Дух вина

...Und wie der Duft des Weines bin
Ich deiner Seele schwer...
Rainer Maria Rilke.
(И как дух вина я тяжёл для твоей души)

Я сижу на краю обезвоженного бассейна в скверике, рядом со своей клиникой неврозов и пускаю дым в светлое, чистое небо.

Женщины за сорок, проходя мимо, брезгливо смотрят в мою сторону, но мне плевать.

Мне на многое плевать.

Когда ты живёшь на «колёсах», многие вещи становятся совершенно другими, они упрощаются. 

Мне нельзя курить, потому что у меня невроз и потому что муж обещает побить меня, если ещё раз найдёт в моей сумочке сигареты.

Мне нельзя нервничать, потому что от этого у меня начинается приступ.

Мне нельзя злиться, потому что, когда злость переполняет меня, я бью посуду.

Мне нельзя пить алкоголь, потому что он угнетает мою нервную систему.

Мне нельзя любить чужого человека, потому что я замужем.

Если бы я соблюдала эти правила, то, возможно, и не заболела бы.

Кто знает.

И, тем не менее, болезнь есть, я есть, есть мой психиатр, к которому я должна пойти через пятнадцать минут, есть нелюбимый муж, есть божественный Рильке и есть он – Денис Валерьевич, которого я давно и тайно люблю.

Денис Валерьевич интересный человек.

Он работает фотографом в модельном агентстве, он намного старше меня, внешне он абсолютно непривлекательный человек, и он как-то сказал, что это будет аномалия, если кто-то его полюбит.

Как метко он выразился!

Меня зовут Амалия, но Денис Валерьевич называет меня Аномалия, так как со мной вечно происходят какие-то диковинные вещи.

У нас странная дружба: мы иногда встречаемся в его студии, где висят сигаретный дым и фото голых красоток, говорим о каких-то глупостях, и я много раз, попрощавшись с ним, даю себе зарок – больше никогда его не посещать.

Но проходит неделя, другая, и я опять бегу к нему под каким-нибудь предлогом.

Обычно предлоги у меня идиотские. Вроде того, как убрать с фотографии эффект «красных глаз». Будто я не знаю.

Но он терпелив со мной – объясняет, а я не слушаю, потому что знаю. Когда он говорит, я наслаждаюсь звуком его голоса. Ну, не буду расписывать все его достоинства, как это обычно свойственно влюблённым.

Кстати, его агентство находится в двух минутах ходьбы от моей клиники неврозов.

Правильно, зачем бы я тогда всякий раз сидела в этом скверике и дымила.

Да, мне всегда хотелось встретиться с ним один на один неожиданно.

Я терпеть не могу встречи по предварительной договорённости, они всегда проходят предсказуемо.

Но, всё как всегда: сейчас я брошу окурок в урну и пойду на приём.

Мой психиатр тоже ничего: похож на актёра Джона Кьюсака, а если смотреть на него с прищуром, то он почти что Кевин Спейси. Но: вот именно – почти.

Я закрываю глаза, чтобы не видеть этот мир и чтобы приказать себе начать бороться со своей любовью к постороннему человеку.

Почему-то это делается лучше с закрытыми глазами. Мне так не хочется открывать глаза и вновь погружаться в материальную реальность.

Если честно, мне лень вставать, лень двигаться, лень жить.

Какое счастье, что у меня нет ребёнка, а то было бы совсем плохо. И ребёнку, и мне.

Мои желания меняются, как уличная температура. С закрытыми глазами мне хочется перенестись в мир любимого поэта Рильке, и жить в нём хотя бы строчкой, а если повезёт, то и целым катреном.

- Вот так встреча! - слышу я знакомый до боли голос.

Открываю глаза. Так и есть: он.

Но я вежлива, как фрейлина королевы. Здороваюсь с несвойственным мне почтением, но сигарета, поднесённая к губам, портит первое впечатление обо мне. Так всегда бывает.

