19. Раздвиньте мне веки

Научно-фантастический роман Кластер. Часть первая.

Источник: https://xn--80aacco7a1al3a7bs7e.xn--p1ai/
Авторский сайт: Ревущаябочка.РФ
Источник изображения: images.yandex.ru


Глава 19. Раздвиньте мне веки

- Лежал-лежал бич в кустах в самых полных отрубях, а к нему в штаны уж заполз. Встал бич пописать, рылся-рылся, всё никак не мог найти нужную деталь организма, потом всё же нашёл и конечно обрадовался. Вытащил ужа за головку, стоит, покачивается, ждёт-пождёт, а струи всё нет. Наконец бич разозлился, поворачивает змея к себе головкой, всмотрелся и спрашивает: эй, чувак, так ты писать будешь или глазки строить?!
- Представляешь, если бы там и вправду глаза были?! Чего б только они ни видали! Особенно, когда до тошноты гоняют взад-вперёд. Немудрено, что всё время рвать тянет.
- У докторов, я слышал, такое есть. В смысле прибор. Эндоскоп называется. Только его не стошнит и не вырвет. А так всё то же.
- Что только врачи ни придумают, лишь бы подсматривать, куда не просят! Наглядеться не могут, сволочи. Это, как их, экс…эксгибиционисты! Во!
- Ни хрена себе ты выдал, бичара! Тоже грамотный, что ли?!
- Так бич же! Бывший интеллигентный человек – бич!

Крепыши-доходяги Норкин и Мухортов негромко вели промеж себя вот такую, чрезвычайно обстоятельную беседу за жизнь. Повод был, всё сделать правильно. Поскольку сами в этот момент подглядывали, куда не просят. Прочно сидели фронтовые друзья-товарищи супротив бомжомамки леди Кры, сильно разметавшейся во сне, и со слабым, безутешно ностальгическим интересом рассматривали пупырчатые лодыжки камышовой зайчихи. Интересно стало пытливым юннатам как же всё замечательно устроено у неё. А то подзабыли слегка. Не мешало бы заново освежить это дело с помощью какого-нибудь эндоскопа, паче чаяния найдётся. Причём Норкин и не поминал, что ему якобы на один раз осталось. Чёрта с два! Вероятно, потому что его собственный змей слишком большие глазки внезапно принялся строить. Вероятно, в тошноте от нахлынувших воспоминаний. Так что не до мелких надобностей стало. Как бы не вырвал раньше времени!

Чрезвычайно интересное природное изделие плавало в глазах полуподвальных естествоиспытателей, словно разделанная лягушка в собственном соку, а может и будто иная акулья приманка. Разметалась, слюни пустила и разулыбалась во сне. Вдобавок настолько отчётливо прорисовывалась по всем абрисам, что не нужно было никакого ни эндоскопа, ни телескопа с микроскопом. Бери как есть, да изучай, вдоволь удовлетворяй свой сугубо научно-исследовательский интерес. Пока мутить не станет и самого не вырвет. Доцент хорошо видел, как малыш карла буквально залютовал при созерцании всей этой неизбывной красоты. Попросту не сводил со всё более волнующихся бомжиков остановившегося яркого, буквально гиперболоидного взгляда. Такие глазки сам принялся строить этот змеёныш, что всем вокруг в преддверии настоящего извержения можно было позабыть навсегда о любых своих надобностях. Тем более естественно-научных. Некому было даже содрогнуться при виде столь замечательной картинки. Бомжики, чрезмерно углубившись в тему, всё ещё ничего особенного вокруг себя не замечали. Мухортов застенчиво признавался приятелю:
- Мою кобру тоже звали Зайчик. Правда- правда. Но и эту гюрзу знаю, как облупленную. Она людоед. У моей жены был такой же взгляд. У неё ещё на правой сиське колдырь есть, такой чёрненький. У этой змеи, не у жены. А у этой за ухом ещё и второй есть, вроде вишенки на торте, только чуть посветлее. Это от переедания человечинки. Вот щас повернётся, увидишь. Говорят, в наше время все ведьмы имеют такой QR-доступ. Вскрывается наподобие эквайринга. На раз. Только приставить надо. Да телефон приставить, телефон, дурень! Ты чего?!

Тогда Норкин также чистосердечно, но на это раз куда более прямолинейно, буквально выпалил в ответ, как на духу теперь, то есть, практически одним махом исповедался:
- Вот бы уконтрапупить её… в смысле у-контрабандить!
- О-па-на-а!
Точно! Вот это была мысль! Царская! Где же она была раньше?! Даже встрепенулись оба сокола. И приосанились насколько были в состоянии.
- Тебе не кажется, что эту дырку нам подогнала вселенная?!
- Так и что, будем теперь мышку из неё караулить? Наверняка зубастая окажется, учти.
- О-ё-ёй! Оттяпает последнее! Нет- нет! Я – пас!
- Много не просим, - всё ещё нерешительно пробормотал Норкин, - палок по восемь.


Доцент иронически хмыкнул и подмигнул тоже грамотному бичу, а также сыщику Осклизкину:
-  «Природа-мать, когда б таких ###дей Ты иногда не посылала миру, Заглохла б нива жизни!..». Во студенчестве у меня имелся друг гинеколог Витя Кудлаев из меда. Был широко известен на курсе застенчивой, но крылатой приговоркой: «Будь я девушкой, никому бы не отказывал!».
- Нормальное кредо. Каждый мужик подписался бы. Наверно профессорский сынок, больно застенчивый урод. Нам бы сюда его. Сходу подженили бы на нашей бомжомамке.
- В точку попал. Потомственный гинеколог, из той ещё семейки, что никак насмотреться не могут.
- Поначалу я сдержался, сразу не уписался от смеха, но теперь точно не выдержу. С ума сойти, какие экземпляры духа и воли! – Не выдержав, всё же захохотал сыщик.

