Таракан без ног не слышит. Часть 18

ГЛАВА 21 ДОЖДИ ИДУТ
Через день табор снимался с места.
Моя новая приятельница, как выяснилось, её зовут Арна, нашла занятие и для меня. Снимать с крючков подкопчённую рыбу и складывать её в большие дырявые мешки. Работа нетрудная. Помогали мне ребятишки, самому младшему из которых было не более пяти лет. Вообще то, они считали, что это я им помогаю. Ну, не буду спорить. Тем более, что общаться с этими медвежатками было одно удовольствие.
Они ласково трогали меня за руки, заглядывали в глаза и что-то спрашивали нежными голосами. Они были настолько красивы, что я смотрела на них, раскрыв рот, и млела. Иногда, правда, соображала, о чём они меня просят, и, если делала именно то, что от меня требовалось, они радостно смеялись и хлопали в ладоши.
А одна девочка обняла меня за шею и чмокнула в щеку. Я растеклась киселём. Господи, прости меня, но ангелы на небесах плачут от зависти, глядя на этих детей.
Всё было упаковано и утром следующего дня мы двинулись в путь. Никогда бы я не поехала в эту неизвестность, если бы ночью мне не приснился сон. Сон из тех снов, что реальнее любой реальности.
Мне приснилось Дерево. Я видела его целиком. Никакие скалы или кустарники не заслоняли его. Дерево глядело на меня с любовью и нежностью. И неважно, что никаких глаз у него не было. Неважно.
— Девочка моя.
Без голоса говорило мне Дерево.
— Ты не должна ничего бояться. Пока я с тобой, тебе ничего не грозит. Твоё тело, измученное болезнями, я вылечу. Твоя душа поспит в моей листве и отдохнёт, а твой разум пусть не знает границ. Путешествуй, развлекайся. Когда придёт срок, я позову тебя, и ты прилетишь ко мне из любого далёка. Ты легко найдёшь меня.
— Кто ты? — Спросила я у Дерева.
— Я Дерево. — Ответило мне Дерево.
— Но ты ведь не настоящее дерево? — Спросила я у Дерева
— Самое настоящее. — Ответило мне Дерево.
— Извини, я не то хотела сказать.
— Я знаю. Я не из числа простых растений, которые живут на этой чудесной планете. Когда-то очень давно, один из рождённых здесь, улетел на другой край вселенной. Там он научился многим чудесам и придумал себе сказку, в которой он добрый и мудрый герой, помогает всем, кому нужна помощь. И однажды, пролетая мимо этой планеты, он узнал свою родину и решил сделать подарок своим одичавшим потомкам. Он выдумал и вырастил меня. Дерево-лекарь. Но он забыл сказать людям, что я есть и для чего он меня создал.
— Я им скажу. Если ты хочешь.
— Скажи.
Проснулась я в таком настроении, будто уже умерла и снова воскресла. Я больше ничего не боялась. Даже большого обезьяна. Вечером они с Арной, о чём то, сердито говорили. Я могу только догадываться, но, по-моему, Рыжий добивался моей выдачи. Не добился.
Как выяснилось позже, он был моим мужем. Самым законным. И у нас, даже, сын имелся. Тот самый пятилетний мальчик, который больше всех помогал мне вчера. Может быть я и пристрастна, но малыш выделялся даже на фоне остальных небесных созданий, которые, по какой-то причуде, решили притвориться обыкновенными детьми.
За вчерашний день я узнала несколько слов. Не выучила, а именно узнала. Пара слов были сильно исковерканным, русским. Пара, исковерканным нерусским. Огонь они обозвали «от». Это было моим первым словом в этом мире. Разобралась ещё с десятком. Например, в роскошной рыбе, которую они запасали и называли релью, я опознала форель. Конечно, не всё было так просто. Основная масса слов не поддавалась идентификации. Пока постепенно я не привыкла к резкому говору и не поняла, что из слов выброшены некоторые согласные.
