Порт Арктур. Глава 12. Хозяева. Часть 1

Терния Звёздная "Порт Арктур", 2024

Словарь: http://proza.ru/2024/04/16/16
http://proza.ru/2024/04/16/17
http://proza.ru/2024/04/16/19

Предыдущая глава: http://proza.ru/2024/04/02/48


- Лилли!
Она так и застыла истуканом, изумлённая его неожиданным появлением, пока молодой человек сам ни приблизился. И тогда уже она поверила в происходящее, вернулась к жизни и дала волю чувствам. Крепко обняла его за шею и не отпускала с минуту, хотя такие открытые нежности с друзьями, даже близкими, были не в ее характере.
- Сатурн! Все-таки живой… Слава Богу, – плакала она и от радости, и от всех пережитых за это время потрясений и переживаний. Так упавший ребенок, сильно оцарапавший ножку, держится молодцом, пока идет из песочницы к маме, но завидев ее милые черты, почувствовав ее тепло, тут же теряет самообладание и ревет навзрыд, не столько от боли, сколько от возможности высвободить сдерживаемые эмоции, разделить их с дорогим сердцу человеком.
- Эй, ну что ты! Всё хорошо. Все живы, - Сатурн держал ее в объятьях столько, сколько ей понадобилось, чтобы прийти в себя и выплакаться. Он понимал. Не успокаивал, не объяснял, просто стоял широкой массивной стеной и закрывал ее тонкий трепещущий росток от штормящей действительности последних дней. А может и лет. Ей давно надо было выплакаться, еще со дня смерти папы.
Наконец, она сама слегка отстранилась, продолжая держать его за плечи и вглядываясь в родные черты. Слезы все еще ручьями текли по щекам, нескончаемо и мерно, точь-в-точь как из-под Источных камней, капали на пол и тут же исчезали, поглощаемые материалом неземного происхождения:
- Рыжий, ты живой! Как же я рада тебя видеть! Что с вами случилось?
- О, это долгая история. У нас еще будет время, – Сатурн словно за эти дни, проведенные в компании саймехиан, подхватил от них тот же вирус – болезнь откладывать важные и любопытнейшие объяснения на неопределенное «потом».

Зарделся, засмущался. Столько лет он копил в памяти каждое ее случайное прикосновение, помнил на перечет все разы, когда она бессознательно и невзначай дотрагивалась до него, застенчиво пытался отыскать в них подтверждение, что он ей тоже не безразличен. А теперь она вся в его объятьях, рыдает, не отпускает, смотрит на него такими глазами, полными счастья, что он жив. Когда бы еще в «прошлой жизни» могло такое случиться? Никогда, а было так желанно. Теперь же – «красуйся, ликуй»! Но ничего. Совсем. Он был очень рад ей как младшей сестре, как лучшему другу, так же восхищался ее фарфоровой красотой, но… сердце билось ровно, радостно и легко. Сатурн даже сам опешил от своих новых ощущений. Но как бы ни хотелось продлить этот порыв нежности, как бы ни хотелось сейчас наговориться, надо было оторваться друг от друга. Они были не одни, и их ждали.