Кое-как подошедший временно писюкастый злыдень Жорик тоже и туда же встрял. Как без него?! Сострил, будто ещё состоял при таких делах, хотя сам даже стоять почти не мог:
- Л-ложись, девка, б-большая и маленькая!.. - И сам лёг. Вернее, рухнул плашмя на своё койко-место. Так что не сокол. Нет.
- О! Ещё один гинеколог!
- А я рискну. Лучше стыдно, чем никогда!
Норкин оказался единственно настойчивым. Гвозди бы делать из этих людей! Инициативу свою лелеял, как любимую креду. Совершив чистосердечное признание насчёт уконтрапупить и рискнуть, он попытался и действовать по высказанному собой же алгоритму. Подошёл к затихшей акульей приманке, раскачиваясь, попробовал расстегнуть штаны. Вероятно, ужа хотел из них вынуть, да заглянуть давнему приятелю в глазки, вдруг очнётся дружок, да и подскажет порядок дальнейших действий. Не пора ли, прости господи, истратить неприкосновенный боезапас, без захода в порт приписки. Или даже дозаправки в воздухе. Отважный естествоиспытатель постоял ещё немного, выписывая головкой змея угасающую синусоиду, изо всех сил держась за ускользающего в страхе отечественного производителя - и всё-таки о чём-то ещё и думая при этом. Вероятно, колебался, не хотел тратить последний патрон на столь сомнительную дичь. Однако разве можно думать при таких делах?! И что это такое вообще?! Тем временем патрон видимо уже отсырел.

Глаза у карлы стали полностью затягиваться голубоватой плёнкой. Ему единственному сделалось стыдно. Фредди сильно побоялся, что какая-нибудь расправа произойдёт прямо сейчас и на месте, не отходя от кассы. Однако и это пронесло, хорошо, что на сей раз не жидко. Бомжик махнул рукой или чем-то там другим, прижмуренным, что ещё за ним по номенклатуре числилось. Может колдыря на правой сиське у бомжихи устрашился, не дай бог раскроет код доступа раньше бегства. Нет, он тоже пас! Тогда поспешно затолкал перепуганный эндоскоп поглубже. Точнее, тот сам со страху так запрятался, что полностью втянулся, как дождевой червь, будто схлопнулся в ноль. Теперь и днём с огнём не нащупать. Затем несгибаемый рейнджер развернулся, едва не упал, выровнял дифферент на корму и всё-таки избрал курс на свою кровать. Принялся по мере возможности устойчиво продвигаться по вновь прокладываемому маршруту и в полном соответствии с вновь открывшимися обстоятельствами дела.

В глазу звёздного засланца пульсировала красноватая жилка, словно непрерывно мигающий сенсор в навороченном гаджете, в аварийном режиме тестирующем все коды подряд. Зрачки сузились, как на очень ярком свету. Тогда Мухортов взял и с места по следам приятеля всё равно не тронулся. Сразу последовал всеобщему примеру, поступил наиболее грамотно - ограничился глазами. Слава богу они ещё располагались прямиком на морде лица. Поодиночке, слева и справа от носа.
Иные обитатели полуподвала вели прочие беседы промеж себя - при ясной лампочке под потолком и при совершенно неясном мерцании внутри чего-то совсем уж неотчётливого и с давно разломанным доступом к миру скорбному сему. Словно мечтательные жабы на философском семинаре бизнес-план для Ассоль составляли. Будь в наличии жабры – слиплись бы от предвкушения!


Теперь солировали, как обычно, бывший сыщик, некогда пожиратель маленьких людских судеб, а также позавчерашний доцент некоей послезавтрашней творческой специальности. Ныне оба стихийные педофобы, откровенные нелюбители маленьких хоть мальчиков, или тем более, прости господи, девочек. Они сидели в обнимку на одной и той же кровати и хриплыми начерниленными голосами пели до неприличия суверенный гимн родной страны. Бывает у людей и такой извращённый эндоскоп в голове. Практически не жмурится при извлечении. Когда внутри черепа совсем плохо и перемыкает где-то в основном контуре, тогда да, иногда может и встать на краткосрочную профилактику или для новой трансформации.
С потолка тем временем падали полностью отключенные мухи. Или же то были кусочки омертвевшей штукатурки, теперь совсем не разобрать.

Приятели упорно оставались кем по сути и были, натуральными в собственному соку бомжиками, сиречь, профессиональными подонками, природными бичами да скирдятниками и всё давным-давно с себя и в себе пропили. На непревзойдённом исполнительском уровне звучали из их просаженных глоток проникновенные слова о свободе и славе дорогого отечества, рассадника всеобщей любви и прочей загогулины за други своя. Чётко прослушивалась также тема сильно ненавязчивого андерграунда, в каком интересном гробу они их на самом деле хотели бы повидать, да ещё и в каком именно положении сделать. И свободу ту и славу. Доцент как-то всё больше предпочитал консервативную position number one. Дурачок никогда не любил извращений. А они его.

Однако от принятого ли на душу чрезмерно лилового градуса, от невероятной ли силы певческого своего искусства, а может от чего ещё, но в данный конкретный момент и сыщик Осклизкин и доцент Серёгин всё же потеплели между собой. Даже почти перестали ссориться. Как-то позатихло нездоровье в самых разнообразных органах и тканях, на что до этого постоянно друг другу жаловались. С каждым новым пугающим звуком из роковой зыбки эти жалобы и песнопение стихали ровно на один децибел. Заодно убывали ровно на одну октаву и один такт. Пока все не сошли на нет. Что касается последующего затем текста по-прежнему обязательной коммуникации, то тут совсем ничем похвастаться нельзя было. Разве что чуть более качественным мычанием и отдельными, отчасти ещё членораздельными звуками, сначала гласными, а потом и будто заглохшими, едва шипящими, иссякающими согласными.

