Шерлок Холмс и Джек Потрошитель

В один из солнечных дней ноября 1886 года, когда после целых семи дней дождей проглянуло солнце и снова потеплело, да хорошо так потеплело, словно на улице был сентябрь, а не ноябрь, квартиросъемщик дома на Бейкер-Стрит вышел во внутренний дворик. Как и положено в приличном буржуазном квартале, проход в этот дворик был возможен только для жильцов дома, так что чужих здесь не было. Для начала надо было открыть ключом подъездную дверь, потом - миновать консьержку, потом - пройти через проходной подъезд и отпереть дверь во двор (которая, однако, была часто прикрыта, но не заперта).
Мистер Шерлок Холмс в два часа пополудни занимался своими зелеными насаждениями, что росли в той части палисадника, которая добросердечная хозяйка миссис Хадсон выделила ему без каких-либо доплат сверху. Во дворике, казалось, было еще теплее, так как этому способствовала защищенность от ветров. Сам двор был не очень большим, около пятисот квадратных ярдов. Почти что в центре двора находился чайный столик с самоваром. Столик был вкопан в грунт, и пространство возле него было присыпано песком, и в теплое время года некоторые жильцы нередко пили чай на воздухе. А на ночь самовар и стулья заносились в помещение консьержки, которым заодно пользовался и дворник.
Холмс снимал квартиру один. Он вообще был очень странен и по-своему неприхотлив в привычках. Как правило, подолгу сидел за своими справочниками, занимался наукой. Порой проделывал какие-то опыты, растворял и получал какие-то вещества. Запасшись литературой в большом количестве, избирательно просматривал криминалистические статьи.
Холмс никогда не служил в полиции, в отличие от многих его коллег, частных сыщиков. Прежде он был химиком-биологом, интересовался гидрологией, геологией и смежными науками. Служил в армии, в Британском колониальном флоте, правда, недолго. А потом обстоятельства сложились так, что по роду службы необходимо было провести одно расследование. Потом - это его заинтересовало. Так и перешел мистер Холмс в частный сыск. Благодаря своей внимательности, умению мыслить логически, а также острому аналитическому уму, Холмс довольно преуспел в этом деле, впоследствии основав свое частное агентство. Но Холмсу было не присущи чувство самодовольства и почивания на лаврах, и он продолжал оттачивать свое мастерство, накапливать опыт и двигаться вперед.
Ну, надо сказать, заказы перепадали ему не так уж часто, хотя и в период простоя он не бедствовал – подрабатывал смежной деятельностью. И, имея много свободного времени, использовал его как для саморазвития, так и для отдыха. А чем увлекался Холмс? Чем вообще мог увлекаться одинокий мужчина в те годы в Британской Империи? Чтением книг, игрой на музыкальных инструментах (кстати, Холмс прилично играл на скрипке, и немного – на пианино), коллекционированием. Да и порой – посещением игрового клуба: бильярд и разные карточные игры. В ту дотехногенную эпоху развлечения были довольно простыми: захотелось тебе музыки – взял и поиграл, захотелось что-то более серьезного – посетил музыкальный или драматический театр. Вот так проводили время люди в ту эпоху, когда до изобретения фонографа – прибора для записи и воспроизведения звука – оставалось несколько лет.
Ну и, конечно же, регулярные прогулки как по своему кварталу, так и в Сити – исторический центр города, снискавший себе славу такими всемирно известными монументами, как Тауэрский мост, большие лондонские Часы, Бэкингемский дворец, Вестминстерское аббатство. Но Холмс жил в столице империи всю свою сознательную жизнь, и даже такие величайшие творения столичных архитекторов ему уже приелись. Бэйкер-стрит, или "улица пекарей" находилась не в центре, но и не шибко на окраине.
Скоротечен ноябрьский вечер... И, как бы ни было в этот день тепло, природу не обманешь. Спустя всего два часа после обеда, солнце, и без того невысокое, снизилось и попало в некую белесо-туманную хмарь у горизонта. До полной темноты оставалось около сорока минут. Очень быстро стало пасмурно и неуютно, и небо очень быстро перестало быть голубым, сменив свой оттенок на молочный, а потом – на серый. Так теплый и солнечный день 10 ноября 1886 года превратился в ничто, растворился в истории, оборвавшись долгим неуютным мрачным вечером.
Все те жители и постояльцы дома по улице Бэйкер Стрит, 221-б, которые после полудня еще пару-тройку часов находились либо во внутреннем дворике, либо в лоджиях, выходящих во двор, да и те, кто просто вышел погулять, потянулись в свои квартиры – сидеть у камина, пить глинтвейн, перебирать и пополнять свои разнообразные коллекции, работать с документами, готовиться к завтрашнему дню на службе. Дом жил своей обычной повседневной жизнью.
А тем временем в каких-то семи километрах отсюда, в районе Уайтчэпел, Энн Мередит возвращалась домой. Точнее, домом эту крохотную комнатку, которую она снимала напополам со своей подругой, назвать было трудно. Но жила она именно здесь.
...Многомиллионный город погружался в серую вечернюю хмарь, которая с каждой минутой становилась все более густой и какой-то осязаемой. Но, такой гигантский город, как Лондон, различается даже климатом в своих различных округах. И восточные его части с каждым наступающим вечером первыми погружаются во мрак. Но мрак здесь, на Восточной стороне, почти и не прекращается. Здесь даже климат свой: удивительно серый, туманный, беспросветный. Дым от десятков тысяч каминов, от тысяч отопительных печей высоко не поднимается в воздух, он стелется на небольшой высоте от тротуаров и поглощается туманом, образуя пресловутый лондонский смог, который из-за характерного цвета сами жители столицы прозвали "гороховым супом".
Но это еще полбеды, если дело только в атмосфере. Здесь, на Восточной Стороне, царит атмосфера полного бесправия и безысходности, отчаяния и нищеты. Очень многие люди сразу же опускают руки, многие - находят силы какое-то время бороться. Но силы иссякают быстро. Уайтчепел, да и не только он, населен иммигрантами и переселенцами из сельской местности, которые живут здесь в скученности и нищете.
Вот уже немного осталось, полквартала. Идя по Майл-Энд-Роуд, Энн Мередит, которой еще не было и тридцати лет, была вынуждена ускорить шаг - райончик был еще тот! Скоро предстоит нырнуть в узенький переулок Степни Грин и попасть на Кресси-Плейс. Там и располагался доходный дом Мартина Гэйли, в котором она и снимала квартиру.
Энн попала в столицу шесть лет назад, когда ей только-только исполнилось восемнадцать лет. Свое детство она провела на ферме Гринсби Тэйлор, где ее отец работал помощником фермера и являлся его почти равноправным партнером. Что за времена славные были тогда! Нет, ей не представлялось ее детство, как вечная страна безоблачного счастья... Но там, вдали от этих смрадных тесных улиц был вольный воздух. Было голубое небо. Была каждый день свежая еда и только свежее молоко. Да, работать приходилось много. Но это, казалось, шло только на пользу молодой девушке. И к семнадцати годам она расцвела особой красотой уже сформировавшейся юной леди, глаза ее всегда были ясны, на губах, несмотря на продолжительное рабочее время, светилась улыбка, а руки ее, казалось, совсем не знали усталости.
Вскоре сложилось так, что Энн не могла оставаться больше там - заболел ее отец. Она была поздним ребенком - когда ей исполнилось семнадцать, отцу было уже пятьдесят шесть. Он все время потом корил себя за то, что так и не успел ее поднять... Джордж Мередит стал сдавать буквально с каждым месяцем, и в прошествии полугода стало ясно, что до шестидесятилетия он не доживет. Работать в полную силу он больше не мог, и, взяв с собой немного отложенных денег, он отправился в столицу, на медосмотр. Видавший виды врач, в свое время утративший как искреннее сочувствие к пациентам, а позже - и его внешнюю маску, этого самого сочувствия, без тени смущения заявил Джорджу.
- Батенька, вы опоздали с лечением. Диагноз я вам и так скажу - чахотка.
- Но у меня же ничего не болит, доктор. Да и не кашляю я. Вот только уставать стал быстро, не чета прошлым годам.
- Эх, мистер Мередит, любезный, поработали бы вы с мое, разбирались бы в человеческих диагнозах так же, наверно, хорошо, как в растениях на своей ферме. Это ведь до поры-до времени. Латентный период, понимаете? Так что, сожалею, но обратной дороги нет - туберкулез пока не лечат...
Джордж вышел из врачебного кабинета, словно тяжелым мешком прибитый. В ту пору заболеть такой болезнью означало неминуемый конец. В ушах еще звучали последние слова доктора, как напутствие: "Я вам вот что советую. Продайте свою ферму и переезжайте в Лондон, в приют Святого Луки. Он неподалеку отсюда, рядом с храмом Христа в Спайтелфилдз. Там хотя бы достойно свое время доживете. А умирающим на последней стадии больным они морфий дают, облегчающий мучения... Подумайте, конец-то все равно один. А так хоть помрете по-человечески".
Мередит правильно сделал, что не послушал врача. Он с трудом удержался от того, чтобы не плюнуть ему в лицо. Заплатив за осмотр положенную сумму, он отправился прямиком к себе на ферму. И, как только выехал из Лондона, он наверно, только теперь понял, каким душным и влажным смрадом дышал последние несколько часов. "Нет, чтоб помереть по-человечески, надо бежать отсюда. Бежать, и как можно быстрее! Ишь, чего удумал... Переселяйся, мол, в приют. Хрен вам! Здесь загнешься, не пройдет и трех месяцев. А там, на чистом воздухе, может, и пару лет протяну. И даже больше! Помнится, есть у меня в соседнем графстве знахарь знакомый. Очень хороший специалист, судя по отзывам соседей!"
Судьба оказалась благосклонной к Джорджу Мередиту. Это казалось невероятным, но он поправился! В то время это было пара случаев на десять тысяч. Но болезнь ушла и больше не возвращалась. Только остались непроходящие ямочки на щеках как следствие той временной худобы во время начала болезни. Мередит еще раз порадовался, что не переехал в столицу.
Но дочка, тогда вынужденная была уехать, жила теперь в Лондоне. По-разному могла сложиться ее судьба. Кто знает теперь уже? Только засосало ее дно, затянул ее напрочь криминальный мир самой густонаселенной в мире столицы, самой населенной на планете империи, над владениями которой никогда не заходит солнце.
Первоначально Энн работала официанткой. Разумеется, не в Сити, а на Восточной стороне, в кафе самого низкого пошиба, можно сказать, в кабаке. Начиная часов с четырех вечера там обычно появлялись первые посетители, ну а позже табачный дым стоял столбом, карты веером мелькали над вразнобой расставленными столами, и попрошайки, бандиты, сутенеры и отморозки всех мастей с наступлением каждого вечера заполняли эту дьявольскую берлогу.
Через многое прошла Энн Мередит - унижения, регулярные сальные шутки пьяных матросов, работу сверх нормы, недосыпание, периодический поиск съемного жилья (как будто в каждом новом случае могло быть получше и подешевле, чем в другом месте). Но силы, даже не физические, а духовные, постепенно иссякают, лондонское дно постоянно и мощно, как гигантский спрут, вытягивает жизненные соки у всех его обитателей. И рано или поздно у каждого происходит надлом. Это только вопрос времени.
Все зарабатываемые деньги она откладывала на лечение отца. Так уж случилось, что она с ним крайне редко поддерживала связь - только когда выбиралась в эти места сама. А письма писать... Об этом и речи быть не могло - почтальоны обычно и носа не показывают в этот район, пресловутый Уайтчепел, не то, что на Западную сторону. Да здесь, в этих трущобах, и адресов как таковых нет - не все наспех возведенные строения имеют нумерацию, а по адресу можно найти в основном лишь арендодателя доходного дома, но никак не тех, кто со множеством себе подобных снимает здесь очередной угол. Отсюда и преступность, и проституция, и другие пороки общества.
Однажды она снимала комнату прямо при ресторане. Бывают здесь такие заведения: доходный дом, принадлежащий какому-нибудь богачу, живущему то ли в Сити, то ли в Сохо, то ли еще где на Западной стороне. Так вот, первый этаж обычно занимает ресторан, ну а второй представляет из себя комнаты общественной терпимости. Публичный дом, в общем. И, как то раз, снимала она эту комнатку на двоих с Джейн. Джейн была проституткой, но принимала клиентов она не в жилой комнате, а в другой.
...Неделю назад Энн виделась с отцом, снова поехав в Гринсби Тэйлор. Отец ее, помнится, тогда, в тот раз, как-то сильно просил остаться, не уезжать больше в Лондон, словно предчувствуя неладное. Когда он снова выздоровел, как обычно, выполнял повседневную работу на ферме - некогда было болеть. Но Энн упорно хотела хоть как-то зацепиться в столице, дабы обеспечить себя, отца в будущем, и дать будущим возможным детям дополнительные возможности. Ах как она наивно ошибалась, чая, что в столице осуществится ее места! Эх, если бы тогда она послушала отца и осталась бы на ферме. Тогда еще была возможность что-то изменить. Но точка невозвращения была пройдена довольно скоро.
В субботу, после работы (а у нее был один выходной в неделю), Энн почувствовала недомогание. Это случилось уже под вечер. Может, это было следствие недавно подхваченной простуды, может - как результат нездорового питания, но поплохело ей быстро. Кое-как отработав последний, четырнадцатый час рабочего дня, она, едва переступая, пришла в свою комнату. Джейн была в тот момент там. Комната была разделена на две части занавеской, такой тонкой, как простыня, но ее почти никогда не раздвигали на полную длину. Так вот, на своей половинке Джейн общалась с каким-то типом, судя по всему, это был матрос. Узнав о состоянии соседки, Джейн, как только ее выслушала, предложила Энн особый, индийский отвар, который поднимет ее на ноги буквально за считанные часы. Энн, ничего не подозревая, согласилась, и выпила предложенное питье, которое чем-то напоминало микстуру, чем-то - бренди, чем-то - чай из тысячелистника. Но ее сразу же вырубило в сон. Проснулась она через несколько часов. По мере просыпания, еще на задворках сна, она начала чувствовать резь внизу живота, которая се усиливалась и усиливалась по мере возвращения сознания. Простыня была сильно смята, и Энн лежала на чем-то мокром. Она, протянув руку, пощупала простыню, на которой лежала. Рука испачкалась в крови. Джейн не было в комнате, но на ее кровати лежал тот самый мужик, которого она видела давеча в комнате, дрых, и, судя по запаху и храпу, был изрядно пьян. Она, мало понимая, что делает, потрясла его за плечо. Он шевельнулся, перевернулся на другой бок, продрал зенки и ухмыльнулся. "А крошка, тебе понравилось, не правда ли?" - заплетающимся языком пробормотал он.
Спустя немного времени она поняла, что с ней произошло. Пока она была без сознания, ее изнасиловали. Причем, судя по всему, делали это несколько человек и довольно продолжительное время. А опоила ее Джейн специально, таким зельем, которое на время притупляет чувствительность. Первым желанием было помыться и бежать. Бежать куда глаза глядят, просто исчезнуть. Но куда? К отцу на ферму? Хотя бы. Вот он почему последний раз не хотел ее отпускать, словно чувствовал. Энн никак не могла понять, за что Джейн с ней так поступила. Но этот вопрос следовало задавать не ей, а самой трущобной городской среде опустившихся человеческих существ. Она открыла свой шкафчик, некое подобие прикроватной тумбочки, в которой хранились все ее сбережения с того самого момента, когда она еще начала откладывать на лечение отца.
...Тщетно. Денег не было. Они исчезли; и исчезли, вероятно, в то самый момент, когда она была в отключке. Тогда получается она зазря работала все шесть месяцев, находясь в городе. Энн в этот момент почувствовала какой-то надлом, голова стала как будто ватная. Слабость еще не прошла, но состояние было еще не ахти каким. Она вышла из этой душной комнаты, только для того, чтобы не находиться здесь. Вдыхая прохладный вечерний воздух, она продумывала свои предстоящие действия. Внезапно снова почувствовала слабость, так что ей едва хватило сил подняться на второй этаж. А поднявшись, она продремала около двенадцати часов не просыпаясь, так что, в какой-то степени, ей было все равно, что с ней еще произойдет.
Так внезапно, а может, и постепенно, началось ее падение по социальной лестнице. Сколько же таких наивных девушек засосала в свое время преступная лондонская трясина!
...Совсем немного осталось до нужного переулка, и вот, казалось, Энн уже дома. Она повернула в перпендикулярную улицу, нырнув как в темноту. Темнота казалась очень густой и даже какой-то осязаемой. Ощущение опасности было всегда у Энн, когда она передвигалась по этим лишенным света улицам. Она знала, что живет в опасном районе. И не просто опасном, а лишенном самых элементарных удобств, где пороки общества выставлены на обозрение. И чувство опасности у нее многократно усилилось, когда она шагнула в переулок. Не было ничего видно, только слегка шуршала под ее ногами придорожная пыль. Когда она проходила мимо дерева, что находилось в двухстах шагах от дома, она ощутила неприятный холодок.
