Никто кроме тебя

Они поженились, когда им было всего по восемнадцать. Беззаботные студенты, вчерашние дети, вдруг стали семьёй. Впрочем, особо ничего не поменялось - они так же проводили всё время вместе, как и до женитьбы, так же готовились к парам в институте, так же гуляли по вечерам, поедая мороженое, которое оба любили. Только жили уже вместе, в комнате общежития, которую им выделили, как молодой семье. По ночам безудержно занимались любовью, утром приходили на пары не выспавшиеся, но счастливые. И каждую минуту были рядом, не надоедая друг другу и не ведая слова "пресыщение". Он вслух читал ей Ремарка в свободное время, она готовила ему на завтрак сырники со смородиной - родители слали из деревни гостинцы, в выходные они уезжали в лес или просто бродили по городу, захаживая иногда в музеи и кафешки. Он любил её нежно и трепетно, охраняя, словно хрупкий сосуд, а она чувствовала себя хрустальной вазой за его сильной, мужественной спиной. Он кутал её вечером на улице в свои тёплые свитера, опасаясь, что она подцепит насморк, а она смеялась и отнекивалась, утверждая, что ей жарко. Она оставляла ему на обед самый сытный кусочек мяса обязательно с мозговой косточкой, и с удовольствием наблюдала, как он поглощал её борщ, приправленный деревенской сметаной и то и дело хвалил её кулинарные способности.
Потом родилась Ариша - их солнышко. И он пошёл работать, параллельно заканчивая учёбу. Стремился, чтобы у них в семье всё было и его "девочки" ни в чём не нуждались. Любил дочку до дрожи в сердце, с удовольствием возился с ней в редкие минуты дома, с умилением наблюдал за спящей, помогал купать и гулять с дочуркой. Институт окончили вместе - подменяли друг друга, как могли, опять же, студенческая взаимовыручка сделала своё дело - подружки-сокурсницы могли посидеть с Аришей, пока она сдавала курсовые и зачёты. Так и жили - дружно и счастливо, с чувством юмора и непроходящим оптимизмом преодолевая все трудности, и по-прежнему не могли насмотреться друг на друга.
К тридцати годам они уже имели довольно неплохую квартиру, дачу и машину. Он по-прежнему работал, только занимал уже достаточно весомую должность. И всё благодаря своему трудолюбию, терпению и фантазии, которая помогала внедрять на работе свежие идеи и проекты. Она тоже нашла себе приемлемое место, которое позволяло больше находиться дома. Он был благодарен ей за то, что она содержит их жильё в чистоте и уюте, сама всегда весела и опрятна, выглядит на все сто, занимается воспитанием дочери. Вобщем, по его мнению, вся их семья держалась на ней. Он же был простым добытчиком. Она, в свою очередь, ценила его за то, что на протяжении всей их совместной жизни он стойко и мужественно встречал трудности, не ныл и не жаловался, брал любые подработки, и поэтому она и дочь ни в чём не нуждались. Она любила его за стойкий характер, ощущение надёжности и покоя рядом с ним, за то, что он по-прежнему относился к ней, как к хрустальному сосуду.
Им "стукнуло" по тридцать восемь, когда она однажды за завтраком вдруг почувствовала, что в ней нарастает какое-то раздражение. С удивлением отметив это про себя, попыталась найти причину. Посмотрела на него, сидящего напротив. Причина была именно в нём. Вот он сидит, весь правильный, в жизни ни разу не накричавший на неё, ни разу не выплеснувший свои эмоции, смачно ест сырники, запивая их свежевыжатым соком, его большие, красивые уши шевелятся, он уткнулся в утреннюю газету и с упоением читает новости, что-то бормоча себе под нос. Это бормотание тоже раздражает. На нём строгий синий костюм с синим галстуком, охватывающим розовую, чисто выбритую шею. Её передёрнуло, когда она посмотрела на его кадык, потом на его руки, поросшие мелкими волосками. На шее у него родинка, когда-то она умилялась ей, а сейчас... Стало не по себе и от его рук, и от этой родинки.
Она не понимала, в чём причина. Они ведь семья! Всё всегда вместе, всё в любви и согласии, дочка такая замечательная выросла, ни в чём никогда их не подводила. И вот мужчина, которого она любит (любила?) начал её раздражать. Любовь прошла? Или она перестала ценить то, что имеет? Или осталась только привычка - привычка быть вместе, жить вместе, вместе спать? Где та страсть, которая не давала им покоя в самом начале отношений? Но он-то любит её! Это видно - до сих пор относится к ней так, что она от счастья и гордости порхать должна - не каждой так с мужем повезёт! А она вот - ерепенится. Но ничего не может с собой поделать. Она пыталась вернуть это ощущение счастья, которое они испытывали в первые годы совместной жизни, счастье от рождения дочки, от осознания того, что он рядом и готов помочь в любой момент. Но не могла. Всё больше и больше он раздражал её. Раздражала его привычка целовать её в шею перед сном - она вздрагивала, как от укуса, а он, казалось, ничего не замечал, раздражало то, как по утрам он шёл в душ в одних трусах (благо, дочка уже не жила с ними, поступив в институт в другом городе), а возвращался замотанный полотенцем и от него исходил запах мужского геля для душа, который тоже её раздражал, раздражала его улыбка, обнажавшая ровные, ухоженные, без единого изъяна, зубы, его привычка дарить ей какие-то мелочи по поводу и без, его настойчивое желание кутать её по вечерам в свои свитера, чтобы она не подхватила насморк. Она вдруг стала срываться и выходить из себя, она, в отличие от него, не умела так скрывать свои эмоции. Он всё видел и чувствовал, но понимал ли. Как только видел перемены в её настроении, со смехом закрывал ей рот поцелуем, и она вроде успокаивалась, приходила в себя.