К этому времени весь народ, в смысле наиболее передовая часть, экипаж элитного бомжатника, оказался практически никакой. То ли совсем уж клинически безмолвствовал, это когда с мальчиками кровавыми в глазах, то ли всё ещё блекотал что-то практически несусветное. Новое царство небесное призывал и поэтому никак не мог считаться ни весёлым, ни даже находчивым. За что его только сюда поместили?! Но главное – для чего?! Вот в чём вопрос! Даже доцент Фредди почти сдулся и никак не напоминал своего грозного тёзку-маньяка по фамилии Крюгер. Он ещё продолжал, пусть и на новом уровне, основное своё занятие - пусть как-то, но катить бочку на нелюбимого им малыша. То ли на карлу лютую, особенно когда она полночная, то ли на местную чикатилу, а может быть даже и на заокеански засланного вурдалака, пока что мичмана инфернальной морской пехоты. Осталось только довычислить на кого именно засланного, по чью душу. Доцент порывался хотя бы исподволь законспектировать предстоящие ужасные акции с его стороны. И уже завершал в своём незаменимом блокноте необходимую рекогносцировку предстоящих событий. Так что не так уж он и пьян был на самом деле, как хотел выглядеть.

Даже всего лишь взмыкивая словно в предбаннике бойни, доцент по-прежнему оставался неотрывно зациклен на чрезмерно очаровательном дитятке, эксклюзивном засланце небес, самом загадочном избраннике рокового бомжо-клуба «Новый деградант». Сыщик также односложно, но иногда всё же и со староментовской выдумкой, отбивал да развенчивал нездоровые подозрения приятеля. Он как бы продолжал свою прежнюю линию о том, что мальчик в принципе может быть всё-таки в чём-то хороший и вполне достоин большой-большой судьбы. Или чего-нибудь такого же, но тоже очень и очень большого, почти на весь подвал. Поток противоречивых признаний клокотал и нёсся, как из коровника, смываемого половодьем. Не остановить и потому практически не разобрать. Му-у да му-у, а отчего и для чего всё не пойму-у-у!.. Вот если бы хрю-хрю или хотя бы бе-бе-е-е, ну-у, тогда да, тогда сразу.


Появилось большое количество новых гласных ещё не бывавших в употреблении, а также  настойчиво согласных звуков, семантически как будто никак не наполненных, и это режиссёром трансляции поначалу было списано на какие-то лептонные помехи. Впрочем, таков мог быть и особо доверительный сленг, на который земляне переходили в минуты редкостного душевного откровения. Таким его по ходу и дописали в сценарий. Редакторов, слабонервных, женщин, стариков, а также совсем уж несовершеннолетних при помощи специального титра попросили отойти от экрана: ибо тост взялся подержать сам доцент. Диалог, судя по синхрону из контактора, развивался примерно таким, каким его и восприняло прогрессивное мировое сообщество, зачесавшее репу ещё интенсивнее.
Итак, прижмурились, погнали!


- Ф-фу! Всё, наконец, понял! Дошло! - Фредди поднял кружку с колыхающейся чернильной жидкостью: - Переубедить никого из вас мне уже не удастся, поэтому сразу же перейду к оскорблениям. Ну и мудаки же вы все! Даже больше, чем я.
Заулыбались, оценили и молча выпили за это, даже закусили чем-то. По морде правдорубу ответку никто не залепил. Пока не за что.
- Понимаете, сначала хотел вас малахольными назвать, потом не от мира сего или даже дебилами, какие вы и есть, но это бы выглядело совсем неполиткорректно и вы могли обидеться. Так что всё-таки, повторюсь, как есть: мудаки вы! Да и всё тут.
- О-о, доцент, тебе точно пора выпить, что-то тебя опять не в ту степь понесло. Даже непонятно с кем разговариваешь.
- Слушайте, мы уже столько влили в себя! Наверно, если слить всё это вместе, там можно было бы плавать!
- Ага. На торпедных катерах!.. Всё верно! И вправду забирать стало как-то не по-децки!.. Даже самые грамотные обзываться вот стали! Такого угара что-то д-давно не прип-помню!.. Ф-фу-у! Да бы-быстро то как прёт?! Чего нам на са-самом деле на-а-алили?!
- Но этот, с глазами… Вот су-сука! Где он, к-кстати, смотрю и не в-вижу?.. Ты рубишь? С г-глазами… ка-который!
- Н-нормальн-н-н-н…
- Д-вери з-закрыты были?..
- За-закрыты… Т-так за-задумано бы-ыло. Чётко.
- Но как он м-мог?!
- Кы-как-к? Оч-чень пы-просто!.. К т-т-тем б-буграм в-ведь тоже закрыты б-были? Д-двери!

- Бе-е… б-е-е…бе-бессовестный!..
- Нормальн-н-н-н…
- Но кы-как же он т-тогда… гад?
- Те-телепортировался. В-вот!
- Ты-так не те… не те… не те-телепорти!..
- Какой ты у-умный, д-доцент, хотя и всё равно ту-тупой. И сам му-мудак. Извини за-за ос-оскорбление! Дай я т-тебя всё равно п-поцелую! Ну, д-дай!
- Ну на! А в са-самом д-деле, че-чего мы пи-пьём?!
- Нали-наливай! Что-то и вправду т-так за-забрало, спа-спасу нет!