Хотелось повернуться и бежать со всех ног обратно. Вот только куда? На соседних улицах могло быть многократно опасней. Также, как и везде в Лондоне. Насильников Энн уже не боялась. "Все плохого, что может произойти, уже произошло!" - думала она. Но во мраке Уайтчэпела водились монстры и пострашнее. От ствола дерева отделилась высокая черная тень. Холодок снова пробежал по спине женщины. Вообще-то, еще не поздно было бежать. Но нет - поздно. Бежать надо было в тот самый момент, когда она сюда приехала. Сразу же. В этот людской муравейник. В этот Богом забытый район. Но она этого не сделала и сейчас пришла расплата за ее наивность и глупость.
Ноги стали словно ватными, и бежать она уже не смогла бы, даже если бы и захотела. Она без мысли знала, что это - смерть. Так оно и случилось. Мужчина (а в том, что это был мужчина, сомневаться не приходилось, хоть головной убор и затенял его лицо) быстро приблизился к ней. "Приятный вечерок для прогулки, не так ли?" - послышался его скрипучий голос. Энн сковал страх. Незнакомец отпустил еще пару фраз, в смысл которых она не вслушивалась. И вдруг словно леденящая молния пронзила ее снизу. Боли она не ощутила поначалу, но сильно было ощущение ужаса. Энн упала на пыльную притоптанную землю. Незнакомец вытащил кинжал у нее из живота, и ударил еще несколько раз.
Утром следующего дня мальчишка-курьер разносил газеты. Его звонкий голос раздавался на многими улицами. Разносил он газеты и на Парк-Роуд, что неподалеку от Риджент-парка, и на Глостер-Плейс, и, само собой, на Бейкер-Стрит.
- Сенсация! - кричал мальчишка, - снова убийство в Уайтчэпеле!
- Убийство в Уайтчэпеле! Недалеко от Степни-Грин парка найдено тело молодой девушки.
Утром за завтраком Холмс и его помощник мистер Джон Ватсон как раз были заняты обсуждением этой ошеломляющей новости.
- Что, опять Уайтчэпельский маньяк? - спросил мистера Холмса Ватсон.
- Ну, насколько я знаю, полиция к этому еще не приступила. Нельзя сказать, что это преступление именно его рук дело. Хотя, судя по описанию в газете, - тут Шерлок на какое-то время замолчал, вчитываясь в передовицу "The London Times", - да, преступление имеет схожий почерк.
- Уже третье убийство за последние десять месяцев. Третье!
- Я умею считать, дружище.
- И что вы намерены в связи с этим предпринять?
Брови мистера Холмса удивленно взметнулись вверх.
- А с чего вы взяли, что я собираюсь что-то предпринимать в связи с этим?
- Но как же? Убийства. Страдают мирные граждане. И в ваших, Холмс, силах, кстати, положить этому конец.
- Мне еще никто не поручал такого дела. Я сыщик! Сыщик, понимаете, а не филантроп. Да, я иногда помогаю безвозмездно, помогая расследовать полиции или частным заказчикам, в зависимости от ситуации. Но в данном конкретном случае не вижу необходимости проявлять инициативу.
С этими словами Холмс нацепил на вилку кусочек жареного яйца с ломтиком бекона - излюбленное утреннее его кушанье и стал с аппетитом жевать. Ватсон же, еще не ставший таким отчасти циничным, как его друг и старший напарник по проведению расследований, оставил на время еду и погрузился в чтение газетной статьи. По мере прочтения аппетит у него напрочь испортился, и Ватсон оставил намерение возвращаться к трапезе, хотя съел-то всего несколько ложек каши из ячневой крупы грубого помола, да запил ее половиной кружки кефира.
- А дело, тем не менее, если таковое в моей истории будет, обещает быть весьма занятным! - пробудил его от раздумий комментарий друга.
Ватсон чуть не поперхнулся от неожиданности, хотя в этот момент уже ничего не ел.
- Что у вас с нервами, мой дорогой друг? По-моему, вам нужен отдых. Знаете, как в этот сезон хорошо в итальянских Альпах?
Ватсон отвел глаза от передовицы "Таймс" и посмотрел на своего старинного приятеля.
- Возможно, вы и правы, Холмс. Да, все наши повседневные жизненные трудности порой не стоят ломаного гроша. И, тем не менее, позвольте заметить, мы снимаем квартиру в довольно престижном районе, одеваемся как положено приличным членам общества. Да и ко всему этому можем себе позволить поездку в Италию. А при всем при этом, всего в шести километрах отсюда, на Восточной стороне в трущобах Уайтчепела, многие не могут себе позволить каждый день поесть. Я уже не говорю про повседневные условия жизни.
- Ну-да, ну-да, - прожевывая очередной кусок, немного невпопад, кивнул головой Холмс.
- И я думаю, что это как раз и формирует среду, порождающую такое большое количество преступлений.
- Возможно, вы и правы, Ватсон. Но нам-то приходится иметь дело не с какой-то абстрактной "средой", а с конкретными нарушениями закона.
- А как вы думаете, Холмс, они в этот раз снизойдут до визита к вам?
- К нам, мой дорогой друг. Не абстрагируйтесь от меня. Ведь мы же напарники в расследованиях.
Под словом "они" Ватсон имел в виду представителей Скотланд-Ярда, то есть Британской уголовной полиции.
- Ну да, к нам.
- Трудно загадывать, в зависимости от того, как пойдет расследование. Да и будет ли еще подобный случай. Может - несколько недель, а может - и через пару часов.
Холмс как в воду глядел - не успели они с Ватсоном еще собраться на обед, как в дверь позвонил представитель Скотланд-Ярда, мистер Бенефикс, который служил помощником и делопроизводителем у Лестрейда.
Это случилось около половины второго, а на обед они присаживались обычно вместе, а это случалось в те дни, когда Ватсон не был занят на службе, в половине третьего. Мистер Бенефикс поприветствовал двух друзей, ставших уже коллегами по части расследований, и мистер Холмс пригласил его в гостиную.
После изложения всей сути событий, Бенефикс подытожил:
- Вот так складываются обстоятельства.
- Ну да, - как-то рассеянно ответил Холмс.
Вообще, надо сказать, что Холмс был рассеян только внешне. И это-то как раз свидетельствовало о его глубокой внутренней концентрации. Порой он мог переспросить у собеседника то, что пропустил мимо ушей, но услышанное во второй раз уже прочно встраивалось в цепочку его умственных рассуждений.
Пока Холмс не обладал достаточным объемом информации, чтобы делать какие-либо выводы. Все, о чем рассказал ему Бенефикс, он, собственно, знал и так, читая утренние газеты, а до остальных фактов тоже дошел сам путем простых умозаключений. Так что ничего нового представитель полиции ему не сообщил. Теперь только и оставалось, как осмотреть все на улице, именно на месте происшествия.
- Мистер Бенефикс, а Вы будете не против отобедать с нами?
- А сколько у нас времени, мистер Холмс?
- Через сорок минут присядем.
- Давайте так.
На обед у них был типичный английский обед: бульон с плавающими в нем кусочками мяса и овощей, на второе - смесь каш с беконом и вдобавок к ним бифштексом. Чуть погодя, по мелкобуржуазной традиции, в свое время укоренившейся у Холмса, ему подали очень крепкий и очень горячий чай, а Ватсону - кофе. Бенефикс также выбрал кофе. А кофе очень хорошо сочетается с трубкой, с крепким португальским табачком, до которого и Ватсон, и Бенефикс были большими любителями. Бросивший три года назад курить Холмс подвергался в эти моменты лишнему искушению, но ничего не имел против. "В конце концов, - решил он, - так и тренируется сила воли".
Наконец, все трое выдвинулись. У входа в Риджент-парк они поймали кэб, и весьма удивили кэбмена своим распоряжением отвезти этих приличных господ в Ист-Энд.
- Адрес? - уточнил извозчик.
- Степни Грин. Впрочем, дружище, остановись-ка лучше на перекрестке Майл-Энд Роуд и Степни Грин. Мы желаем пешком пройтись, - за всех троих ответил Бенефикс.
Кэбмен был очень удивлен, но желание заказчика выполнял беспрекословно. Обычно такие господа не гуляли без причины на Восточной Стороне, где порой можно было лишиться не только кошелька, но и жизни. Извозчик двинул свою повозку по одной из главных улиц района - Мэрибоул Роад, плавно перетекающую в Юстон-Роад, которая в свою очередь переходила в Сити Роад, и примыкала вплотную к Коммершиал-Стрит. Внезапно и вдруг закончились благоустроенные улицы, начались склады, работные дома и мастерские, мелкие лавочки. А дальше - на Уайтчэпел Роад, не говоря уже про Степни Грин, были сплошные трущобы и халупы.
Через сорок-пятьдесят минут кэб доехал до места убийства Энн Мередит. Было около половины четвертого вечера. Когда, последние десять минут, ехали уже по Уайтчэпелу, картина снаружи изменилась совершенно. Бродяги, нищие и попрошайки медленно поворачивали головы, провожая взглядом повозку, словно она была золоченой яхтой, приплывшей из совершенно другой жизни. Баловства ради дети, рано познавшие жизнь улиц, пытались догнать колесный экипаж, некоторые бросали камнями по колесам - была у них здесь такая забава. Но со временем им это надоедало, и они отставали, рассосавшись прочь по пыльным засаленным улицам, спрятавшись за закопченными стенами, навсегда впитавшими в себя прогорклый жир масляных ламп, душный чад каминов, зловоние кожевенных мастерских.
Наконец, прибыли на Степни-Уэй, пройдя чуть дальше, оказались на пятачке, соседствующим со Степни-Грин парком. Именно здесь накануне и произошло убийство незадачливой Энн Мередит, которая еще год назад мечтала обустроиться в столице Империи.
- Тело лежало здесь, - объяснял мистеру Холмсу полисмен. Когда приблизился Бенефикс, полисмен, вознеся руку к козырьку фуражки, отдал ему честь, - мы обвели месторасположение убитой, и засняли его. Снимки в лаборатории, и будут готовы сегодня около шести вечера.
- Кто обнаружил убитую? - спросил его сыщик.
- Местный лавочник, Беннет. Он около восьми утра отправлялся на работу, на Брик-Лейн.
- Можно я с ним побеседую? Беннет - это его имя или фамилия?
- Фамилия. Полностью его зовут Шон Бернард Беннет.
- О как! Он шотландец? - спросил Холмс, услышав имя "Шон" - шотландский вариант "Джона".
- Да, мистер Холмс.
- Ватсон, будьте добры, осмотрите-ка окрестности. Ярдах в двухстах-трехстах, дальше не заходите. А мистер Бенефикс, вам, как гражданское лицо я приказывать не могу, но просто прошу, не могли бы Вы выделить для моего друга и коллеги кого-нибудь из полисменов для сопровождения - райончик-то еще тот!
- Будет сделано, мистер Холмс.
Очевидно, Бенефикс получил от кого-то из вышестоящих распоряжение беспрекословно выполнять все просьбы и требования знаменитого сыщика.
- Ну зачем же так официально, Бенефикс?! Мы же коллеги по расследованию. Давайте уж общаться по-партнерски.
- Как вам будет угодно, - сдержанно ответил лейтенант Бенефикс.
- Кстати, как там Лестрейд? Будет выезжать на место?
- Нет. Мистер Лестрейд будет сегодня в участке до самого позднего вечера. А материалы из лаборатории доставят ему туда.
- Что ж, навестим тогда и мы его по окончанию осмотра.
После того, как осмотр места преступления был закончен, следственная бригада разделилась. Бенефикс, Холмс и двое коронеров отбыли в лабораторию судебной экспертизы, а доктор Ватсон в сопровождении постового патрульного полицейского приступил к опросу местных жителей. Выяснилось, что в течение последних дней местные видели одного незнакомого типа, который, казалось бы, без всякой цели шатался по местным улицам.
Закончив с опросом, Ватсон и его помощник отбыли с лабораторию Гринсбери при Скотланд-Ярде. Там Холмс, местный коронер и судмедэксперт уже вплотную занимались обсуждением первых результатов анализа.
Стало ясно, по характеру ранений, что предполагаемый убийца был довольно высок – не ниже шести футов. Также характер нанесенных повреждений говорил о том, что он был правша. Остались также и следы предполагаемой обуви, которые были сфотографированы и занесены в материалы по данному делу.
Но, так как это было не первое убийство, а уже третье, то Холмс запросил материалы по всем предыдущим делам. Дела, собственно, находились в «подвешенном» состоянии, и, как бы мы сейчас выразились, попали в разряд «висяков». Криминал в восточной половине Лондона расследовался крайне неохотно.
Только к десяти часам вечера Холмс и его помощник и друг Ватсон вернулись в свой район. Шерлок не пошел сегодня в бильярдный клуб – было уже поздно. Поэтому они ограничились легким ужином, игрой в покер и отходом ко сну.
- Итак, в окрестностях видели незнакомого типа? Что вы нарыл за тот час, опрашивания местных, а, Ватсон?
- Да, собственно, ничего.
- Ватсон, мы не первый год занимаемся вместе расследованиями. И я иногда тебе удивляюсь. В таких делах каждый пустяк имеет значение. Что значит ничего?
- То и значит. Никто из местных не мог дать подробное описание этого типа. Район рабочий, все заняты своими делами. Кто - работает по пятнадцать часов в сутки, кто - попрошайничает и скитается в поисках ночлега.
- Ты говорил с разными лавочниками и хозяевами мелких мастерских. А с бродягами общался?
- Да я как-то...
- Я понимаю, дорогой друг, тот социальный круг - то еще болото. Но, раз нам доверились, надо использовать все возможности.
- Так думаешь, что тот тип, который там слонялся, и есть?..
- Откуда я знаю, как думать, Ватсон?? У меня и так крайне мало информации! Осмотрел место происшествия?
- В общих чертах.
- Как лежало тело убитой, можешь описать? Головой или ногами к дереву? Какие-либо следы были на месте? Где ближайший фонарь? Куда падает тень от фонаря ночью? Близ тела есть ли следы волочения?
Ватсон замялся.
- Да, полевой работник из тебя пока никакой. Но, Джон, ты хороший аналитик. Используй это.
- Начнем с того, что преступление совершил человек. О его моральных сторонах мы говорить не будем. Все люди оставляют следы.
- Верно подмечено, Ватсон. И не только следы в прямом смысле слова - отпечатки обуви на земле. Есть ведь замятия одежды, отпечатки пальцев, указания на рост человека по месторасположению ранений.
- Холмс, завтра ведь будут готовы первые итоги судмедэкспертизы.
- А я и без экспертизы скажу несколько важных вещей. Удары ножом нанесены в правую часть корпуса жертвы и под соответствующим углом. Следовательно убийца держал нож в левой руке.
- Так получается, что он левша? Поиски резко сужаются, левшей ведь заметно меньше!
- Это еще не дает нам стопроцентной гарантии. Например, он мог работать левой рукой в силу обстоятельств, схватив жертву правой. (Хотя большинство правшей сделает это наоборот). Либо его правая рука была временно поранена, травмирована. Это тоже надо учитывать.
- Либо в других случаях схватки, когда жертва оказывает сопротивление.
- Да не было практически сопротивления. Его могла оказать молодая и крепкая девушка, но этого не произошло. Очевидно, она была до такой степени испугана...
- Значит, получается, что как только тот тип возник перед ней, она сразу же поняла намерения убийцы?
- Возможно, что и так. Женщинам обычно свойственны интуитивные прозрения. Свойственны больше, чем мужчинам. И, если она в какой-то степени предвидела свой последний час, могла быть и парализована страхом.
- А не допускаешь ли ты, что преступник может иметь такую отталкивающую внешность, что в совокупе с его намерениями, своеобразным выражением лица она и распознала в нем в свои последние секунды в нем убийцу.
- Хм, возможно... Но давай пока не будем делать поспешных выводов из его гипотетической злодейской внешности. Может, наоборот - его лицо крайне серое, неприметное, среднестатистическое. Встретив такого в толпе, через десять секунд забываешь его внешность. Может, благодаря этому он может и отводить от себя подозрения неопределенно долго...
- Кто знает?..
- Во всяком случае, прервем цепочку наших рассуждений до завтра. До моей поездки в Скотланд-Ярд.
18 ноября...
- Мои умозаключения подтвердились. Ранения были нанесены левой рукой. Второе, что не так очевидно - убийца высокий. Ростом не ниже 6 и 1/4 фута. При этом - важно! - имеет сравнительно небольшой размер обуви. Вот у Вас, Ватсон, какой размер обуви?
- 10 и 3/4 дюйма.
- А рост?
- 5 футов 9 дюймов.
- А у меня 11 дюймов при росте 5 футов 8 дюймов.
- А у подозреваемого?
- 10,5 дюймов при росте в шесть футов!
- Вот так номер!
- Это, конечно, в том случае, если на месте преступления были только его и жертвы следы.
- Ну, за неимением ничего другого и для упрощения дальнейших умозаключений будем исходить из предположения, что это факт.
- Примем этот аргумент.