Не скажу, что после этого я моментально во всём разобралась, но я перестала бояться. Иностранные языки никогда мне не давались, а здесь совсем не иностранный, а почти мой родной, русский, с примесью неродных и нерусских слов. Ну, так эта примесь всегда присутствовала. Я тихо радовалась, а потом вдруг до меня дошло.
Они земляне!
И если это не Земля, то, по крайней мере, земная колония. Умный человек скажет, что достаточно было бы посмотреть на ночное небо, чтобы знать точно, Земля это или не Земля. Плавали-знаем. Смотрели и не раз. Не было тут никакого ночного неба. Муть одна.
В принципе, всё здесь было таким же, как и дома. Небольшие отличия, конечно, присутствовали. Это, если не брать во внимание, два непонятных светила и отсутствие луны по ночам. Более пышные кроны берёз и осин. Более длинная хвоя елей. Незнакомые травы и цветы. Но, опять же, я ведь не со всеми травками была знакома. Да и у аборигенов всё как у нас. Руки, ноги, голова. Мужья, жёны, дети. Вроде бы оно и Земля.
Я не знала, хорошо это или плохо. После тяжёлых размышлений я решила отложить решение этого вопроса на потом. А пока потихоньку училась. Училась языку, училась, как вести себя. Всему училась.
Я ведь ничего здесь не умела. Даже заваривать эпш. Похоже на лапшу, правда? По виду, будто мелкие макароны. По вкусу похоже на макароны по-флотски. Очень вкусно и сытно. Просто и быстро в приготовлении. Кинешь в кипяток и через пару минут обед готов.
Я уж не помню, то ли монголы, то ли северные народы, мололи сушёное мясо, а потом, в походах, практически на коне, или на олене, заваривали себе мясную кашу. Вот и эпш был приготовлен по тому же, древнему, рецепту. Сварен, высушен и засыпан отдельными порциями. Сублимат, короче.
Тава учила меня выделывать рыбьи шкурки. Они были очень красивыми. Их натягивали на специальную рамку и плавными круговыми движениями протирали тонким песком, смешанным с мыльным порошком. К этой нудной работе привлекались все, кроме мужчин. Ребятишки мучились наравне с женщинами. Арна без конца проверяла их ладошки. Что-то строго втолковывала им и горестно вздыхала.
Примерно через каждый час работы объявлялся перерыв. Руки мылись и намазывались мазью, сильно пахнущей мятой. Более трёх раз в день за эту работу не брались. А на третий день засолили то, что осталось.
При засолке радуга на шкурках гасла, и они становились похожи на серые тряпки. Ну и что. Серый цвет тоже красивый.
Я часто видела Рыжего и Арну вместе. Они то разговаривали о чем-то, то спорили, то откровенно ссорились. Сначала я решила, что они муж и жена, но возник вопрос — почему они не едут в одной кибитке? Может, в походе супружеские отношения не поддерживаются? Тоже нет. Я уже успела заметить, что некоторые мои соплеменники частенько уединялись парами. И пары эти были постоянными. И ночевали в одних кибитках. Арна и Рыжий всегда были на людях. И путешествовали не вместе. Рыжий так неприлично на меня пялился, даже в присутствии Арны. Хватал меня за руки, пытался приобнять. И Арна совсем на это не злилась.
В общем, чтобы разобраться в их отношениях, мне пришлось немного подучить свой новый родной язык.
Малыш Райл почти не отходил от меня. Он не уставал тыкать маленьким пальчиком в разные предметы и повторять, как они называются. Другие дети тоже с удовольствием учили меня, но вот что странно. Когда со мной занимался Райл, я запоминала слова намного быстрее. Почти с первого раза. Почти на уровне телепатии. Слова, названия, падежи и речевые обороты, на удивление мне самой, запоминались очень быстро.
Может, этому способствовало то, что я находилась в чужом теле. А информация, если я не ошибаюсь, записывается на подкорке головного мозга, и я, эту информацию потихонечку осваивала.
Примерно на двенадцатый — пятнадцатый день нашего путешествия я уже вполне сносно могла объясняться со своими соплеменниками.