- Да-давай споём, мою лю-любимую?! Н-нет, не про опи… описюнелость, п-про неё по-потом. Се-сейчас другую!.. Мил-лион, мил-лион, мил-лион а-лых роз! Из ок-на без шта-нов… ви-дишь ты.
- Г-голова у тебя бывает что на-надо. Особенно, ко-когда без штанов. Т-только слишком ча-часто г-глазки… стро-строит. Кому не н-надо. В ко-колыбельках! Вот! Д-дурная примета, уч-чти!.. Зна-значит, н-недолго т-тебе осталось. Раз на ино-инопланетян стал за-заглядываться!

- Ран-но ра-радуешься! Ты пе-первый се-сегодня на очереди к не-нему. Эт-та ночка т-твоя - так ч-что сам у-у-учти! У него право пе-первой ночи с каждым из нас. По-поэтому се-сейчас он и с тебя шкур-ру др-рать станет. Уч-чёл? Под-д-дмылся?
- Я ему и за т-так отдамся. В-всё равно от меня одна ш-шкурка осталась. Может на этажи пе-переселит, куда побогаче. Челове-е-еком стану. Со мной даже бабушки у подъезда здороваться начну-ут!.. Не исключено, что и проституткой назовут вместо Михалыча. Верх признания! Д-для меня ж тогда ве-великое бу-будущее от-откроется. То-тогда в-ведь всё смогу и всё су-сумею. Всё по плечу ста-а-анет. И по другому ме-месту тоже.
- Г-господи! Как же я стал ненавидеть де-детей! Осо-особенно ма-а… ма-а-маленьких!.. к-котор-рые по нашу ду-душу в-всегда при-приходя-ат хрен ти откуда! Да из штанов всегда вытряхивают. Э-эй, не отключайся! Мы-мы та-ак не до-договаривались! Н-не оставляй ме-меня с ним! Э-эй! Н-не оставляя-а-а-ай! Их много стало!

Тут и сыщик вроде как сломался, не выдержал единоборства со жгучей «синеглазкой», которой тоже как будто нализался. Или специально наглотался до многократного удвоения сущности сверх необходимого. Внезапно оборвал диалог на самом интересном месте. Ушёл в свободное паденье, легко поджав под себя руки и ноги. Видимо, это чтобы скорее дна достичь и потом удобнее от него оттолкнуться. Миг – и как и не было того сыщика на этом самом месте. Пропал. Ушёл вчистую, как шпион с холода. Может где-то в другом окоёме проявится, вынырнет, отфыркиваясь?! Но не факт. Но остальные мудаки всё ещё самоотверженно сражались будто порядочные ещё.
- Слу-слушайте! Да он нас точно сглазил. Крыши не просто съехали, а ещё и где-то зацепились.
- Доцент, скотина, отыгрывай назад своё заклятие! Нам не понравилось. Оно на слово «мудаки» включилось. Это и был пароль.
- Поглядите-ка, как быстро отпустило?! Словно вправду что-то отцепилось. Эй, чуваки, может кто-то заметил, что это было на самом деле?!
- Если бы не знал, что доцент тут не при чём, что не он это пойло квасил, точно подумал бы про него.
- И всё равно, зря он вначале квакнул. Надо кокнуть его!
- Больно грамотный попался! Ничего, и не таких переваривали.
- Да брось ты его, видишь, парнишка с рождения не в себе. Несёт чего ни попадя, сам себя не помня. А пойло всё равно дрянь. Взяло и сразу отпустило, причём, без всякого отходняка. Даже как-то посвежело. Что-то тут не так, согласитесь, бичи!


Фредди, поддерживаемый за шиворот страхом вновь назревающих люлей, теперь исключительно мысленно сражался с по-прежнему прущими отовсюду дебилами и мудаками, только теперь непонятно в каких обличьях. Всему миру, самой вселенной так и не сломленный русский богатырь демонстрировал последние человеческие качества, во всяком случае, какими он их ещё помнил по книжкам. Даже разговаривал сам с собой для бодрости (или отвода глаз, что, разумеется, одно и то же). Однако хренотень свою нёс целиком нечленораздельную, теперь – вот абсолютно. Так что перевести её не смогли даже самые мощные компьютерные мозги Вселенной, ни сверхнавороченные адаптеры, ни конверторы, ни даже транскрипторы. Ни весь творческий, беспредельно авторский коллектив со всей метагалактики.

Самое активное звено тех вселенских мозгов, их резидент, специальный корреспондент, их малявка-засланец или кто он там на самом деле - этот фрукт заморский всё ещё не оставлял попыток всё здесь понять и всё здесь постичь. Даже когда практически ничего или никого вокруг не стало. Всё попадало и попряталось. Но всё равно хоть надежда имелась - а вдруг хоть что-то ещё произойдёт, а кто-то проявится и всё изменится. Ничто же не проходит бесследно! Во всяком случае, не должно просто так безответственно исчезать. Всегда следует вовремя реагировать, успевать зафиксировать и захватить хоть маленький, но плацдарм. Звёздный кадет, юный первопроходец в этом смысле некоторый задел определённого минимума и произвёл. Передал-таки куда требовалось и что требовалось. Прежде всего, видимо, для предварительного стороннего, реципрокного анализа, исследовательского и учебного. Доцент сразу понял, что этого окажется вполне достаточно для последующего разгрома его позиций и что пацан проявил себя гораздо более увёртливым типом, чем предполагалось до того как. Всё же он его явно недооценил.