- Теперь вот что: Лондон огромен, и на каждом углу, под каждым деревом патрульных не поставишь. Но необходимо иметь своих информаторов. У меня, к примеру, их много: уличные мальчишки, разносчики газет, некоторые кэбмены, кое-какие мелкие лавочники. У тебя, Ватсон, есть подобный штат?
- Пока нет.
- Надо расширяться, и желательно обзавестись своими осведомителями. Я понимаю, что тебе порой нравится работать со мной на подхвате, но... Но свои уши тоже надо иметь. Этим и займись с сегодняшнего дня.
- А как же мне это сделать?
- Ну за просто так сливать информацию никто не будет. Попробуй разговорить каких-либо бродяг за угощение, сытный ужин, какие-либо еще блага. В Уайтчэпеле полно народу без работы. Они будут рады любой новой возможности, причем за минимальную сумму.
- Ни разу еще этим не занимался, Холмс.
- Ну, все когда-нибудь происходит впервые, - саркастически усмехнулся Шерлок, - так и быть, первый раз пойдешь со мной!
На следующий день, Холмс и Ватсон, переодетые мелкими ремесленниками, в своем рабочем прикиде, как и полагается жителям Восточной стороны, брели по Коммершиал-Роуд.
- Вот и рабочий лондонский люд во всей красе! - отметил вполголоса Холмс, - тоже не зевай и смотри по сторонам. Нам надо найти того человека, который подходит для этой цели. Желательно поближе к месту недавнего происшествия.
- Черт! - чуть не упал Ватсон.
- Аккуратнее! Внимательнее надо быть, дружище. Я сказал "смотреть по сторонам", но и под ноги не забывай!
Ватсон тем временем отошел к тротуару и оттирал ботинок о какой-то сомнительной гадости непонятного органического происхождения, которая могла быть и конским навозом, и гнилыми пищевыми отходами, или чем-то еще. Затем доктор принялся догонять своего старинного приятеля.
- Этот нам не подходит, - кивнул Холмс на опустившегося "синяка" в каком-то тряпье, слонявшегося в поисках не то еды, не то выпивки, не то подаяния, - он наверняка не помнит как его самого-то зовут.
Увидев двоих "мастеровых", страшного вида бродяга сделал было к ним шаг, но не решился подходить. Они чуть замедлили ход, но Холмс, шедший теперь сзади, настойчиво подтолкнул приятеля в спину:
- Не мешкай, двигай дальше. Перед такими типами лучше не останавливаться.
Бродяга долго смотрел им вслед.
Вслед за ним на не очень многолюдной улице Холмсу и Ватсону попалась на глаза девушка молодого возраста, не старше двадцати трех лет, очевидно, работающая служанкой у субарендатора местной харчевни. Она, как правило исполняла роль не только прислуги и горничной, но и "девочки на побегушках" для самых разных поручений. Она подозрительно посмотрела на них, идя своей дорогой.
- Она нам тоже много не расскажет, Джон! - обращаясь к своему другу Ватсону, сказал Холмс. Своего напарника по сыску, будучи в этом районе он называл не по фамилии, а по имени, - слишком аристократичные замашки здесь ни к чему, - чересчур молода и застенчива. Такие обычно не слишком разговорчивы. С незнакомыми людьми держат дистанцию.
- Ну надеюсь, мы кого-то найдем и разговорим! - подал надежду Ватсон.
- Ну и я надеюсь!
Осматривая окрестности, они отошли от Коммершиал-Роуд и петляли по узким улочкам Пламберс-Роу, Кок-стрит, прошли по Филдгейт-стрит, перетекающую в Степни-Уэй. Перед перекрестком Степни-уэй с Кавелл-стрит из-за двух мусорных баков отделился здоровяк. Лицо его густо заросло щетиной, двух передних зубов не хватало. Бродяга скалился, показывая дыру в ряде зубов. Глаза смотрели хищно и зорко. В правой руке он держал нож самодельной выделки с ручкой выструганной из орешника.
- Господа, таможенный сбор! - с хрипотцой гикнул он и зловеще усмехнулся. Пять футов с каждого - и полная свобода передвижения.
Холмс с Ватсоном переглянулись. Шерлок Холмс, прежде, еще в молодости, живший в Глазго, в самом босяцком районе, привык к подобного рода ситуациям. Рэкет на тех улицах был не в новинку. Холмс, уже догадываясь, что деятели подобного рода работают не в одиночку, искоса посмотрел на тылы. Но сзади пока никого не было.
Ватсон не сводил взгляда с ножа. Похоже, он еще не бывал в таких переделках. Но в таких случаях лучше смотреть прямо перед собой, охватывая взглядом как можно больше пространства, периодически оглядываться, и действовать решительно. Что и было проделано. Как всякий уважающий себя ремесленник он носил с собой рабочую сумку, а Ватсон - чемоданчик, точнее, ящик, в которых обычно носят инструменты. Поверх ящика между ручек лежал строительный уровень: металлическая длинная планка с пузырьком посередине. Очень кстати Ватсон с этим ящиком расположился по правую руку Холмса. Холмс быстрее молнии выхватил железную планку, и, не меняя ее направления, ткнул незадачливому грабителю в область солнечного сплетения. Грабитель сложился буквой "Г", Холмс, быстро оглянувшись, убедился в отсутствии тыловой атаки, оставил Ватсона оглядываться, стоя на стреме, а сам сгреб грабителя за шкирку, для верности добавив ему ногой в пах.
Полминуты поговорив с "потерпевшим", Холмс махнул Ватсону:
- Джон, похоже, это один из типов, кого мы искали!
Его друг и напарник подошел ближе.
- И вы хотите сказать, что он поделится с нами информацией?
- Ну, Джон, это как попросить! Но мы ведь хорошо попросим, правда? - с этими словами Холмс надавил коленом как раз туда, куда угодил незадачливому грабителю строительный уровень.
Грабитель отводил лицо и хрипел. Похоже, Холмс переборщил с нажимом. Но ничего, тот сам первый нарвался. Иди он своей дорогой - и ничего плохого бы с ним не случилось. Но, похоже, варнак уже созрел и был готов к откровенному разговору.
- Все, все, джентльмены! Хватит! Я понял свою ошибку... Что вы от меня хотите?
- Ты посмотри, какой разговорчивый стал! - не выходя из образа, продолжал Холмс, - а ведь не более чем пять минут назад, ножиком грозил! Ножиком угрожал и порезать хотел, а? Наверняка хотел, не будь мы тебе не по зубам.
Нож уже тем временем валялся в пыли этого тесного переулка, придавленный левым ботинком Холмса.
- Да хватит уже! Я больше не буду. Отпустите, джентльмены.
Ватсон, хоть и не обладавший избытком смелости и инициативы, но владевший определенными задатками импровизации, решил немного поразнообразить "игру". Он, словно невзначай, отвернул полы своей "рабочей" одежды, под которыми проступил строгий твидовый костюм, и чуть заметно приподнял из кармана этого костюма револьвер.
"Все, я влип. Эти джентльмены из полиции!" - промелькнуло на лице у местного разбойника, который теперь казался уже совсем не страшным, и производил, скорее, жалкое впечатление.
Холмс вполоборота обернулся к другу и подмигнул ему, а затем сдвинул брови и чуть заметно покачал головой. Ватсон понял смысл этого жеста: "Все в порядке дружище, но не переигрывайте!" Доктор снова запахнул одежду, превратившись в необычно чистого и опрятного работягу. Холмс, наконец, прекратил наседать на разбойника, и дал ему спокойно подняться.
- А теперь идем со мной! - увлекая его чуть впереди себя, сказал он. Тон был такой, что невозможно было ослушаться. И как он только превратился из лощеного джентльмена с престижной Бейкер-Стрит в холодного, решительного и бескомпромиссного сыщика? Но это, у Холмса, похоже, талант.
Отделавшийся испугом грабитель, конечно же, не пожелал становиться информатором у полиции, но другого пути у него, похоже, не было. Впрочем, это как подойти к человеку. Но Холмс - такой мастер, - к любому найдет подход. Через четверть часа они уже сидели в одной забегаловке на соседней улице за ланчем.
Захваченный ими «в плен» незадачливый грабитель назвался Сэмюэлем, или, говоря попросту – Сэм. Ну, собственно, грабителем он себя не считал. По его «индивидуальному» кодексу чести у клиентов он забирал не все, а только часть – ту, что клиент решит с ним поделиться. Своя такса существовала для всех жителей улицы, которых он обложил своеобразной «данью».
За кружкой кофе Сэм разоткровенничался о многом. Например, о том, как тяжело простому ремесленнику в бедняцких кварталах Восточной Стороны, где с мастеровых людей дерут втридорога, не оставляя денег даже на нормальное пропитание. А в его правилах – брать только часть. Сам он когда-то начинал сапожным мастеровым. Но со временем дело совсем исхудало и перестало приносить доход. Еще какое-то время он перебивался случайными заказами, а потом и вышел на «большую дорогу».
- А ведь ножик неспроста ты такой справил? – интересовался Холмс, - с мастером не сведешь?
- А что, джентльмены, уж не конкуренцию ли мне составить надумали? – съязвил грабитель, но тут же понял, что сморозил лишнее. Эти непростые господа, которые сейчас его угощали кофе, могут осерчать, и выкинуть его на улицу без гроша в кармане. А то и самого его разденут, как липку, благо, как минимум у одного  револьвер имеется.
- Понимаешь, дело у нас тут одно. Один толстосум на западной Стороне увлекается холодным оружием. Коллекционирует. Ну, а поскольку мастер, судя по изделию, знатный, я думаю постоянный, пусть пока и небольшой, поток заказов ему нелишний будет!
- А нельзя ли это через меня все проделать? – в расчете на собственную выгоду поинтересовался Сэм.
- Нет, дружище, вот это нельзя. Тут у нас свой интерес. Пока не скажем, какой.
Минут через десять вся троица снялась с места и направилась в переулок Фраинг Пэн. Сэм шел чуть впереди, а наши герои – за ним. Через двадцать минут они были уже на месте. Зачухонная как снаружи, так и изнутри мастерская представляла собой приземистую одноэтажную пристройку к двухэтажному зданию, не менее убогому.
Открыв скрипучую дверь, визитеры попали, несмотря на солнечный день на улице, в прокуренный полумрак полуподвального помещения, сквозь маленькие, запыленные и забранные решетками окошки которого, расположенные прямо под потолком, проникало так мало света.
- Билл, здорово, это Сэм! – подал голос пришедший.
Мастер оторвал взгляд от полузаготовок, лежащих на столе, и поднял голову навстречу новоприбывшим.
Взгляд его не выражал особой радости, а только намекал на определенный интерес, ровно на тот, насколько был заинтересован в новых заказах владелец небольшой частной лавочки в этом Богом забытом краю.
Хозяин пожал руку пришедшему Сэму, а затем перевел взгляд на вошедших за ним.
- Эти господа с тобой?
Пока он не торопился пожимать им руку. Эти двое вошедших, несмотря на свою рабочую одежду, не составляли одного целого с рядом живущих здесь обитателей. По манере ходить, держаться, по взгляду, это были гости совершенно иного мира – мира свободных, сильных, цивилизованных людей.
Это хозяин мастерской почувствовал сразу, так как по роду своей деятельности имел широкий круг общения и за долгий период своей практики научился неплохо разбираться в людях. Так что рабочая одежда гостей не смогла сбить его с толку. Но внешне он никак вида не подал.
- Что хотите, джентльмены? – нейтрально спросил у них он. А в голове у него тем временем роились самые разнообразные мысли, одна страшнее другой. «А может, это шпики? Полицейские агенты, которые подцепили на крючок Сэма? Говорил же я ему, что этот промысел ничем хорошим не кончится! Говорил, да что толку! Еще и меня за собой утянет! Ко мне тут тоже разные «веселые» типы ходят с заказами изготовить то нож, но еще чего покруче. Ну свинью мне подкинул Сэм!»
- День добрый! – начал разговор Холмс, - я Шерлок Баррет (назвался вымышленной фамилией знаменитый сыщик), а это, - кивнул он на своего спутника позади, - Джон Уолкер.
Холмс представился и сделал паузу на несколько секунд, пока не говоря ни слова, внимательно глядя на своего собеседника. Тот умело скрывал свои эмоции, но наблюдательный Холмс заметил, как у его визави пару раз дернулось веко. «Он волнуется! Значит, есть отчего!»
- Так что вам угодно, господа? – вопрошал владелец, и он же - работник мастерской.
Глаза его уже чуть заметно забегали. Это он перевел взгляд на своего давнишнего знакомого Сэма. Тот отвел лицо в сторону. Это очень не понравилось Биллу. Такое чувство было, как будто он не потенциальных клиентов к мастеру привел, а сдал его полиции со всеми потрохами. И еще это приветствие… Вот уж воистину не ввела его в заблуждение одежда! Так обычно, включая полное имя и фамилию, приветствуют вас представители власти. Которую ты не очень хочешь сейчас видеть.
Билл решил вернуть инициативу в свои руки, хотя ситуация ему нравилась все меньше и меньше.
- А не из полиции ли вы, господа? – спросил у новоприбывших он.
- А что, есть основания ждать полицию? – ответил Холмс.
- Да… нет. Это я, ну, скажем, предположил.
- Проницательный вы, однако, - ответил ему великий сыщик.
- Так из полиции, да?
- Таки нет, - не спешил раскрывать карты перед ним Холмс. В зависимости от того, как сложится разговор с владельцем мастерской, он не спешил откровенничать первым.
- Пройдемте за стол, разговор есть, - предложил ему "Джон Уолкер".
Минут десять прошло, как двое сыщиков ввели хозяина мастерской в курс дела. Конечно, всей правды они ему не раскрыли - все незачем знать. Даже Лестрейду Холмс сливал не все. А уж этому персонажу за глаза хватит то, что во-первых, к нему с заказами обращаются мутные типы. Во-вторых, он живет в опасном районе и, возможно, видит этих самых типов почти каждый день, а с некоторыми - очень хорошо знаком. Ну и третье - кое-кто из его клиентов имеет не очень хорошую репутацию в полиции, кто-то - на учете в  полиции, а кто-то - давно разыскивается.
- Как, вы говорите, Вас зовут? - уточнил Холмс, - только полностью.
- Уильям Винчестер Макбраун.
- Так вот, Уильям Винчестер Макбраун, известно ли Вам то, что происходит на этих улицах последние несколько месяцев?
Билл плохо понимающе кивнул. Каким-то неопределенным вышел кивок...
- Что вы имеете в виду, господа?
- У вас орудует убийца.
Билл снова кивнул:
- И, возможно даже, не один. Согласен, Уайтчэпел - настоящая клоака Лондона. Но что делать? Не всем ведь жить в Сохо и в Сити, разгуливать по золоченым театрам и роскошным ночным клубам.
- Я не про это сейчас. Если вы не слышали про этого убийцу, что вряд ли, я вас сейчас просвещу. Он убивает женщин. Женщин, не обремененным излишними моральными принципами.
- Ах вот вы о чем... Уайтчэпельский маньяк. Да, у нас поговаривают об этом, - рассказывал Билл, - но сами понимаете, люди мы простые, газет и книг не читаем. Книг по бедности не имеем, а газеты читать, уж извините, некогда. Работа, работа... Все она, проклятая.
- А так ли это плохо? - подал голос Ватсон в образе Джона Уолкера, - по крайней-то мере вы не голодаете, в отличие от большинства здешних обитателей.
- Это неплохо, и хорошо, когда работа есть, - заметил Билл, - но чем именно я все-таки могу быть вам полезен?
- А я вам сейчас объясню. Помните такого, рыжеватого с залысинами. С небольшим брюшком и корявыми кривыми руками.
- Ну да, - неопределенно, в присущей только одному ему манере, кивнул Билл. И сразу же понял, что попался.
- А знаете, кто это? Это - Ричард Вернон, более известен здесь, как Рикки Кривое Ухо. Две отсидки, семь доказанных фактов ограблений и одиннадцать недоказанных. Два покушения на убийство. Между прочим, ваш клиент. Наверняка именно ваш!
- Ну допустим. Но я же не знаю, для какой именно цели они используют холодное оружие. Может,  этот - просто коллекционер.
- Угу, коллекционер судимостей! - парировал Холмс.
- А, может, знаете такого: коротышка, одна нога короче другой, глаза навыкате, косматые брови, мясистый нос, обвислые щеки?
- Может, знаю... А может, и нет.
- Это Джеймс Бартелл. По прозвищу Джимми Воробей. Предпочитает короткие стилеты. Пять доказанных случаев. Три случая нанесения увечий жертвам. На четвертый раз жертвой чуть не стал сам - не рассчитал объект нападения. Его тогда контузило маленько. С тех пор в местных криминальных кругах за ним закрепился расширенный вариант клички: Джимми Ощипанный Воробей, или же, короткий вариант - Ощипанный. Его бесит подобное имя, и, если вы рискнете его им назвать, не исключено, что нарветесь на стилет. Один раз подобный стилет был утерян на месте преступления - в тот самый памятный четвертый раз, когда самому Воробью пришлось уносить ноги, чтобы ему не повыдергали все перья, или же не подсадили на его собственное "перо". Там он его и оставил. Кстати, почти как ваш! - Холмс указал на стеллаж, на котором были полуфабрикаты изделий. Стилет подобного типа красовался и здесь, но только без рукояти. - А, полюбуйтесь, дружище Уолкер.
