня это не доходит, она не понимала. И это вызывало в ней неприкрытое раздражение.


Но что я мог поделать, если и сам временами не узнавал Григория. Какие уж тут уговоры, Это был совсем другой человек, словно кто-то стер из его памяти прежнюю информацию, а новую с нужными поправками из прошлой жизни забыл вставить.


Увы, от прежнего Григория мало что осталось.
Временами мне казалось, будто прежде, чем что-то сказать, он долго обкатывает слова и фразы про себя, словно пропускает их через фильтр, и лишь потом произносит.
По правде говоря, меня тревожило это.
***
Между тем, Григорий закончил с ремонтом и в знак благодарности я купил ему отличный айфон. Теперь долгими вечерами ему было чем заняться. Он подолгу зависал на разных сайтах, общался с немногочисленными друзьями, с которыми когда-то служил. И, как мне показалось, начал оживать…




Глава 81. Гоша из Джамбула


Не могу сказать, будто он был новичок в этой компании, но и к старожилом его вряд ли можно было отнести.


Его азиатское лицо резко отличалось от лиц остальных бомжей. Хотя и говорил он по-русски гораздо лучше остальных. Меня это совершенно не удивило, потому как парни из Казахстана отлично владели русским, подчас даже лучше, чем русские.


Как-то разговорились с ним. И действительно он был родом из Казахстана, а точнее, из Джамбула. Теперь-то этот город называется по-другому, но мне его прежнее название казалось роднее, что ли…


- Ты знаешь завод двойного суперфосфата? - поинтересовался я у Гоши, чтобы окончательно убедиться, что он именно оттуда.


- А то! Я возил на автобусе туда людей.


- А видел через дорогу напротив заводских ворот воинскую часть?


- Стройбат, что ли?


- Ну да!


- И что?


- Так вот в нем я служил когда-то.


- Да ладно! - открыл он пошире свои такие симпатичные глаза. - Выходит, мы с тобой земляки.


С тех пор и завязалась наша дружба…
Иногда я приносил ему кое-что из домашней еды, сигареты и всё, что нужно было человеку, живущему на улице. Пару раз приглашал его домой, но он почему-то отказывался, не забывая поблагодарить.
Характерным разрезом глаз он был обязан бабушке, чистокровной дунганке.
В годы моей службы в том городе да и в окрестностях проживало много дунган. И в отряде нашей они также служили. С одним из них я до сих пор общаюсь в Одноклассниках, чему очень рад, потому что многие уже ушли в Мир Теней.


А тогда, по выходным, солдатом я любил заворачивать в местечко, где готовилась дунганская лапша в таком восхитительном бульоне, что просто сердце заходилось от восторга.


Не стану скромничать: по мнению многих, кого я угощал своей стряпней, не скупились на похвалы, считая меня чуть ли непревзойденным кулинаром. Я не спорил. Да, это было моим любимым хобби. И, кстати, здорово выручало меня в эмигрантской жизни. Особенно, поначалу…


Но не смотря на моё кулинарное мастерство, сколько не пытался воссоздать рецепт той восхитительной дунганской лапши, мне этого так и не удалось сделать.


Наверное, мой растущий солдатский организм и не очень разнообразный армейский  рацион были тому причиной, когда любое блюдо на стороне казалось таким же вкусным, словно приготовленное руками мамы.


Гоша, кстати, тоже очень тосковал о дунганской лапше, которую так вкусно готовила его бабушка.


- Знаешь, с тех пор я уже нигде не ел такой лапши, - с нескрываемым сожалением как-то сказал он и надолго задумался.


- И я с самого детства не ел супа с куриными потрошками, какой готовила моя бабушка. От него исходил такой восхитительный  аромат, что при одном лишь воспоминании, на глазах наворачиваются слёзы.


- Наверное, это просто ностальгия - твоя и моя, - задумчиво сказал Гоша и добавил,  -  ностальгия по тому времени, когда мы были молодыми.


- Ты бы устроился в какой-нибудь хостел или гагон. Не дело жить на улице.
 
- Я ходил в социал. Там такая волокита, что я плюнул на это безнадежное дело.


- К кому конкретно ходил?


- Там женщина, которая реально занимается бомжами. Не помню имени.


- Виктория?


- Точно! А ты откуда ее знаешь?


- Через одного общего знакомого…


***


Спустя месяц Гоши не стало. Он умер там же, на поляне, возле одной из пальм.


======================================


Глава 82. Ян


Он тусовался больше с Гошей, пока тот был жив. Уж и не знаю, что они нашли друг в друге, но  иногда мне казалось, что они были, что называется, друзьями не разлей вода.


Кстати и к светофору они выходили иногда вместе, чтобы насшибать немного денег на текущие, по выражению Яна, расходы.


Ян относил к этим расходам баночку-другую дешевого пива. Гоша не пил пива: у него временами зашкаливало давление. Поэтому он обходился стаканчиком водки.


И с тем, и с другим я сошелся поближе еще тогда, когда их крышевал Вовка Погранец. Он важно восседал в скверике на ближней к светофору лавке, чтобы был шире обзор и зорко следил, чтобы к Яну и Гоше и на километр не приближались конкуренты. Этот светофор у бомжей считался особенно доходным.


Даже по шабатам, когда ни один правоверный еврей ни за что не прикоснется к деньгам, Ян выходил на свой страх и риск к светофору, предварительно покрыв голову белой кипой.
Я как-то, прогуливаясь в тех местах в одну из суббот, своими глазами увидел Яна, протягивающего стакан к очередному затормозившему авто.


- И что, неужели кто-то подает в субботу? - спросил его.


- Почему нет? - пожал он плечами.


- И много насшибал?


- Вот червонец. И так по мелочи. Идем, там, недалеко от моря, есть арабский магазинчик, который торгует и по субботам. Возьмем пива. Я угощаю! 


- Ты же знаешь, Янек, я совсем не пью.


- Поэтому и предлагаю.


- Шутник!


- А что еще остается в этой жизни? Выпить пива да пошутить над самим собой.


Ради субботы он был одет в чистую одежду и обут в приличные кроссовки. В остальные же дни он выглядел так, что даже самый законченный скряга кидал в его стаканчик монетку. А все дело было в том, что в качеств рабочей униформы на Яне были больничные штаны и стоптанные сандалии, словно его только что выписали из госпиталя, забыв переодеть.


- Ему не противно в таком виде выходить? - спросил я как-то у Вовки Погранца.


- С чего это вдруг?! - удивился тот. - Ходят же маляры-штукатуры в заляпанной краской спецовке и ничего. Вот и у Яна эта одежда - рабочая, - хмыкнул Вовка.


Да уж, воистину голь на выдумки хитра, подивился я. И в который раз попросил Господа, чтобы он не позволил мне опуститься до такого положения.
Увы, от тюрьмы да от сумы не зарекайся. Да и на Него надейся, а сам не плошай. Народная мудрость. И ее никому не опровергнуть…




Глава 83. Витек шагал по тротуару


Он был весь из себя такой важный, словно только что выиграл миллион.
 Даже в замызганной краской спецовке он выглядел молодцом - посвежевшим, а главное трезвым, как стеклышко. Словно и не было за плечами долгих месяцев беспробудного поклонения Бахусу.


- Привет! - протянул он руку.


- Как поживаешь?


- Хотелось бы лучше, но и так нормально. Кстати, меня перевели в гагон для “чистых”.


- Я же тебе говорил: если не будешь пить, переведут в более приличное место.


- Хочу снять студию. Зарабатываю на ремонтах до трех штук баксов. Могу себе позволить.


- Я бы не стал торопиться. Надо еще немного окрепнуть.


- Да я нормально себя чувствую.


- Возможно, физически ты и очистился. Но этого недостаточно.


- Понимаю… Кстати, ты знаком с Григорием?


- Ну да. Он квартирует у меня.


- И что за человек?


- С чего вдруг такой интерес?


- Он набирает бригаду ремонтников. Вроде, уже есть заказы серьезные.
- Да. Что-то такое мельком слышал от него.
- Ну и как? Кидаловом не занимается? А то приглашает и меня в бригаду. Но меня пару раз кинули с зарплатой. Не хочу, чтобы еще раз… После такого кидалова всегда хочется напиться до чертиков.
- Не думаю, чтобы он кинул. И потом, если хочешь, могу с ним переговорить.
- Спасибо! Ты и так для меня столько сделал…
- Да ладно. Окажись ты на моем месте, не помог бы?
- Спрашиваешь!
На том и разошлись. Я еще подумал, как все-таки мало надо человеку для счастья. Пускай неполного. Но и за это стоит поблагодарить Всевышнего.




Глава 84. Сон в руку


И снился Виктории сон, будто тот мужчина, с которым ее познакомила Анна, сделал ей предложение. Даже проснувшись, она долго вспоминала его имя. Уже хотела было позвонить Анечке, как она называла лучшую свою подругу, но тут всплыло в памяти - Антон. Ну да, именно так он в первый раз представился.
- Ботаник, - охарактеризовала она коротко того программиста.
- И что?
- А ничего. От слова - совсем.
- Будем продолжать поиски…
- Да ладно, не заморачивайся. Если понадобится мужик на одну ночь - найду без проблем. А так, чтобы для жизни… Думаю, нормальных уже давно разобрали, а которые ни рыба ни мясо - даром не нужны.
- Все-таки у тебя завышенная планка, дорогая.
- На вкус и цвет…
- Понятно.
Выходя из подъезда своего дома, Виктория еще не знала, что сон был в руку. Не пройдя и пару сотен метров, она нос к носу столкнулась с отлично сложенным мужчиной. И ей показалось, будто они были когда-то знакомы.
Она напрягла память, но он опередил ее на какие-то пару секунд.
- Привет, Вика! Не узнаешь?
И ее вдруг пронзило словно током: да это же тот солдат из юности. Это из его автомата она чуть было не пристрелила Эзру и тех двоих верзил, которые потом долго пинали ее сутенера.