Может быть ранее, на самом старте репортажного цикла, его постановщикам ещё казалось, что их стажёр пошёл как будто не совсем правильным путём, что корреспондировал не вполне то что нужно. Теперь стало ясно, что мальчишка на самом деле кое-чего добился. Именно тут и так их пострел всё же поспел. И кое-что у него слегка проклюнулось действительно заслуживающим самого серьёзного внимания. Вот что значит терпеливо оставаться в самой гуще событий, в кипятке нарождающегося информационного потока! Что-нибудь, да обязательно высидишь! Или выловишь. Метод включённого, корреспондирующего исследования, как и прямого, участвующего репортажа с места событий, всегда получается наиболее эффективным! По меньшей мере, предельно впечатляющим!

Достаточно посмотреть, как усердно и даже профессионально звёздный кадет работает в данную минуту! Не остановить медленного мерцания терпеливо поджидающих огромных глаз! Такая кошка высидит любую мышку. Это же просто песня!
Казалось, что девчоночноподобный малыш, эта словно бы нечеловечия карла летучая-перепончатая, глазами-ушами старательно конспектировал поток сознания от доцента, хоть и не первой, но отныне как никогда главной жертвы. Его только со стороны можно было принять за обычный пьяный или даже собачий бред. На самом деле в нём ещё можно было найти или даже находился некий смысл и подспудная отгадка местного бытия. Похоже, детёныш неведомых созвездий и в самом деле удачно ретранслировал на родину первые результаты своего включенного анализа. От усердия даже приподнялся в зыбке на стальных своих ручонках. Снайперские выстрелы сопровождающих аудиовизуальных контрольников сливались в настоящий стрекот колоссального матричного принтера. Работа нарастала ещё та!.. По тройному тарифу. С молочком мальчику за вредность. От родимой бешеной коровки.

Доцент, для собственного контроля текущей ситуации слегка приоткрывая один глаз, лопотал исключительно чётко, раздельно, с паузами, как под стенографию. Демонстративно бредил, а фактически провоцировал, диктовал по ходу самим собою чётко просчитываемый свой же бред, нацеленный на спонтанное самораскрытие неискушённого противника. Наконец добился результата. Вполне отчётливо услышал, как откуда-то издалека опять стал доноситься ещё и шепелявый гул лавиной пошедшего в земную бездну иного пространства и времени, вновь запараллелельного на них соседского мира, вновь словно бы ненароком оказавшегося поблизости. И подглядывавшего в замочную скважину. Просто якобы случайно мимо пробегал, да вот, решил заглянуть ещё и к этой планетке, на всякий случай. А тут тако-ое!.. Иногда этот гул нарастал, в другой же раз чудился лишь исчезающим шорохом тонкой, как бы никчёмной струйки в часах песочных.

Порою казалось, что так, с гидравлическими ударами, действует канализация из-под разметавшегося наверху человечества, поистине не ведающего в бреду, что творит, слюни пустило и разулыбалось во сне. Да если бы только слюни! Вот здесь прямо над головой, без устали, берёт себе и так вот не ведает. Достаточно лишь посмотреть на все эти несерьёзные многотрудные трубы и сразу же пронизать конечную суть обстоятельной и на редкость бессмысленной работы всего сообщества двуногих землян. Без глупых фантазий и теоретических выкладок сразу обнажить её – как, куда и сколько бывшего человеческого добра проносится и плывёт себе дальше. Кружится, булькает и опять плывёт. Причём, конечно, никогда не тонет. А эти его так называемые производители по всем своим горизонталям валяются в полном или отчасти полуразобранном забытьи, которое они иногда для смеха ещё своим сном или полной отключкой называют. Это-то и есть полный технологический цикл?! Это-то и есть мировой прогресс?!
Контрольники между тем отчётливо забивали в какую следовало крышку какие требовались последние гвоздики одного из стартовых сеансов связи. Доцент тщательно подхватывал, дотошно пересчитывал их всех до единого и, как рыбок, аккуратно складывал в баночку из-под майонеза. Межпланетный поединок, раз начавшись, теперь никак не мог остановиться. Кто кого одолеет, не было понятно ни разу, тем более в отсчёте с этого, едва полностью зафиксированного, начала.


Все процессы мира, не только человеческие – всегда чьи-то отбросы, чья-то канализация! В неё непрерывно проходят, а затем плывут куда положено отлично или плохо переваренные последы, а то и выкидыши чьих-то великих или не очень проектов. Часто и трупы вполне реализованных, даже некогда знаменитых. То, что обычно повсюду, всегда и массово поднимается, а потом, опять же полузатонув, плывёт себе, плывёт, кружится, а также пузырится! Иногда такая смердятина протягивается из ниоткуда в никуда, что и не разобрать, куда хотя бы отвернуться, да задержать дыхание. Отовсюду смердит, отовсюду и пронизывает очередными великими достижениями в их исходе, на смыве! Только что народившимися или наконец благополучно скончавшимися, смытыми и забытыми. Спасение лишь в возможно более стремительном падении на дно. И чтоб никогда более!

Упорство безумных всё же иногда вознаграждается. Как сейчас. Бывает, что соратники появляются даже в роковой час Х, когда большинство обычно разбегается. Как правило, не добегая до границы. Очень скоро выяснилось - ещё одна душа из экипажа элитного человечьего бомжатника услышала-таки подвиг доцента. И теперь тоже храбро сражается с нашествием сползающего со стен и потолка дико парализующего кайфа. Пускай и в полных отрубях, но таки бьётся с наседающим супостатом. Может даже и в не совсем полных отрубях, но по большому счёту и это неважно. Главное, чтобы беззаветно, отважно и храбро с кем-нибудь биться, невзирая ни на что. Иногда и прорубается таким образом до конца. А уж за что бился-прорубался – так какое это когда-либо имело значение?! Безумству храбрых – венки со скидкой!