"Уолкер", то есть, Ватсон, чуть заметно кивнул.
- Так вот, уважаемый. Доказанных нескольких фактов, я думаю, хватит, чтобы привлечь и вас как соучастника. При удобном случае и это будет доказано. Но Вы можете облегчить свою участь. Меня сейчас не волнуют ни Рикки Кривое Ухо, ни Ощипанный. До них дойдут руки у полиции. Меня интересуют прежде всего вот это:
С этими словами сыщик протянул  Биллу лист, где умозаключениями полицейских инспекторов Скотланд-Ярда был и обозначен приблизительный рисунок кинжала, которым, и были, вероятно, зарезаны жертвы Джека Потрошителя. Рисунок был примерный. Орудия преступления на месте не нашли, но судя по характеру и глубине ранений, они могли бы быть нанесены чем-то подобным. В Скотланд-Ярде тоже сидят классные специалисты и не лаптем щи хлебают. Так что изображению кинжала на схеме Холмс доверял с высокой долей вероятности.
И поставил вопрос ребром:
- Вы делали нечто подобное?
Билл некоторое время рассматривал рисунок.
- Я не могу так сразу сказать. Ведь я уже сделал много разных заказов. Среди сделанного мною есть ведь не только оружие. Я изготавливал подсвечники, кованые фонари, всякую ручную ковку... Столовые принадлежности. Делал как-то и большой кинжал, только он... сувенирный.
- Что значит сувенирный? - не понял Холмс.
- Ну, то есть, годится только как украшение. Им нельзя порезать, нельзя использовать как оружие. Во-первых, он латунный. Целиком. Его даже заточить толком не получится. Хотя, если на то пошло, пырнуть кого-нибудь вполне можно.
- Да нет, все это не то, - произнес сыщик. И замолчал, думая, на что же еще обратить внимание.
- А, вот еще что, - вспомнил Холмс, - а какие-нибудь нетипичные не заказы, а именно заказчики были?
- Что значит нетипичные заказчики?
- Бросьте, старина! Я примерно представляю вашу клиентуру. Это или ремесленники, либо рабочие, обосновавшиеся и живущие здесь, либо подозрительные, даже на первый взгляд полукриминальные типы с сомнительным прошлым. Эти, последние, могут быть "залетными" и два раза, как правило, не обращаются. А не было ли случая, чтобы обращался, кто-нибудь не из местных, и в общем, такой... Словно не из здешнего круга. Какой-нибудь интеллигент. Вспомните-ка, дружище.
- Не, таких не было.
- Я так и думал! - воскликнул Ватсон.
- Сейчас мы уйдем, а вы, Уильям, подумайте над моими словами. Вполне возможно, что-нибудь, да вспомните. Человеческая память, она штука такая... Необычная. Вроде, в повседневной жизни не обращаешь внимания на какой-то нюанс, а пройдет пара дней... И этот факт уже играет первую скрипку. Обычно насиловать свою память бессмысленно, надо ей просто не мешать.
С этими словами сыщики ушли, оставив вместе в мастерской двух старинных приятелей.
- Вы произвели сегодня впечатление, Холмс.
- На кого?
- Да хоть на этого Билла. На Сэма тоже. Ну и, конечно же, на меня.
- Главное, чтобы толк был, - буркнул Холмс, - я тут не впечатление производить прописался. Наше дело - постараться раскрыть убийство. Ну, или хотя бы оказать посильную помощь полиции.
- Но ведь ты иногда блестяще, в отличие от полиции, и в одиночку справлялся с такими делами!!!
- Ну, во-первых, дорогой Ватсон, не в одиночку. Свой штат осведомителей у меня всегда был. Знакомый мой эксперт из Скотланд-Ярда всегда ставил в известность о результатах меня первым. Так что, каким бы гениальным сыщиком вы бы не были, а связи на "земле", всегда, дружище, нужны. Заметь, опытные сыщики всегда работают в тех местах, в которых выросли. И это имеет под собой реальное обоснование. Приезжий же может не знать каких-то местечковых особенностей, которые и натолкнут его на верный путь в расследовании. Так что знание местности плюс агентура плюс хорошие связи с влиятельными людьми - вот он залог успеха в наших порой скорбных делах.
Они прошли по Коммершиал-Роуд еще несколько кварталов.
- Ватсон, а внимательно ли ты наблюдаешь за местной жизнью? Пристально ли смотришь на лица? Что-нибудь бросается в глаза?
- Да все вроде как обычно, Холмс.
Ватсон еще помолчал, собрался с мыслями:
- Да все как всегда. Я решительно ничего нового, необычного не замечаю.
- За нами следят.
Ватсон вздрогнул.
- Тихо, дружище, не оборачивайся.
- Почему так думаешь? - выждав паузу, прошептал доктор.
- Потому что я вижу. Я вижу и чувствую улицу. В отличие от тебя, Джон.
- Так что теперь? Как поступим?
- Да как обычно. Расслабься и идем, как шли.
- А если?..
- Не волнуйся, Джон. Я контролирую ситуацию.
- А кто это, Холмс?
- А не обратил ты внимание на типа неподалеку от мастерской Билла Макбрауна? Это очкарик, среднего роста, в сером плаще ниже колен. Аккуратный, с бородкой.
Ватсон напряг свою память. Действительно, некий господин в вышеописанной одежде, довольно нетипичной для Восточных кварталов, промелькнул в памяти Ватсона.
- И теперь он идет за нами?
- Шел. Отстал за квартал отсюда.
- Да уж, действительно. Но я как-то шел, не оборачиваясь.
- И я не разу не оборачивался. Просто надо развивать глаза на затылке.
- Это как? - чуть не поперхнулся Ватсон.
- Шучу, дружище. Это в переносном смысле. Некоторое время спустя, при наличии полевой работы я научу тебя некоторым своим трюкам. Кстати, у мастерской этот тип встречался нам в этот день не впервые.
- А когда первый раз?
- Незадолго до стычки с незадачливым грабителем и мелким рэкетиром Сэмом.
- Вот это да, Холмс!
- Да уж, как-то так...  Но это мы отвлеклись. А теперь у нас дорога к судмедэксперту Скотланд-Ярда. Мне тут доставили весточку от него.
- Что-то новое?
- Определенно.
Минут через тридцать они уже были на площади, ограниченной улицами Сэйнт Ботолф Стрит и Дюкс Плейс. Здесь Холмс был знаком с владельцем одной лавочки, и именно здесь они переоделись в свою привычную одежду. На ближайшую неделю их миссия на Восточной стороне была закончена. Эта площадь была как бы своеобразной точкой разграничения. Здесь бедные кварталы ремесленников, нищих и трущоб заканчивались, и начинался другой район города. Собственно, какой-то резкой границы между Западным и Восточным Лондоном не было, как не было какого-то административного деления на районы. Но, тем не менее, такие участки были, и были те места, куда полиция не рисковала приезжать даже днем.
Люди Холмса, как и агенты полицейской службы, дежурили на своих обычных местах. В Уайтчэпеле теперь несли наружное наблюдение около шестидесяти агентов полиции, переодетых в штатское. На одной только Леман-Стрит их было пятнадцать. А у Холмса были тут свои осведомители. Правда, не в таком количестве.
- Холмс, а ты уверен, что преступления там совершает кто-то из местных?
- Да. Причем не просто из местных, а именно тот, кто родился и вырос там. Кто знает там каждую подворотню, каждую нору, каждый тупик, каждый потайной проход. Только при этом условии он может оставаться такое долгое время незамеченным.
- Н-да, очевидно, это так. А как же мы будем его искать? Есть ли уже какие-то предпочтительные направления?
- Расслабься, Джон. Искать и наблюдать теперь будут расставленные нами и полицией люди. А мы будем в основном координировать ситуацию. Анализировать поступающие данные. Ну и, сотрудничать с полицией, разумеется.
- Холмс, а мог бы ты составить его психологический портрет?
- Об этом пока рано судить. Слишком рано. Логику маньяка порой понять слишком сложно. Она у них порой слишком изощренная. Но в этой изощренности есть свои определенные правильные и логические черты.
- И тем не менее, какой же первичный импульс толкает его на преступление?
- О-о-о, дружище! Поверь, если б кто-то нашел ответ на этот вопрос, как маньяка очень быстро бы изловили! На такой мотив, боюсь, влияет и его сиюминутное настроение, и то, с какой ноги он встал, и то обстоятельство, что его кто-то толкнул на улице, а также положение звезд, комет, нефриты и джинны. Поверьте, первопричину, этот самый импульс вообще не выловить!
- А что мы можем выяснить?
- Вот что мы можем выяснить, это его психологический склад. Вот на эту тему мы с тобой можем спокойно и обстоятельно пофантазировать. К примеру, может у него сидит давняя обида за что-то…. Может, он таким образом выражает протест против несправедливого, на его взгляд, устройства общества. Может, он хочет наказать социальное окружение за его пороки. Может, он хочет искоренить такой порок, как проституция. Но это все причины… побуждающие его. А вот на психологическом портрете хотелось бы остановиться отдельно. Я думаю, на типичного грабителя или убийцу он не похож. Думаю также, что вряд ли имеет отталкивающую внешность.
- Вот как…
- И обрати внимание, что такие типы, как давешний Сэм, давешний Билл… У них все на лице написано. Нет! Тут дело более тонкое. И Сэм, и Билл, представляют собой гнилую социальную среду Уайтчэпела. Они сами – составляющие этой мерзкой среды. Они – обитатели. Они – порождение этого района. Этой бедноты, этой безысходности… А он же… Поймешь ты меня или нет, Ватсон, но этот тип считает себя в чем-то выше, чем простые обитатели района. И этот факт одновременно делает его неуловимей и ужасней. Мне так думается, что он убежден, что заслуживает большего, чем гнить в этой среде. Он каким-то образом, своим убежденным подсознанием, хотел бы вырваться, «выломиться» из этой среды, но пока не знает, как это сделать. Это приводит его к фрустрации невозможности понимания ситуации и выбора средств на этот счет, и он стремиться выделиться через какой-то громкий поступок. Громкий и неординарный! Тот, что выделит его из среды, из этой серой массы, из этого болота, что варится в своем соку.
Что же касается внешности, то он может быть совсем заурядным типом. Может, серой мышкой. Может, своим в доску. Может, даже, симпатичным и притягательным парнем! Словом, тут возможны варианты. Так что внешность – это не показатель.
- А как тебе тип, который шел за нами позавчера?..
- Ах, вот, ты о чем, Ватсон. Используя мой способ, ты его хорошо рассмотрел?
- Высокий, не менее шести футов. Волосы светло-русые. Лицо внешне непримечательное. Светлый плащ до колен. Больше ничего заметить не удалось.
- Но, на твой взгляд, он может являться подозреваемым?
- Почему бы нет?
- Знаете, мой дорогой друг Ватсон, наше расследование сейчас никак не продвигается.
- Но мы ведь занимаемся в основном логическими допущениями. А маньяк, как ты вчера выразился, живет в том районе, знает каждую щелку, знает особенности улиц. Нам трудновато придется. Он до поры-до времени никак себя не проявляет.
- Поэтому я хочу предложить другой вариант.  Тот вариант, который его спровоцирует на новое преступление. Надо, чтобы он вышел из точки равновесия, психанул, поддался на импульсивный поступок.
- Так, и?
- Я предлагаю на живца.
- О как! И есть кто-то на примете? Ну, та, которая сыграет роль жертвы?
- Да. Это Джейн Бигстон. Невеста моего давешнего приятеля, что неподалеку отсюда держит оловянную лавку.
- А к вопросу о ее безопасности…
- …Я подошел достаточно ответственно, - закончил Холмс реплику приятеля, - мы сегодня же ее введем в курс дела.
Через полчаса они были уже на соседней улице, и Шерлок беседовал с молодой миловидной барышней, которую звали Джейн. Ей было на вид около двадцати пяти, а по паспорту – двадцать девять. Всю операцию по подготовке планировалось уложить в пять дней. Потом пойдет непосредственно внедрение. Ну, «внедрение» - это, в принципе, громко сказано. Но, чтобы вжиться в социальную среду и тамошние особенности, надо было провести какое-то время на улицах Восточной стороны. Понять жаргон, обычаи, нравы и ценности местных жителей, чтобы соответствовать намеченному образу.
...Поздним вечером 2 декабря одинокая девушка направлялась по Брик-Лейн, идущей параллельно главной улице квартала Леман-Стрит. Редкие прохожие попадались ей навстречу. На улице было очень темно, да еще подступившая облачность делала темноту осязаемой, хоть глаз выколи. Иногда сквозь мглу проблескивали огни сравнительно недалекой Леман-Стрит, но они, как мираж оазиса, быстро рассеивались среди местных тупиков и переулочков, временных, наспех возведенных сооружений, и постоянных строений, которые являлись теми же трущобами, только побольше размером. Свет фонарей терялся среди нагромождений пустых бочек, деревянных коробок из-под сырья, которые работники мастерских обычно оставляли у боковых выходов, и эти самые коробки постепенно наполнялись мусором. Пустующие же ящики тоже обычно не пустовали, и в них обычно ночевали бездомные - взрослые, дети и подростки, без разницы. "Жители поневоле" обычно затягивали верх ящиков тряпьем от дождя, в них же и спали. Очень неплохим, по местным меркам, являлось наличие в этом, с позволения сказать, жилище, какое-то подобие мебели.
Отсутствие каких-либо зеленых насаждений также являлось заурядной приметой этих бедняцких кварталов. Так что шаги одиноких прохожих, в поздний час коротающих дорогу, гулким эхом разносились по улице, частенько тревожа обитателей местных трущоб. Из темноты то справа, то слева кто-то вздрагивал, кто-то охал, мелькали в темноте какие-то непонятные тени, быстрое шуршание каких-то грызунов, скорее всего, крыс. Улица тревожно реагировала на нарушение покоя. Тревожно как для того, кто шел переулком - в разыгравшемся воображении позднего прохожего чудились до зубов вооруженные разбойники, притаившиеся за каждым углом, так и для здешних забитых и потерявший человеческий облик обитателей - они тоже боялись буквально всех - воров, грабителей, полицейской облавы (хотя полиция обычно не рискует появляться на этих улицах даже днем). Таков здешний мир. К нему можно притерпеться, с этим можно смириться, но к этому нельзя привыкнуть. Это засасывающее болото Уайтчэпела. И где-то здесь, не зная покоя, бродит Уайтчэпельский маньяк, которого гораздо позже окрестили Джеком Потрошителем.
Джейн вот уже неделю жила в съемной комнатушке на Кок-Стрит. Здесь она уже освоилась с нравами местных жителей. С наступлением долгих осенних вечеров она обычно отправлялась бродить по району, естественно, под прикрытием. Она отрабатывала свою легенду проститутки. Тут было немало трудностей - сопровождали ее агенты полиции, они же отгоняли особо назойливых клиентов. Некоторых шпиков посылали прямо к ней - они-то и играли роль клиентов. Но в данном случае все было понарошку. Просто нельзя было допустить, чтобы у местных жителей появилось подозрение на счет нее - "ненастоящей" проститутки. В таком скученном районе слухи распространяются быстро. Надо, чтобы она также изучила разветвленную сеть местных улочек, переулков, потайных и дворовых ходов, в которых запутается даже коренной обитатель района. А еще ей требовалось постоянно быть начеку. Хотя Уайтчэпельский маньяк, похоже, в этот раз надолго затаился. Может быть, нутром почуял возникшую для него опасность.
Так что основными местами работы Джейн были теперь окрестности улиц, квартал, ограниченный Бакстон-Стрит, Монтегю-стрит и Брик-Лейн. Этот квартал она уже знала назубок и неплохо в нем ориентировалась. Осталось одно - "вызвать огонь на себя". Но намеренно провоцировать маньяка - задача трудновыполнимая. Он, словно зверь, чутьем предчувствует подвох. Поэтому оставалось ждать слепого случая. То есть, просто, расставить арканы и ждать момента когда тупо повезет.
Технические возможности того времени было сильно ограничены. Ведь в последнюю четверть 19 века не было еще ни видеонаблюдения, ни раций, ни прочих вспомогательных средств связи и наружной фиксации. Так что каждое утро и где-то до десяти утра Джейн Бигстон проводила в "опорном пункте" - местном кафе, где и обменивалась информацией с дежурившими в окрестностях полицейскими агентами.
Джейн была тут уже две недели, но на встречу с маньяком ей пока не везло. Хотя она была подготовленной в этом плане, и решительно была уверена оказать отпор. Хотя червячок сомнения нет-нет, да и закрадывался где-то внутри - а вдруг просто подойдет и пырнет ножиком сзади, не тратя время на приветственную речь? Так что морально такое ожидание тоже здорово выматывало - очень непросто постоянно чувствовать себя объектом потенциальной охоты и выступать в роли "подсадной утки".