- Миша-Михаэль из Оренбурга, - она чуть было не кинулась к нему на шею. Но в последний момент что-то остановило ее. Возможно, то странное его поведение, когда, не говоря ни слова, он молча ушел от нее.
- Да ты стала еще красивее и помолодела…
- Ну да, из полуголодной студентки превратилась во вполне благополучную даму… - засмеялась она.
Про себя же подумала, какой зачуханной она тогда казалась, когда ее реально затрахала жизнь, не считая тех самцов, охочих до ее плоти. От такой жизни любая самая молоденькая красавица превратится в потрепанную старуху.
- Как у тебя, Миша? Небось, женился. Детишками обзавелся…
- Да, был женат. И ребенок есть. Он с ней остался.
- А знаешь, Миша, у меня тоже сынок есть. И тоже была замужем…почти…
- Ну, почти не считается.
- Что ты этим хочешь сказать, - нахмурила она брови.
- Только то, что ты умничка. Растишь сына. Остальное не суть важно.
- Если откровенно, иногда хочется и остального. Но увы, как в той песенке из прошлой жизни, не мы выбираем, нас выбирают…
- Да ладно! В наш век это уже неактуально.
- И где ты трудишься?
- В хайтеке. Программист. А ты?
- В социальной службе. По специальности. Ты же помнишь юную студентку из университета.
- А то! Тебя забудешь…
- Чем-то близким и родным повеяло от Миши. Она почти сделала шаг к нему, чтобы хотя бы поцеловать в щечку. Но остановилась в нерешительности.
- А давай, Викуш, вечерком посидим где-нибудь за чашкой кофе?
- А запросто! Если няня моего Гришеньки не будет против поработать сверхурочно.
- Вот и договорились.
Она смотрела в удаляющуюся спину уверенного в себе, солидного мужчины, и на глазах наворачивались слёзы.
Ей вдруг захотелось догнать его, схватить за руки и уже никогда не отпускать…




Глава 85. Бригада
 
Григорий и не надеялся, что ему так скоро удастся сколотить бригаду из полдюжины мужиков, которые прошли через огонь, воду и медные трубы. Некоторых он знал по той еще бродяжьей жизни, о которой не хотел вспоминать.
Но что ж поделаешь, когда жизнь постоянно окунает тебя в воспоминания. Не будешь ведь жить только сегодняшним днем, который хорош лишь как мостик между прошлым и будущем. Иногда он хрупкий, этот мостик, а, случается, что вполне себе прочный. Тогда есть смысл подольше задержаться на нем, чтобы привести в порядок мысли.
И ему все чаще удавалось это, чему он несказанно был рад.
Он нанял адвоката, который пообещал Григорию уладить все его проблемы в банке и других учреждениях, которым он задолжал за долгие годы бродяжничества.
- Не ты первый и не последний, кто обращается ко мне с подобной просьбой. Будь спокоен, уладим.
Григорий больше не хотел никого обманывать. Он отказался от пособия, потому что зарабатывал раза в четыре больше, работая простым ремонтником. Теперь же, когда он сколотил собственную бригаду по просьбе подрядчика, у которого он работал простым ремонтником, тот пообещал ему вдвое большую зарплату плюс бонусы, которые нередко достигают до половины зарплаты.  Это и позволит ему как можно скорее покрыть долги.
- У тебя всё получится, - приободрил я Григория после того, как тот рассказал мне о разговоре с подрядчиком.
- Буду стараться, другого выхода нет.
- Выход всегда есть и не один, - возразил я, но этот на сегодня не худший.
По правде говоря, я радовался успехам Григория не меньше, чем он сам.
О Вике я с ним больше не заводил разговора после того, как не стало Гоши из Джамбула. Мне отчего-то казалось, подсуетись она вовремя, и человек, возможно, еще пожил бы…


Я был почти уверен, расскажи я об этом трагическом случае Григорию, его реакция была бы не в пользу Виктории. И это только отдалило бы их встречу.
Я же, несмотря ни на что, искренне желал им добра.


===========================


Глава 86. Вечерний кофе


Они сидели у моря в кафе. И Вике было так уютно с этим мужчиной, что хотелось плакать оттого, что она не стала в свое время его избранницей. В те времена, когда он был простым солдатом-одиночкой. Теперь и дети были бы уже взрослыми, такими, как они тогда.
Но разве можно вернуть прошлое! Тут никакие слезы и мольбы не помогут.
Он рассказывал о себе. Она молча слушала его. Ей не о чем было рассказывать.Не о бомжах же, в самом деле. Вряд ли Мише интересна эта тема.
А когда возвращались домой мимо того парка, где они делали любовь с Гришей, она едва сдержала себя, чтобы не увлечь Мишу в заросли и… Но вряд ли он понял бы ее порыв, хотя наверняка не отказал бы ей в такой мелочи. В конце концов, думала Виктория, он мужчина и ему не чужды плотские слабости.
Она хотела было пригласить его к себе, но вовремя вспомнила, что там няня с ее сыном…
Как ни крути, а выхода она не находила.
И словно угадав ее мысли, он предложил зайти на пару минут к нему.
- Здесь недалеко. Покажу тебе свою холостяцкую нору.
- Даже не знаю, Миш, - замялась Виктория. - Дома няня…
- А ты позвони ей. Пускай переначует. Хотя ночные дежурства оплачиваются в полуторном размере, - пошутил он.
Она готова была оплатить и в тройном, лишь подольше оставаться с ним.
Няня, добрая и безотказная Циля, поняла ее без долгих объяснений. Тем более, что Гришенька уже спал. А она смотрела очередную мыльную оперу. Дома ее никто не ждал. А лишняя копейка, как она говорила, никому не помешает. Тем более, ей - одинокой даме бальзаковского возраста. Впрочем, о своем возрасте пенсионерка Циля не любила говорить. Зато сильно сочувствовала Виктории и от чистого сердца желала ей добра. Добро ей виделось в хорошем муже, каким был ее покойный Моня, ну и, конечно же, в том, чтобы ни в чем не нуждаться.
- Вот и славно! - обрадовался Михаил.
- Наверно… - неуверенно передернула плечами Виктория.
Квартира оказалась не лучше и не хуже Викиной. Те же три комнаты и похожая мебель. И все остальное напоминало ее жилище. Разве что чувствовалось, что оно принадлежит холостяку, наметанным женским взглядом сразу же определила Виктория. И ее это почему-то порадовало.
Они выпили немного вина. Потом он приготовил отличный кофе. Разговаривали о чем угодно, избегая воспоминаний о тех далеких днях, когда он был солдатом, а она студенткой.
Да и о чем было вспоминать. Разве лишь о том, что она была первой женщиной в его жизни, именно с ней он потерял свою девственность. Но говорить об этом сейчас, как ему казалось, было бы пошлым. Да и что было, как говаривала мама, быльем поросло.
- У тебя никого нет? - спросила Виктория.
- Нет. А у тебя?
- Скорее - нет, чем - да, - неопределенно ответила она.
Виктория и сама себе не смогла бы ответить на этот простой и одновременно сложный вопрос.
Чем дольше она не видела Григория, тем быстрее таяла надежда, что он вернется к ней.


***
А потом была ночь… Долгая и в тоже время короткая, как один счастливый миг. Ну почему счастье такое мимолетное, в отличие от несчастья? - задавалась вопросом Виктория и не могла ответить на этот, казалось бы, такой простой вопрос.
Миша-Михаэль был уже не тот целомудренный солдатик, которого лишила девственности Виктория. А может, как раз ее опыт и оттолкнул тогда Мишу?
Зачем ему была нужна путана. Ну не набитый же он дурак был, чтобы не догадаться. Или причиной их разрыва был все же автомат?
Господи, сколько раз она пыталась разобраться в той короткой истории их нечаянной любви.
Ответить на этот вопрос не могла даже опытная в интрижках Анечка. Зато теперь, узнай об ее связи с программистом Михаэлем, она была бы в неописуемом восторге, приписав это в заслугу себе.


… Миша входил в нее аккуратно и в то же время напористо. Совсем не как тот робкий солдат из далекой юности. Это был опытный мужчина, который знал, что надо женщине в постели. И в то же время, соблюдал некую красную черту, через которую он не решался переступить.
Гриша в этом плане был более решительным и доводил ее до полного сумасшествия, когда она, потеряв голову, кричала, извиваясь под ним. А его жезл буквально нанизывал ее на свое острие, пытаясь приковать к ложу любви.
Она чисто машинально сравнивала этих двух мужчин и не могла решить, на ком бы остановила свой выбор, появись у нее такая возможность.
Если бы речь шла о муже, наверное, все-таки предпочтение было бы отдано Михаилу. С ним было бы надежнее при любом раскладе. Гриша же больше годился в любовники.
Хотя… Почему бы ей не продолжить отношения с Михаилом. По крайней мере, до тех пор, пока не прояснится с Гришей. К сожалению, время работает не на нее, думала Виктория, скорее - против. И упускать нечаянный шанс, который подарили ей Небеса, значило бы допустить непростительную глупость.


Увы, когда тебе сорок пять торг с Судьбой не уместен. Можно профукать свое счастье. Но как узнать, что это именно ее счастье, а не просто отколовшийся осколок от него.
Господи, я так и осталась затюканной провинциалкой из далекого уральского  городка, нерешительная, сотканная из комплексов.
В ту ночь они, кажется, так и не уснули. Вставали выпить по чашке кофе и начиналось всё сначала. И все-таки это было не так, как с Гришей. 
Она кляла себя на чем свет стоит, напоминая себе что бабий век короток, и в конце можешь остаться с разбитой вдребезги на мелкие осколки мечтой, которые уже не склеить, как не старайся.


А под утро, в душе, ее вдруг пронзила мысль: она, идя на свидание с Мишей, не приняла таблетки. А он, как тогда, в солдатской юности, не воспользовался презервативом. Наверное, знал, что она-то наверняка знает, как предохранятся.
Но с чего он решил, будто она планировала заранее эту ночь?
В конце концов, ничего страшного не случится даже если она и “подзалетит”: давно уже не девочка, успокаивала себя Виктория. Перетопчешься, как сказала бы ее лучшая и единственная подруга Анечка.




Глава 87. Гриша в ударе


Он работал наравне с остальными членами бригады. И даже чуть больше, приходя на объект за полчаса до начала смены и уходя через час после окончания.
Мужики были довольны своим бригадиром. Он не ругал их за оплошности. Терпеливо объяснял, как надо выполнять ту или иную операцию, чтобы без огрехов и в то же время в нужном темпе.
После первого же месяца, как и обещал, каждому выдал по десять тысяч шекелей. Признаться, мужики не ожидали такой щедрости. Да, эта сумма была им обещана. Но мало ли посулов было в их непутевой жизни, которые нарушались…
На голову Грише подрядчик сваливал все новые и новые заказы. Пришлось набирать еще одну бригаду. И теперь Грише приходилось метаться от одного объекта к другому на стареньком фургончике, который выделил ему шеф.
Фургончик часто ломался, и Григорий как-то посоветовался со мной, какую бы машину ему лучше купить.  Увы, я разбирался в машинах не лучше, чем хрюкающее парнокопытное в апельсинах.
Тогда он решил купить что-то недорогое со вторых рук.