Денис Валерьевич не даёт мне сделать затяжку, он забирает из моих послушных пальцев окурок и красиво кидает его в урну, расположенную метрах в пяти от нас.

- Кому-то вредно курить, - сопровождает он свои действия этими словами.

Я приподнимаю брови и ехидничаю:

- И не только мне, - намекая на то, что сам он выкуривает по пачке в день.

Денис Валерьевич вздыхает:

- Надеюсь, ты не только на мне оттачиваешь жало своего красноречия?

- Нет, - отвечаю я честно. - Только на вас.

Он кашляет и чтобы не развивать дальше опасную тему, спрашивает:

- О чём задумалась, Аномалия?

- Я думала о стихах. 

Я всегда честна с ним, и этот факт почему-то наводит его на мысль о том, что у меня в голове нет нормальных мыслей.

- О чьих? - страдальчески спрашивает он.

- О Рильке.

- И что ты о них думала?

- Я хотела стать строчкой какого-нибудь его стихотворения. Тогда меня всегда можно было бы носить с собой, не имея возможности прикоснуться ко мне.

Он опускается рядом со мной на край бассейна. 

- И для этого ты выбрала это место? Не слишком романтично…

Я молчу. Он не в курсе моей болезни, которая случилась по его вине, он не знает о моих визитах к психиатру. О моей любви он тоже не знает, но я льщу себя мыслью, что он об этом догадывается.

Я молчу, не желая обсуждать с ним поэзию Райнера Марии – это слишком священная для меня тема.

- Ладно, - говорит он, расценивая молчание верно. - Не буду лезть в нежные думы своими грязными лапами. Но вот скажи, Аномалия, какой нормальный мужик согласится обладать не женщиной, а строчкой из стихотворения?

Я молчу.

- Если только долбанутый романтик. И ты в них веришь?

- Да, я верю, - упрямо говорю я.

- Блажен, кто верует, тепло ему на свете, - говорит он, поёживаясь от осеннего холода.  - Тебе тепло, Аномалия?

- Смотря с какой стороны посмотреть, - отвечаю я, как всегда, честно.

- А сколько всего сторон? - продолжается интересоваться Денис Валерьевич.

Я не стала развивать мысль, что и сторон тоже может быть много, решила пощадить его нервы и поэтому ответила:

- Всего сторон две.

- И? - Мне так нравится, когда он, приподнимая одну бровь спрашивает: «И?»! В такие моменты его лицо освещается неземным светом, хотя в глазах по-прежнему скачут озорные чёртики. За эту двойственность я его и люблю.

- Если посмотреть с точки зрения погоды, то я уже замерзаю. А если с точки зрения внутренних чувств и мыслей, то мне жарко!

И я смело, с надеждой смотрю в его глаза. Он выдерживает мой взгляд, хотя я не уверена, что женщины смотрели на него когда-нибудь так, как я.

- Философ в тебе спит, - качая головой, подытоживает он.

- Почему спит? Бодрствует. - не соглашаюсь я.

- О Господи! - он поднимает руки к небу, а опуская, кладёт мне их на плечи, обнимая. - Ты любишь кошек?

Вопрос сбивает меня с толку.

- Кого? - переспрашиваю я, ошарашенная.

- Один ноль в мою пользу, - весело кричит Денис Валерьевич.

Примостившиеся на другом конце бассейна голуби взлетают вверх. Я оборачиваюсь и смотрю на их неровный полёт.

- Я очень люблю кошек, - признаюсь я грустно.

- А почему в голосе грусть? - моментально реагирует Денис Валерьевич.

Я не единожды упоминала, что люблю кошек почти также сильно, как Райнера Марию.

Оттого мне и грустно. Невинный вопрос выдал его – он не помнит ничего из того, чем я с ним делюсь.

- А разве в моём голосе слышна грусть? - начинаю спорить я.

Денис Валерьевич вздыхает.

- Нет, если начать с тобой спорить, то можно повеситься.

- Спасибо за комплимент! - искренне радуюсь я.