Очень быстро запомнила имена. И где что лежит, в огромных кармашках повозок. Запоминала-вспоминала названия растений и лишний раз убеждалась, что это, таки, Земля. Я не заметила ни единой травинки, не похожей на земную. Все деревья были знакомы. Зайцы, тушки которых, нет, нет, да и доставались нам на поздний ужин, были, один в один, похожи на тушки зайцев из нашего Леса. Непуганые белки, так же сердито, стрекотали на нас со стволов высоких сосен. А лесная ягода ничем не отличалась от ягоды, которую я собирала не один год.
Календаря я не вела. Зарубок ни на чем, не делала. И потому не могу сказать, в какой день мы подошли к горам. Горы начались постепенно. Мы два дня шли по круто уходящей вверх дороге. Скальный хребет выскочил перед нами неожиданно. Горы были не то чтобы высокими и крутыми, но горы всегда горы.
Здесь мы остановились. Мужчины распрягли воулов и отправили детей постарше пасти их. А сами принялись проверять упряжь, смазывать колеса повозок. Подтягивали верёвки, которые связывали полог с бортами, простукивали оси, зачем-то трясли борта. То есть готовили транспорт к, видимо, непростому переходу.
Арна сначала молчала и хмурилась, но после обеда отозвала Рыжего в сторону и начала что-то выговаривать. Говорила она очень быстро, и я ни слова не понимала, хотя смотрела на её губы, не отрываясь, и, даже шею вытянула, чтобы не пропустить ни слова.
— Она говорит, что нельзя больше оставаться здесь. Нужно немедленно уходить.
Я повернула голову. Рядом стоял Райл, уцепившись за мою куртку. Я наклонилась и подняла его на руки. Он обнял меня за шею, и я чуть не умерла от счастья. Как я любила, когда мой сынуля, вот так же, обнимал меня своими маленькими ручками. Он уже давно вырос и стал совсем чужим, а я до сих пор нет, нет, да и ощущала его сладкие лапки на своей шее.
— Почему нельзя? Ведь воулам действительно нужно отдохнуть перед такой трудной дорогой. И повозки проверить необходимо.
— Арна говорит — дожди уже идут. Мы можем не успеть.
Даже я понимала, что с погодой в горах шутить нельзя.
— А откуда она это знает?
— Ей сказал колдун. Ещё там, в низине. А когда дожди уже близко, она и сама их чует.
— Значит, дожди близко. А насколько близко?
Райл удивлённо на меня посмотрел, и до меня дошло, что я спокойно говорю на своём новом языке. И даже слова совершенно не коверкаю.
Я чмокнула малыша в щёчку и улыбнулась.
— Рыжий всегда слушался Арну. Чего сейчас упрямиться?
— Фэт сердиться, что Арна не пускает его к тебе.
— А что ему от меня надо?
Вопрос мой прозвучал жалобно и испуганно.
И тут Райл выдал мне такую длинную фразу, что ему не хватило дыхания. Но я выловила только два слова: «любить» и «ждать».
Ну, то, что Большой Обезьян ко мне неровно дышит, я сразу поняла. Почти каждый день он приносил мне какой-нибудь подарок. То жареную рыбку, случайно выловленную в лесном ручье, то пригоршню ягоды. А один раз принёс букетик цветов. Очень миленький букетик. Я стояла дура дурой и сопела, не зная, что мне делать. Он взял мою руку, вложил в неё букетик, развернулся и ушёл. А я оглянулась, как воришка, и, убедившись, что на меня никто не смотрит, зашвырнула букетик подальше, в кусты.
На пылкую речь Райла я только покивала головой. Всё ясно, но ничего не понятно. Райл задёргался у меня на руках, заставляя отпустить его на землю. Встав на ноги, он повёл себя очень странно. Хлопал ладонями по коленкам, стучал себя по голове, а потом сцепил пальчики и, раздвинув локти в стороны, пару раз поднял и опустил руки. Похоже, изобразил толстого человека. Потом подошёл ко мне, похлопал ладошкой по моему животу и стукнул себя в грудь кулачком.
Челюсть моя тихо поползла вниз. Райл мой сын?! И когда успела? С трудом я вспомнила, что я такое и где нахожусь.