Да и не лето было уже, чтоб получать хотя бы символическое удовольствие от таких прогулок. "Не тот сезон, не тот район, и не та страна, где бы я хотела жить" - думала тем временем Джейн, коротая время то у крыльца местной харчевни, то у пропускного пункта работного дома в день выдачи жалованья рабочим, то еще в какой-то дыре. Она дышала на покрасневшие руки, грелась, попивая чай из термоса, а глаза по привычке вглядывались в прохожих, отыскивая в них какие-то подозрительные намерения.
Мечты Джейн устремились тем временем в то прекрасное будущее, которое ждало ее после окончания университета. Ее достаточно влиятельный дядя мог обеспечить ей карьеру в любой точке земного шара, и уже вовсю предпринимал для этого действия. Собственно, Джейн была и сама не промах. Девушка обладала определенными талантами в нескольких сферах деятельности. В архитектуре она уже имела степень магистра. Еще ее "коньком" было рисование, а также искусствоведение. Она сочетала в себе лучшие черты техника и гуманитария, и рассчитывала применить знания на стыке двух наук. Но она хотела уехать. Ее родная Англия не прельщала ее ни под каким соусом, и она грезила о теплых островах. Собственно, любой человек ищет, где лучше, и не нам ее за это винить. Жизнь коротка, и не стоит разменивать по мелочам свои мечты, тем более, что необходимый задел для этого уже обеспечен. Но сейчас она выполняет спецзадание и никто ее не должен отвлекать.
Как хорошо, что она здесь временно! Джейн по-настоящему сочувствовала тем бедолагам, которые вынуждены здесь не просто жить - а элементарно выживать. "А кто же, этот таинственный Уайтчэпельский маньяк?" Она попыталась составить психологический портрет этого мифического, но тем не менее, реально существующего убийцы, но ее потуги ни к чему ни привели. Хотя она в университете была на хорошем счету, и в ряду дисциплин, в которых удалось ей преуспеть, была также и психология. "Слишком мало исходных данных!" - думала Джейн.
Хотя размышлять ей сейчас надо было не об этом. Грезя о своих любимых и пока недостижимых, сказочно красивых Гавайях, она чуть не забыла, что находится глубокой осенью в одном из самых неблагополучных кварталов Лондона. И надо постоянно держать глаза начеку, а ушки - на макушке, и не давать дремать своей интуиции, чтобы уберечься от опасности. Но, кажется, этот вечер пройдет как все.
Джейн налила еще почти остывшего уже чаю и снова принялась ждать. Как-то исподволь, сама поначалу того не ощущая, она почувствовала какую-то занозу тревоги, что давно исподволь чувствовалась. Чуть ли ни целый вечер. Она удивилась этому открытию, хотя объективных причин для беспокойства вроде бы не было. Но "заноза" сидела уже давно, просто Джейн, немного размечтавшись, предпочла ее не замечать. Девушка почти физически ощущала теперь душевную тревогу, хотя битый час перебирая в себе чувства, не могла сказать, с чем связана эта внезапно возникшая неуверенность.
Все было как всегда: туда-сюда снующие клиенты пивной, изредка подъезжающие кэбмены (свои, местные - с Западной стороны сюда ездить боялись), где-то под боком, ничем себя не афишируя - полицейское прикрытие-наблюдение ("крыша"). Джейн не знала, как справиться с возникшим ощущением. Просто так это не пройдет, она знала. Такое чувство сопровождало ее крайне редко, и, как правило, свидетельствовало о подступающей опасности. Она вспомнила произошедший с ней давний случай (лет тринадцать ей тогда было), произошедший с ней близ одной голландской деревни. Обычно прежде она летнее время проводила в гостях у своих родственников в Нидерландах.
Тогда они загуляли с местной молодежью достаточно поздно, и возвращались домой в полной темноте. Вечер был пасмурным, в сельской местности никаких фонарей отродясь не было, поэтому темнота была - хоть глаз выколи. Примерно за двадцать-тридцать минут до происшествия случилось с ней такое же ощущение тревоги. Своеобразное тянущее чувство, словно давящее между лопаток. Может быть, она одна из всей компании ощущала такое, скорее всего, так оно и было. Темнота сделалась абсолютно непрозрачной, все шли на ощупь. Парней и девушек было примерно пополам в компании, состоящей примерно из десяти человек. Довольно широкая протоптанная дорога проходила по окраине кукурузного поля. Молодые люди додумались, развлечения ради встать через одного: парень-девушка, парень-девушка и так далее, взяться всем за руки и брести таким длинным рядом по абсолютно темной дороге. Джейн, стараясь как-то подбодрить себя и отвлечься, приняла участие в этой забаве. Справа ее держал Клаус, а слева - Бьорн, который, в свою очередь, держал за руку свою давнишнюю подругу Алису и так далее, по цепочке.
Несмотря на общее беззаботное настроение, неприятное какое-то предчувствие Джейн еще усилилось. И минут через пять, повинуясь своему какому-то внезапному импульсу, резко потянула всю вереницу вправо. Бьорн чуть не наскочил на нее, увлекая за собой Алису, и все-таки шлепнулся в придорожную грязь. Цепочка ребят разорвалась где-то посередине. Споткнулась обо что-то или об кого-то и сама Джейн. Во всеобщей суматохе никто не заметил какое-то дуновение ветра и словно тень промелькнула и выбежала далеко вперед. Джейн потирала ушибленную коленку, но тут ей стало душевно легче, словно отлегло от сердца. Стоял хохот вперемешку с возней. Кто-то ойкнул недалеко. Принялись подниматься. Идти "живой цепочкой" больше не хотелось. Но плохое предчувствие прошло.
На следующее утро Джейн узнала, что тогда случилось на ночной дороге, и рассказала остальным ребятам. Как раз в тот момент, когда они с хохотом свалились в разные стороны дороге, по ней местные фермеры гнали быков. Обычно это неторопливая процедура, но что-то у них там не срослось, то ли какое-то животное отбилось от стада, то ли чья-то лошадь понесла, но тот факт, что никого не затоптали, был просто чудом. Так что очень вовремя Джейн разорвала цепочку, ее интуиция спасла кому-то жизнь, возможно, даже не одну. Выйдя на следующее утро на то поле, она обнаружила как стройный ряд следов разделился как раз посередине. Это то место, где они упали. А поскольку стоял хохот и визги, то никаких других шумов они и не услышали. Совсем не почувствовали, как мимо них пробежало пять быков.
Примерно то же самое чувствовала сейчас выпускница Университета Джейн. Самое главное, она не знала, что с этим чувством делать. Тогда ей какой-то импульс подсказал, в какую сторону двигаться, чтобы избежать опасности. А сейчас она сама не знала. Ощущение давило, не переставая. Она решила, вопреки указанию офицера из группы прикрытия, покинуть это место (может, ощущение опасности связанно именно с ним) и переместиться куда-то, на другую сторону улицы или вообще в соседний квартал. Что-то должно произойти – она это чувствовала. Ей уже надоело за эти две недели бестолку слоняться по бесконечным переулкам Восточного Лондона, и она чувствовала, что развязка близка. Это первое. А второе – это то, что она должна «вызывать огонь на себя». Собственно, не бегать от опасности, а встретить ее - было основной задачей наживки, в роли которой Джейн осваивалась уже продолжительное время. Перебирая в голове эти мысли, она тем не менее, быстро удалялась от места своего «дежурства». Задача-задачей, но ему, организму, это не втолкуешь. Задача всех врожденных инстинктов – оградить человека от грозящих ему опасностей, и организм уже вовсю исполнял заложенную ему природой программу.
Перейдя на другую сторону улицы и пройдя до угла квартала, Джейн, остановилась, огляделась и перевела дух, прислушиваясь к своим ощущениям. Ощущение как будто бы ослабло, но продолжало подстегивать девушку идти вдоль по улице. Она волновалась, но лицо ее покраснело. Это говорило о том, что страх был, но страх контролируемый. Когда организм лошадиными дозами вырабатывает норадреналин – «гормон бойца», сосуды расширяются, мышечный тонус приходит в повышенное состояние. Прямой угрозы пока не существовало, но Джейн была уверена, что нападение неизбежно. Хотя ее организм был уже готов к рукопашной схватке. Ей понравилось состояние полной готовности нервной и мышечной системы к вероятному бою. Только с кем? Она пока никого не видела. На улице не было никого, кого можно было подозревать в нехороших намерениях. Где-то далеко, по другую сторону квартала от той маленькой пивной, откуда она только что ушла, маячили спины двух агентов прикрытия. Она видела их своим четким зрением, а вот они, похоже, расслабились и не смотрели в ее сторону. И совершенно напрасно. Похоже, ей придется выполнять задание в одиночку, раз уж у нее такое слабое прикрытие.
Джейн  взяла себя в руки и пошла дальше вдоль по улице. Внимательно следя за тем, что происходит по обе стороны от нее, и прислушиваясь к тому, что было сзади. Перед отправкой на задание девушку снабдили «хитрыми» очками, в оправе которых и справа и слева, находилось по небольшому зеркалу. Это давало небольшой угол обзора и сзади.
«Ага! Так и есть!» - за ней следует какой-то тип. Не то, чтобы он следил. Может, просто шел своею дорогой? Расстояние между ним и Джейн то увеличивалось, то сокращалось. Она продолжала удаляться от агентов прикрытия, которые сидели в чайной и ухом не повели. Вообще-то, она сама немного прошляпила. Перед тем, как сняться с места, они условились, что она будет отправлять им своеобразный сигнал. Но с сигналом, подстегиваемая паникой, она прошляпила, и вот теперь идет по улице, все удаляясь от освещенной ее части в сторону темных бесконечных переулков. И еще ведь неизвестно, что это за парень! Может зевака… Ощущение опасности у Джейн не прошло, оно просто переменилось. Паники теперь девушка не чувствовала, скорее, это было то чувство, которое позволяло держать ее организм в тонусе. Джейн это даже нравилось. С другой стороны – непонятно, где ждать нападения. Да, Джейн подробно знала, где расставлены пикеты прикрытия, и направлялась вдоль  по улице сейчас к одному из них.  Вот только непонятно во-первых, насколько у них «ушки на макушке» сейчас – постоянно дежурить в состоянии напряжения ведь не будешь, а с другой стороны – а не отважится ли он напасть раньше. Теперь Джейн была почти уверена в том, что это он – молодой мужчина в сером плаще, который следовал за ней по улице. Девушка снова ощутила сильный испуг, но не оборачивалась и не ускоряла шаг. Ведь маньяки «клюют» только на тех, кто их боится, и Джейн была обязана доиграть роль до конца. И при этом желательно выжить.
А он все шел… Преследователь держался примерно в тридцати метрах от будущей жертвы. Пока он разглядывал ее стройные ноги, отлично видные из-под платья, доходящего не более, чем до середины бедра. Небольшие, но достаточно высокие каблуки девушки цокали по каменному мощению улицы. Из-за того, что Джейн была на каблуках, соответственной была и ее походка, слегка вращающая задом. Нервно полуоглядываясь, Джейн немного ускорилась. …Все дальше от уличных фонарей, все темнее сгущались непроглядные сумерки переулка. Джейн решилась на отчаянный шаг, и, забежав за угол, сняла туфли с каблуками, быстро спрятав их в сумочке, принялась улепетывать, но не слишком быстро, чтобы он смог ее догнать.
Преследователь испытывал сильное возбуждение, близкое к сексуальному желанию, но это было не просто желание. Это – инстинкт охотника. Повернув за угол, и увидев на середине переулка свою добычу, он тоже ускорил шаг, но пока не бежал. Жертва быстро удалялась прочь по улице, стремясь свернуть за какую-то калитку в воротах. Туда без лишней спешки, но и не медля, устремился преследователь.
Зайдя в эту калитку, она сделала еще шагов десять и замерла, скрывшись за толстым стволом старого дерева, уже наполовину облетевшего, стараясь не дышать. Но, как только ей послышались осторожные шаги преследователя, приближающегося к калитке, они нарочито громко и сбивчиво стала дышать, чтобы он ее учуял. Джейн старалась не переигрывать, чтобы заманить его в ловушку. Место, где был полицейский пикет, было недалеко, и она, проходя рядом с тем местом, дала им один из возможных предусмотренных сигналов. Их было несколько, по обстоятельствам. В данном случае – это был трюк со снятием туфлей. Так что сейчас ей в поддержку должно уже отправиться прикрытие. Ее, Джейн, задачей теперь было: во-первых, тянуть время, во-вторых, не дать на себя напасть, и, в-третьих, постараться увидеть и запомнить его лицо. Задачей максимум же было – нейтрализовать противника, и удерживать над ним контроль до прихода полиции. Но главное – это поймать его с поличным. Спровоцировать его, так чтобы не оставалось никаких сомнений. И, кажется, это сейчас удавалось.
Сделав еще пару шагов, он затаился где-то в пяти метрах от нее. Может быть, даже, с другой стороны дерева, за которым сейчас стояла Джейн. Она еще не знала, на руку ли ей это. И выжидала, так же, как и он. Сейчас главное было – не выйти из образа жертвы. Пока она боится, преступник воспринимает ее как объект преступления. Но в данном случае Джейн – наживка и охотник. Она может выдать свои намерения, отказавшись от роли жертвы.
Маньяк выжидал… Был ли он на самом дела маньяком – неизвестно. Может, взволнованному воображению Джейн так казалось или хотело казаться. Вполне возможно, что он – заурядный уличный грабитель, в коих здесь недостатка нет. Но она доверяла своей интуиции, и просто чуяла – это тот, кто ей нужен.
…А он чуял – это та, которая ему нужна. Еще одна из тех пышнотелых молоденьких глупышек, которые окончили свой земной путь под его кинжалом. Сейчас он вонзит свой ножик в ее плоть. Но убьет он ее не сразу. Сначала он припрет ее к стенке или к дереву. Потом он не спеша вытащит кинжал... Когда жертва будет "готова к употреблению", но еще точно не будет подозревать о его намерениях... О, вот тут-то он себя и покажет! Когда она еще будет заблуждаться насчет него -- а вдруг это просто уличный грабитель, каковых здесь, в принципе, немало?
Именно эти мысли сейчас занимали разум Уайтчэпельского потрошителя, именно им он дал волю, именно они властвовали его воображением. Такое предвкушение владения добычей ему нравилось с недавних пор даже больше, чем сам процесс. С чем еще сравнимо удовольствие? Да пожалуй, ни с чем! Он ведь был не из тех, кому нравятся такие земные удовольствия, как трубка хорошего табаку – от табака у него слезились глаза, он начинал кашлять и чихать, или стакан хорошего бренди или виски – потеря ориентации, искаженное восприятие мира, и близкие последствия не заставят себя долго ждать. А самое главное и долгожданное в жизни удовольствие – почувствовать себя хищником, упивающимся страхом жертвы. Это не дурманит разум, как в случае с табаком и алкоголем. Это заводит, волнует душу и кровь и переводит тебя на другой уровень восприятия – когда каждая клеточка трепещет и поет от предчувствия неслыханного удовольствия. Удовольствия естественного, которым наградила человека сама природа – сексуального. Только здесь отличие в том, что оно, причудливым образом комбинируясь с другой насущной необходимостью человека с давних времен – охотой, перерастает в определенно другой уровень блаженства – охотой на сексуальный объект. Это удесятеряет остроту ощущений!
Он дышал так же глубоко, как и она. И даже еще глубже… Он ждал. Конечно, это сладостное ожидание компенсировалось тем, что он уже в мыслях и не один раз сотворил с ней то, что сейчас произойдет в реальности, когда выплеснутся наружу его чувства, и он снова обретет то несказанно-раскрепощающее чувство, которое бывает после завершения удачной охоты. Потом, на несколько дней, а то и месяцев, он потеряет к этому интерес. Потом, до ближайшего случая, когда исподволь  дремлющее в нем желание снова не начнет распалять его природную страсть.
Когда он насытился своими мыслями, он взял себя в руки, и сделал осторожный шаг вперед, приближаясь к затаившейся жертве. Она затаила дыхание и замерла, но он-то точно знает, что она его там ждет и даже не шелохнется. У него утроилась чувствительность, он был осторожен, стремителен и опасен. Убийца отлично чувствовал загнанную в угол добычу, чувствовал каждый ее вдох и удар испуганного сердца. Но самое главное – он чувствовал ее запах. Запах испуганной добычи – такое сладкое чувство, само по себе способное довести до экстаза. А уж когда он сдернет с нее чулки, сорвет платье, покромсав ее нижнее белье…
Джейн напряглась и попыталась вздохнуть. Адреналин волнами гулял по телу. Испуг вновь улетучился. Во время глубокого вдоха у девушки слегка перехватило дыхание, и она всхлипнула. И это подстегнуло преследователя на атаку. Он, уверенный в безысходности жертвы даже не предпринял осторожность разузнать обстановку. Вломившись сквозь густой кустарник к убежищу жертвы и сильно при этом нашумев, он заметил краем глаза промелькнувшую тень. Ожидая увидеть ее перед собой, он заметил ее справа и чуть сзади. Медленно повернувшись и, заодно, доставая кинжал, он оборачивался к ней. Джейн, шагнув еще вбок и чуть назад, уйдя с линии предполагаемой атаки, ухватила его за руку со стилетом, продолжив движение вперед, заломила кисть нападавшего вбок. Он крякнул от неожиданности, когда сухожилие его растянулось, и выронил стилет, но это было только начало.