Столь достойно проявил себя не кто иной, как относительно умный бомжик Мухортов. Именно он, прямо с койко-места своего непристёгнутого, причём, не раскрывая глаз, громко и отчётливо сказал, к кому-то может быть и обращаясь, а поскольку никого из реально внимающих в обозримом пространстве с определённого момента не осталось, кроме последнего защитника планеты по имени Фредди и звёздного спиногрыза в люльке, с целой армией инопланетной нечисти за спиной, то значит это вроде им всем и адресовалось.
- Т-ты понял?! Звери на завтра опять радио обещались провес-сти! Гульбернатора услышим! Счастье-то какое будет! - И умолк в предвкушении.
И тогда доцент до мозга костей своих осознал, что на самом деле главное по жизни - всегда знать, кто спит, а кто нет. Иначе, если что, не за что будет ухватиться.

Карла от избытка ударивших его в спину сильнейших туземных чувств, сопутствующих семантическому преобразованию нового, внезапного и конечно же абсолютно бездонного смысла, в отчаянии даже прижмурил глазки. Ещё крепче стиснул в чумазом кулачке свой оральный контактор, не исключено, что бывший контрацептор. Однако, так не дождавшись продолжения потрясающе бессмысленной земной контратаки, вновь перевёл луч контактной коммуникации (а может и вправду контрацепции) на резко захолонувшего в долгожданной передышке доцента Серёгина. У этого-то глаза ещё как оставались раскрыты! Они у него с некоторых пор, в принципе, и не закрывались никогда. Непрерывно что-то строили, вычисляли, активно искали хоть какой-нибудь способ прорыва из неуклонно сжимающегося окружения. Кажется, вот теперь, благодаря умелой и своевременной помощи ещё одного защитника крепости «Земля», они всё-таки нашли его. Долгожданная подмога от соратника дала как никогда нужную уверенность. В скорой и окончательной победе над врагом.

Мгновенно воспрявший многомудрый бомжик даже позволил себе ещё одну военную хитрость, кроме прежнего унылого развешивания лапши на уши. Словно бы повинуясь неведомому импульсу, он также посмотрел на звёздного кадета во встречном направлении, но при этом сделал вид, что на самом деле в упор его не видит и не слышит. Тем самым тоже словно исполняет неведомую команду. Первое правило санитара из дурки: если хочешь укротить буйного, покажи, что ты ещё больший психопат.
Хоть бы на минуту смежил очи для правдоподобия демонстрируемого фатального ранения, беспамятства и прочей пропажи мозга. А тут вроде и подранком себя показал, но в то же время почему-то яростно и чрезвычайно умело контратакующим. То есть, при явной координации своих действий с некоей стороны. Ничто так не обескураживает и не вводит в заблуждение, как явная некогерентность в поведении противника и одновременно его чрезвычайная уверенность в своих действиях.


Всё же Серёгин немного остерегался настолько рискованно блефовать и подставляться. Мало ли какие резервы ещё могли быть у противника! Тем не менее, он бесстрашно притворился тупым нерассуждающим ретранслятором и погнал совсем залётную шизу. Будто бы уже заходил победным маршем во вражескую столицу. Как и только что спасший его дружок Мухортов, Фредди принялся демонстративно гнать полную ерунду, что-то бормотать насчёт последнего шанса, якобы выпадающего ему, о великой будущности завязанного на него непонятно какого проекта века. Блекотал действительно полную ахинею, а также предельно неадекватный бред самой сивой из земных кобыл. Целенаправленно загружал чуждый беспредельно строгий разум заведомо никак не вычисляемой, абсолютной околесицей от винта. Не может быть, чтобы от перегруза не сдох!

Если бы юный звёздный рейнджер был хоть чуть-чуть поопытнее, он бы сразу понял, что даже для доцента послезавтрашних наук это выглядит чересчур классно рассчитанной дезинформацией и потому представляет собой не что иное, как точно ориентированный и весьма квалифицированный информационный вброс самого настоящего «серого шума». Тут Серёгин ещё и поднажал из последних сил, заметив, что у противника наконец как будто поплыли мозги. Доцент, предельно ускоряясь, в ещё большем темпе форсировал и без того кромешную, всё забивающую пургу между ними. Вдобавок сделал вид, будто всю эту пафосную дребедень кто-то из земных генералов именно сейчас усиленно ему подгоняет во всё больших количествах по каким-то совершенно немыслимым для инопланетян каналам связи. Всегда же важно выступать от имени какого-нибудь предельно важного начальника, а не просто самого себя. Времени разбираться так ли это на самом деле долго ни у кого не будет, а решающий момент окончательного перелома окажется быстро пройден. И торжествующий победитель спокойно усядется на плечи врага. Потом на них беспрепятственно ворвётся в его лагерь, пойдет громить тылы и обозы.

С непривычки проникся отстойным бредом лишь один карла, звёздно-писюкастый малолетний злыдень. Может оттого, что больше уже было некому. Он при этом ещё сильнее встрепенулся, заново, словно в последнем рывке приподнялся в своей так называемой кроватке. Показалось, ещё секунда и заверещит остальной диверсионно-разведывательной группе: « Рота-а! Падъём по полной форме! Спасайся, кто может!»
Должно быть, в полной мере до маленького монстра серьёзность положения всё же никак не доходила. Да, конечно, она слегка обескураживала, а отчасти даже бодрила и радовала своей необычностью и долгожданным драйвом. Видимо инопланетяшка всё ещё полагал, что последнее слово останется за ним. Но всё к тому моменту безвозвратно запоздало. Потому что так и не вдарил заключительный фанфарный гром последнего, решающего наступления на Землю, никак не сверкнула зенитная сигнальная зарница для колоссальных армий захвата несчастной планеты, мимоходом избранной в жертву. А всё потому у них обломилось, что клятые метагалактические фашисты так и не взяли в клещи или в оборот золотую головёнку простого земного доцента околовсяческих, но всё-таки послезавтрашних здешних наук. Хотя она и гудела, от неимоверного напряжения почти разваливаясь на части. А всё равно не склонялась ворогу, глазки ни за что не закрывала, даже в самом полном осадке пребывая, в том числе практически в забытьи. А всё равно выдерживая натиск почти было победившего неприятеля. Врёшь, не возьмёшь! Наш батальон десятерых!