Вообще-то по телу, которым я сейчас пользовалась, трудно было сказать, рожало оно или нет. Вот бред, а? Животик был плоский, но ничего удивительного. Походная жизнь предполагает большие физические нагрузки. А грудь, размера примерно третьего, была налитой и вполне упругой.
Я опустилась на колени.
— Ты — я дотронулась пальцем до Райла — Мой — палец на себя — Сын?
При последнем слове я показала на свой живот. Он смотрел на меня некоторое время, как будто не понял вопроса, а потом медленно кивнул. А потом снова замахал руками, показывая то на себя, то на меня, то на Рыжего. На этот раз я плохо понимала мальчика, но слова были, в общем-то, просты, и смысл их хоть и с трудом, но доходил до меня. Если коротко, то Рыжий был моим мужем, Райл — сыном, а я была, соответственно, женой и мамой.
Так я выучила несколько новых слов. Вспомнила много старых. И ещё пару новых придумала.
Мимо нас пролетела Арна, шипя, как рассерженная кошка. Райл исчез, и я двинулась следом за приятельницей. Надо же узнать, чем закончились переговоры. В конце концов, как выяснилось, это напрямую касалось меня.
Момент я выбрала не очень удачно. Арна разговаривала со мной так, будто я была виновата во всех бедах мира. Тон, во всяком случае, не оставлял сомнений. И снова я не понимала ни слова. Я уселась на пол повозки в позе лотоса, нахохлилась и сделала морду тяпкой. А что я могла ещё сделать? Уйти? Но это было бы просто хамством с моей стороны, в такой ситуации.
Арна довольно быстро успокоилась. Может, потому что я молчала, а ругаться в пустоту она, привыкшая спорить и доказывать, просто не умела. Когда она замолчала, я подняла голову, посмотрела ей в лицо и улыбнулась.
— Арна, солнышко, я ни слова не поняла из того, что ты мне тут наговорила.
Фразу эту, умышленно громоздкую, я произнесла на родном языке. Не дура, поймёт, что я сказать хотела. Она действительно не была дурой. Арна подошла ко мне, встала рядышком на коленки и, глядя мне прямо в глаза, спокойно и медленно произнесла.
— Ол, я очень люблю тебя. И не хочу заставлять идти к нему. Но он твой муж. И он мужчина. И ему нужна женщина. Ему нужна ты.
Сейчас она говорила со мной как с тяжелораненой, будто предлагая смертельную инъекцию вместо долгих мучений. Я вцепилась руками в свои короткие волосёнки и застонала. Сказать ей всё? Поймёт ли? А если и поймёт, кто их знает, этих дикарей, вдруг у них в таких случаях положено сжигать несчастных, в которых вселился бес. То бишь, иной разум. А может, всё нормально? В конце концов, как выяснилось, это тело принадлежит жене Большого Обезьяна, и он имеет полное право им пользоваться.
Мне было бы намного легче смириться со своим новым положением, если бы я не видела, как Рыжий пинал несчастную девочку ни за что, ни про что.
Арна схватила меня за руки. Снова заговорила, и я с трудом поняла, что если я очень хочу, то могу уйти от мужа. Только надо сказать ему об этом. Тогда он сможет взять другую жену. Но он очень, очень сильно меня любит. И найти другого такого мужа мне будет нелегко.
Не могу сказать, как сильно меня обрадовала эта новость. Я выскочила из повозки и побежала искать Рыжего. Нашла я его не скоро.
Рыжий и Райл сидели на камнях у берега речки и о чём-то тихо беседовали. Мне не хотелось заводить разговор о разводе, при мальчике. Я присела за кустами и стала наблюдать за ними. Как ни крути, они были мне не чужими.
Вот Рыжий погладил ребёнка по голове. Вот Райл протянул ручку и вытащил травинку из волос отца. Вот мужчина достал что-то из складок одежды и протянул мальчику. Игрушка? Нет, Райл сунул это что-то в рот и зачамкал, смешно морща носик. А вот он засмеялся, хлопая ладошками по песку, а отец, подхватив его, закружил в воздухе, и Райл восторженно завизжал. А потом они сели на песок, обнялись и замолчали, глядя на воду.