Кровь прилила к лицу Джейн, которое еще сильнее покраснело. Нападавший схватился за растянутое запястье, пытаясь глядеть одновременно и на упавший нож, и на Джейн. Он привык, атакуя, действовать ножом, и с голыми руками чувствовал себя не то, что неуверенно, просто это немного разорвало типичный шаблон его действия, заставив пойти схватку по другому сценарию.
Сексуальный пыл его поугас, но боевой дух пока не сломлен. Пытаясь атаковать без ножа, он снова был на взводе, глядя в лицо жертве, которая показалась ему симпатичной, поскольку подходила убийце по типажу.
- Ну смелее, поднимай, чего встал? – спросила девушка.
Она сейчас была достаточно раскована, но ожидала любого подвоха. Но в нем проснулся снова маньяк, который пытался убедить разум принять это все как навязанную ему игру жертвы. Он, глядя на Джейн, в полуприседе, отклонившись назад, потянулся за ножом.
«Что-то они не спешат!» - подумала о прикрытии Джейн.
И совсем немного до ножа осталась. Взметнувшаяся нога Джейн, даже без обуви, прилетела точно в горло убийце. Она нанесла этот удар одновременно с подступом, как ее учили в спортивном клубе при университете. Потом она, соблюдая определенную техничность движений, сделала отшаг назад, опасаясь ответного возможного выпада. Которого, конечно же, не последовало – нападавший, не успев поднять нож, и уже оставив идею о сексуальном удовольствии, увлекаемый ударом, упал на спину, схватился за гортань и захрипел.
Правильный и хорошо поставленный удар прошел не совсем точно в цель, придясь по подбородку. Джейн метила в горло, и если бы попала, то Уайтчэпельского маньяка точно пришлось бы списывать со счетов.
Наконец-то за густой живой изгородью послышался топот сапог  и мерцание двух ярких полицейских фонарей. «Они бегут, как рота солдат!» - подумала девушка и закричала: «Эй, скорей сюда! Бегите сюда, он здесь!»
И ринулась навстречу к патрульным, сделав десять шагов и выбежав из калитки. Но, когда, спустя каких-то пять секунд они втроем забежали снова, убийца исчез. Стилет лежал на притоптанном грунте старого запущенного газона, полуприкрытый упавшим желтым кленовым листом. И еще – пара следов в мягкой земле. Это все, что осталось от сегодняшней вылазки Уайтчэпельского маньяка, оставившего на ближайшее время шальную идею о сексуальной охоте.
Один констебль протянул другому плотный картонный прямоугольник. Третий полицейский посветил фонарем.
- Это, очевидно от фирмы по продаже и аренде жилья.
- Да, так и есть. Это обронил убийца.
- Скорее уж, выпало у него из кармана во время схватки. Сдай это в участок вместе с другим вещдоком.
Вскоре отдаленный колокол часов на башне пробил три раза.
Про это нападение не написали в газетах, но оно стало важной вехой в работе над поимкой убийцы. Уже на следующее утро Джейн беседовала с Холмсом. Девушка не сомкнула глаз до утра, и, несмотря на то, что она уже  переоделась в приличное платье и пыталась привести себя в порядок, все равно выглядела какой-то помятой, нервной и эмоционально всклокоченной. Джейн пыталась держаться ровно, но плохо сдерживаемое волнение периодически прорывалась наружу.
- Итак, - подытожил Холмс, - можно сделать отличные выводы из состоявшегося, но закончившегося ничем нападения. А вы, Джейн, примите мои самые искренние поздравления.
- Да уж, - немного невпопад ответила выпускница университета.
- Вы хорошо рассмотрели его лицо? – обратился Холмс к девушке.
- Да. Слушайте: высокие прямые брови, русые волосы средней длины… Глаза непонятно какого цвета, трудно описать. Шея тощая, жилистая. Походка и движения немного угловатые. Очень, как мне показалось, изворотлив, напорист. Но при этом – я это чувствовала – патологически труслив.
- Что ж, возможно, нам это поможет. Хотя я так надеялся, что его задержат в этот раз. Фотопортрет составить сможете? – обратился он к Джейн.
- Постараюсь.
- Отлично! Что ж, давайте попробуем.
Сразу же они отправились в районное отделение полиции. На все-про все потратив около полутора часов, они получили достаточно конкретное изображение лица преступника. Правда, тут во всем они полагались на описание Джейн. Холмс еще раз уточнил у нее:
- Мисс Бигстон, гляньте-ка еще раз на изображение. По фото вы могли бы сразу его узнать?
- Да, получилось очень похоже.
Фоторобот был теперь и у полиции, и у Холмса с Ватсоном. Но они совместно с полицией приняли решение не тиражировать портрет и не делать его достоянием гласности.
«Возможно, он затаится на какое-то время. Возможно, даже на долгое… А впрочем, случайная неудача может, наоборот, подстегнуть его пыл, и он совершит очередное нападение прямо в ближайшие дни. Надо быть осмотрительным» - сделал вывод талантливый сыщик.
Расклеивать по улицам фотопортрет предполагаемого убийцы, как и было условлено, не стали. Но теперь каждый патрульный, задействованный в операции, имел под рукой изображение.
Как звали нападавшего, полиции до сих пор не было известно. Имя его пока было в тайне, но Холмс – по своим каналам, а Лестрейд – по своим решили задействовать связи и выяснить, имеется ли в их ближнем окружении человек с подобной внешностью. Конечно, был определенный риск его спугнуть, но в данном случае этот риск был оправдан, поскольку мог привести и к отсрочке очередного нападения.

Джордж Расселл вернулся в свою маленькую съемную квартирку на Викстон-Роуд. В свое время они снимали эту квартиру вместе с матерью. Отца своего Рассел не помнил, словно его никогда не было.
В свое время подрастающий Джордж закончил училище экономики, что располагалось на Коммершиал-Роуд. Мать, стараясь если не вырваться сама, то, хотя бы, вытянуть сына из нужды, не жалела средств. В течение трех-пяти лет после окончания учебы ему удалось относительно неплохо работать и делать относительную карьеру. Так было, пока ему не исполнилось двадцать четыре года. В этот год Элизабет – так звали его маму, долго болела, и наконец, умерла. И вскоре пошатнулись дела в конторе Мейгл и Ко, в которой он работал. Часть ранее заработанных средств ушли на похороны, а часть отложенных в лучшее время денег он решил потратить, чтобы открыть свою счетную контору. Дело поначалу пошло, но потом трудные времена продолжились, и частную практику пришлось свернуть.
Жизнь Джорджа свернула в эту нехорошую колею, и он не видел дальнейшего плана действий. Тогда он еще не понял, что болото социальной жизни начинает пока еще медленно, но мощно засасывать его, погружая молодого еще парня в трясину нищеты и безысходности. Конечно, он понимал, что искать спасение на Восточной стороне – не выход. Хотя там постоянно требуются рабочие руки. А пробиваться на Западную сторону – нет сил, подходящего образования, и достаточной уверенности в себе для того, чтобы убедить будущего работодателя в своих навыках и умениях. Да и слишком дорого стало платить за съемную квартиру, в которой жил когда-то вместе с мамой, а зарабатывал он теперь значительно меньше, перебиваясь случайными заработками и шабашками.
Беда, как известно, не приходит одна, и во время знаменитой эпидемии гриппа в Лондоне в 1884 году, болезнь сильно подкосила Джорджа, и он был вынужден полтора месяца не работать. Когда он потратил все накопленные в «жирные» времена деньги, встал вопрос, что делать дальше – в ту контору, где он до поры - до времени числился учетчиком и выполнял разовые, по большей части, случайные заказы, ему теперь оказался путь закрыт – вакантное место занято. Так что хочешь – не хочешь, приходилось работать. Так он оказался на Восточной стороне, в этой социальной трясине. Джордж все еще убеждал себя, что он пробьется, что трудности эти – временные, и он обязательно найдет себе дорогу в жизни. Но родительскую квартиру пока не перестал снимать, а, так как хозяин ее жил далеко – в Сити, и виделся с ним Джордж довольно редко, Расселл решился на такое нарушение, как сдать это жилье по бросовой цене в субаренду, а сам устроился руководителем погрузки в лондонские доки.
В скором времени он перестал остро нуждаться в деньгах, небольшой, но стабильный заработок у него присутствовал. Его все грезились повысить по службе, и из погрузочной зоны перевести в экономический отдел. Там-то и работа другая – в ней Джордж разбирался гораздо лучше, и жалованье еще раза в два повыше. А там – и до руководителя департамента подняться. Но пока что карьерный рост не шел, и лишь через два года удалось занять вожделенную должность.
Джордж все не переставая лелеял мечту о собственном жилье. Он вкалывал, как проклятый, и вот, спустя еще четыре года ему удалось выкупить у хозяина родительскую квартиру.
Теперь он перестал нуждаться в жилье, и мог уже не сдавать в субаренду вторую квартиру, и делал это, скорее, по инерции, в качестве побочного дохода.
- Ну и где нам теперь его искать? -  почти в отчаянии воззвал Холмс. Но взывать было бессмысленно: его друг и напарник по сыску Ватсон был, при всех его положительных качествах, начисто лишен инициативы.
- Может, попробовать еще  раз спровоцировать его? - выдал он предположение.
- Ватсон, один раз мы уже его попробовали взять. Результат известен.
- Но он нетипичный житель Уайтчэпела.
- С чего ты взял, что он житель Уайтчэпела?
- Скорее всего, даже если он и не живет на Восточной стороне, то где-то недалеко отсюда.
- И??
- Человек он сравнительно молодой, не старше тридцати пяти, - сказал Ватсон.
- Это мы знаем.
- Все преступления он совершает в районе, ограниченном квадратом улиц Леман-Стрит на западе, Коммершиал-Роуд на Юге, Брик-Лейн на Востоке. Здесь он появляется, стало быть, часто. Даже если он не живет здесь теперь, провел большую часть жизни именно в этих местах.
- Ну вообще-то, ты прав, Ватсон. Учитывая, сколько ему раз приходилось ускользать из-под носа полиции, а вот теперь - еще и от нас. Я где-то даже чувствую себя посрамленным.
- Джейн описывает, что он был неплохо для здешних жителей одет. А то значит, что он сюда либо захожий гость, либо не занимается мелкой торговлей или кустарным ремеслом, как это принято здесь. Он также не работает на доках.
- Браво, Ватсон, вы делаете успехи. Из этого можно заключить, что этот человек детство и юность провел в этом районе, возможно, страдал от нищеты, и прилагал все усилия, чтобы вырваться из этого круга. Возможно даже, ему удалось выломиться из этой среды, и он переехал на более престижную улицу. Но в своем деле, он, вероятно, уже достиг возможного потолка и не имеет возможности двинуться выше по карьерной лестнице. А теперь самое главное - улика, обнаруженная полицейскими на месте нападения.
- Что же это?
- Визитная карточка компании "Тернер и Ко". Он, таким образом, является клиентом риэлторской конторы. Я недавно был у них и интересовался. Такую карточку они дают всем клиентам, совершающим или планирующим совершать сделки с недвижимостью. Там три вида карт: рекламная - информирующего характера в основном. Обменная - для перепродажи жилья. И гарантийная - тем, кто недавно приобрел жилье, пользуясь предложением компании. У него же была именно гарантийная.
- И, как следствие, он недавно приобрел жилье?
- Именно. И скорее всего, не в квартале Уайтчэпел.
- А раз так, то зачем же он наведывается сюда? Разве чтобы скорее всего, своеобразно поностальгировать о днях прошедшей бедной юности...
- А с другой стороны, попытаться, по его понятиям, сделать мир чище! - подытожил Холмс, - он слишком много лицезрел социальные пороки, и у него, вероятно, сложилось устойчивое мнение как-то переделать этот мир. И устранять язвы общества он принялся именно с проституток.
- Гм, нестандартный подход.
- Как нестандартен и наш мир, дружище Ватсон. Или вы считаете иначе? Как правило, большинством преступлений "нормальных" людей движет жажда наживы, корысть, зависть, месть, а у человека душевнобольного материи могут оказаться более изощренными. Они зло выдают за благо и искренне ему служат.
- Вот и загадочка...
- Да, задачка непроста. Но можно ведь сымитировать ту ситуацию, которая и послужит спусковым механизмом для его очередного "подвига".
- А как это сделать?
- Мы все, и маньяки в том числе, должны быть уверены, что мир устроен справедливо. Справедливость и понятие о ней, конечно же, у каждого свои, но если не придерживаться этого правила, мир полностью потеряет смысл. Поэтому можно сыграть на чувстве справедливости, раз уж оно играет для каждого из нас такую важную роль.
Днем позже с самого утра Холмс поставил своему другу и младшему напарнику задачу:
- Ватсон, тебе предстоит сегодня непростой и насыщенный день. Перво-наперво отправляйся в аналитический отдел Скотланд-Ярда, работающий с местом регистрации граждан, и выясни, касаемо квадрата улиц  Леман-Стрит, Коммершиал-Роуд, Брик-Лейн, кто из обитателей или жителей района кто в течение года-трех приобрел жилье. Возрастная категория интересующих нас лиц тридцать – сорок лет. Крайний верхний предел – 45. Джейн описала его как молодого человека. Если это тот, кто нам нужен, он достаточно внешне опрятен и неплохо одет. Так обычно не одеваются рабочие, ремесленники и торговцы, живущие конкретно в Уайтчэпеле. Следовательно, он или мелкий клерк, то есть конторский сотрудник среднего звена, либо экономист, либо еще каким-либо образом занятый умственным трудом. Так что все данные по юридическим консультациям и адвокатским конторам – это раз. В районе, скорее всего, теперь он не живет, хотя и большую часть жизни провел на этих улицах. Второе – список контор, расположенных в доках. Ну и, третье – для очистки совести, что называется – практикующие частные врачи района и работающие врачи на постоянной основе в больнице на Майл-Энд-Роуд. Но это так, на крайний случай. Сдается мне, что не врач он.
- Я понял, Холмс.
- Далее, возвращаетесь ко мне и еще раз просмотрим географию преступлений по всем местам происшествия. Когда определим точную локализацию района, приступим к следующей фазе операции. Но это только после того, как у нас в руках будут данные по интересующим нас лицам. Я думаю, что у нас будет в распоряжении пара десятков фамилий. От этого и будем исходить.
В конце дня Ватсон предоставил списки. Кроме Холмса в квартире сегодня присутствовал майор Фоллбрук из Главного Управления внутреннего контроля и надзора. Он сравнил данные по тем лицам, которые состоят на учете полиции со свежесоставленным списком. Совпадений не было обнаружено.
- А теперь, дружище Ватсон, направляемся в окружную прокуратуру для выяснения личности преступника. У вас цел фотопортрет?
- Да.
- Мы будем сверять его фотопортрет с паспортными данными вышеуказанных лиц. Дай Бог, чтобы получилось.
Через двадцать минут сыщики во главе с Фоллбруком, который был выделен им в помощь, добрались до прокуратуры. Там им пришлось просидеть в фойе около получаса, прежде чем были соблюдены все формальности, и им представили доступ к архивам. Помощники архивариуса уже нашли паспортные данные половины всех запрошенных личностей. Холмс, Ватсон и Фоллбрук присели за стол и принялись сверять их фотографии с имеющимся у них фотопортретом, составленным по словам Джейн. Конечно, учитывая эмоциональное состояние "подсадной утки", сходство могло быть натянутым, но оно определенно должно помочь.
Просмотрев пятнадцать папок, они не обнаружили никого похожего на фотопортрет. Даже никого под вопросом не было - различия были разительными.
- Фоллбрук, сколько личных папок осталось?
- Четырнадцать.
- Ну, дай-то Бог, чтобы это было то, что нам надо.
Один помощник слева поднес к столу сыщиков тем временем две папки, а другой направлялся к дальнему концу стеллажа, где было заготовлено в алфавитном порядке еще около десятка. Так что шансы исчерпывались, и список можно было считать завершенным. Ватсон протянулся к этим двум, бегло пролистал один, и тут его отвлек окрик Холмса, адресованный помощнику:
- Кладите это справа на стол. Большую стопку пока не несите. Просмотренные сюда.
Ватсон, открыв вторую папку, замер, молнией пронзенный:
- Есть! Глянь-ка, Холмс.
- О силы небесные! Это ведь он!! Джордж Джексон Рассел. Тридцать семь лет. Руководитель отдела снабжения Лондонского речного порта.
Другой помощник тем временем с шумом приземлил тяжелую кипу из новоприбывших папок на стол сыщикам.
- Это последние.