Ни за что не сдавшийся, никоим образом несклонившийся и оттого совсем-совсем потный педофоб Фредди всё бормотал, да бормотал что-то там такое, онкологически-околовсяческое, но поперёд всего важное. Он по-прежнему воспринимал новые и даже крепнущие контратаки безжалостного врага, но  и всё ещё не хотел хотя бы в малом уступить, показать, что вот-вот может и сам сломиться и мгновенно осыпаться.
Потом вдруг именно так и сделал. Стал быстро терять себя в навалившихся бесчисленных миражах инопланетных или потусторонних воинств. Из последних, неумолимо тающих сил, уже заваливаясь навзничь, доцент перенёс свой последний и решительный бой не куда-нибудь, а в запредельно дальний сон, где и сам не раз ломал себе ноги, в самое отчаянное забытье, там, где даже волки боятся выть. Надеясь хотя бы отсюда напоследок обойти неприятеля и ударить его в самое подбрюшье. Грохнуть гада при последнем своём издыхании. Интуитивно нащупал самый верный рецепт победы. В принципе, гады так всегда и грохаются. По-другому – никак.


Внешне Серёгин затихал, слабея даже от миражей ураганных синеглазых смерчей где-то в отравленном мозге или в том, что там ещё у него оставалось в верхней части туловища, в черепке. Ему казалось, что все эти спиральные галактики у него даже из ушей стремительно вывинчиваются и выпрыгивают себе куда ни попадя, словно крысы из тонущего корабля. А потом ещё и рассыпаются повсюду без следа. Чтобы, значит, если кому и пропасть – так хотя бы не всем. Тогда, значит, как бессмертные тараканы разбежались.
Повсюду, куда ни глянь, вздымалась насмешливая полутьма - и за высокими окнами и пониже их, в тихом омуте смурного заведения, последнего земного бастиона. При этом она ещё и вдавливалась во все его чёртовы щели, словно вообще никакие, но как бы ещё дёргающиеся. На влажных стенах помещения поблёскивали то ли капельки осевшего и уже умершего дыхания, то ли всё же какие-то непонятные отсверки чего-то вновь нарождающегося. Словно кто-то чрезмерно чуждый поспешно довпитывал в себя последнее изделие целиком переваренного человечества и готовился выпустить на волю собственную детву.

Вероятно, то сам Млечный Путь ссыпался сюда, словно подорванный бархан. Сквозь все семь небесных междуэтажных твердей над головой. Наводя шорох и порождая тот самый едва уловимый шепелявый гул, что периодически возникал и раньше, о чём-то сигналя и сигналя. Кроме того, всё ещё было слышно также, как здесь, в безмерно маленьком кулёчке свёрнутого в рулон земного полуподвала, как-то по-особому зловеще, постановочно-безостановочно работала канализация, многотрудно пропуская бесконечную отшлаковку плавучих, вышних сфер теперь совсем непонятно чего, может чего и не было и нет никогда. Поэтому магистральная прямая кишка ойкумены напоследок безошибочно прорисовывалась даже в полностью обступившем полумраке. Ко всему прочему указанную обстановку сотрясал ещё и мощный храп надёжно, вусмерть отключенной, исчезающей человеческой протоплазмы. Больше никто не шёл ниоткуда на помощь, да попросту и давно не мог.

И снилось доценту Фредди накануне исхода последнего часа относительно спокойной передышки в его великом противостоянии за право доживать на собственной планете, как их сбитый лётчик, великий комэск бомжопапик трудолюбиво перелетал из тени в тень, из подвала на помойку, повсюду рекламируя новейшую финансовую пирамиду вице-мэра Уткинда. А юный межзвёздный рейнджер по-дружески парил рядом и заботливо подставлял своё чешуйчатое крыло, когда у комэска начиналась одышка. Перед роковым пробуждением всегда снятся подобные, роковые, но предельно вещие образы совершенно конченой ерунды.

В это совсем не щекотливое время, когда во всех тенях все перелёты благополучно закончились и бомжачее, то есть, последнее, ещё живое человечество совсем угомонилось на покой, именно тогда, наконец, взял да и подступил давно означенный час Х. Можно сказать, долгожданный.


В глухое, предутреннее мгновение ночи болезненно чуткого бомжика Фредди опять кто-то пнул, словно тапком в район гипоталамуса. Будто вызвал застенчивого таракана души на кухню, поговорить за жизнь. На этот раз без бутылки. Требовательно, настойчиво, именно пнул и как раз вовнутрь головы. Впрочем, тапком по-другому и не притопывают, а только так, исподтишка. Может быть, даже сама судьба, милый стриж, подобным, бесцеремонным образом присела в тенёчке, где-то там внутри черепа, прямиком на турецкое седло, бесцеремонно отодвинув в сторону окостеневший гипоталамус. Или на ветровое стекло зашкаленного умника большую отметину собралась ставить, как избранному. Чего уж там – заслужил, ничего не поделаешь. Такую большую-пребольшую бордовую кляксу, как первейшему из иуд на лоб, неотвратимо тараканскую, зовущую к немедленному исполнению отчётливо великой миссии предавания всего и вся.