***
Между тем, приближался Новый год. И я еще не решил, где и как буду его праздновать. То ли в семействе сына, то ли в обществе Григория. Я понимал, что ему и капли вина нельзя. А мне хотелось выпить бокал шампанского.
Неожиданно сам случай пришел мне на помощь.
Григорий извинился и сказал, что уедет на праздник в Эйлат.
- Давно хотел побывать на Красном море, да всё как-то не получалось.
- Надеюсь, акулы тебя не тронут, - пошутил я.
- Есть вещи пострашнее акул, - печально сказал Гриша.
Я не нашелся, что ему на это ответить. Да и надо ли было искать ответ, когда мы прекрасно поняли, о чем речь…


***
В разных местах мне доводилось встречать Новый год. Но больше всего запомнился Новый год в Гейтсхеде. Кто не знает, это на севере Англии, возле Ньюкасла.
До встречи оставались какие-то часы и, помнится, мы с женой успели к закрытию магазинчика, где продавались елки и украшения, и купили последнюю. Нам отдали ее за пять фунтов вместе с игрушками и теплыми пожеланиями.
Это был последний наш Новый год, который мы отпраздновали вместе. В Гейтсхеде, который разделяет с Ньюкаслом река Тайн. А через реку перекинуты знаменитые мосты. Их кажется семь. А может, меньше или больше, мне отчего-то врезалось в память именно это число. Наверное, я тогда всё ещё верил в чудо, которое, увы, так и не случилось.


Один из тех мостов вел на Небеса Обетованные. Но тогда я этого еще не знал...
Странно, я всегда вспоминаю тот Новый год и чудесную елку с игрушками в канун праздника.


***
За пару дней до праздника сын принес большую коробку.
- Вот тебе и Новогодняя елка, о которой ты мечтал почти тридцать лет. Смотри какая вся из себя навороченная и светится, словно ее доставили из какой-то неведомой Планеты.
Бог ты мой, я и не знал, что сын может так вычурно изъясняться по-русски.
- Спасибо, Малыш! - у меня даже слёзы на глазах навернулись.
За все минувшие десятилетия мы так ни разу и не поставили елку на Новый год. Здесь празднуют свой Новый год по еврейскому календарю. Этот же не считается праздником. Правда, в последнее десятилетие многое изменилось. И даже местные с удовольствием посидят за праздничным столом, если их пригласит кто-то в гости из нашей русскоязычной братии.


Я смотрел на эту чудо-елку и думал, что, наверное, больше уже не буду вспоминать тот Новый год в Гейтсхеде.


А праздновать я к неудовольствию сына, решил один.
- Так будет лучше, сынок. Куда мне тягаться за вами - молодыми. Устаю часто. А дома мне будет сподручнее: устану - прилягу. Никому не в тягость. Ты же знаешь, я не люблю, когда вокруг меня суетятся.
- Ладно. Поступай, как удобнее тебе. Но кое-что из вкуснятины я тебе занесу. И не спорь. Знаю, ты готовишь прекрасно. Но и моя женушка в этом плане тоже не промах.




Глава 88. Вика и Михаэль в Новогодний вечер


Она опередила его, пригласив к себе на Новогодний вечер.
- Давай отпразднуем его в семейной обстановке: ты и я.
- Я хотел предложить то же самое тебе, Викуш. Но только посидим лучше у меня.
- Думаешь, нам помешает мой сын?
- Ну что ты! Просто я забочусь о дополнительном заработке для твоей няни. Если хочешь, я сам заплачу ей в тройном размере за праздничную ночь, - как всегда выкрутился он.
- Даже не знаю, согласится ли она. Наверное, ей тоже хочется посидеть с подружками.
- Ты же говорила, что она не любит компаний, предпочитая им мыльные оперы по зомбоящику.
- Попробую, может, и получится.
Циля согласилась без лишних слов. Сказала лишь, что в такой вечер ей не хотелось бы сидеть одной в осиротевшем доме.
- Когда был Моня, мы танцевали после бокала шампанского ночь напролет… - у нее на глазах навернулись слёзы. И Вика обняла ее, как если бы это была ее родная мать.


***
Таких яств Виктории не приходилось видеть давно. Может, с самого детства. Но и тогда вряд ли была икра на столе и прочее, что в обыденной жизни не всегда доступно. Винегрет и салат оливье, разумеется, как же без них.
- А где ваша заливная рыба?
- Шутница! Обойдемся без нее, вот этим балычком.
- Ого! Не знала, что ты еще и кулинар…
- Куда уж мне! Приходящая домработница наготовила.
- Могла бы и сама догадаться: неужто программист не в состоянии нанять домработницу.
- Ну если социальный работник нанимает няню, отчего бы и программисту не нанять…
- Няню? - прыснула она в кулак.
- Почему нет?
- Что ж, повезет твоей жене. Все хлопоты по дому отойдут в сторону. Останутся лишь салоны красоты, походы в бассейн, шопинги и прочие приятности.
- Ну так, что тебе мешает стать моей женой?
- Это предложение?
- Что-то вроде этого… - пожал он плечами.
- Подумаю. А пока нам и так хорошо, не правда ли, Мишенька!
- Та кто бы сомневался…
А потом было шампанское и танцы почти всю ночь. Ну, может, и не всю, но Виктория была уверена, что этот Новый год запомнится ей на всю жизнь.


***
Я сидел у своей елочки и пил шампанское..


Глава 89. Встреча у Красного моря


Григорий не захотел оставаться в отеле в новогоднюю ночь: знал, что будет шумно от разноголосицы пьяных клиентов. Решил посидеть у моря до утра, слушая шорох волн и радуясь, что впервые за много лет он смотрит на звезды трезвыми глазами…
В последнее время ему редко удавалось побыть одному. И к вечеру он так уставал, что мечтал хоть не надолго побыть сам с собой. Подумать, прийти к какому-то решению и, наконец, встретиться с Викой. А главное, увидеть сына.
Быть может, эта встреча что-то поменяет в его жизни. Хотя, если честно признаться, его пугали перемены. Его устраивало теперешнее положение. Ну а сыну он помогает…
- Привет! - прервал его мысли женский голос.
Он обернулся. Позади него стояла симпатичная девушка и смотрела на уснувшее море и далекие огни корабля.
- Празднуешь с Одиночеством?
- Что же в этом плохого?
- Разве я сказала, что это плохо.
- Не люблю шумных компаний.
- И я терпеть не могу.
- Ну, фужер-то шампанского в честь праздника…
- Не пью! - прервала она Григория, как ему показалось, резко.
Он еще раз вгляделся в ее лицо и ему показалось… Да нет, ошибся. Мало ли людей встречается похожих.
- Да и я не пью!
- От слова - “совсем”?
- Пожалуй, что так…
- Подвинься, Гриша. Хочу посидеть с тобой рядышком.
- Мы знакомы? - вздрогнул Григорий, словно от удара током.
- И да, и нет… - пожала она плечами.
- Странная ты…
- Да и ты сильно изменился. Я заприметила тебя в отеле. Еле узнала. Решила поболтать немного со старым знакомцем.
- Ну вот, ты знаешь даже мое имя. Небось, портье подсказал за малую  денежку.
- Да ладно тебе придуряться! Хотя столько времени прошло… Мог бы и забыть Ленку.
- Господи! Ты та…
- … которая тусовалась с бомжами возле фонтана… Собственно, и я тогда была бомжихой.
- Чудеса!
- А то! Какая же Новогодняя ночь и без чудес.
- Пожалуй, ты права, Ленусик.
- Ну вот, вспомнил, - чмокнула она Григория в щеку. В ответ он приобнял ее по-братски.
А потом, перебивая друг друга, они рассказывали о себе, словно исповедовались перед уснувшим морем. Да так, наверное, и было. Ведь кроме них двоих и моря, не было рядом ни единой души. Разве что подслеповатая Луна и ее верные пажи звезды. Но они не в счет…
 
***
И была ночь…
Вернее, остатки ночи. И были переполненные безумством объятия двух Одиночеств, пропущенных через жернова Судьбы и обретших надежду.
Она глядела широко распахнутыми глазами на звезды, а он входил в нее и выходил. И она принимала его целиком в свое жаждущее любви лоно. И благодарила Судьбу за эту нечаянную встречу.
И он, и она понимали, что эта ночь никого из них ни к чему не обязывает. Просто им было хорошо в этот миг, растянувшийся, словно в замедленной пленке на целую Вечность.


***
А потом было утро…
И автобус, который увозил их в Тель-Авив. Они так и сидели рядышком, проспав всю дорогу, до конечной станции.
… Раскаивался ли Григорий за ту минутную слабость, которая переросла в часы их безумной любви у моря? Пожалуй, нет. Что случилось, то случилось. Никто никому ничего не должен, как в те времена, когда они поклонялись Бахусу и когда подвыпившую Ленусю поочередно уводили в ближайшие заросли то Санек, то Сурок. Только у него, у Григория, тогда с ней ничего не было. Ему с головой хватало и Вики, которой он отдавал всего себя без остатка.
- Увидимся?! - спросила она на прощание.
- Почему нет?!
- Тогда пока.
- Давай, Ленусь. Держись!
- И ты береги себя, Гриша.
- Если нужна будет помощь, звони.
- И ты звони, если вдруг…
- Конечно…
На том и расстались.


Глава 90. Во сне и наяву


Вам приходилось видеть постриженый парк?
Подстриженные кусты, обрезанные ветви  деревьев, даже розы не пощадила, обкорнав, безжалостная, но умелая, рука садовника...


Парк предстал перед первыми робкими лучами солнца обнаженным, словно его раздели, как младенца, донага и сейчас будут купать.


Так оно и случится. Скоро, очень скоро сезон Больших дождей. Он напоит за короткую дождливую зиму вдоволь и эти деревья, и кустарник, и розы, и подстриженную под "ноль" траву, и принарядится парк в новенькие одежки. И будет выглядеть с иголочки - красивым и элегантным. И будут радостно приходить спозаранок люди, чтобы бегать по его дорожкам, набираясь сил перед грядущим днем.


А пока... Я вдыхаю запах соков, источающих терпкий аромат. А шаловливые лучи уже шарят беззастенчиво по кустам, выискивая капельки росы, чтобы зажечь мириады брызг...


Сегодня я пробежал в гордом одиночестве целых два круга. И лишь потом ко мне присоединился вон тот тип с брюшком и густой копной волос. Он на ходу оглядывал парк и одобрительно качал головой, улыбаясь чему-то своему.


Когда человек остается один на один с собой, он не скрывает своих чувств.