- Одно слово – Аномалия!

Он отпускает мои плечи и разводит руками. Это его привычка – при разговоре с близкими друзьями иногда по – дружески обхватывать их за плечи. А у него много друзей, не то, что у меня. Среди них есть и модели. А мне до модели, как до Луны на санях. Доехать, в принципе можно, но все будут смеяться.

- Один – один, - дерзко замечаю я, чтобы он не обольщался.

- Когда это я успел проиграть? - удивляется Денис Валерьевич.

- А мы играем? - задаю я логичный вопрос.

- Ну, знаешь, у меня всегда такое ощущение, что ты играешь со мной, как кошка с мышкой, - признается он шёпотом, наклоняясь к самому уху.

- Правильное ощущение, - мурлычу я довольно, не собираясь его разуверять.

Хотя на самом деле это я - маленький глупый котёнок, а он – старый, опытный кот.

- А почему вы спросили, люблю ли я кошек?

- Хотел показать тебе один экземпляр, - подмигивает мне он.

У меня вспыхивают глаза.

- А он пушистый? - загораюсь я.

- Он такой, как ты любишь: чёрный, с офигенно пушистым хвостом и злой, как собака.

Я таю. Значит, он всё-таки помнит мои откровения.

«Два один», - признаю я, «Но не в мою пользу». Ну, и я не произношу это вслух.

- А где этот экземпляр? - интересуюсь я дальше.

- Он сидит под диваном и ждёт, когда ты к нему придёшь, - лукаво отвечает Денис Валерьевич.

- Так уж и ждёт, - иронично отвечаю я.

- Ну, так мы идём? Учти, он давно тебя ждёт! Он уже заждался!

Денис Валерьевич встаёт и протягивает мне руку. Я протягиваю ему свою руку, но не обольщаюсь, он всех держит за руки.

- Ладно, идёмте, - говорю я покорно.

Прощай, психиатр! Прощай, клиника! Прощай, муж!

- Странно, - замечает Денис Валерьевич, когда мы переходим улицу.

Он нежно держит меня за руку, поглаживая мои пальцы в перчатках. Ну почему я позволяю ему это делать?

- Ты так без споров, быстро согласилась куда-то со мной пойти… А вдруг я сексуальный маньяк?

Я смотрю на него, как на ребёнка, который никак не может отличить красный цвет от зелёного.

- Хотела бы я посмотреть на того маньяка, который куда-то меня поведёт.

Денис Валерьевич смеётся:

- Два один в мою пользу.

- Два – два, - уточняю я.

- А когда это было? Я вроде правильно считаю?

- Мне виднее, - иногда осознание того, что ты женщина, помогает не открывать правды, а ответить глупостью, которая сойдёт за загадочность.

- Ладно, спорить не буду. Значит, мы на равных? - спрашивает он. 

- Возможно, - я не тороплюсь делиться с ним своими мыслями на этот счёт.

- Какая ты, Аномалия, хитрая, - укоризненно качает он головой.

- Я ещё лживая и изворотливая, - добавляю я.
 
- Тогда вы с котом найдёте общий язык, - уверяет меня он.

- А кот чей? Ваш? - спрашиваю я.

- Слава Богу, не мой, - с облегчением говорит Денис Валерьевич.  - Терпеть не могу таких наглых, хитрых и красивых пантер.

- Значит, - подковыриваю я его, - Три ноль в мою пользу?

- Почему это? - возмущается он.

- Потому что вы только что сравнили меня с котом, потом сказали, что терпеть его не можете, а в итоге идёте рядом со мной, держите меня за руку, - всё это я говорю скучным голосом присяжного заседателя, зачитывающего улики против обвиняемого.

Он молчит, а если он молчит, то он не знает, что сказать. Значит, я застала его врасплох.

- Тебе так хочется выиграть? - задаёт он мне мудрый вопрос.

- Нет, - честно отвечаю я.

- А зачем тогда эти ноли в чью-то пользу?