Лилли оглянулась на остальных, но тут же стало понятно, что их особо никто не торопит. Эхттенмэари стояла в нескольких метрах от них и, не обращая внимания на остальных, крутила в руках, судя по всему, облако эйяханнао. Парни из СОБРа и чиновники, уже раздетые до футболок, расселись на выступах из неровных стен, которые видимо для этого и предназначались. Но самое забавное было то, что некоторые из них трепались о чем-то своем и… курили. Да. Так просто, словно они присели где-то в пещере на Земле. И никто их не гонял за это. Хотя Лилли засомневалась, что здесь вообще курят. Командир тоже курил, посматривая периодически то на часы, то в сторону Лилли с Сатурном. Но заметив ее взгляд, махнул ей головой, мол, пара минут у вас еще есть, общайтесь.
- В СМИ ужасно всё показали. Как всегда. С интригой, с нервом, разгоняют всякие ужасные теории - чтоб подписчиков держать. Совсем не думают, что у вас есть родители, близкие.
- Да, поэтому я вернусь пока и со всеми свяжусь, кто о нас переживает. Раньше не было возможности. Из-за вас они снова спустились и нам предложили выйти, кто хочет. Некоторые из наших уже на улице, ждут меня. А я задержался тут, с тобой хотел увидеться.
- Но надо быть осторожным. Видишь, с каким «СОБРовождением» меня сюда доставили?
- Да, кто-то явно против нашего общения с саймехами.
- С кем?! – улыбнулась она.
- Саймехи. Это мы у них в гостях.
- А я-то до последнего надеялась, что все-таки они у нас, - съязвила Лилли.
- Да я про этот… Гиллаэрт.
- Я поняла. Просто удивилась, что ты, не зная языка, выяснил уже, что они саймехиане. И как это вы с ними общались? На каком языке?
- На самом простом, доступном и древнем языке.
- На Финир;е что ли?
- На языке жестов и рисунков, - усмехнулся Сатурн.
- Погоди, а как ты узнал, что они именно саймехиане?
- Да просто. Я указал на Землю и сказал: «Земля». Потом указал на Эхттенмэари. Она ж не глупая, поняла, чего я хочу. И сказала: «Саймехи». Значит, они саймехиане или саймехи.
- Как всё просто, оказывается. А я стараюсь из последних сил, перевожу тут до потери пульса.
Оба рассмеялись. Лилли продолжила:
- Да она что угодно могла понять и сказать. Это как с кенгуру.
- А что с кенгуру?
- Есть такая смешная легенда, хотя не подтвержденная лингвистическими исследованиями, но в детстве мне она нравилась. Когда мореплаватели высадились на берегах Австралии, они увидели это животное и спросили аборигенов, мол, что это, как называется? Те ответили: «гангару», что у них якобы означало: «не понимаю». Поэтому долгое время считалось, что кенгуру на самом деле называется «не понимаю».
- Забавно. Так я ошибся?
- Нет, всё верно, они саймехиане. А ещё они аунниойет.
- Что это значит?
- Не такие как мы. Разумные.
Сатурн хмыкнул:
- А мы нет?
- Если послушать великого кьянази Хессихортхаата, - Лилли произнесла его имя с деланным пафосом и подкатив глаза, что Сатурна еще больше развеселило, - то мы подлежим перевоспитанию, даже решать за себя права не имеем.
- Да ладно, думаю, не так уж всё плохо. С ним я не общался, даже не видел. А вот Эхттенмэари, кажется, так не считает. Что с губой?
- А… да это… когда бежала, то упала.
- Куда бежала? – насторожился Сатурн.
- Слушай, долгая история. При случае расскажу. Ты лучше скажи, как ты доберешься домой?
- Так же, как ты добралась сюда. Надеюсь, военные возьмут нас на хвост до Москвы.
- Тогда хорошо, с ними безопасно. А где ваша техника, машины?
- У саймехиан.
- На борту?
- Не знаю. Они ее всю превратили в светящийся шарик размером с жемчужину.
- В эйяханнао. Тогда есть шанс, что вернут. Насколько я поняла.
- Ладно, твой шеф докурил, и мне пора уже. Позже увидимся, - Сатурн нежно коснулся ее щеки и заботливо поправил выбившуюся светлую прядь.
- Как ты вернешься?
- Спустятся за мной. Я так понимаю, они не очень любят гонять Гиллаэрт туда-сюда, но ученые им нужны, поэтому согласны.
- И зачем им переводчик, когда есть ты?
- Да ладно, - усмехнулся Сатурн, - мы с Эхттенмэари целыми днями пытались найти общий язык по всем этим простым вопросам. Кажется, я даже научился рисовать, хотя это был болезненный опыт, - засмеялся он.
- Бедный, нужда заставит. Но мне это никогда не освоить. Если бы мне пришлось изъясняться с пришельцами рисунками, то военного конфликта было бы не избежать.
- «Я давно хотел вас спросить как художник художника: вы рисовать умеете?».
- Да, это точно про нас, - прыснула она, вспомнив эпизод из фильма.
- Прихвачу побольше вещей из дома. Что тебе взять?
- Не знаю даже… я скорее всего тоже сегодня-завтра вернусь. Что мне тут одной делать?
- Ты не одна будешь, там полдюжины других ученых. Как раз могли бы начать с ними.
- Да нет уж. Хочу передохнуть, маму с Надей увидеть. Нужно морально собраться после всего, побыть в тишине, осмыслить события.
- Ладно, тогда не прощаюсь. А вообще, у них очень интересно. Тебе там понравится, - и Сатурн многозначительно показал пальцем вверх. – Правда, не сразу, – добавил он усмехнувшись.
- Почему это?
- Расскажу по пути домой. До скорого! – и Сэт не упустил шанса еще раз крепко обнять Лилли и чмокнуть в разгоряченную розовую щеку, раз уж сегодня всё позволено.

Проводив его взглядом, Лилли собралась подойти к капитану, по-отечески ухмыляющемуся из-под усов, но только теперь заметила, что кьянази тоже маячит на входе в Ме;и айттин эсмарр. И судя по всему, он с большим интересом наблюдал за происходящим между ней и Сатурном, правда, не было ясно, как долго. «Да, сцена была действительно бурной. Тут даже видавшие виды зрители не прошли бы мимо такого индийского кино. Интересно, что пришельцы обо всем этом подумали? И бывает ли так у них? Чувствуют ли, переживают? Испытывают ли боль потери и счастье долгожданной встречи? Сколько же всего предстоит узнать нам друг о друге. И это только начало, первый шаг».