Скоро парк заполонят люди. В субботнее утро всегда так.


Многие заходят провести уик-энд на природе, поэтому главы семейств начнут уже скоро подтягиваться, чтобы занять более удобные места. Потом придут мамаши с детьми, а также со своими домашними питомцами - разнокалиберными собачками и даже кошечками. А кто-то притащит в клетке попугая. И он будет недовольно вдыхать запах тлеющего мангала, и время от времени кричать, передразнивая глупых людей, которые никак не налопаются жареного на огне мяса.
Он с опаской будет коситься в кастрюлю с маринованными кусочками, словно подсчитывая их и волнуясь, чтобы мяса хватило на всех этих обжор - больших и маленьких. Не то… как бы эти двуногие не надумали и его...


И Попугай затихнет, забившись в угол клетки, чтобы о нем поскорее забыли...


Но это будет через час-другой. А пока, набегавшись, я не спеша бреду домой.
***
Я знаю, сегодня во время сиесты или грядущей ночью мне приснится тихое Счастье. Это будут красивые горы... И домик, укрывшийся в зелени, как у Рерихов, там, в далекой Индии. И, конечно же, сад. Без всяких там надоевших до чертиков пальм и кипарисов, других экзотических деревьев, коими сыт по горло.
И роз не хочу в том саду. А достаточно просто шиповника, с яркими ягодами, которые слегка ударило морозцем. И они еще сильнее зарумянились на фоне снега. А по границам сада будут расти буйные заросли колючей ежевики


А потом, во сне, пускай придет весна, и мой яблоневый сад заблагоухает буйным цветом. А за весной, минуя жаркое лето с его неугомонными цикадами, чтобы сразу - осень с тяжелыми спелыми антоновскими яблоками. Как в России...
И чтобы они гулко падали в ночи в росистую, слегка пожухлую, траву.


Хочу, чтобы приснилось тихое Счастье. А потом...


... Наступит утро, и я с Божьей помощью проснусь. И с радостью вспомню свой сон. А может, даже запишу, чтобы не забыть. Память стала уже не та, а так хочется иногда пережить снова и снова добрые сны, которые в последнее время являются все реже и реже.


***
Случайно встретил в супермаркете Вику с каким-то мужиком. Он катил впереди себя тележку, а она складывала туда, казалось, всё, что попадало на глаза.
Конечно, она заметила меня, потому что супермаркет в это полуденное время был полупустой. Но сделала вид, что мы не знакомы.
И я, кажется, всё понял…


***
Григорий в последние дни ходил задумчивым, словно перед ним стояла шекспировская дилемма: “Быть или не быть”.
Я не лез к нему с расспросами, а он не спешил делиться со мной своими проблемами. Если до поездки в Эйлат мы еще понимали друг друга с полуслова, то теперь мне приходилось иногда дублировать свой вопрос дважды, а то и трижды прежде, чем до него доходил его смысл.
Так обычно ведут себя одуревшие от счастья юные любовники или очень несчастные люди, погрязшие в неразрешимых проблемах.
Тогда, в супермаркете, мне отчего-то стало жаль Викторию. И в то же время раздражала ее неуемность устроить свою жизнь любыми доступными способами.
Так акула без разбора хватает все, что ни попадет на ее пути.


 ***
В голову лезут странные мысли…
Чтобы я сделал, если бы вдруг оказался единственным человеком на Земле?


То есть даже без Евы ну или кого-то, кого можно было бы назвать ее именем? О Боже!


Стал бы, наверное, горячо молиться, взывая к Всевышнему, чтобы он ниспослал бы мне компаньонку.


И вовсе не для того, чтобы сварить щи, пахнущие одиночеством и безысходностью, а чтобы выполнить долг перед родной Землей, которая была когда-то Планетой Людей...


… Никак не могу закончить роман. Наверное, оттого что не все его герои определились. А додумывать за них сюжеты… Что может быть более неблагодарным занятием…
Не клеятся фразы, пальцы невпопад стучат по “клаве”. Всё идет наперекосяк. И приходят какие-то странные мысли и сны, которые пугают меня. Потому что я перестаю понимать, во сне это или наяву происходит со мной.
Вот и в этот раз…


Снились деревня, мальчонка и дождь…
Дождь стучался в подслеповатые окна и горохом отрекошечивал от глинобитных стен. А пацаненок прыгал через лужи и горланил, что есть мочи:


"Дождик, дождик, припусти!
Дай гороху подрасти..."


Я долго вглядывался сквозь замутненные дождем окна, силясь разглядеть мальчишку. Было в его повадках нечто до боли знакомое.
Я постучал в окно, пытаясь привлечь его внимание, и в какой-то момент мне это удалось. Слабыми от времени и слез воспаленными глазами я, словно воочию, увидел в нем себя. Он приветливо помахал мне рукой, словно приглашая в тот привидевшийся мне дождь, но я... уже проснулся.
Ох уж эти сны…


***
Вот поймаю за хвост Жар-Птицу…
А все будут проходить мимо, удивленно качать головами и завидовать: вот бы и нам хоть перышко от той птички, а лучше - два... Ага, а может, три или сразу весь хвост?


А у Остапа Бендера не пробовали ничего просить? Или "уши от мертвого осла"  - это не совсем то же самое, что хвост Жар-Птицы?


Ну так, как написано в одной умной и святой Книге, каждому воздается по заслугам его.




Глава 91. Любовь и клошары


Я иногда завидовал Ривке. В ее возрасте кувыркаться с бомжами ночи напролет, это не под силу и тридцатилетней, а уж в семьдесят лет - это безумство, за которое время от времени она платила своим здоровьем.
Но что тут поделаешь? Зависимость, черт бы ее побрал!
- Мне нравится сразу с троими. Понимаешь?
- Не очень…
- Но ты, вроде, вполне прилично говоришь на иврите…
- Дело не в языке.
- Тоже мне сказанул. А в чем еще? Конечно же, в языке. Он меня, слава Небесам, еще не подводил ни разу.
- Ты о чем, Ривка?
- О любви, конечно.
- А ты?
С ней было невозможно разговаривать. С ней надо было просто смеяться до коликов в животе. Неугомонная, она продолжала общаться с бомжами.
- Ты развращаешь их, Ривка. Это же смертный грех.
- Знаю, но ничего с собой поделать не могу. Скоро переселяться в другой мир, так почему бы не насладиться напоследок.
- Ты что-то говорила о троих…
- Ну вот. Мне нравится такая эротика.
- Ты имеешь в виду, групповуха, в смысле оргия?
- Ой, да ты пошляк, сосед!
- Но что ты с ними делаешь? Просто рассматриваешь или как?
- Поначалу - да, а уже потом - или как…
- И что можно увидеть в бродягах, которые давно позабыли о зубных щетках и пасте…
- Ты сошел с ума! Я что, только тем и занимаюсь, что заглядываю им в рот и считаю зубы… Ты так далек от жизни, скажу я тебе.
- Возможно.
- Ну тогда послушай, что тебе расскажет Ривка, если, конечно, тебе это надо.


Мне этого было не надо, но в то же время, не хотелось обижать Ривку.


- Я весь внимание!
- И стоят они обнаженные полукругом и помахивают своими красавцами. Обожаю разнокалиберные.
Я не очень представлял, как из троих мог бы получиться полукруг. Наверное, у меня не хватало фантазии. А Ривку не стал расспрашивать про геометрические шарады, рожденные в ее голове.
- Знаешь, - продолжает она, - поначалу ведь эти красавцы спят. Впрочем, тебе ли не знать!
- А то! - Как мужчине, мне не хочется перед нею упасть в грязь.
- Я зажмуриваюсь. И вдруг ощущаю такое легкое дуновение и неописуемый аромат…
- Они хотя бы помылись перед этим.
- Не имеет значения. И не перебивай. Я уже не девочка, если ты не понял. И память уже не та.
- Извини!
- Вот самое то, когда они с полшестого поднимаются постепенно до без четверти семь. Ну это я так, образно… И по комнате разливается аромат мускуса и еще чего-то, что я пока не определила. Но у меня же еще есть время… О чем это я?
- О мускусе…
- И ты подползаешь на четвереньках к первому и приветствуешь его легким касанием дрожащих от волнения и непреодолимого желания губ. Потом - ко второму и третьему.
- Но почему именно на четвереньках?
- А как еще можно подползти? По-пластунски? Не на войне же…
- Ну да. На войну это не похоже.
- И пока ты здороваешься с третьим, у первого уже начинает дымиться. Ты понимаешь, о чем я?
- В общих чертах, - уклончиво говорю я. Мне все еще не дает покоя геометрическая задачка, как из троих мужиков можно сделать полукруг.
- И вот тут-то и начинается самое захватывающее.
- Интересно!
- А я что говорю?! Ты возвращаешься к первому и просишь, нет, умоляешь его похлопать красавцем по щекам и по губам.  Ну вроде того, что и они в свою очередь отвечают на приветствие. А потом… Можно по-разному… Но важно то, что распаленные, они буквально разрывают мое тело и я кричу от сладкой боли. И так ночь на пролет.
В другой бы раз Ривка непременно остановилась бы на подробностях этой картины, но она устала. В ее возрасте уже не всегда хватает энергии на приличный рассказ, которым она время от времени пичкает меня.
Я ее понимаю. Надо же кому-то излить душу или просто поделиться радостью. А у нее никого нет. Соседи же считают ее великой грешницей, которой уже ни за какие деньги не отмолить грехи, сколько бы она не пожертвовала на благие дела.
- Постарайся быть осторожной. Это все-таки не совсем здоровые люди и мало ли…
- А чего мне остерегаться в моем-то возрасте? Возможно, это и есть моя последняя лебединая песня.
Да у тебя на целый песенник набралось уже, хотел было поправить ее, но она уже потрусила по каким-то своим делам. А может, искать очередных клошар. Ей всегда нравились новые лица и не только…
 


Глава 92. Звонок подруге


Анечка было в полном восторге, узнав об отношениях подруги с программистом. А когда поняла, что это тот солдат из их юности, она просто завизжала. Не выдержала, позвонила Виктории чуть ли в полночь.
- Викусь, ты просто прелесть. У меня нет слов!
- Еще бы, - хмыкнула Виктория, - твои советы пришлись как нельзя кстати.
- Вот за что я тебя обожаю, так это за то, что ты можешь быть благодарной, - без умолку тараторила подруга. - Ты только не подумай чего, но я безумно тебе завидую. У тебя всё только начинается: новые отношения и впечатления, эмоции и всё такое..