Я вижу, что он пытается загнать меня в тупик.

- Но ведь не я начала этот счёт, - парирую я.

- Точно, - вспоминает он. - Надо было начать так: счёт ноль – ноль.

Я молчу. Мы оба прекрасно знаем эту шутку на счёт колец молодожёнов.

По пути нам попадается небольшой продуктовый магазинчик.

- Зайдём? - предлагает Денис Валерьевич.

Я молча пожимаю плечами, гадая, что он собирается покупать. Ну, не вино же, чтобы напоить меня и соблазнить? Для этого не обязательно тратиться. Он проходит вперёд, но придерживает мне дверь. Я таю, когда мужчины на входе не пропускают меня вперёд. Мне не улыбается, чтобы мной проверяли, если ли в пещере хищники. Муж проверяет всегда.

- Ты тут погуляй, - отцепляется от меня Денис Валерьевич. - А я коту корма куплю.

- А как звать кота? - интересуюсь я.

- Браток, - отвечает Денис Валерьевич и оставляет меня возле прилавка с журналами.

Передо мной разложены газеты, дешёвые журналы, наклейки, календарики. Похоже, незаинтересованность в современной прессе настолько проглядывает сквозь слой моего тонального крема, что даже продавщица, бросив на меня короткий, унылый взгляд не отрывает от стула пятую точку.

- Аномалия! - раздаётся на весь магазин вопль страдальца.

Я оборачиваюсь. Денис Валерьевич машет мне рукой. Пока я иду к нему, на меня смотрит весь магазин.

- У тебя мелочь есть? - спрашивает он.

- Конечно, - отвечаю я так, будто он спросил, есть ли у меня мозги. - А сколько нужно?

В общем, я рассчитываюсь за корм.

- У вас красивая жена, - добродушно улыбается толстая тётка в белом колпаке на голове, протягивая Денису Валерьевичу Kity Cat.

Он что-то мурлычет под нос, а я улыбаюсь в ответ тётке. Если бы не прилавок кассы, я бы её расцеловала. Мы идём к выходу.

- Может, мне тебя замуж взять? - Денис Валерьевич снова берёт меня за руку.

- Не советую, - отказываюсь я.

- Это ещё почему? - он искренне удивлён.

- «Я наглая, изворотливая пантера», - повторяю я его слова.

- Я же шутил, - оправдывается он.

- А нам ещё далеко идти? - перескакиваю я на другую тему.

- Мы почти пришли, - говорит он.

Мы сворачиваем в арку, стены в ней изображают наскальную живопись «граффити», под огромным чёрным членом тусуется группа гопников в чумовых курточках и спортивных штанах.

Они смотрят на нас, как на потенциальных жертв, словно угадывая, что мы и есть жертвы. А я, осознав, что я жертва, так внутренне возмущаюсь, что обостряю инстинкты и окидываю гопоту волчьим взглядом.

Мы заходим в ужасный подъезд старого пятиэтажного дома. Первый  этаж встречает нас окурками, фантиками, какими-то разлитыми помоями. Я в замешательстве останавливаюсь, пытаясь выбрать безопасный маршрут.

- Держи пакет, - приказывает мне Денис Валерьевич.

Я беру Kity Cat, а он меня. Я и охнуть не успеваю, как он, широко шагая, несёт меня наверх.

- Неужели Браток живёт на последнем этаже? - язвительно замечаю я.

- Как вы проницательны, мадам, - вдруг ни с того, ни с сего становится вежливым Денис Валерьевич.

На третьем этаже я говорю:

- Здесь вроде бы чище.

Но моё замечание остаётся без ответа. Кому скажи, что Денис Валерьевич пронёс меня пять этажей на руках – мне бы никто не поверил. Интересно, а своих моделей он тоже таскает?

Наконец, мы прибыли. Обитая дерматином дверь, Денис Валерьевич, тяжело дыша, отпирает её ключом. Мы заходим, как заговорщики, на цыпочках. Он предупредил меня, что Браток не любит посторонних и шума, который посторонние издают. У меня само собой напросился вопрос: а зачем он тогда привёл меня в эту квартиру? Но спрашивать я ничего не стала.