Эхттенмэари повела людей дальше по пещерному коридору, на этот раз в бледных сиренево-оранжевых тонах. Коридор этот тоже сначала тянулся без дверей, но наконец, на одной из стен его замаячил вход – продолговатый по вертикали, метра три с половиной в высоту. Он был так же обустроен, как и вход в Ме;и – словно вырубленный лаз в каменистой стене, затянутый пеленой темной жидкости на вид и оказавшийся зияющей пустотой на ощупь. Лилли пока не могла понять назначения этой завесы. «Да, допустим, она скрывает от глаз то, что делается внутри помещения, а находясь внутри, ты беспрепятственно видишь то, что делается снаружи. Как тонированное стекло в автомобиле, это удобно. Но это не препятствие – пройти может любой». И они прошли внутрь. Это было совсем не похоже на Место источного камня.

Это была норка. Да, самая настоящая уютная норка какого-нибудь весьма упитанного белого кролика из чёрной дыры, вырытая в скальной породе биолёта. Её пространство в плане было продолговатым и слегка загнутым по бокам, как фасолина. В отличие от подземной норки, здесь во всю стену зияло два огромных панорамных окна круглой неправильной формы, диаметром не менее трёх с половиной метров и с отличным видом на озеро, уже залитое ярким, но по-осеннему смиренным, утренним светом. Это помещение было раз в пять меньше Ме;и, но всё же довольно обширным по размеру, и, видимо, поэтому в разных местах свод его потолка опирался на три плавно вытекающие сверху и снизу колонны, хотя больше они были похожи на сталагнаты. В Ме;и подобных колонн не наблюдалось, но там и потолок был легче, почти весь в окнах. А здесь, скорее всего, сверху были другие помещения. Также, в отличие от Места источного камня, росписей здесь не было. Если тот зал поражал убранством, великолепием и величием, то эта комната столь же удивляла простотой и естественностью. Хотя в этом, несомненно, была своя сдержанная природная красота. Есть в японской культуре очень подходящее понятие, описывающее то общее впечатление, которое, как возникало с первого взгляда на жилище внутри биолёта, так и закреплялось по мере его изучения. Называется это явление «ваби-саби». Всё просто, даже грубовато, по-деревенски неприхотливо, натурально, неотёсанно. Но Лилли, как современный городской человек, закованная в изысканные и рафинированные формы и предметы прогрессивного образа жизни, взятая в плен пластиковыми, композитными и суррогатными материалами повседневного существования, находила, что вот такая сельская немудреная примитивность «ваби-саби» - это истинная роскошь и отдохновение для души.

Цвет «известняка» стен был светло-серым, с переходами в серо-голубой и полынный зеленый. Пахло чем-то морским и немного луговыми травами. По левую и правую стороны норки-«фасолины» находилось по три лаза высотой в человеческий рост, вытянутые по вертикали из-за экономии места, и так же затянутые уже привычным темным жидким сатином, словно в естественных скальных нишах сами собой образовались три вертикальных озера.

Это всё, что Лилли успела наспех оценить за первые секунды, как они вошли внутрь. Все эти новые впечатления: неожиданная встреча с Сатурном, интересные неизученные помещения – немного отвлекали ее от пульсирующей головной боли и общей слабости, но всё же с каждой минутой она чувствовала, что ей хочется поскорее уединиться и прилечь. Однако, она понимала, что надо сначала помочь обустроиться группе, а потом и ей самой представится возможность отдохнуть.

Эхттенмэари назвала эту норку «файэнх», и у Лилли сразу всплыло из тёмных вод глубинной памяти понимание сути этого помещения, как вспышка озарения. Файэнх – это некое место общественного назначения, обычно в доме. Можно сказать, «гостиная» по-русски. Но и не только. Любое место, куда приглашаются гости и допускаются все обитатели дома. Мебели в файэнхе как таковой не было. В левой части норки, почти напротив входа и ближе к витражу, на полу лежал широкий горизонтальный камень, не круглый, не квадратный – бесформенный, но относительно плоский, так, что можно было принять его за стол. В высоту он был около пяди, в среднем диаметре – действительно, без шуток, косая сажень – примерно два с половиной метра. В центре его виднелась выемка или некое углубление. Общее впечатление было, что это какое-то древнее огромное неандертальское колесо, которое так и не довели до ума: не пропилили насквозь центр, не обтесали до ровной окружности края – и просто бросили где-то на окраине галактики, а саймехиане летели мимо, подобрали его, как мальчишки подбирают всякий хлам с улицы, и поместили в гостиной на самое видное место – как мальчишки.
- Э;ируэ эсмарр, - назвала его Эхттенмэари.
- «Камень общения», можно так сказать, - дословно перевела Лилли. – Или просто «стол» по-нашему.