Анечку нельзя было заподозрить в неискренности, поскольку она давно уже не заводила ни с кем шашней, боясь потерять мужа. Злые языки ведь всякого насочиняют. Дай только малейший повод.
- Пока завидовать нечему, - уклончиво ответила Виктория. - Всё только намечается и вилами на воде писано.
- Но разве он не сделал тебе предложение?
- Как-то уклончиво…
- В смысле?
- Ну не прямо, а вскользь. Вроде, как в шутку…
- А ты переведи эту шутку в серьезное русло и всё получится тип-топ.
- Может, и получится.
- Только не говори мне про Гришу, этого замызганного бомжа, который до сих пор дурит тебе голову.
- Да я не видела его целую вечность.
- Вот и я о том же. Сделал ребенка и слинял. Так поступают только подонки.


Вика ни разу не призналась подруге, что это она обманным путем получила от него ребенка. Он и знать не знал, что в тот вечер и в последующие Виктория не принимала таблетки. А он с самого начала их знакомства не предохранялся, полагая что секс в резинке это все равно, что нырять в противогазе.
- Да ладно, он помогает…
- Знаю. Но ребенку, кроме денег, нужен еще и отец. Как он этого не понимает.
- Может, и понимает, потому и не хочет связывать себя семьей. Наверное, не надеется на себя. А что такое отец алкаш, мне ли не знать! Сама в детстве со страхом ждала дня зарплаты, когда отец приходил домой пьяным и начинал скандалить и даже поднимать руку на мать.
- Да и я такое пережила. Ты же знаешь, Викусь. Потому-то я и была всегда против ваших отношений. А ты ослепла от любви к этому бомжу. Ну не знаю, может, он был каким-то особенным в постели… Но у меня столько их было и ничего особенного не ощущала. Все они одним миром мазаны.


Виктория не стала спорить. То что она испытывала во время близости с Григорием она не могла объяснить даже себе… За те ощущения и чувства, если бы они повторились, она готова была положить на плаху голову.
Но, увы, разве дано кому-то ступить в одну и ту же реку дважды!


С Мишей не так. С ним обычно, как, наверное, с любым среднестатистическим мужчиной. Хотя для семьи он как раз тот, о котором могла бы мечтать каждая женщина, если у нее еще осталась на плечах голова. Такими не разбрасываются.
- Ладно, Анечка, завтра рано вставать. Извини!
- Хорошо, Викусь, будет еще время. На работе поболтаем.


Но Виктория так и не уснула до утра. Мысли настойчиво буравили мозг, как неугомонные термиты. И она ничего с этим не могла поделать.




Глава 93. Первый визит Григория
 
Он купил большой букет белых роз. Они всегда нравились Вике. Прихватил бутылку шампанского в подарок. Сам пить ни под каким предлогом не станет. Еще выбрал огромную коробку отличных конфет.
Подумал, что, наверное, так встречают роженицу с младенцем. Но если уже так случилось, что не встретил, тогда хотя бы чисто символически попробовать хоть чуть-чуть исправить упущение.
Была суббота…
Она открыла сразу же, как он постучал. У нее по-прежнему не работал звонок.
- Привет! - поздоровался он.
- Привет! - ответила она таким тоном, словно они расстались только вчера.
- Вот, - неуклюже протянул он букет цветов и коробку конфет. Шампанское поставил в прихожей на столик.
- Спасибо! - сказала она.
- Как ты, как малыш?
- Нормально.
- Можно взглянуть?
- Да.
Он прошел в спальню.
- В той комнате, - указала она.
Там стояла кроватка, а в ней спящий младенец.
Григорий долго стоял над ним, всматривался в крошечное личико. И ему  казалось, будто он видит себя, того из колыбели. В их доме, сколько он помнит, была его фотография в почти в такой же кроватке.
Странно, думал он, я почти ничего не чувствую. Вот он мой ребенок, а мне даже не хочется взять его на руки. Наверное, я и правда не создан быть отцом и мужем.
Ну а зачем ему такой отец, который в любой момент может сорваться и тогда пиши пропало.
А может, дело в том, что и он, Григорий, с самого рождения не ощущал отцовской любви. Нет, его отец не был пьяницей, но близости, сколько себя помнит Григорий, между ними никогда не было. И он к отцу не испытывал  никаких чувств.
И у него теперь было ощущение данности: вот он, мой сын. А поодаль стоит его мать. Наверное, точно также он воспринимал это, если бы зашел к соседке поздравить с рождением ребенка.
Он погладил крошечную ручонку сына, словно прощался навсегда.
- Ну я пошел?
- Иди.
- Вот, - протянул он конверт с деньгами.
- Спасибо!
- Пока.
- Пока.


В какой-то миг ей захотелось броситься ему на шею. Заплакать. Попросить прощение за то, что она обманным путем, как какая-нибудь воровка, зачала от него. Но она сдержала себя. Стояла как изваяние, уставившись в детскую кроватку, словно хотела убедиться, не украл ли малыша этот мужчина.


Григорий тоже замер на долгую минуту, словно раздумывал, обнять когда-то родную Викушу или воздержаться до следующего раза.
“А будет ли он, следующий раз?” - спрашивал себя неуверенно. И не находил ответа.
“Надо бы ему сказать, чтобы прежде, чем прийти, предупреждал бы. Ее может не быть дома, а Циля ни за что не впустить чужого в дом…”
Но она так и не проронила ни слова. И он тоже лишь скользнул по ней взглядом, кивнул молча и вышел, закрыв за собой дверь. Как будто его и не было. Как будто это был короткий сон, в котором были малыш, она и он. И больше никого и ничего. Словно каждый существовал отдельно, сам по себе, в некоем параллельном измерении, не имея никакого отношения друг к другу.
 
“Ну почему счастье такое мимолетное, в отличие от несчастья?” - В который раз задавалась вопросом Виктория и не могла ответить на этот, казалось бы, такой простой вопрос.

 "Судьба мстит тем, кто подменяет ее собой..." - вспыхнула в голове Григория фраза, то ли вычитанная где-то, то ли услышанная, но тут же и  погасла.

Увы, всё имеет свою цену, которую рано или поздно приходится платить.




Глава 94. И был вечер


В тот же вечер, на исходе субботы, они сидели в уличной кафешке и молча пили кофе по-турецки, запивая его ледяной минералкой.
- Хочешь, зайдем ко мне, - предложила Лена. - Я наготовила на шабат уйму еды и мне не под силу ее съесть. Не выбрасывать же…
- Я не голоден, - сказал Григорий. - может, потом, позже…
- Хорошо! - сказала она. - Тогда поужинаем вдвоем.
- У тебя кто-то есть?
- Нет.
- А у тебя?
- Уже нет.
- У тебя была вроде эта дама, как ее, из социала.
- Виктория.
- Ну да. Такая отзывчивая. Она многим из нас помогла. Да и теперь, наверное, помогает. Вон их сколько тусуется возле фонтана.
- Уже нет.
- Не помогает или у вас что-то не склеилось?
- И то, и другое.
- Извини.
- Ничего.
- Я тоже пока свободна.
- Да, ты говорила…
- Ты встречаешь тех ребят, с которыми мы когда-то…
- С некоторыми… Они в моей бригаде.
- Ну да, ты мне рассказывал.
- А ты? Кого-то видишь из прежних?
- Почти никого.
- Но ты не забываешь, откуда мы пришли?
- Нет. Забывать об этом нельзя. Ты и сам знаешь…
- Да. Забудешь и снова окажешься там, - кивнул он в сторону светофора, у которого маячила сгорбленная фигура со стаканчиком в протянутой руке.
- Не приведи, Господь! - прошептала она.
- Чем занимаешься? Ты мне так и не рассказала.
- Работаю в IT, айтишница я, - пояснила она. - Ты же помнишь, что я по специальности программист.
- Да, что-то такое припоминаю...
- А ты? Ну да, ты же говорил, что занимаешься ремонтами.
- Да, говорил.
- Это хорошо. Это всегда нужно людям.Каждый хоть раз в жизни выбрасывает ненужные вещи и делает ремонт.
- Да, главное выбросить старые уже никому не нужные вещи.
- Чтобы они не напоминали о том, о чем хочется забыть.
- А твоя работа, она разве не так нужна.
- Не всем.
- Понятно.

“Сын и отец...
Мост между ними,
который  давно сгорел”.
- Это твое?
- Друга. Иногда он пишет стихи в стиле “хокку”.
- Вот как! Он поэт?
- Писатель. Да ты его знаешь. Помнишь того седоватого мужчину, который помогал нам. Ты еще называла его дядя Саша.
- Надо же! Конечно, помню. Но я не знала, что он писатель. О чем же он пишет?
- О нас, о жизни, о себе…
- Ты с ним иногда встречаешься? Передавай от меня привет.
- Обязательно передам.
- Я проголодалась. А ты?
- И я.
- Идем?
- Пожалуй…

***
И была ночь…
Они любили друг друга отчаянно, словно жить им оставалось до утра.



Глава 95. И было утро…


А потом наступило утро. Оно всегда наступает после ночи. Не для всех. А только для тех, кто верит, что еще не всё потеряно. И осколки Судьбы, какими бы мелкими они не были, еще можно склеить.


***
Написанное глубокой ночью, может показаться чуть ли не гениальным. Но потом наступает утро, перечитываешь и с досадой бросаешь в корзину.
Как всё-таки по-разному воспринимаются вещи в зависимости от времени суток. Утром отчего-то более критично. И, кстати, люди тоже...


***
Михаил долго всматривался в спящую Викторию и пытался понять, испытывает ли он к ней чувства, которые в сумме и составляют то, что называется любовью. Или это обычное физическое влечение, которое рано или поздно проходит, не оставляя ничего, кроме досады, Потому что когда совершаешь ошибку, досада неизбежна. Она гложет какое-то время, а потом время вычеркивает этот тусклый фрагмент из памяти…


***
Ох уж, эти январские лимоны! Спелые, тяжелые, наполненные дождями, они тяжело падают на тротуары, доставляя немало хлопот полусонным дворникам.
Убирай-не убирай, а уже к вечеру их опять будет навалено...


"И кто додумался по обочинам тротуаров и парковых дорожек сажать эти лимоны, мандарины и апельсины?" - возмущается из января в январь знакомый мне дворник, сгребая их в лопату-совок и раздраженно выбрасывая в мусорку.
Взрослые аккуратно обходят их, а ребятня пинает. И они летят, желтые, навстречу солнечным лучам и растворяются в них...
А у меня в ушах назойливо крутится, словно на заезженной пластинке, старая песенка несравненного Вертинского "В бананово-лимонном Сингапуре...", из его "Танго Магнолия".
Возвращаясь с утренней прогулки, вдруг поймал себя на мысли, что вот и к нам наконец-то пришла прохлада.
Я брёл по парковой дорожке, припорошенной опавшей листвой, и было так покойно на душе, как когда-то давным-давно в той еще жизни...