Он помог мне снять пальто, предложил тапочки, сказал:

- Только тихо.

И мы почти беззвучно вошли в гостиную. Квартира была однокомнатная. Ничего особенного она из себя не представляла. В углу, напротив балкона, сложенный вдвое стоял диван, справа от дивана огромный стеллаж – во всю стену – занятый книгами, дисками, мелкими фигурками. Слева – два кресла и журнальный столик. Всё чисто, убрано.

Денис Валерьевич сказал, что это кот любит чистоту.

- Ладно, осматривайся, - он подержал меня за плечи. - А я пойду, кофе поставлю и кормом потрясу. А ты под диваном посмотри, он, скорее всего там затаился.

Он ушёл. Я опустилась на колени и заглянула под диван. Диван был низкий, и мне пришлось чуть ли не лечь на пол, чтобы заглянуть в узкую щель. На меня сверкнули два хищных глаза.

- Браток, - нежным шёпотом позвала я. - Иди сюда, кисонька моя сладкая!

У меня дома нет постоянных животных, только временные: мухи, пауки.

Паукам я позволяю располагаться с комфортом в углах моих подоконников между горшков с цветами, потому что они ловят мух. Я даже иногда приношу им добытую на окне жертву.

Кошки – моя слабость, но я никак не могу подобрать себе кота, отвечающего моему внутреннему складу. Не люблю я ласковых, простых кошек.

Браток не реагирует.

Я снова завожу пластинку с ласковыми оборотами и, изгибаясь, протягиваю руку под диван. Из глубины раздаётся шипение. Кто-то хлопает меня по мягкому месту. Я поворачиваю голову, не меняя позы.

- Я не думал, что ты так далеко зайдёшь! - печально говорит Денис Валерьевич. - Стоять на коленях перед прожорливой наглой тварью! Мужики отдыхают…

Я молчу, осторожно вытягивая руку назад.

Денис Валерьевич гладит меня по попе. Встав с колен, я бью его по руке и издаю шипящий звук. Иногда мы общаемся без слов.

- Да, вы с Братком найдёте общий язык, - обещает мне соблазнитель.

- Руки не надо распускать - с угрозой в голосе предупреждаю я.

- Сама виновата, - отвечает мне Денис Валерьевич. - Я захожу, а тут на коленях стоит такая красивая девушка, с такой красивой нижней частью тела!

Он закатывает глаза кверху.

- Ладно, - встряхивает он головой. - Пойдём пить кофе, а я обещаю, что буду вести себя как Венера Милосская.

- А Браток? - спрашиваю я.

- Сам придёт… А, может, и не придёт, - разводит он руками. - Я забыл тебя предупредить, что он женщин не любит.

- А что он любит? - интересуюсь я, чтобы скрыть своё недавнее смущение.

- Он любит мясо.

- Женщин? - вырывается у меня невольно.

Денис Валерьевич долго смеётся. В это время я говорю:

- А что я сказала такого смешного? Ведь зачем-то вы меня к нему привели!

Он смеётся ещё больше. Лицо его краснеет, глаза слезятся.

- Да-а-а-а… - протягивает он задумчиво. - Тебя с какой стороны ни возьми, одни слёзы с тобой!

Он вытирает глаза.

- Ну, не всегда, - говорю я на всякий случай. 

- Кофе пойдём пить, а то завопишь сейчас, что уже остыл!

Я снова таю. Оказывается, он помнит, что я пью только горячий кофе, почти кипяток. Правда, он не знает, что посиделки с ним и с кофе всегда стоят мне дополнительного приступа, так как от кофе у меня учащается сердцебиение и начинается тошнота. Но моя любовь стоит таких жертв. Я надеюсь, что стоит.