 «Камень общения», но не «чревоугодия». Это интересно. Еда у них не во главе угла, судя по всему», - отметила она про себя.
С двух сторон от стола находилось по длинному бревну. Не понятно было, деревянные они, каменные или еще из какого неведомого нам материала, но выглядели, как старые стволы деревьев, сверху отполированные частым использованием, а по торцам выразительно и естественно сколотые и потрескавшиеся. Вокруг э;ируэ эсмарр также были раскинуты какие-то подстилки, больше напоминающие объемные циновки, сплетенные из сухих распушенных трав. Но тоже не прямоугольные, а в стиле ваби-саби. Эхттенмэари подошла к камню общения, взмахнула руками, в которых уже появилось тёмно-бордовое облако эйяханнао, покрутила несколько секунд, и словно оторвав клок от пушистой сладкой ваты, отправила его в легкое плавное путешествие на плоскость стола. И лишь тогда все увидели, как на глазах бесформенная мерцающая туманность стала обретать форму каменного вытянутого сосуда. Происходило это превращение с минуту, и можно было детально рассмотреть метаморфозу. Это было весьма захватывающе и потрясало человеческое воображение. Лилли подумала, что Эхттенмэари специально решила показать замедленный процесс, чтоб люди лучше прониклись действием, уяснили природу происходящего, чтоб им потом самим легче было научиться воплощать так же.
- Оюм, - указала она на сосуд.
- Вода, - перевела Лилли.
Капитан заглянул в «кувшин»:
- Точно. Пить можно?
- Вряд ли она ее тут для красоты поставила. Не для цветов же, - усмехнулась Лилли.
- Спроси уважаемую, а кипяточку можно?
- «Соскучились по чаю?» - цитатой из того же фильма спросил один из бойцов.
- Так точно.

Лилли спросила Эхттенмэари, можно ли кипяток сделать? И она «заварила» ещё один сосуд и примостила его рядом с первым. Над новой крынкой безмятежно завился многообещающий и вполне себе привычного вида парок. Также рядом саймехианка воплотила из пыли с десяток чашек, похожих на пиалы из камня или простой глины, точно с выставки поделок начинающих студентов гончарной студии.
- О, другое дело, - обрадовался капитан, и все зашуршали в коробках сухпайков, выискивая пакетики с чаем и кофе.

Лилли поблагодарила Эхттенмэари от себя и группы. Мелочь, всего лишь вода - два атома водорода и один кислорода, соединенные ковалентной связью – доведенная до температуры 100 градусов при давлении в одну атмосферу, а сколько простого человеческого счастья. И чая. Лилли давно себе уяснила, что в определенные моменты жизни, кружка горячего чаю равносильна настоящему счастью. Кружка согревающего «счайстья» – иначе и не назовешь.

Пока мужчины наводили себе бодрящее питьё, саймехианка спросила, нужно ли что из еды. Но от еды отказались, так как у всех было с собой достаточно. Решили не терять времени, и пока заваривался чай, пошли смотреть с командиром, что скрывают вертикальные темные «озера». За ними были норки поменьше.
- Ноэ;, - назвала помещение Эхттенмэари.

«Точно. Личное помещение, место уединения», - вспомнила Лилли.
Окон здесь не было, поэтому царил приятный расслабляющий полумрак. Запах тоже был другой. В нём было меньше моря, но больше трав, что-то отдаленно напоминающее аромат лаванды и ладана, но при этом иной, незнакомый, инопланетный. Обстановка тоже была весьма ваби-саби-аскетичной: вплотную к стенке на аршин от пола возвышалась продолговатая лежанка, словно это был природный выступ пещерки, верх его был не совсем плоский, а чуть углубленный к центру. Поверх лежал грубоватого вида смурый свернутый плед, похожий на те, что были разложены вокруг камня общения, так же сплетенный из сухих трав и чего-то, напоминающего шерсть. Лилли потрогала. Наощупь этот войлок был мягче и нежнее, чем изначально казался внешне, и волокна трав были эластичными, а не ломкими, скорее напоминающие трепаный и очесанный лён. Больше всего на свете ей сейчас захотелось прилечь на этот жесткого вида топчан, нырнув под незатейливое покрывальце. Смотреть тут больше было не на что, поэтому Эхттенмэари вывела их назад в гостиную-файэнх, а оттуда они направились еще к одному входу в помещение, которое до этого Лилли не заприметила, так как находилась к нему спиной. Вход как раз вёл в тот плавный выступ, который и придавал плану помещения изгиб. Они зашли. Внутри тоже была ноэ;, но побольше, чем спальные. Лилли ожидала тут увидеть сразу санузел, каким бы невероятным он ни был. Но в этой пещерке, занимая почти весь ее объем, находился здоровый цилиндр – выше человеческого роста, в диаметре метра три, не меньше, с идеально ровной геометрией и явно выполненный из металла, вроде как из стали. Были видны очертания двери, такой же стальной, как и цилиндр, прямоугольной, по габаритам как раз в человеческий рост. Подумать только, возле двери был виден ряд кнопочек, мерцающих голубоватой подсветкой. Вот эта штуковина уже точно была как из киношной фантастики, поэтому совершенно выбивалась из общей атмосферы файэнх и ноэ;. Чувствовалась тут рука и разум человека, по крайней мере, Лилли точно поняла, что это не саймехианская задумка. Было в этом идеально ровном стальном цилиндре с лампочками и кнопочками что-то такое родное и привычное, что-то вырванное прямиком из «Москва-Сити» или из аэропорта Шереметьево. Теперь можно было вздохнуть спокойно, скорее всего и туалет с душем как в модном отеле.