Как-то раз он заговорил о втором ребёнке. Осторожно упомянул, что у них, как-никак уже возраст. Дочь теперь самостоятельная, а он зарабатывает столько, что они могут позволить себе сына. Она резко оборвала его, сказав, что больше не хочет иметь детей, и действительно, у них уже возраст... Он тогда взглянул на неё обиженно-удивлённо и промолчал. Каждый день он чувствовал её отчуждение, но молчал в надежде, что она разберётся со своими чувствами и эмоциями. А она ощущала всё это время какую-то пустоту в душе и никак не могла перебороть в себе это. Он старался её растормошить, развлечь - тащил в театр, в кино, просто гулять по городу, но она предпочитала закутаться в плед, даже в тёплую погоду и уткнуться в книжку. Даже дочь, когда приехала на каникулы, заявила, с подозрительностью глядя на мать, что у них в отношениях с отцом "что-то не так". Арина пыталась выведать у неё, что случилось, но она молчала или отмахивалась, переводя разговор на другое.
Так они прожили четыре года. Ей уже стало казаться, что она просто ненавидит его, он вызывал в ней порой даже чувство какого-то отвращения. Хотелось вырваться на волю, жить свободной и счастливой жизнью, не готовить ему сырники, не заниматься любовью через силу, жалея себя и...его тоже жалея. Ведь он не был ни в чём виноват. Он словно чувствовал её состояние, отдалился, но в то же время стал ещё более заботливым и нежным, словно уже не зная, чем ей угодить. Она ругала себя, ненавидела его, ненавидила себя. Чего ей не хватает - дом полная чаша, любящий и заботливый муж, дочь прекрасная, отпуск в тёплых странах - всё для неё! Почему же ей это не нравится, чего ей нужно? Так она металась и не могла найти ответы на эти вопросы, временами впадая в дикую депрессию, а временами - в какую-то прострацию, во время которой было ощущение, что она не живёт, а наблюдает свою жизнь со стороны. Но однажды всё прекратилось.
Ей позвонили с его работы и предупредили, что увезли в больницу - у него резко схватило сердце, и он потерял сознание прямо на собрании. Не чуя ног под собой, она бросилась туда. Он лежал в реанимации, и сквозь прозрачное стекло она видела его бледное лицо с закрытыми глазами. Как больно было видеть этого физически сильного человека, беспомощно лежащим сейчас в палате! Зарыдав, опустилась по стенке на холодный пол. Какая же она дура! Даром, что за сорок уже! Так пренебрегать человеком, который жил ради неё и дочери! Ненавидеть, испытывать к нему отвращение - к отцу своего ребёнка. Как она могла! Перед ней вдруг пронеслись сцены - вот они молодые, ещё студенты, но уже семья, целуются в парке, он заботливо кутает её в шарф и крепко прижимает к себе. Вот он после купания подкидывает на руках маленькую Аришу, а та заливается звонким смехом. Вот он привёл её к их квартире, которую купил - у неё на глазах чёрный шарф, она ничего не видит и гадает - что же это за сюрприз? Тихонько скрипят двери, он, осторожно поддерживая её за локоть, заводит в квартиру, снимает шарф, и она задыхается от восторга - теперь у них есть своё жильё! Вот пикники на даче с друзьями при луне - шашлык, красное грузинское ви.но, и он, хороший собеседник, отличный друг, к нему тянутся люди, с ним интересно и весело. Как она могла забыть всё это?!
Она провела семь дней в больнице, подле него. В реанимацию её не пускали, сидела под дверью - маленькая, хрупкая и какая-то вмиг постаревшая. Врач гнал её домой, приезжала вызванная из другого города дочь - забирала её. Всё было, как в тумане - она приходила с ней домой, немного спала, что-то ела, а может нет, и опять возвращалась в больницу. Сидела там, тихо шептала молитвы и хотела только одного - чтобы он открыл глаза и увидел её.
Врачи всё-таки сделали всё возможное, чтобы вернуть его в этот мир. Когда перевели в обычную палату, она первая пришла к нему. Опустилась рядом на стул, уткнулась головой в пододеяльник, пропахший лекарствами, и заплакала. Он неуверенно поднял руку и положил ей на голову. Прошептала сквозь слёзы:
-Прости меня, это я виновата.
-За что простить? - спросил он.
-Не ценила я тебя. Только сейчас осознала, что в последние годы вела себя, как махровая эгоистка.
-А я думал, у тебя появился кто-то - тяжело усмехнулся он.
-Да ты что! Никто мне не нужен, кроме тебя! Ты только выздоравливай скорее...