Мы располагаемся за кухонным столом. Я протягиваю ложечку к сахарнице, но меня останавливает голос Дениса Валерьевича:

- Я уже положил тебе две ложки. Всё, как ты любишь.

- Спасибо, - смущаюсь я.

- Спасибо мало, - жмёт он.

- А что много? - прищуриваюсь я.

- Поцелуй, - с вызовом говорит он и усмехается.

Так как я молча отпиваю кофе из кружки, он ехидничает:

- Ну, и сколько у нас там в мою пользу?

- Можете считать себя победителем, - небрежно разрешаю я, вложив в голос как можно больше иронии и нахальства.

Чтобы он почувствовал, что ему делают одолжение. Он это почувствовал.

- Ты опасная женщина, Аномалия, - вздыхает Денис Валерьевич. - Ты предлагаешь мне победу таким голосом, как будто развела меня, как лоха!

- Я просто решила сделать вам приятное, - не соглашаюсь я. - Я понимаю, что человеку свойственно самоутверждаться, ну и вижу, что вам изо всех сил хочется быть правым. От этого у вас повышается адреналин, и вы меня постоянно подкалываете.

- Мама родная, - чешет он затылок. - Куда я попал? Кстати, сиди спокойно, не оборачивайся. Я скажу, когда можно. Кот пришёл к тебе.

Последние слова он произносит шёпотом. Я улыбаюсь. Недолгое время мы сидим молча. Я тщательно прячу глаза под видом, что мне якобы интересен кухонный интерьер.
Наконец, слышны хруст и чавканье.

Я медленно поворачиваюсь, созерцая огроменного чёрного пушистого кота. Он ест, периодически поглядывая по сторонам и рыча. Предупреждает, чтобы не лезли. Я улыбаюсь, как гиена.

- И что означает эта улыбка? - интересуется мой спутник.

- У нас много общего, - говорю я.

Денис Валерьевич приглаживает волосы. Спрашивает:

- И что же у нас общего?

- Я имела в виду кота, - ехидно говорю я.

Денис Валерьевич скисает, а я громко смеюсь.

- Главное, что вы выиграли, - утешаю я его.

Кот оборачивается в нашу сторону и шипит, это смешит меня ещё больше. Я не могу удержаться и хохочу уже во всё горло. Кот нервничает, Денис Валерьевич смотрит на меня как на ненормальную, выразительно подняв брови, видимо, ожидая объяснений. Но я не снисхожу до них. Кот, прижав уши, убегает.

- До чего ты бедное животное довела! - укоряет меня Денис Валерьевич.

- Я его не доводила, - спорю я.

- Ладно, тогда я скажу так: от тебя даже кот сбежал. Я вообще поражаюсь, как от тебя муж не сбежал. 

Я суживаю глаза, молча встаю и ухожу вслед за Братком. Я обиделась.

В комнате я не сажусь, а прохожу к балконному окну. Я опираюсь на подоконник и смотрю на верхушки пожелтевших тополей. Они раскачиваются и шелестят. Лучше бы я пошла к психиатру.

Меня очень трудно обидеть. Но бывает, случайная фраза вызывает у меня истеричный плач.

Я пытаюсь сдержаться. Сзади я слышу шаги, видимо, Денис Валерьевич пришёл, чтобы меня утешить или обидеть ещё больше. Ему это свойственно.

Странно, что он молчит. Подумаешь, какая – то барышня, институтка хренова.

Я закрываю глаза. Его шаги ещё ближе. Он подходит вплотную ко мне. Я слышу его шумное дыхание. Он кладёт свои ладони поверх моих рук и настолько близко прикасается ко мне, что я ощущаю его дыхание на своей шее.

Мы оба замираем. Его руки, оторвавшись от моих рук, медленно скользят вверх.

Он нежно и осторожно проводит по моим рукам до плеч, потом его руки скользят по бокам, задевая грудь и, дойдя до бёдер, возвращаются к талии. Он легонько сжимает меня, и я чувствую, что взрываюсь от острых ощущений, которые пронизывают меня внизу живота.