- Убирай обратно. Прости за беспокойство, дружище, - обратился Холмс к младшему архивариусу. Мы уже нашли то, что нам нужно. Нам больше ничего не требуется. А эту папку разрешите либо забрать, либо перефотографировать. Нам надо ее хорошенько изучить.
Отсняв копии с документа, сыщики покинули архив паспортного управления полиции.
- Так, теперь – в Лондонский речной порт.
Поймав извозчика, через десять минут они уже тряслись в кэбе по брусчатке пыльных улиц. Перед выходом Фоллбрук спросил, не требуется ли им сопровождение. Холмс убедил, что сопровождения не нужно, иначе появление полиции может спугнуть находящегося там подозреваемого. Впрочем, какой он подозреваемый? Это уже на сто процентов обвиняемый, без вариантов. Но сыщики надеялись застать его на месте.
Поднявшись на второй этаж административного здания портоуправления, Холмс спросив у первого попавшегося сотрудника:
- Извините, где здесь отдел снабжения?
- По коридору прямо, потом направо, там узкая лестница, пройдете галерею, поднимитесь в мансарду, и там увидите нужную дверь.
- Спасибо, дружище.
Новоприбывшие сыщики с трудом ориентировались в здании столетней давности, которое, при своей небольшой этажности, обладало, казалось, бесконечным количеством коридоров, лестниц, всяческих переходов и тупиков, причем плохо освещенных. Здание, очевидно, много раз перестраивалось и достраивалось, в соответствии с меняющимися обстоятельствами. Словом, это здание напоминало сам Уайтчэпел в миниатюре.
- Интересно, а сколько жертв он убил и расчленил здесь, в этих мрачных коридорах? – спросил вполголоса Ватсон, не лишенный чувства юмора.
- Остроумно, дружище! Мы над этим обязательно посмеемся, но только когда его изловим. Изловим, припрем к стенке вещественными доказательствами, психологической экспертизой и показаниями Джейн, - ответил Холмс, впопыхах поднимаясь по узкой лестнице. Ступеньки на ней, словно издеваясь над прохожими, сильно отличались друг от друга по высоте, и это создавало довольно сильные неудобства. Наконец, они оказались перед искомой дверью.
Ватсон коротко постучал, и выждав секунд десять они оба вошли. Им в нос ударил запах пыльных бумаг, конторского клея и прочие ароматы, которые, казалось, могли быть только в таких убогих конторках.
В кабинете, если можно было его так назвать, никого не было, но вскоре сзади послышались шаги и в дверь вошел некий служащий.
- А начальник отдела снабжения на месте? – поинтересовался Холмс.
- А вы по какому вопросу, джентльмены?
- Служебные обязательства. Лично к нему дело.
- Он уже третий день в отлучке. Взял больничный за свой счет.
-  А как найти его дом, не подскажете?
Клерк покопался в документах, заглянул в папку с надписями «личные данные сотрудников», полистал ее и ответил:
- Боул Роуд, 117, Б4, левая секция, второй этаж.
- Благодарю Вас. А часто он отсутствует на работе?
- Вы знаете, вообще-то нет. Он в большинстве случаев ответственен и дисциплинирован, даже когда работал на младшей должности.
- Спасибо.
Тут сыщики двинулись к дому, хотя вероятность найти его там была, по словам Холмса, невелика. Тем не менее, следовало отработать любую имеющуюся возможность.
- А где эта самая Боул-Роад? Я плохо знаю этот квартал…
- Давайте переместимся на главную улицу района.
- На Коммершиал-стрит?
- Да. Оттуда и проложим наш маршрут.
Кэбы здесь ездили редко, а от доков к Уайтчэпелу путь неблизкий. Но за час ровно сыщики одолели этот путь. Холмс на некоторое время зашел в местный полицейский опорный пункт, и справился насчет указанного адреса.
- Ватсон, а сколько время?
Доктор достал свой карманный брегет.
- Три-сорок. Скоро начнет темнеть.
- Да! В связи с этим нам надо поторопиться.
Но Холмс уже неплохо ориентировался в местном хитросплетении улочек и переулков. И вывел к искомому адресу. Всю дорогу от участка полиции их сопровождал констебль, который к самому дому не пошел – чтобы не спугнуть подозреваемого. Потом Холмс оставил у угла и Ватсона, поднявшись на второй этаж один.
Коротко постучав в квартиру, он выждал секунд двадцать. Дверь была заперта и никто не открывал. Он вышел в подъезд и махнул полицейскому, который наблюдал с улицы. Констебль поднялся на этаж. Надо сказать, что проводя это расследование, Шерлок Холмс получил от Лестрейда практически неограниченные полномочия до тех пор, пока не будет завершено это дело. Поэтому ордер при проникновении в квартиру и не требовался – достаточно лишь обещания Холмса и присутствие полицейского «для порядку». Констебль, который очень гордился тем, что теперь не только знает знаменитого сыщика в лицо, но даже и работает с ним, махнул рукой, одобряя вскрытие дверного замка.
Жилье дохнуло на них нежилым запахом. Все надежды на то, что подозреваемый ушел ненадолго и скоро вернется, улетучились. Окна закрыты и зашторены, печка давно не топлена. Затхлая атмосфера и зябко как-то было.
- Давайте осмотрим помещение. Я посмотрю в комнате, а ты, Ватсон, вместе с сержантом, сходи на кухню. Вдруг там что-то обнаружится.
Обстановка в комнате была небогатой, но чувствовалась рука хозяина, а не съемщика жилья. Пол и окна были в порядке. Фрамуги хорошо отремонтированы и подогнаны, так, что с улицы не дуло. Рядом со столом, стоящим у окна – полка-тумбочка. На ней – несколько книг. Увеличительное стекло, блокноты… О, а вот их надо полистать!
На кухне было еще скромней. Маленький-премаленький камин. Керогаз, чтобы разогревать пищу. Керосиновая лампа, несколько свечных огарков.
Стало темнее, сумерки сгустились над городом. Вдоль по улице ходил фонарщик и зажигал газовые фонари. Они, казалось, нисколько не рассеивали тьму… Да еще видимость ограничивал туман, правда, не очень густой, только набирающий силу.
- Меня больше всего интересуют записи, - говорил тихим голосом Холмс, - во вторую очередь – фотографии, вырезки из газет. Может быть, статьи, с описанием его преступлений.
Все размеренно и не спеша искали. Ватсон поначалу чувствовал себя очень неловко. Да что и говорить, даже самому Великому и Ужасному Холмсу было боязно переступать порог логова этого страшного маньяка, как будто там могли обнаружиться отрезанные головы жертв или же заспиртованные младенцы. Нет, конечно же, ничего подобного тут не было, ничего страшного или экстраординарного пока не было найдено. Холмс уже обыскал в своей карьере сотни квартир, и в их числе попадались те, которые на самом деле выглядели ужасно! А тут… все очень прозаично! Но обыскать это место было просто необходимым, ведь они во-первых, вышли на след, а во-вторых, уверенно продвигаются в своих поисках. Может быть, найдутся подсказки с тем, где его искать. Может, попадется то, что выведет на очередную потенциальную жертву. Словом, надо цепляться за малейшую возможность.
Через час, когда уже была полная темнота, поиски были закончены. Не стараясь афишировать свое присутствие, сыщики проводили свой осмотр в полумраке, пользуясь только переносными фонарями.
Тщетно. Никаких вещественных доказательств.
В сквере Спайтелфилдз, скрываясь за толстым деревом от улицы с нестройным рядом домов, стоял человек в светлом плаще. Натянув капюшон на голову, он держался в полумраке. Лица его не было видно. Да и на улице стоял полумрак - газовые фонари не давали достаточно света. Подняв воротник, он пошарил в карманах. Найдя две длинные (по теперешним меркам большие) фосфорные спички, которые были чуть меньше каминных, он чиркнул и закурил, быстро закашлявшись. Курить Джордж стал последние три недели. Как раз то время, которое прошло с момента покушения в сквере Баффало-Чейз. Именно тогда Джейн дала ему решительный отпор.
Джордж надо сказать, пребывал в состоянии, граничащей с легкой депрессией последние несколько месяцев. Он чувствовал, что жизнь его заходит в тупик. Нет, вначале он не переживал по этому поводу, как-то связывая это со своей карьерой. Одно время он даже участил свои вылазки, думая, что это рассеет его апатию. Но Джорджу патологически не везло. Жертвы все попадались какие-то не те... В таком случае он прекращал слежку за потенциальными объектами нападения. Какое-то безразличие овладевало им.
Если раньше нападения подстегивали и определенным образом бодрили его нервную систему, и он пускался на разные уловки, чтобы избегать встреч с полицией, то теперь он настолько набрался опыта, что автоматически стал избегать контактов со стражами порядка. Словно их не было - и все тут! Может, интуиция оберегала его до поры - до времени от поимки. Но Джексон чувствовал - не к добру все это. Все, что происходило последние четыре-пять месяцев. Он чувствовал закат своей "карьеры" маньяка. А теперь он просто обреченно наблюдал, как некто копается в его квартире. Пятна света нет-нет, да и попадали изнутри помещения на шторы.
Случайных прохожих это не занимало. На это вообще мало кто мог обратить внимание, особенно учитывая тот факт, что в конце девятнадцатого века люди пользовались переносными источниками света чаще, чем стационарными. Но то, что в квартире идет обыск - он это знал. Минут за двадцать до прихода полиции какая-то сила, какой-то невидимый импульс заставил его покинуть жилье, хотя, казалось бы, объективных причин для беспокойства не было. Но он всегда был в ладу со своим шестым чувством, поэтому без спешки, но и не медля, оделся, и покинул недавно приобретенное жилье, и занял довольно удобную наблюдательную позицию на другой стороне улицы на некотором удалении от дома.
Идти далеко он не хотел, планируя вернуться, как только уйдут незваные гости. Джордж чувствовал также, что на его след уже вышли. Хотя все было как всегда, своеобразное "зудящее" чувство сопровождало его теперь повсюду. И это нервировало и заставляло проявлять постоянную осторожность.
- Выходим! - решился наконец Холмс.
Сыщики покинули квартиру, дав указание констеблю пока не опечатывать дверь. Выйдя на крыльцо, сержант Мэддок и Холмс закурили.
Холмс был немного растерян, хотя и виду не показывал. В нем чувствовалось значительное внутреннее напряжение. Холмс чувствовал, что обыск в логове убийцы наведет на след. И тут - ничего. Шерлок был хмур и сосредоточен, и его компаньоны не решались первыми нарушить молчание.
Холмс решил остановить первый попавшийся кэб. Вид его, доселе колебавшийся, приобрел внутреннюю решимость. Ватсон это сразу почувствовал. Он, обладая развитой интуицией, как никто другой научился разбираться в настроении своего старшего напарника.
Холмс махнул им рукой у остановившегося экипажа. А кэбману коротко бросил:
- В полицейский участок.
- Районный, сэр?
- Нет. Скотланд-Ярд.
Сержант в небольшой нерешительности смотрел, как сыщики поднимаются в экипаж.
- А мне с Вами, сэр? - спросил он, обращаясь к Холмсу.
- Сержант, благодарю, но вы сегодня уже не понадобитесь нам. Можем подкинуть до вашего опорного пункта.
Полицейский не стал пренебрегать предложением со стороны Холмса, поскольку до участка было тридцать минут пешком по не очень хорошей погоде, - а уже давно стемнело и накрапывал нудный дождь, поэтому он не замедлил подняться на подножку экипажа и поспешил закрыть за собой дверь.
Минут через десять пути констебль вышел, а сыщики продолжали путь до Главного Полицейского Управления лондонской полиции, то есть Скотланд-Ярда. Теперь, когда попутчика с ними не было, сыщики могли говорить друг с другом более откровенно. Хотя все равно вполголоса - был ведь еще извозчик.
- Так что надумал, Холмс?
Он все никак не мог привыкнуть к импульсивным поступкам своего друга, наставника и старшего напарника, то есть Холмса. Были случаи, когда внезапные порывы Шерлока были замешаны на одной только интуиции, а объяснялись им довольно странно и задним числом, но, тем не менее, результаты таких, казалось бы спонтанных, порывов оказывались, как правило успешными и заставляли Ватсона то и дело восторгаться его сыщицким мастерством.
- Мы его больше не выманим. Он ушел перед самим обыском, чего я и опасался, но до последнего не хотел себе в этом признаваться. Надо признать, что интуиция у него работает как надо! Теперь - никаких хитрых шагов, я думаю, в сложившихся обстоятельствах совсем другие действия принесут нам результат.
- То есть, Холмс?
- Розыск. Активно подключаем полицию. Теперь мы знаем его имя и лицо. Нам известна его личность. А то, что он скрывается, да еще и исчез в такой удобный момент, служит отличным подтверждением его вины.
- Какие же действия будут теперь за нами?
- Мы сделали свою работу, Ватсон, пусть и не так уж блестяще. Но все равно, спасибо Джейн. И спасибо нам - прояснили его личность. Теперь облава. Пусть он превратиться в загнанную дичь. Ситуация меняется. Пусть он паникует. Остальное обсудим в полицейском участке.
- Да, Холмс.
Спустя двадцать минут в полиции Холмс уже излагал по согласованию с Лестрейдом дежурному капитану его задачу. Задача была простой - любой полицейский подошел бы на эту роль. Словом, типичная рутина.
- Капитан Мэйфилд, срочно размножьте этот фотопортрет предполагаемого преступника и разошлите по районным отделениям и квартальным опорным пунктам полиции. Пусть он висит в каждом участке, на каждой стене, в каждом месте скопления людей! Это - очень опасный преступник. Его разыскивает вся лондонская полиция в течение более чем полутора лет.
- Да, сэр мистер Холмс!! - отчеканил капитан, явно гордясь тем, что именно ему поручили это ответственное задание, как и тем, что с ним лично беседует Холмс. (О приходе Холмса знали почти все ответственные лица в управлении полиции).
- Еще вот что: телеграфируйте по всем участкам, что касается пригородов Лондона. Вот это. - Холмс указал на бумагу, - а также всем дежурным по линии метрополитена ориентировку на преступника.
Спустя некоторое время Холмс беседовал уже с майором из отделения криминального сыска. Его он посвятил в те же подробности, что и вышеупомянутого капитана, а также попросил координации со всеми опорными пунктами своих связных.
- Наша цель - замкнуть кольцо вокруг преступника, - подытожил мистер Холмс, - пусть чувствует себя загнанной дичью - нам это только на руку. Пусть чувствует, что его ищут везде и всюду, пусть не дают продыху проверками в местах скопления людей. Пусть он боится высунуть нос из дому каждый раз. Словом, пусть паникует. Мы - только в выигрыше. Я вот просто чувствую, что он очень скоро попадется.
- Да, ты абсолютно прав, Холмс, - согласился Ватсон.
...Переждав еще с полчаса после ухода полиции, Джордж Джексон вернулся в свое жилище. Он сильно ожидал увидеть там запертую дверь и надпись "опломбировано полицией", но, к его удивлению, все было как всегда. И предметы и личные вещи, несмотря на проведенный (наверняка тотальный и дотошный) обыск, лежали строго на своих местах. Словно и не было здесь никого.
Но Джордж чуял, даже не разумом, а подкоркой, что здесь кто-то побывал. Не могли же ему привидеться отблески фонарей изнутри помещения. "О! А вот и след!" - наклонился он на участок пола между кухней и коридором, и у кладовки увидел едва приметный отпечаток мужского ботинка.
Какая-то волна ярости прошла по его телу, это были даже не человеческие эмоции, а нечто первобытное. Волна ярости прошла, захлестнув его горло и с хрипом вырвалась наружу. "Они испоганили и осквернили мое жилище!" То, что он считал своей неприкосновенной собственностью, теперь было попрано полицейскими ботинками. "Какие нахалы! Как они посмели ко мне врываться!.. Хотя, не просто так они были. У тех, кто приходил сюда, наверняка имелся и ордер на обыск, а может, даже и на арест".
Уайтчэпельский убийца, нервничая, ходил взад-вперед, шагами меряя пространство. Теперь он не мог чувствовать себя в безопасности, находясь в своем жилище. Такая формула, как мой дом - моя крепость, больше не работала. Сколько он потратил сил на то, чтобы это иметь! Ему всегда казалось собственное жилье наградой за его долгий труд. И вот, в результате этой легавой выходки он теперь, можно сказать, лишен того, что по праву считал своим.
Джордж не переставал метаться по комнатам. Все, что он планировал - это как отсюда убраться и куда теперь податься. Наконец, лицо его просветлело, что свидетельствовало о принятом решении. Он открыл потайной ящик письменного стола - тот ящик, до которого по "счастливой" случайности не дошли руки сыщиков, опустошил его, кинув содержимое в свою дорожную сумку, и, не запирая дверь на ключ (уже принципиально не запирая), вышел скорее на улицу. Там он будет чувствовать себя в большей безопасности.