Эхттенмэари объяснила, что нажимать, как заходить, как закрываться и открываться. Но к удивлению Лилли, внутри не было керамической плитки, хромированных устройств и сияющего белизной санфаянса. Внутри был уголок природы. Но чуть более тропический, чем оазис в Ме;и айттин эсмарр, и с богатой сочной флорой. Словно ты попал куда-то на каменистый берег ручья с небольшим водопадом. Первое впечатление – это очень красиво и естественно. Было много камня – тёмно-серого, природного неотесанного камня, на стенах, на полу. Где-то он лежал грудами натурального вида, словно так и было веками, в основном ближе к краям, к границам. Где-то, ближе к центру, был относительно плоским. По конфигурации помещения было понятно, что это лишь половина цилиндра, который посредине был разделен перегородкой. Но она была не ровной, не прямой, поставленной строго вдоль диаметра. Эта перегородка закруглялась по краям, и общий план пространства казался овальным. В центре, напротив двери, на полу было более плоское место, и оно примыкало к этой каменной перегородке, по которой ненавязчиво стекал умеренный водопад. Он ниспадал не потоком, а струями, которые перетекали одна в другую, соединялись, разбегались, падали на уступы, откуда разъединялись на еще более тонкие ручьи или каплями устремлялись вниз. Ближе к краям по камню перегородки и стен цилиндра росли всякие растения: мхи, какие-то мелкие влаголюбивые папоротники, овсянницы, болотницы, осоки, анубиасы, укоренившиеся в расщелинах и нишах. Они плавно переходили на плоскость пола. Часть свисала лианами с потолка, тоже каменистого. Эхттенмэари объяснила, что тут управлять голосом. Сказать «оюм» при закрытой двери - и пойдет вода сверху. Два слова для регулировки температуры: «теплее» и «холоднее». Обсушиться: «воздух», так же можно регулировать его температуру. С душем было более-менее понятно. Только оставалось загадкой, откуда у саймехиан вполне себе нормальный человеческий душ.

Обошли цилиндр, и с другой стороны нашли еще одну дверь. Помещение за ней было таким же по размеру и конфигурации, только вместо плоского камня по центру было отхожее место. Тоже из камней. Понятное дело, не было унитаза какого-то особенного космического дизайна. Была просто расщелина между плитами камней, в которой всё время протекал поток воды. Рулонов туалетной бумаги тоже не было, но было устройство для личной гигиены – каменный выступ, по которому стекала вода: можно было ополоснуться тут же, над отхожим местом. Всё управлялось теми же словами. Лилли хотела было спросить про мусорку, всё-таки у нее были с собой средства личной гигиены, да как и у остальных, но Эхттенмэари опередила ее вопрос и показала на нишу в полу. Объяснила, что мусор бросать туда, а потом сказать: «огонь». И стоило ей произнести это слово, как в нише вспыхнуло невысокое пламя.
- Ух ты! – воскликнул капитан. – Нам бы такой очаг возле стола там поставить, можно было бы картохи напечь вечером.
Лилли рассмеялась подвижности его ума и практичному умению приспособить всё под свои нужды. Кто о чем, а мужик о жареной картошке на ужин.
- А картоху где возьмете?
- Так этих попросим наколдовать. Что, у них картохи не найдется?

Лилли смеялась – с капитаном в любой ситуации не соскучишься. Еще она вспомнила, как он по стенам бегал в зале.
Со всеми помещениями было понятно, и они вернулись к столу или к э;ируэ эсмарр, что было более верно. Лилли и не заметила, что на столе на одну чашку с чаем больше, чем мужчин.
- Держи, это тебе, - протянул капитан ей каменную пиалу с толстыми стенками, благодаря которым, за это время чай успел как следует завариться, но не остыть.
Лилли так обрадовалась неожиданному вниманию и заботе. Она, наконец, сделала долгожданный глоток. Он был горячим, ароматным, густым, несмотря на то, что это всё-таки была «пыль бразильских дорог» в пакетике. Приятное тепло согревало душу изнутри и придавало сил.
- Чай был бы вдвойне вкусней и бодрей, если бы я жахнул туда коньяку. Но тебе не полагается.
- Это почему? Я уже совершеннолетняя.
- Ходят слухи, торчишь на фенозепаме.
- Случается. Раз в 22 года.
- Прямо как полный солнечный цикл.
Лилли не смогла сдержать смех и удивления – откуда у военного командира такая осведомленность в темах астрономии. Но факт широко известный, а эрудиция – это черта характера, независящая от рода деятельности.
- Я бы и сама не додумалась. А таблетку я выпила часа два назад, наверное, уже можно.
- Через трое суток. Не раньше.
- И откуда вы всё знаете? – искренне удивилась она.
- Приходится знать всё. И про всех. Работа такая. И твоя теперь тоже.