Денис Валерьевич целует меня в шею. У него приятные, мягкие губы.

Я невольно издаю сладострастный стон, и вдруг он резко поворачивает меня к себе, бешено обнимает, и я не успеваю вздохнуть, как он впивается в мои губы долгим поцелуем.

Сначала я отвечаю на его ласки, робко обняв его, и у меня отключается сознание. Я будто вдохнула гениального запаха духов Жана Батиста Гренуя и сошла с ума.

Когда я прихожу в себя, то первое, что бьёт меня в мозг, это мысль: что-то не так.

Я начинаю анализировать, одновременно удивляясь: ведь я мечтала об этом ночами, я грезила об этом днём, даже когда мыла посуду.

Проходит всего несколько мгновений, и я понимаю, что не так: от поцелуя я чувствую во рту неприятный привкус дешёвого вина из пластикового пакета. Я резко отстраняюсь от Дениса Валерьевича и смотрю на него затуманенными глазами.

- Что не так? - со страхом спрашивает он.

- От вас пахнет вином, - проговариваю я ошалелым шёпотом, прекрасно зная, что он не пьёт вино.

- Амалия, - оправдывается он. - Я не пил сегодня, клянусь тебе.

Я знаю, что это правда, но мысль о том, что я сейчас опять почувствую этот ужасный привкус, сильнее меня.

Я вырываюсь и убегаю в прихожую. Он бежит следом за мной, но не пытается задержать. Его лицо выражает страдание, и чтобы не видеть этого выражения, я быстро обуваюсь, срываю с вешалки пальто и выскакиваю из квартиры.

Мне всё равно, что я наступаю на мусор, на помои, на собачье дерьмо.

Выбежав из подъезда, я запахиваю пальто и жадно глотаю ртом воздух. Все мои высокие чувства растворяются в бокале дешёвого противного вина.

Глотая воздух, я быстрым шагом убегаю от этого дома. Я понимаю, что я убегаю не от него, а от себя, и я знаю, что от себя я не убегу, но всё же пытаюсь. Потому что все женщины глупые.

В арке мне преграждает путь лысый гопник.

- Закурить есть?

- Я не курю, - отвечаю я с ненавистью.

- Сука! – сплёвывает гопник.

- Приятно познакомиться! - отвечаю я дерзко, последний раз показывая миру, что я не жертва.

Вокруг меня образуется движение. Оно плохо заметно для глаза, его можно заметить, только обладая хорошей интуицией.

Наверное, сегодня интуиция меня подвела, но ведь надо платить за всё, за несостоявшуюся измену, за право отрицания себя, как жертвы.

Я чувствую удар в плечо, в грудную клетку, кто-то вырывает мою сумочку.

Я не кричу и пытаюсь сопротивляться. Изо всех сил бью кого-то ногой. Слышен визг, мат, мощный удар сбивает меня с ног, и тяжёлые тупые носки кроссовок ставят на моё тело жертвы печати.

Я пытаюсь закрыть лицо ладонями, и вдруг в моей голове звучит голос любимого поэта Райнера Марии:

Als du mich einst gefunden hast,
Da war ich klein, so klein,
Und bluehte wie ein Lindenast
Nur still in dich hinein…

(Когда ты однажды нашёл меня,
Я был так ничтожен, так мал.
И лишь тихо цвёл в тебе
Веточкой липы)

Я не успеваю вспомнить всё стихотворение. Так вот кем он был для меня – отломанной веточкой липы, которая расцвела в моей душе, пустила корни и… и так разрослась, что уничтожила мою душу.

Как же было мне грустно, когда Денис Валерьевич, выбежав за мною следом, споткнувшись о моё мёртвое тело, упал на колени и рыдал над ним неподдельными слезами.

Как же я жалела, что язык мой умер вместе со мной, и я не смогла ему сказать, что я всё-таки добилась своего, став катреном из стихотворения любимого поэта и умерла счастливой.

2005 год