Мне было странно открывать в Рыжем новое качество. Он, оказывается, хороший отец. То, что он, действительно, любит мальчика, было видно за версту. Да, им хорошо вдвоём. Но вряд ли им помешает любящая и заботливая жена и мать. Наверняка, они сейчас думают именно об этом. А я сейчас вломлюсь в их маленький мирок и заявлю: мол, вы, ребята, ищите себе другую, а я вас знать не знаю. Ну ладно, не будет Ол женой Рыжего, и я стану чувствовать себя комфортно. Он найдёт себе другую жену. А потом я уйду, и Ол станет никому не нужна. Ничья жена. Кто заступиться за неё, если она снова станет аутом. А если она придёт в себя и увидит, что её обожаемый муж женат на другой, и сын называет мамой чужую тётю? Она ведь тут же, обратно, с ума сойдет. Да и вообще я тут временный гость и не имею никакого права распоряжаться чужими жизнями и судьбами. Нужно искать другой выход.
В отвратительном настроении я вернулась в лагерь, забралась в повозку и свернулась клубочком на своём матраце. В лагере зашумели. Сначала я, погружённая в свои проблемы, не обращала на шум никакого внимания. Потом обратила. Потом заинтересовалась и вылезла из повозки.
— Ты не видела вожака? — подскочила ко мне Тава.
— Он у реки вместе с Райлом. А что случилось?
— Приехал шан. Он кричит и требует, чтобы мы срочно запрягали воулов и ехали дальше.
Тава уже почти привычно помогала себе жестами, но я и так отлично её понимала.
Кроме одного слова. Кто такой шан? Но девочка уже упорхнула. Она вообще не умела ходить. Только порхать, как птичка.
Впрочем, сейчас, в лагере, порхала не только она. Мальчишки уже гнали воулов. Мужчины ладили упряжь. Женщины торопились заварить эпш и разложить его по мешочкам. Одна я стояла, как пенёк на дороге и не знала, то ли мне залезть обратно в повозку, то ли пойти помочь кому-нибудь. Хоть воулов подержать.
— Эй, Ол, что встала, как пенёк на дороге? Иди сюда и подержи воулов!
Я медленно повернулась. Один из охотников стоял, держа за ошейники двух быков, и смотрел на меня.
— Ты что-то сказал?
— Да! Иди, подержи воулов. Их нужно быстро запрячь, а они не наелись, злятся. Я подошла и взялась за ошейники.
— Ты сказал, что я пенёк?
— Я не хотел тебя обидеть.
— Да ты и не обидел. Просто…
Одно из двух: или он прочитал мои мысли, или я начинаю думать, как они.
Не успели мы запрячь воулов, как меня позвали паковать мешочки с эпшем. Потом всё ходячее население отправилось за водой. В общем, дышать нормально я начала примерно через час, после того как мы отправились в путь. Ехала я в повозке Арны. Она задумчиво посмотрела на меня, когда увидела, но ничего не сказала. Зато у меня появились к ней кое-какие вопросы. Кто такой шан? Почему мы так резво сорвались с места? И, что можно придумать, чтобы некоторое время подержать Рыжего подальше от меня, не объявляя тройной талак?
Все эти вопросы я обрушила на неё во время ужина. После непродолжительной гимнастики для пальцев выяснилось, что шан — это местная разновидность экстрасенсов. Табор сопровождал его до того места, где я их и встретила. Потом он ушёл, а вожаку велел возвращаться без него, если он не придёт в назначенный срок. Они выполнили его волю, а вот теперь он догнал их и приказал немедленно сниматься, потому что идут дожди.
С третьим вопросом возникли затруднения. Всего моего словарного запаса, вкупе с пальцами, не хватило, чтобы нормально его задать. Арна никак не могла понять, чего я хочу. Стать свободной или остаться женой Рыжего.
Я махнула рукой. В конце концов, я и сама могу обеспечить себе неделю, а там посмотрим. Или эмир умрёт, или осёл. Или я.