***
Они проспали утро…
И Григорий досадливо покосился на будильник, будто он был виноват, что не разбудил вовремя его и Лену. И теперь они лихорадочно собирались. Потому что воскресенье - это первый рабочий день на Святой земле. Как понедельник в других частях Планеты.
У каждого народа свои традиции…
- Выпьешь кофе? - торопливо спросила она.
- Уже не успею.
- Жаль. Мне тоже уже не успеть.
- Ты на автобус?
- Нет. На машине. Могу подбросить, если хочешь.
- Тогда ты опоздаешь на работу.
- Ничего страшного. Начальство не опаздывает.
- Ну да, оно задерживается. - Тогда подбрось. Тут недалеко.
- Конечно. Ты не обзавелся еще машиной?
- Их у меня есть, - усмехнулся Григорий. - Даже две, своя и служебная.
- Ого! Да ты почти как Ротшильд.
- А то! Да и ты девушка не промах.
- Ну а разве мы мало настрадались?
- Думаешь, это награда за страдания?
- Думаю, да. В жизни не могут быть только черные полосы. Случаются когда-то и белые.
- Считаешь, будто мир соткан лишь из черно-белых полос.
- Нет, не считаю. Есть еще серые оттенки. Но как по мне, они еще хуже черных.
- Да, когда всё серое, это угнетает…
Она подвезла его прямо к школьным воротам, где они делали ремонт. Навстречу вышел Санек. Когда Григория не было на месте, он оставался за старшего.
- Ба! Знакомы все лица! - не сдержала восторга Лена. Выскочила из машины, обняла парня и поцеловала в обе щеки. На них была пыль, бригада уже вовсю работала. Но это не остановило ее.
- Ленка! Ну ты забурела, на такой тачке рассекаешь. Или ты к нашему бригадиру водилой устроилась?
- Что-то типа этого… - засмеялась она. И Санек отметил про себя: перед ним стояла та прежняя Ленка, единственная в их чисто мужской компании. Только в отличие от той, пребывающей в постоянном депрессняке, эта была жизнерадостная, излучающая какую-то удивительную энергетику, которая вызывала острое желание жить.




Глава 96. Ривка-волонтерка


Мы столкнулись с ней нос к носу. Она с трудом волокла два увесистых пакета.
А еще на спине был явно не пустой рюкзачок.
- Куда это ты собралась?
- Да тут недалеко.
- Помочь?
- Не откажусь.
- Я забрал у нее оба пакета. От них исходил аромат только что приготовленной еды.
- Ты собралась устроить пикник у моря?
- Всё шутишь?
- Но тогда для чего это?
- Для чего надо, - уклончиво ответила Ривка.
Мы шли в сторону соседнего пригорода, туда, где невидимая линия разделяет Яффо и Бат-Ям.
Остановились у фонтана. Она не успела отдышаться, как стали подтягиваться клошары. Они приветливо здоровались с Ривкой. Некоторые похлопывали ее по плечу, а кто-то обнимал и чмокал в щеку.
- Матушка Ривка, ты совсем нас закормила всякими вкусняшками, - прохрипел то ли простуженным, то ли с похмелья, голосом Вовка Погранец. Поздоровался со мной за руку. - Ты теперь ей помогаешь? - поинтересовался у меня.
- Да вот… - растерянно развел я руками.
Я не очень понимал, что происходит. А Ривка, между тем, “накрывала поляну” этим, никому не нужным, бомжам, которых сторонились обычные люди. Они отворачивались от беды, которая подстерегает каждого, выжидая момент, когда уже можно наброситься на вчера еще благополучного с виду человека.


***
Возвращали домой вместе…


- И часто ты приносишь им еду?
- Не очень, пару раз в неделю.
- Специально готовишь для них?
- Да.
- Это что, плата за любовь с некоторыми из них?
- Да ты рехнулся, соседушка!
- Но ты же сама мне рассказывала. Или мне послышалось.
- Считай, что я просто дарила тебе бесплатные сюжеты, - хитро подмигнула она.
- И у тебя ничего такого…
- Ну я же не шармута какая. И потом кто же в моем возрасте станет грешить. Пора и о душе подумать.
- Ну ты и фантазерка! Да тебе бестселлеры писать…
- Нет! Довольно нам и одного писателя. А то нынче их развелось больше, чем читателей.
- Что правда, то правда, - согласился я. - А в тот раз, когда тебя увозила “скорая”... Что это было?
- Обычный инфаркт. Уже сбилась, какой по счету.
- А те парни, которые выходили от тебя?
- Помогли сделать легкий ремонт. Побелку в основном. И взяли за работу всего ничего. Хорошие они, добрые, только несчастные. Жаль что не все из них понимают это. А когда поймут, может оказаться поздно и уже ничего не исправить. Как мой Алекс.
- Это кто? У тебя, вроде, нет родственников.
- У каждого есть родственники. Просто некоторые о них или не знают, или не хотят вспоминать. Алекс мой сын. После армии отправился в Нью-Йорк. Попал в дурную компанию. Алкоголь и всякое такое.  Все деньги, которые я ему посылала тратил на это зелье. Голодовал. Чужой город. Кому он там был нужен. Вот и не стало моего сыночка. Ну а эти… они для меня как дети.


Что мы знаем о людях, которые живут рядом с нами…
Не торопимся ли с приговором? Не боимся ли совершить ошибку? И прежде, чем выносить свой приговор, наверное, не мешало бы подумать, а надо ли торопиться с его исполнением.




Глава 97. Второй визит Григория или Игрушки на вырост


Он накупил для сына гору каких-то несуразных с виду игрушек. Продавщица посоветовала.
- Но он слишком мал, чтобы понять, что с ними делать… - пожал плечами Григорий.
- Дети обладают одной особенностью в отличие от нас. Они, представьте себе, растут.
- Так это что, игрушки на вырост, получается?
- Скоро они подорожают и вы в любом случае не прогадаете.
Ну, конечно, в этом мире всё дорожает, подумал он. И дети, которые растут, тоже требуют дорогих затрат.
В те времена тоже были игрушки, в том числе, и дорогие. Но он не помнил, чтобы отец хотя бы раз подарил ему пускай и самую дешевую.  Наверное, в те времена это было не принято.
И чем больше Григорий окунался в свое безрадостное детство, тем пронзительнее сверлила голову мысль: у ребенка должен быть отец. Заботливый добрый, который никаких сил не пожалеет, чтобы ребенку было хорошо, чтобы он без страха ждал отца с работы и радовался, когда тот что-то принесет ему, пускай маленькое, но всегда желанное. Дети любят, когда им дарят подарки. А когда эти подарки приносит отец, они потом запоминаются на всю жизнь.
Что до Вики… Наладится у них со временем жизнь. Может, и не будет той безумной любви. Но такое, что у них было, больше подходит для любовников. А жена и муж - это совсем иное. Это семья, которую каждый из них должен беречь. Пускай даже и ради ребенка. И потом, в том, что они отдалились друг от друга, повинны скорее обстоятельства, нежели каждый из них.


Ничего не поделаешь: обстоятельства иногда оказываются сильнее нас. И приходится с этим мириться. А как иначе. Жизнь состоит не только из сплошной радости, случаются и трагедии - маленькие или большие. Но в любом случае надобно оставаться людьми. И всё или почти все встанет со временем на свои места.


Все это Григорий прокручивал в голове последние пару недель.
Даже в постели с Ленусей частенько представлял на ее месте Вику. Ту, которую он когда-то использовал в своих целях и на которую в конце запал. Потому что понял, это любовь. Она именно та женщина, которая ему нужна - надежная, добрая, бескорыстная. Ну а то, что она родила от него ребенка обманным путем, не обговорив прежде с ним… Что ж, и ее можно понять. В ее возрасте любая женщина стоит перед дилеммой - быть или не быть.


Понять и простить. Да особо и не за что. Родила ему прекрасного сына, с которым он будет ходить на море, когда он подрастет. Купит ему велосипед или детский автомобиль, на котором он будет рассекать по комнатам или по двору. А он, Григорий, станет смотреть на сына и уже не будет вспоминать свое безрадостное детство. Потому что его Григорий-младший получит все то, чего не получил он, и даже больше.
Да, именно так. Они должны понять друг друга и простить.
С этой мыслью он постучал в дверь…
Вместо приветствия бросила:
- Чего не позвонил? Просила же…
- Так суббота же, вот и подумал, что ты дома.
“Каким ты был, таким и остался…” - вспомнилась строчка из песни, которую так любила бабушка. А иногда ее напевала и Циля. А Вика слушала и на глазах наворачивались слёзы. Она любила бабушку, которая ей заменила всех - и вечно больную мать, и горького пьяницу отца.
Ей отчего-то захотелось отхлестать его по щекам. Но вместо этого, она безжалостно бросила ему в лицо:
- Ты как та собака на сене…
- В смысле? - машинально спросил он, не успев вникнуть в смысл сказанного.
- И сам не гам, и другим не дам. Какой тебе смысл еще нужен?!
- Да я, собственно, зашел ненадолго. Вот сыну игрушки принес.
- Самое то, - прошипела Виктория. - Он еще и с погремушкой не справляется, а ты ему… Купил бы еще велосипед.
- Куплю. Придет время куплю. И не только велосипед.
В это время отворилась дверь в ванной. Вышел в накинутом банном халате мужчина, примерно в возрасте Виктории.
- Что за шум?
- Так ты не одна?
- А ты думал, я буду ждать тебя до пенсии. Когда ты, наконец, излечишься от своей пьяни и вспомнишь, что у тебя сын.
“Но сыну нужен отец”, - хотел было возразить Григорий. Но слова застряли в горле горьким комком. Единственное, что ему сейчас хотелось, так это врезать этому самодовольному типу промеж глаз отточенным боксерским приемом, а потом вышвырнуть его за порог.
Вместо этого, он прошел в детскую, посмотрел на сына. Тот не спал. Что-то гулил, словно разговаривал сам с собой, на языке, который не понятен был ни его матери, ни отцу, ни кому бы то ни было еще…
Мальчонка протянул ручонку к Григорию, словно хотел то ли поздороваться, то ли взять вот эту яркую игрушку. Григорий протянул ее сыну. И тот улыбнулся.
- Давай, сынок, держись! - прошептал он.