Лилли поняла, о чем он. Теперь и ее работа собирать данные о саймехианах и не только. Получится ли?
- Поэтому тебе остается только смотреть и нюхать, - добавил он.
Лилли улыбнулась. Вокруг камня общения, и правда, витал приятный тонкий аромат смеси миндаля, терпкого сладкого табака, кофе и непринужденной беседы интересных сильных образованных мужчин.
- Я надеюсь, после этого я не свалюсь до вечера?
- Считай, это ароматерапия. Взбодришься, а то что-то ты приуныла.
- Устала, много всего.
- Да, мне самому нужно время, чтоб всё осмыслить. Больше всего мне понравилась гравитация на стенах.
- А мне эти шарики с энергией, - вставил один из бойцов. – Только представьте себе, сколько всего можно из них сделать.
- Если мы освоим этот метод, - скептически добавил генерал. – И главное, не намутить из них какого-нибудь чёрта в табакерке, как у «не партнеров» вышло.
- Ну, как теперь говорят: «в руках американца техника бессильна». И даже опасна. Будь умным, не будь как американец, - ответил капитан, усмехаясь в ус.

Тем временем, пока мужчины продолжали шутить и обмениваться впечатлениями, Лилли написала на кусочке бумагия все слова для управления санузлом. Она взглянула на Эхттенмэари, та стояла у окна, и видимо, рассматривала мало привычные для себя земные пейзажи. «Интересно, что она чувствует, о чем думает? Тоже устала с нами возиться и всё объяснять? Это её работа? Обязанность? Она что-то получает за это? Может сгустки эйяханнао? Нравится ей это или ей приходится, рутинный труд? Все у них такие терпеливые и спокойные? Какая у них планета? Какие там пейзажи? Скучает ли она по дому или радуется путешествиям, грустит, глядя на Землю, или ей всё тут интересно?»

Лилли поблагодарила за чай и поднялась. Эхттенмэари положила на стол шесть каких-то серых комочков, больше похожих на шарики глины или на удобрения для аквариумных растений, которые подкладывают под корень, чтоб те гуще росли. «Такие папа сам лепил для подпитки водорослей». И сказала, что их надо проглотить – это средство от заражения вирусами и бактериями внеземного происхождения.
- Панацея от всех болезней? - удивился капитан. – И как оно действует?
- Это не химическое средство, а энергетическое. Оно запоминает образ здоровых клеток, фиксирует естественное состояние организма, заложенное в ДНК, а в случае появления очага воспаления или изменений, где клетки начинают излучать искаженный болезнью сигнал, возвращает всё к исходному виду, при этом выводя чужеродные образования из тела.

Спорить никто не стал, вдаваться в подробности тоже. Если бы пришельцы хотели избавиться от людей, они бы это сделали раньше и другими способами, не растрачивая свое время на беседы и обучение новым знаниям. Тем более все видели Сатурна пятнадцать минут назад – здорового, цветущего, радостного и полного сил.
Лилли с Эхттенмэари вдвоем прошли еще часть коридора до следующего тёмного входа. Зашли внутрь. Эта файэнх была поменьше предыдущей раза в три. Более компактная, но всё равно просторная. Потолки тут также были шестиметровыми и все габариты определенно рассчитаны под быт и комфорт высоких саймехиан. «Чувствую себя Машей, которая забрела к медведям. И ничего тут нет для Мишутки, все размеры с размахом, явно для удобства Михайло Потапыча».