Но это только начало пути... Но подробный план у него созрел словно сам собой, и он вспомнил про матушкину квартиру. Он не появлялся там около года, и пришла пора навестить это помещение. Оно вызывало в Джордже самые разнообразные эмоции. И хотя он перестал считать данное жилище домом уже давным-давно, эмоции всколыхнулись внутри него. Он вспоминал время своего детства и ранней юности, когда, проживая здесь, был полон самых разнообразных мечтаний. С одной стороны, он был, казалось бы, счастлив здесь. В его детстве было много и хороших моментов. А с другой - уже немного подросши, лет в четырнадцать-пятнадцать, он мечтал вырваться из этого убогого жилища, и из этих проклятых, богом забытых улиц. В новую, светлую, достойную, обеспеченную жизнь, как он считал. Но все это казалось ему в ту пору труднодостижимым раем.
Но со временем пришло то время, когда он, казалось, смог достичь части того, о чем мечтал. Он жил теперь в более престижном районе, на более чистой и благополучной улице. Но своего жилья-то по-прежнему у него не было, он снимал квартиру. Наконец, после нескольких лет ответственного и напряженного труда у него появилась возможность осуществить свою очередную мечту - приобрести свое собственное жилье - оно оказалось гораздо скромнее и проще той и без того нешикарной квартиры, которую он снимал.
К слову сказать, теперь в прежнем жилище появлялся крайне редко - там жила его больная мать. Она сильно сдала за последнее время и старела не по дням, а по часам. Но, несмотря на такое ее положение, Джексон избегал заходить часто к своей матери, навещая ее только два-три раза в году. В эти редкие разы посещение этого, когда-то бывшего родным, дома, становилось очень тяжким испытанием, своеобразной повинностью. И он знал, почему. Каких бы высот он ни достиг на служебном поприще (а путь он проделал немалый), все диалоги постепенно упирались в одно - что Джордж еще холост. Матушка постепенно, но внезапно, так свихнулась на этой идее, что совсем, казалось оттолкнула от себя сына.
Ну а он что мог с этим поделать? Личная жизнь - такая странная вещь... Семейное счастье не дается всем. Кому-то суждено это испытать, а кто-то, очевидно, не заслужил. Может, со временем, все и случилось бы, но в последние три года престарелая и выжившая из ума мамаша все испортила. Нет, мимолетные и краткосрочные романы случались у Джорджа и до этого. Но серьезными те отношения не были, ну а после, как он стал занимать ответственный, занятый и высокий, по его мнению, статус, тут и вовсе стало не до женщин.
Потом как-то случилось, что после одного тяжелого рабочего дня у него случился конфликт на улице с одной молодой теткой. Из-за чего - да просто, на пустом месте. Столкнулись друг с другом. Но склока переросла в перепалку, и она тогда наговорила много обидных вещей, задев самолюбие Джорджа. Может быть, будь он чуть более остр и подвижен на язык, уличной склокой бы все и ограничилось. Джордж обычно говоря с кем-то предварительно обдумывал фразу. А тут стресс, уличная ругань, напористая и вредная тетка. И тут она прошлась по самому больному и острому вопросу для Джорджа - его "улично-пролетарскому" происхождению. Он все свои усилия последних лет направлял на то, чтобы выйти в люди. Оставить подобного оскорбления он не смог и не захотел, тут словно дьявол вселился в него. Он, покраснев лицом и надвинув на глаза капюшон, побрел вслед за женщиной. Когда они дошли до более темной улицы, он приблизился вплотную к ней. Она не сумела дать отпор. Тогда он повалил ее на землю и стал избивать, а когда силы уже иссякли, он, расстегнув рабочую сумку, достал складной нож и несколько раз пырнул склочную женщину, дав, наконец-то выход своей скрытой ярости.
Потом он осознал, что натворил, заперся дома и не выходил, на следующий день на работу. Но к своему собственному удивлению и воодушевлению, он так легко это пережил, ощутив подъем сил и энтузиазма. Джордж с удвоенным рвением взялся за работу, так и не осознав, что же произошло с ним в эти короткие три дня. Какая-то энергия завелась в нем, требуя систематического выхода. А потом он стал совершать убийства уже намеренно и заранее к ним готовясь.
...Хода домой уже не было - его могла там в любой момент поджидать засада. Бесцельно слоняться по улицам тоже сил надолго не хватит - не такой закалки он человек. Что же делать? Он долго задавал себе этот вопрос, в особенности после того, как увидел свой "портрет" на стене у одного заведения и подпись:
"Разыскивается Джордж Джексон, 37 лет, волосы русые, выше среднего роста, немного сутул. Глаза темные, впалые. На вид худощав". Это случилось 5 декабря. Прошло два-три дня, и такая ориентировка теперь появлялась на стенах практически всех жилых зданий Уайтчэпела, работных домов, магазинов, трактиров и постоялых дворов. Передвигался он теперь исключительно глубоко надвинув капюшон. Свою привычную одежду - светлый плащ - он тоже теперь оставил, стал одеваться в темный длинный пиджак, достаточно поношенный. И все же, основные приметы были у полиции, да и у всех желающих на виду, поэтому Джордж практически перестал передвигаться в светлое время суток.
У него было на примете несколько закутков, достаточно укромных по местным меркам. И одно из них - это цокольный этаж дома бывшего благотворительного общества графства Мидоуз. Помещение было сырое и насквозь продувалось всеми ветрами, но это было одно из немногих мест, где он мог отсидеться, не привлекая достаточного к себе внимания.
Правда, случались иногда конфликты с местными бездомными, в основном из-за места. Но довольно быстро удалось поделить с ними территорию. Полицейские в этот квартал вообще не забредали, а если и заходили, то "для галочки".
На работу Джордж, конечно же, теперь не ходил. Теперь путь туда заказан, и ему прямая дорога опускаться "на дно" Уайтчэпела. Сколько это продлится - одному Богу известно. Но Джордж умолял, чтобы это было не слишком долгим. Порой он считал, что лучшим вариантом для него было просто оказаться однажды утром зарезанным и ограбленным местными "залетчиками". По ночам он спал плохо. Сырой, неотапливаемый и продуваемый полуподвал полуразрушенного дома был по-настоящему страшным местом.
Вздрагивая от каждого шороха, он то и дело просыпался. Но, как правило, тревоги оказывались ложными - то случайно забредшая кошка, то мышиный шорох и стук маленьких коготков. К холоду-то Джордж уже притерпелся - хоть на дворе стояло уже начало декабря. После двух с половиной недель холодов лондонская погода снова решила побаловать теплом, и днем воздух прогревался до четырнадцати градусов.
Джексону удавалось хорошо засыпать только во второй половине ночи, часов после четырех, когда измотанный организм окончательно сдавался.
Еще через неделю его было уже не отличить от местных коренных бродяг - недоедание и недосыпание делали свое дело. Бриться тоже было негде, а отросшие и давно немытые волосы теперь сплелись и спутались в плотный комок. Так что, это, с другой стороны, делало ориентировку полиции на него в какой-то мере бесполезной. Какой же нормальный человек станет пристально вглядываться в лицо бродяги, небритого, заросшего и чумазого, с впавшими глазами и в рваной и грязной одежде?
Но долго так продолжаться не могло. В конце концов, агенты и осведомители полиции были и здесь, и могли доложить о странном гражданине. Так что его поимка теперь - это вопрос времени... А может бежать? Но куда... Нет, большой город представляет собой идеальное место для укрытия - в маленьких поселках о чужих становится известно очень быстро. После девяти вечера, после того, как улицы быстро обезлюдивали, он отправлялся на поиски пропитания.
Еще через два дня Джексон решился на вылазку. Все эти дни он не выходил из своего убежища. С едой проблем не было, правда, таковая была однообразной. Ему удалось украсть со складов в Прингстон Лэмбли несколько больших пакетов крупы разных видов и макарон. В заброшенном здании было некое подобие котелка, в котором бродяги, прежде обитавшие в здании, готовили пищу. Были также и спички и дрова.
А вместо чая он пил простую воду - куда уж там шиковать... Вот только бриться было нечем... Во время стычки с бродягами неделю назад он "заработал" на лице шрам. Те двое оборванцев отступили перед его натиском, но оставили свою "визитную карточку". Со шрамом, а теперь еще и заросший бородой, Джексон теперь был практически неопознаваем для полиции. Они, еще по старой ориентировке, искали ухоженного приличного мужчину лет тридцати, а не сорокалетнего бродягу, каковым он теперь выглядел.
Среди местных он теперь был известен как "Угрюмый отшельник".
И вот, по окончании первой недели декабря, он решился покинуть свое последнее обиталище. Почему-то, думая об этом, слово "последнее" как-то занозой оцарапало сознание. Видно, он предчувствовал скорую развязку.
...Восемь вечера. Давно уже наступил скоротечный декабрьский вечер. Слоняясь в окрестностях, Леман-Стрит, он не знал, куда податься. Его мятущаяся душа не давала ему покоя. Одинокий, опустившийся бродяга неторопливо ходил по тем улицам, на жителей которых он наводил ужас последние несколько месяцев. Но теперь ему были уже побоку стремления последних лет. Ирония судьбы сыграла в последний месяц его жизни злую шутку - он стал таким же, как и десятки тысяч местных бедолаг. А ведь всю сознательную жизнь он так хотел вырваться отсюда! Он так себя убеждал, что достоин большего, что сам поверил в это. Да он и совершил по местным меркам невозможное - купил себе собственное жилье. О котором местные обитатели не могли даже и мечтать, в течении всей жизни снимая квартиру, а точнее, маленький уголок в комнате. Теперь в своем жилище он не имеет права появиться...
Он сам не знал, что его потянуло в переулок Мэрибоул Роуд - наверно, привычные маршруты его молодости, когда он был местным жителем. Потом он перестал здесь жить. А умрет, видно, здесь - это, как он понял, только что, у него на роду написано.
И как только он свернул на эту улочку, спокойствие заполнило, как бальзамом, его тревожную и болящую душу. Он впервые за последние несколько месяцев стал дышать спокойно. Его не пугало это спокойствие - он фаталистично и смиренно примет любой финал, каким бы он ни был. Воспоминания нахлынули на Джексона, но не ранящие и тревожащие его, а наоборот, успокаивающие, словно не было этих полутора лет, в течение которых его душа была больна.
Эти воспоминания грели и обнадеживали, они радовали, унося в далекие дали счастливого его прошлого, когда он был сравнительно беден, но относительно беззаботен. В нем словно проснулся прежний Джордж - немножко рассеянный, чуть-чуть наивный. Но он был тем - прежним Джорджем. В нем ожил юноша, вернувшийся во времена своего детства.
- Ну и ну! Совсем другое настроение! Словно вибрации другие пошли, как свернул сюда, а ведь иду по ней чуть менее километра. - удивился себе он вполголоса.
Он вспомнил Кристину, свою первую любовь. Ну, любовь - с натяжкой можно сказать, но влюбленность точно была. Ему было тогда 19 лет, а ей - 17. По округе потом ходили слухи о несостоявшейся их паре. Эх! Как давно и как недавно все это было!
Он, сам того не осознавая, шел в направлении к своему двору. Он направлялся к той квартире, где родился и вырос. Да, он перестал любить это жилье, в последнее время его сдавая внаем. Оно вызывало у Джорджа неприятные ассоциации. Но Джексону по-прежнему, вызывая приливы ностальгии, нравился этот двор... Нравилась скамейка у ворот двора.  Здесь было по-прежнему уютно и дышало умиротворением.
И такое теплое, несравнимое чувство спокойствия было у него, когда он заходил в свой двор. В свой двор... Ах, как это сладко звучит. После всего, что он наворотил за последний год, он, казалось, снова ощутил себя беззаботным юношей. А может, и не только за эти год-полтора... Может, он пребывал в долгом беспамятстве с восемнадцатилетнего возраста, и только теперь очнулся. Да, эта мысль гораздо страшнее. Но он словно вернулся в ту эпоху, когда можно все изменить. Ах, какое золотое было время! Это чувство того, что можно просто выкинуть из памяти, после пробуждения от страшного сна и запрятав его в суете сладкой повседневности. Это чувство того, что все можно вернуть, и все будет по-прежнему. И даже лучше.
Он был так удивлен своим внутренним состоянием, что только теперь понял, что же ему так не хватало все эти годы. Ощущения дома в душе. И спокойствия. Он сидел на прохладной скамейке, слушая, как, качаясь, скрипит уличный фонарь, как накрапывает скудный лондонский ночной дождь, как шелестят еще не до конца опавшие листья старого клена во дворе, и размышлял. И совсем не обратил внимание, как сзади мягкая рука легла ему на плечо. Он не вздрогнул от неожиданности. Его тело все поняло быстрее разума. Он повернул голову налево, глянул вверх и все равно не поверил своим глазам.
- Кристина??
- Здравствуй, Джордж. Слушай, так давно тебя не видела...
- И я тебя тоже.
- Что случилось с тобой? Ты выглядишь, словно долго бродяжничал.
- Так оно, в каком-то смысле и есть. Бродяжничал, а потом закончил.
- Что же все-таки произошло? Я как-то слышала, ты чем-то руководишь в порту. Я еще так порадовалась: ты молодец, что выбился на такой высокий пост.
- Да, так оно и было. Так было какое-то время.
- А теперь? С тобой явно что-то произошло.
- Да, произошло. Запутался я. В своих поступках и по жизни. Так что я не молодец. Я просто несчастный человек.
- Ты молод, и всегда есть время все изменить.
- Да, где-то я уже слышал: "каждая минута жизни - это шанс все изменить". К сожалению, это не мой случай.
- А что же твой случай?
- Искупление.
- Ты говоришь странно.
- Я и сам странный. Только до сих пор боялся в это поверить. Но пойми, если я умру, так станет для всех лучше.
- Нет, ты говоришь странные и страшные вещи. Я этого не хочу.
- Я и сам не хочу. Но финал близится. Я это чувствую. Я с недавних пор обладаю... Какой-то обостренной чувствительностью на будущие события. Только теперь, по-моему, я понял что такое интуиция.
- Не вздумай раскисать! Я скажу дядюшке Джефу, может он похлопочет о тебе с работой.
- Не надо, Кристи! Ты добрая, я всегда это знал. А теперь прошу одно: когда меня не станет рядом, храни обо мне только хорошие воспоминания.
- Разумеется. Да других воспоминаний у меня о тебе и нет. Ты всегда вызывал у меня в памяти самые теплые чувства. Помнишь нашу игру в городки?
- Ну да, помню! Эх, время было...
- Да, казалось тогда, что мы молоды и беззаботны. И, главное, казалось, что так будет все время.
- Теперь-то ты понимаешь, что это не так, Кристи?
- Да, сейчас сложнее. Но все равно я счастлива. У меня есть сын. Я не говорила тебе?
- Нет, я об этом ничего не слышал.
- Да, представь себе! Ему уже семь лет.
- Прими запоздалые поздравления. И как, твоя жизнь изменилась с тех пор?
- Ты знаешь, в целом поначалу нет. Но мировоззрение уже другое. Словно обретаешь какой-то новый, неведомый доселе смысл жизни.
- Я очень рад за тебя. А сейчас я ухожу.
- Точно, пойдешь? Не хочешь остаться? Я же вижу, что ты несколько дней не ел. И даже отдохнуть не хочешь? Просто за чаем бы посидели...
- Тут ты не права. Я ел, правда, вчера. Но сейчас не хочу. Пить хочу, но это терпит. А с тобой мне лучше не быть - так сложилось, что теперь меня ищет вся лондонская полиция.
- Даже так! За что ищут?
- За дело, Кристи, за дело. Я виноват. Но я не мог иначе.
- Я не буду спрашивать, в чем виноват. Будь осторожен!
Джордж обнял свою давнюю подругу. И, когда уже выходил за ворота двора, как-то рассеянно махнул рукой, словно прощаясь. Да он и в самом деле прощался.
Чтобы не говорили люди, нет на свете того преступления, которое нельзя простить, раскаявшись. В этом и состоял смысл слова "искупление", названного Джорджем. Эта беседа очень важна была для них двоих - и для Джексона, и для Кристи. Каждый из них понял что-то свое. Джордж получил прощение. Нет, не от тех, кто стали его жертвами. А просто за покаяние. Последние несколько часов жизни ему было хорошо и спокойно.
В утренней "Лондон Таймс" от 20 декабря 1886 года жители столицы прочли ошеломляющую новость. "Тот человек, которые последние два года наводил ужас на жителей темных переулков Уайтчэпела (далее - фото главного подозреваемого), найден мертвым неподалеку от переулка Кресси-Плейс. Это место, где от его рук стала жертвой некая Энн Мередит. Выходя из арки, он попал под проезжающий экипаж. Смерть была мгновенной. Как мы видим, полиции не удалось поймать его. Даже мистеру Шерлоку Холмсу в его поимке не улыбнулась удача. Но кровожадного маньяка постигла небесная кара. Высшие силы справедливости своим карающим мечом принесли возмездие. Отныне Лондон может спать спокойно".
- Слава Богу! - прочитав это, сказал Ватсон, - жаль только, что он не был задержан. И жаль, что жертв не вернуть.
- Значит, на этот счет у Всевышнего есть свой умысел, - ответил ему чуть погодя также прочитавший эту статью Холмс.