Он уходил, не попрощавшись…
На улице вдруг подкатило жуткое желание зайти в первое попавшееся кафе и хорошенько нарезаться, до беспамятства. Но, наверное, по счастливой случайности, встретил меня. И я все понял без слов. Потому что отлично знал, где живет Виктория. Знал и о том, что в субботу наверняка заглянул к ней тот мужчина, с которым я видел ее несколько раз.
И я пожалел, что не рассказал Григорию, что у Виктории появился мужчина. Надо было его подготовить и тогда увиденное не стало бы для него шоком.
- Не вздумай! - сказал я ему.
- Ты о чем?
- О том, о чем и ты только что подумал…


Мы шли с ним по кромке моря и он в который раз спрашивал то ли меня, то ли себя…
- Но как же так?
- А что ты хотел? Я тебя уговаривал зайти к ней сразу же, как ты вернулся из той Общины. Но ты ссылался на то, что не готов.
- Ты прав, наверное…
- Ну вот, теперь она не готова порвать с этим и остаться с тобой. Женская психология, знаешь ли, порою потоньше мужской будет. И  не каждому дано ее понять.
- Но что же делать?
- Время покажет.
- Но ребенку нужен отец.
- Он слишком маленький, чтобы переживать по этому поводу, - успокаивал я, как мог, Григория.
- Дети быстро растут, - вспомнил он слова продавщицы из магазина игрушек.
- Чужие дети. Свои растут куда медленнее. Уж мне-то ты поверь.
- Да, тебе я верю. Потому что уже больше некому…
- Не ставь жирный крест на всех. Всё не так мрачно, как может показаться. Дай времени Время и, как знать, как оно обернется.
- Спасибо!
И мы пошли домой, где нас ожидал вкусный субботний обед с чудесным лимонадом, изготовленном по моему собственному рецепту, который почему-то я держал в тайне от всех.




Глава 98. Гроза в начале февраля


Всю ночь грохотало, выло, стонало, разрывая молниями небо и город, выливая мегатонны ливня на улицы, дома и подворотни. Кипарисы и пальмы безуспешно  пытались увернуться от тяжелых струй дождя, словно малые дети, не желающие купаться. Но дождь промывал каждый лист, каждую веточку с добросовестностью заботливой матери, купавшей свое дитя, не обращающей внимание на его капризы...


И лишь под утро стихло. И я, кажется, уснул коротким, безумно усталым сном. Сквозь забытье даже не услышал внезапно наступившей тишины - вначале густой, впитавшей в себя, словно губка, влагу, а затем оглушающе звонкой.


И было утро... 


И ветерок с моря, который бесцеремонно разогнал облака, освободив на всем небосклоне место для восходящего солнца. Его робкие лучики заскользили по  земле, городу, улицам, каждому дому, не забыв и про мое окно. И я проснулся…


И хотя все еще гудела голова от минувшего грозового грохота, и настроение было придавлено-сплющенное, как непропеченная булочка, впопыхах вынутая пекарем из печи, но я начинаю готовить свой неизменный утренний кофе…


***
Забежал на минутку сын.
- Папуль, я только что с Кипра - огорошил он меня с порога.
- И как там?
- Да как и здесь. Но ты только представь: не успели взлететь как буквально через сорок минут приземлились в Тель-Авиве.
- Что-то я не понял причину твоего восторга…
- Подкинь немного денег.
- С этого надо было и начинать., - протянул я ему банковскую карточку.
- Ты не понял, мне тысяч двадцать… баксов.
- То есть семьдесят тысяч шекелей?
- Ну да…
- А что случилось-то?
- Пап, ты только не волнуйся.
- Да говори уже!
- Я присмотрел в Пафосе такую отличную квартирку. Рядом море. Во дворе комплекса, где та квартира, бассейн. Кругом всё ухожено.
- Понятно! Картина маслом.
- Но ты мог бы там отдыхать или писать очередной роман. Там всё располагает к творчеству.
- Ну да, напишу любовный роман “В объятиях Афродиты”. Она, вроде, оттуда?
- Па, тебе лучше знать. Ты когда-то изучал античную литературу…
- Это было так давно, сынок, что я успел всё забыть. Конечно, ты вправе решать, куда вкладывать деньги. Но море и тут есть. И те же пальмы, и все остальное.
- Но там и горы…
- И здесь они есть.
- Па, но тут такая квартира стоит в семь раз дороже. Ты же понимаешь…
- Конечно! Я переведу деньги на твой счет.
- Я отдам, папуль! Ты не думай…
Да зачем они мне, хотел было возразить, но почему-то промолчал. Наверное, вспомнился недавний разговор с Григорием, который с чего-то взял, будто дети быстро растут. Может, он и прав, да только они все равно остаются для родителей детьми, которым нужны отец и мать. И после того, как они вырастут и станут самостоятельными.


 
Глава 99. Санек, Сурок и Ленуся. Экскурс в прошлое


Санек шпаклевал стену, а мыслями был далеко. Там, у фонтана, несколько лет назад, когда они реально убивали себя дешевой водярой, сшибая на светофоре деньги.
Он, Сурок, Димка, Яша и Григорий, который и тогда руководил их сплоченной стаей бродяг. Кто-то из них еще был бодрячком, кто-то дышал на ладан. А кого-то увозили навсегда туда, откуда уже не возвращаются и где не наливают дрожащей с похмелья рукой несколько капель вонючей жидкости, которая шибает по мозгам и на какое-то время позволяет забыться.
Потом в их компании неожиданно появилась Ленуся. Хотя почему неожиданно? И до нее к ним забредали  телки, как их называли бомжи, и за стакан дешевой бормотухи, были готовы на всё. Привычное дело, ничего нового.
Хотя любовью это назвать было трудно. Какая любовь может быть у конченого алкаша, когда то, что еще болтается между ног, служит лишь для пописать. Увы, другие рабочие функции, казалось, были утеряны навсегда.
Нет, ну он и Сурок были молоды и еще держались бодрячками. Иногда пользовали тех телок просто так, ради спортивного интереса. Не потому, что кто-то из них желал экспресс-любви, но от скуки чего не сделаешь. Да и потом это вносило некое разнообразие в их существование. И, главное, гасило на время тоску, которая жила в душе каждого клошара и ничем эту тоску было не выгнать оттуда. Даже пойло уже не помогало.


А тут такая… еще не потерявшаяся себя свеженькая бомжиха. И Санек с Сурком глядели на нее и облизывались, как кот Базилио.
Да и они ей приглянулись. Совсем еще молодые и симпатичные парни.
Но без разрешения Григория в их стае не делалось ничего. Таковы были правила. И горе тому, кто их нарушал. И совсем не потому, что бедолага мог получить хук левой рукой от бывшего боксера Григория. Нарушителя наказывали гораздо жестче: его попросту изгоняли из компании, отпуская с миром на вольные хлеба в свободное плавание.
Это для бедолаги было трагедией. Потому что выжить одному на улице почти невозможно. Одиночки быстро покидали земной мир, переселяясь в Мир Теней.


… Санек придирчиво осмотрев только что отшпаклеванную стену, остался доволен своей работой. Решил, что и Григорию не к чему будет придраться.
Он понимал, что чем качественнее они  будут работать, тем больше будет заказов. А чем больше будет заказов, тем выше будет зарплата. А заработать хотелось всем. Бросив пить, они подсели на…  деньги. Так случается, когда одну зависимость подменяют другой.
Да и хотелось уже зажить по-человечески, а это стоило денег, порою немалых.


Санек и сейчас не мог бы ответить на вопрос, было ли тогда у Грини с Ленуся что-то или нет. Только проныра Сурок таки получил разрешение на более тесное общение с новой клошаркой.
И у него получилось
Он так расхваливал те пару минут, на которые его хватило, что у Санька безостановочно текли слюньки.
В какой-то день, когда Гриня отлучился по делам в социал, он воспользовался счастливым случаем. И у них случилось это. Он до сих пор не мог себе ответить, понравилось ему или нет. А ей? Вряд ли. Ленусе тогда было всё равно, с кем сходить в ближайшие кусты, лишь бы ее не гнали из этой компании, где она, наконец-то, избавилась от страха.
- О чем мечтаем? - прервал внутренний монолог Санька внезапно появившийся Григорий.
- Да вот, закончил шпаклевку. Присел на минутку перекурить.
- Переходи в следующий класс, пока он свободен от учеников. А тут пускай подсохнет.
- Да без проблем!
Уже в дверях Санек окликнул бригадира:
- Гринь, у тебя что с этой… Ленусей? Серьезно или как?
- Елена она, а не Ленуся. Заруби себе на носу.
- Но…я подумал…
- Даже не смей думать и мечтать. Не про твою честь девушка.
- Да ладно. Просто поинтересовался. У нее такая тачка…
- Ага. И должность не чета твоей. Да и моей тоже, - вздохнул Григорий.
“Пипец! Втюрился наш Гриня по самые не могу…”, - усмехнулся про себя Санек.


 Глава 100. Мне погодка нашептала


Просто расчудесная сегодня погода...
Не сказать, чтобы жарынь несусветная, но и уже почти по-летнему тепло. Начало марта…
Кстати, те, кто запланировал на самое ближайшее время трип по Обетованной земле, окажутся в несомненном выигрыше. Причем, во всех отношениях. А главное, пока что можно путешествовать без панамки.


Сидел я сидел за компом в заторможенном состоянии, как это частенько бывает по выходным, когда "в час по чайной ложке", и вдруг решил побродить краешком моря, как и полагается Одинокому Пилигриму.


И получил почти истинное наслаждение. До полного чуток не дотянул. Помешала парочка медуз. Они показались мне агрессивными настолько, что даже с полдюжины бледнолицых туристов, плескавшихся с восторженными воплями в лягушатнике, не смутили нахальных медуз.


Я же купание пока что отложил на денек-другой. Да оно и понятно: куда денется море, которое от моего дома через дорогу.


Зато с удовольствием послушал в соседнем с морем парке восторженные карканья Вороны и сдавленные крики ее дружка Удода. Ничего не поделаешь: любовь...


В тот момент мне пронзительно захотелось облачиться в халат Дервиша, взгромоздить свое бренное тело на Серого Ослика и отправиться куда глаза глядят...