- Лилли, тут всё так же, как и в тех покоях, не буду тебя утомлять.
Эхттенмэари тем же способом соорудила на камне общения два сосуда с холодной водой и кипятком, пару пиал, положила глиняный комочек «панацеи от всех вирусов». Лилли смотрела на нее, и складывалось впечатление, что саймехианке нравится всё это, она словно играла в кукольный домик, для неё все эти предметы были маленькими. Лилли вспомнила, как она в детстве так же играла, усаживала кукол за стол, любовно расставляла посудку, накрывала им кроватки. Котят она тоже пыталась укладывать спать, но с теми было сложнее, они не хотели подчиняться как куклы. К их мнению надо было прислушиваться, с ними надо было считаться. Из любви. Лилли не хотелось подчинять своей воле более слабых существ. Ей хотелось в силу своего могущества обеспечить им комфорт, покой и радость. «Вот и мы для них, скорее всего, такие котята. Как и для мормулов. Только те жестокие дети, а эти вроде добрые. Хотя рано делать поспешные выводы, помни».
- Лилли, который час у тебя?
Она взглянула в мас:
- 9:37.
Удивительное дело, но саймехианка глянула на свое запястье, где Лилли теперь разглядела браслет, плотно прилегающий к ее руке, и подтвердила:
- Верно.
Лилли подняла бровь. «Часы? На запястье? Фантастика».
- Не удивляйся, мы с Сатурном синхронизировали время. У меня теперь тоже есть ваша система в памяти дайрлаэхта. Я вернусь, когда будет ровно 12. Этого времени будет достаточно?
- Да, вполне.
- Тогда отдыхай.
- Постой, Эхттенмэари. А как можно закрыться в файэнх? Что для этого сказать?
- Ничего. Пока только я могу это сделать. Но со временем, наверное, кьянази обучит тебя.
- Правда? – совершенно искренне удивилась Лилли. – У него найдется время на мое обучение?
- Я так поняла его.

Лилли про себя подумала, что она бы предпочла обучаться у Эхттенмэари. От кьянази всё же веяло каким-то холодом высокого начальника, ректора – который отлично управляется с серьезными взрослыми делами, но плохо сходится с молодёжью, не имеет к ней подхода, учит сухо и требовательно.
- Больше тебе ничего не нужно, Лилли?
- Да вроде ничего, всё есть. Спасибо большое.
- Приятного отдыха.

И она вышла. Лилли увидела, как Эхттенмэари обернулась на входе, сделала манипуляции руками, и проём стремительно затянулся, как сковывается льдом прорубь, только гораздо быстрее. Даже намёка не осталось на него – лишь сплошная стена серо-зеленого известняка.
«Хорошо, что я не страдаю клаустрофобией. Хотя наличие огромного окна сглаживает неприятное ощущение от отсутствия выхода. Правда, спорим на что угодно, выбить его не удастся никакими усилиями. Да мне и поспорить тут не с кем. Совсем одна. Вот и славненько!»

Лилли почувствовала, что ее только и хватит еще на одну кружку чая. И всё. «Спать! Скорее спать!» Видимо, воспаление порезов усилилось, и они стали неприятно пульсировать под повязкой. «Надо бы глянуть, что там с ранами, обработать бы. Но нет сил, вечером». Она открыла сухпай, содержимое посыпалось на пол, руки не слушались. Собрала всё обратно, оставила себе лишь пакетик чая, сахар, кабачковую икру и пару галет. Пока заваривался чай, пошла в туалет. Он был такой же, как и в мужской половине. Она глянула на эти камни и подумала: «И не скажешь теперь «сходить в туалет или в кусты». Тут только сходить в камни получается». Сполоснув руки и лицо, поняла, что не хватает мыла и полотенца. Стояли какие-то колбочки с чем-то жидким и сыпучим, но в них надо было разбираться. А еще стало ясно, что сюда лучше без одежды заходить, иначе воспользоваться инопланетным биде по назначению не получится, штаны и обувь промочишь точно. Или снимать их и складывать тут на мшистых камнях сбоку. Вообще место было таким, что хотелось находиться тут нагишом. Очень захотелось попробовать сесть голой попой на этот пушистый мох нежно-салатового цвета. Но это потом. Однако при всём своём ужасном полуобморочном состоянии, она не могла отказать себе в удовольствии ещё раз взглянуть на…
- Огонь! – и в неглубокой каменной лунке, которая пока была идеально чистой, вспыхнуло невысокое пламя. Лилли улыбнулась:
- Красота.