Давно мечтаю побывать в Аддис-Абебе. Тянуло туда так, что даже сделал штук девять прививок от всяких африканских болезней. Но всё сорвалось в самый последний момент. Да я особо и не переживал: этот славный город расположен на высоте до 3200 метров.
Знающие люди говорят, что там организм совершенно перестраивается, потому что дышать надо чаще, ходить медленнее. И если у тебя проблемы с сердцем или давлением, можно, по словам бывалых бэкпекеров, копыта двинуть. Я не из пугливых, но не планирую в обозримом будущем переселяться в Мир Теней.
Мечтал об Индии и, почти уверен, что эта мечта превратится в реальность.
А пока придется слетать в Пафос и посмотреть, что там приобрел мой неугомонный сын. И если понравится, присмотрю какую-нибудь хибарку в горах там, где выпасают стада пастухи.


***
По вечера подолгу беседуем с Григорием. У него, похоже, прошло отчаяние, как отпускает человека болезнь. Но сегодня я остался наедине с Одиночеством. Григорий у Леночки. Я рад за нее. Не так-то просто взяться за ум, переломать себя, найдя ту тропинку, которая выведет на верную дорогу. На дорогу, ведущую к Жизни.
Она сумела. И я рад, что они сблизились. И чтобы в конце из этого не вышло, на сегодня это один из лучших вариантов для Григория.
Как мне кажется, они, пережившие черную полосу в жизни, больше подходят друг к другу. Но решать им. Я стараюсь не вмешиваться, хотя до сих пор мои советы, если они принимались к сведению, помогали Григорию выходить из сложных ситуаций. 
Опять видел Викторию и она не показалась мне счастливой. Как это было раньше, когда у нее был роман с Григорием.
Но я не собираюсь кого-то из них судить. Каждый виноват и прав по-своему. И моя жизнь не всегда складывалась сладко, случались и горькие дни, пропитанные отчаянием и безнадегой, когда приходилось подолгу искать выход из запутанного Лабиринта. Бывало, что на обеденном столе ничего, кроме щей, источающий запах беспросветной нищеты, не было. Разве что пара кусочков черствого хлеба и луковица.
Но на то мы и люди, чтобы не сидеть сложа руки, ожидая у моря погоды, чтобы в наши ладони выпрыгнула из волн золотая рыбка.


 Глава 101. Еще не эпилог


В последнее время Анечка стала замечать, что Виктория не то, чтобы сторонится ее, но и совсем уже откровенного разговора, как было в прежние времена, у них не получается.
- Ты чего такая насупленная? - не выдержала она, зайдя в ее кабинет. - Не приболела ли часом?
- Да нет.
- Так да или нет? - попыталась она расшевелить подругу.
- Скорее нет, чем да.
- Загадками говоришь. Ладно, не хочешь поделиться с лучшей подругой - не надо. Мы люди не гордые, подождем…
- Как у тебя?
-  Чаще хорошо, чем плохо. В целом нормально. Кстати, как твой Мишель? - Анечке отчего-то нравилось называть его именно так, на французский лад.
- Трудится.  Иногда заходит. Чаще по выходным.
- А в будни делает перерыв? - не удержалась она.
- Какая ты всё-таки язва! - усмехнулась Виктория.
- Ну такая я… А ты всё страдаешь по Гришке? Или мечешься в поисках выбора? Так я тебе скажу: тут и раздумывать нечего. Хватай своего программиста за жабры и в рабанут. Официальный брак все-таки надежнее гражданского.
- Тебе-то откуда знать, - фыркнула Виктория.
- Знаю, раз говорю.
- Понимаешь, он не против. Но настойчивости не проявляет. Его вполне  устраивают теперешние отношения.
- Свободу любит? Так пускай выбирает, что ему важнее и нужнее. Ты или пресловутая свобода. Нет и не может быть абсолютной свободы. А если была бы, то наступил бы хаос.
- Вот как?
- Именно так! Кстати, подискутируй с ним  при случае на эту тему. Глядишь, и расколется…
- Подумаю.
- И не затягивай. Привыкнет к “свободным” отношениям и фиг его уломаешь потом на женитьбу. Эти мужики, дай им только волю…
- Что ж теперь держать его в загоне?
- Если понадобится не только в загоне,  а в стойле.
- Анечка, тебе по жизни так уж обижали мужчины, что ты их ненавидишь?
- С чего ты взяла, будто я их ненавижу. Я их люблю. Каждого в отдельности и всех вместе, - заржала Анечка.
Не сдержала улыбки и Виктория:
- Ну ты прямо как лошадка.
- Да какая какая лошадка! Скорее старая кляча, на которую все реже обращают внимание настоящие жеребцы.
- Обожаю тебя, Анечка. А еще люблю сынулю. А больше никому не верю.
- Ты это брось, подруга!  Без веры нам никак нельзя. И никому нельзя. Без нее до депресняка один шаг. Мы ж не бомжи какие, хоть и общаемся с ними каждый день. Но даже среди них немало таких, которые верят, что наступит однажды утро, когда и на их улице перевернется фура с шоколадными конфетами.
- Ах, Анечка, что бы я без тебя делала.
- Давно бы копыта двинула, - хмыкнула подруга и поспешила в свой кабинет.
“Сеанс психотерапии, похоже, удался… - подумала Виктория, но какого-то облегчения от беседы с подругой не испытала. - Чужую беду руками разведу…” - бабушка знала поговорки и пословицы, казалось, на все случаи жизни. Вот бы и ей, Виктории, освоить ее нехитрую мудрость.




Глава 102. Витек опять ушел в запой


Григорий негодовал.
- Представляешь, его  реально вытащили из дерьма, а он… Ты же помнишь каким доходягой он был. Пожил бы еще самое большое неделю на улице и каюк.
- Так и у тебя срывы были. - Я не стал напоминать ему, как после нескольких дней отлучки, он возвращался весь ободранный в одних трусах в мой дом.
- На что ты намекаешь? - недовольно кривит он губы.
- А то ты не помнишь. Ты должен был ожидать, что рано или поздно он споткнется. И каждый, кто работает в твоей бригаде, может упасть. Потому что и они и ты зависимые люди. И эта болезнь останется с вами до конца.   
- Согласен, но надо подавлять ее изо дня в день.
- Ну так объяснил бы человеку доходчиво. Тебя-то он скорее услышит, чем меня.
- А я, по-твоему, не объяснял.
- Я имел в виду, ключевое слово “доходчиво”.
- Ну уж как умею.
- Вот и он как сумел. Пошел по наклонной.
- Но у него были все условия для нормальной жизни.
- Это не имеет большого значения. Эта болезнь подстерегает и денно и нощно каждого, кто ею болен. И в один момент она ломает человека.
- Так-то оно так, но мог бы со мной посоветоваться, если вдруг возникли какие проблемы, - не сдавался Григорий.
- Может, и хотел да не успел. Пойми ты, наконец, у каждого свой порог ощущения. У зависимых он гораздо ниже. Чуть что не так пошло, и он хватается за стакан в попытке найти истину на дне. А там, кроме горького разочарования и беды, ничего нет. - Не переживай и не вини себя. Вытащим его из омута. Не дадим сигануть в пропасть, из которой уже нет возврата.






Глава 103. Всё возвращается на круги своя


Михаил не пришел в субботу. Сослался на какие-то срочные дела. И теперь ехал на своей машине в Эйлат, чтобы развеяться, а заодно прокрутить вчерашний разговор с Викторией. Ему не понравилась ее напористость, словно он был чем-то ей обязан. Ну да, они были близки. Он помогал ей. Ему же, по большому счету, от нее ничего не требовалось.
Какие могут быть претензии? Его вполне устраивали их отношения, хотя он и не испытывал к ней пылкой любви. В конце концов, он уже давно не тот юный солдатик, которого она и соблазнила.
И теперь, годы спустя, тоже инициатива была с ее стороны.
Для себя он решил, что этот роман затянулся и не пора ли его заканчивать.
Вот вернется из Эйлата и поговорит. Она уже не та юная студентка и должна понять: не для того он расходился с женой, чтобы опять, надев хомут, лишиться свободы и выслушивать упреки из-за каждой мелочи…


***
Она, кажется, всё поняла. И не удивилась. В конце концов, не он ее использовал, а, если честно, она его. В надежде, что устроит, наконец, свою жизнь. Ей бы раньше это понять. Когда ее малыш только-только начинал гулить, потешно сложив губки. Она восторженно звала Михаила, чтобы и он позабавился. И тот подходил нехотя. Но тогда она не обращала на это внимания, ослепленная тем, что и ребеночек у нее желанный, и мужчина, как ей казалось, надежный. В отличие от Григория. А вышло вон оно как.
А вчера после ее откровенных намеков, Михаил вдруг замкнулся и заспешил домой.
Какие чувства она сейчас испытывала? На этот вопрос она не могла ответить даже себе. Пару раз она порывалась позвонить Анечке и задать ей перцу за дурацкие советы, которые привели к разрыву с Михаилом. А то, что это эпилог  в их отношениях, Виктория не сомневалась. Но она в последний момент  останавливала себя: при чем здесь подруга, пора бы уже научиться жить своей головой.
А он? Зачем ему все это - чужой ребенок, когда есть собственный, который не остановил его, когда он уходил от законной жены. Зачем она - вконец закомплексованная, почти ничем не отличимая от той юной студентки.


***
Ее мысли прервал звонок. Она взяла дрожащей рукой мобильник, все еще надеясь, что это Михаил. Но это был Григорий. Он просил разрешения прийти.
Те полчаса, которые ушли ему на дорогу, показались ей Вечностью.
А когда он пришел, она подняла на него полные слёз глаза и он понял всё без слов.
Перед ним стояла та, прежняя Вика, беспомощная и такая беззащитная.
Григорию вдруг стало безумно жаль ее, как жалеет добрый пастух отбившуюся от стада овцу, которую загрызли волки. И теперь она лежала у его ног бездыханная и никому не нужная.




Глава 104. Эпилог


Любите ли вы кофе с мороженым так, как люблю его я?
Особенно обожаю слоеное ассорти с фруктовыми добавками и шоколадными наворотами. Ну и чашечка кофе вприхлебочку, чтобы уже для полного счастья. Не райское ли наслаждение? Хотя и не исключаю, что некоторым и не понравится. Я и не навязываю.


Вот как раз сейчас наслаждаюсь именно таким образом, раскачиваясь в гамаке под пальмой, подливая кофейку из термоса.
Легкая утренняя прохлада и чашечка кофе с мороженым...


А ведь еще три года назад мое утро начиналось с чашки крепчайшего кофе и сигареты. Увы, времена меняются, а с ними вкусы и предпочтения. Наверное, взрослеем…
И вчерашние клошары повзрослели, те, кто остался в этом  мире.
И у каждого наверняка есть мечта. Сбудется ли она, и что их ждет за очередной излучиной реки, покажет время…
-----------------------_
Тель-Авив, октябрь - 2022