Полюбовавшись огнём недолго, приказала ему остановиться. Вернувшись к столу, достала еще влажные салфетки и аптечку. Там нашла парацетамол, но термометра не было. «Ну вот, что нужно, того и нет». Она вспомнила о эйяханнао. «Ведь из них можно всё соорудить. Вот что имели они в виду, когда говорили, что брать лишнего не надо, что тут всё необходимое есть. Но даже если бы у меня хватило ума попросить один шарик эйяханнао себе, я бы всё равно не сумела из него ничего сделать, что мне необходимо. Это каждый раз надо дёргать Эхттенмэари». Видимо, у нее действительно поднялась температура, так как воображение, и без того обычно не обремененное скромностью и не сдерживаемое рамками привычных реалий, теперь широкими мазками нарисовало совсем уж сюрреалистическую картину: одинокий остров посреди океана, и она сидит на этом острове голая на горе с золотом - да толку от него? Ни плот не построишь, ни ужин не соберешь, ни одежды и укрытия, ни даже простого термометра за три рубля не получишь. «Вот и всё человечество сейчас так же с этой золотой горой эйяханнао. Пока не научимся с ним обращаться. По всей видимости, нас одарили такими несметными богатствами, а мы даже не поняли сначала. Да и сейчас, не уверена, что до конца осознаем. Правда, как дикари».
Лилли перекусила, запила «удобрение для водорослей». Парацетамол пить не стала. Во-первых, кто его знает, как он с феназепамом сочетается. Во-вторых, она надеялась, что средство от саймехиан поможет лучше. «Средство от саймехиан? Нет уж, лучше нам саймехианское средство от мормулов и им подобных», - кисло улыбнулась она своим мыслям, так как сил уже даже на мимику не хватало. Стянула, наконец, ботинки. «И что я в их до сих пор парилась? Какое облегчение! А пол такой тёплый… и не жесткий, хотя на вид камень как камень». Распустила волосы, по привычке опустила голову и помассировала от затылка к вискам и темени. Лилли сидела на довольно мягкой циновке у камня общения, в одиночестве потягивая горячий чаёк. Кажется, последние глотки она делала уже в полусне. Доползти до постельки в ноэ; не представлялось возможным, тем более надо раздеваться, да и душ бы принять. Поэтому, откинув все эти влажные фантазии о высоком, она решила устроиться по-походному: скрутила другую циновку валиком – получилась подушка, накрылась курткой, свернулась калачиком, как озеро Зюраткуль за окном, и мгновенно провалилась в глубокий сон.

- Лилли!
Она вздрогнула и проснулась. Опять кто-то позвал её, словно стоял тут над ней. Словно это был папа. Лилли огляделась. Но она была одна в файэнх, лежала так же, как и уснула. Казалось, что она только минут пять назад закрыла глаза, но чувствовала себя гораздо лучше. Посмотрела время: 11:44. «Скоро Эхттенмэари придёт. Как же это я даже будильник не поставила? Но сон – великая вещь! Кажется, и температуры нет, и голова прошла. Правильно мама говорит, что здоровый сон – лучшее лекарство от всех болезней. Когда плохо – надо отлежаться как кошка. А еще горячее питьё в больших количествах. И не надо никакой отравы из аптеки. Лучше народные отвары, чем аптечная отрава».

И всё-таки кто-то её звал. Она не могла отделаться от этого стойкого ощущения. Хотя, учитывая, что теперь она спит под одной крышей с целым выводком саймехианских телепатов, то не удивительно. Кто угодно из них мог вспомнить её, и во сне это она чутко услышала. Лилли сидела, допивала остатки остывшего чая, так как чуда не произошло: каменные сосуды хоть и хранили долго тепло, но два часа не могли сохранить температуру кипятка.

Выспавшись и придя немного в себя, Лилли задумалась о своем внешнем виде. Всё-таки столько мужчин вокруг, да и вообще нужно всегда опрятно выглядеть, даже наедине с собой. Заколола волосы, умылась. Ссадина на губе, на ощупь, стала заживать, да и так не беспокоила ее, она даже забыла о ней, пока снова руками сейчас не дотронулась до шероховатой корки. Хотела взглянуть на себя, кинулась, перевернула все вещи и поняла, что зеркала-то у нее и нет. За 22 года она так и не обзавелась привычкой носить его с собой, так как всегда знала, что хорошо выглядит. Тем более в городе всегда есть зеркала – в общественных туалетах, гардеробах, магазинах. Глянешь на себя мельком, локон выбившийся поправишь – и дальше порхаешь по своим делам. Косметикой она не пользовалась, смотреть потекла ли тушь, размазалась ли помада ей не приходилось. Только в Москве, живя с Максимом, она стала краситься, да и на съемки приходилось. Тогда она начала носить зеркальце в сумочке. Но после здравницы у нее не было с собой ни зеркала, ни косметики. У спецназа – это последнее, что она бы попросила. Они ей выдали армейскую форму, броник, каску и капсулу с ядом – этого было более чем достаточно. Возникала мысль попросить заряженный пистолет и не с одной пулей, но про зеркальце она как-то забыла.

«А тут у них и зеркал нет. Вроде не попадалось ни разу. Разве что в раухтопазовом наполированном забрале кьянази можно было мельком на себя взглянуть». И вообще, из косметики у нее теперь была только расческа – мужской каменный гребень от президента.

Обулась, подошла к окну. «Какая всё-таки божественно восхитительная природа Урала. Эти горы, это озеро, эта долина, залитая полуденным солнцем. Нет слов описать этот восторг. Только музыка… Флейта! Как же я без флейты буду дальше? Надо привезти из дома в первую очередь. Столько музыки уже новой в голове… главное, не забыть. Надо хоть голосом сегодня вечером напеть на мас. Интересно, а я тут не буду им мешать? Но в любом случае возьму. Частичка от счастливой жизни, подарок папы».

Продолжение: http://proza.ru/2024/04/10/161