Однако и тогда доцент Серёгин, верный долгу рядового землянина, всё-таки не сдался. Быстро-быстро подвсплывая, он стал усиленно припоминать в скорёхоньком темпе, что ещё не успел сделать, что всё же должен напоследок реализовать оставшийся какой-никакой а долг перед человечеством. Как и положено последнему солдату земной цивилизации, просто обязан высторожить карлу лютую до самого конца и в самый последний момент завалить супостата. Или, хотя бы, в ту самую последнюю секунду всех-всех успеть предупредить и этим спасти.

Голова гудела, хотя как будто и не в таком разносе, как перед самой вещей отключкой. Повернув её, то есть, голову, доцент прежде всего бесстрастно зафиксировал, что момент как всегда упущен. Тут же обомлел от жаркого холода горького сожаления последнего промаха в своей жизни, с запозданием и потому разом охватившего его. Младенец теперь далеко не младенец, мальчик не мальчик, и даже, прости господи, не девочка, в смысле, не внезапно ожившая панночка во гробу. Он споро выпрастывался из своей отчаянно трепещущей, переливающейся солярисовой колыбели для танков. Длиннел как дирижабль, обострялся прямо на глазах. Становился вновь откровенно остролицым правителем. Победивший пришелец властно и подозрительно принюхивался ко всему окружающему. Маленький пушистый зверёк, песец, как всегда, и в новом обличье не изменил себе, подкрался незаметно, но отовсюду! Ни один датчик движения не сработал!

Верноподданная аура вокруг сразу же словно взбесилась. Переметнулись к назревшему у порога ворогу все кто только мог. Даже кто не мог – те тоже, дрожа на полусогнутых. Все докладывались остролицему карликовому Хозяину, вновь решившему покататься на людях и потому опять усевшемуся в кресло командира земного экипажа, все-все-все повязались единой порукой. По новому кругу запустилось свиристенье, сюрчанье, буркотанье и всякая такая прочая информационная поддержка. Наперегонки понеслись, закружились некие отпадно жуткие персонажи, завиваясь в турбулентном вихре уходящего вперёд долгожданного флагмана.

То далеко не мёртвая панночка, полностью войдя в свою земную мальчишескую оболочку, как в скафандр, опять стремглав летела в своём крейсерском гробе. Обезбашенно сексуальная и отважная хищница с межзвёздной трассы безошибочно находила и выклёвывала оставшиеся живые души, флагманским пеленгом пронзая и обыскивая сумятицу всего окрестного пространства в поисках новой добычи. И заставляла всех нырять в себя, чтобы упокоиться там раз и навсегда.
То хрюкал, выползая из-под натужно дрожащих стенок, командорский дедушка заново оживающей земной нечисти по дворовой кличке Вий, необычайно окабаневший от безделья подземный ВИП, но без видимого чипа. Вновь невероятно амбициозный и агрессивный. Потому что застоявшийся. Поэтому очень-очень похожий на какого-нибудь ожившего губернатора или иного страшно кипучего и потому вечно правящего демона во главе страны.
То по стенам бегали, уверенно пересекались световые, переливающиеся зелёным и красным, штурмовые пятна-фокусы от цветомузыкальных глаз нежного и свирепого карлы или карлицы, словно от зенитных фронтовых прожекторов перед новым штурмом хронически падающей столицы. То, наконец, во всё более громкую силу трещал от напряжения, готовый вот-вот лопнуть, прорваться, магнетический, но ещё жизнеспасающий круг. И даже не было теперь понятно, хорошо это или плохо.


Вновь из прежней чересполосицы выбился он - протяжный сыплющийся гул из великого преддверия мира. Будто из аэродинамической трубы, установленной в самом центре каких-нибудь необъятных песков - по окоёму всей Ойкумены. Как от вздыбившейся лавины, закрывающей небо и всю остальную иссякшую бесконечность. То был звук отчётливо внешний, а не из золотой забубенной головушки загулявшего не в тот свет земного умника, как бы склоняющейся перед непостижимым здешним супостатом.

Опять же, в который раз, прорвались надлежащие и свист, и сюрчанье, да и свиристенье тож. С усиливающимся напором, со всё более интенсивной амплитудой задрожали стены. С них даже стекали каплями осевшие искры истекающего человеческого дыхания. Часто позвякивали стаканы на столе как от сейсмического натиска, баллов где-то на десять и набралось. Сам по себе, словно оживший, мелко сучил об стол капитально обсосанный селёдочный хвостик. Таким образом все до единого проявились симптомы давно назначенной на земле адовой бури Апокала.

Пришла в движение всякая-перевсякая земная гадость, даже порассыпавшаяся было в незапамятные времена. Повсюду рыскала в поисках новой поживы. Перелетала в новую питательную тень. Нормальные божьи твари давно бы из нор повыползли, да в чистом поле попрятались. Бомжиков же ничто не пронимало. Словно сурки разметались они в своём полу-подземном Хилтоне. Слюни опять же пустили и разулыбались во сне. Это-то на самом гребне девятого вала. С другой стороны, в принципе, где же ещё отдохнуть, как не там?!
В самый сочельник бомжачьей вечери. Блаженны нищие духом! Хрю-хрю! Бе-бе-е!


Теперь преобразившийся карла прямо, в упор смотрел не куда-нибудь, а именно на крохотного мышонка доцента. Очнулся, конкурент?! Какой «ап» сейчас будем делать! С какой насадкой?! Под ноль, на бреющем, иль хоть вихор на темечке оставим?! С помойкой черепа или без?! А может полный апгрейд?!

Фредди, хотя давеча и помылся на всякий случай, но всё-таки опять принялся за прежнюю, уже сданную игру - то уводить супостата взглядом в сторону, как куропатка от гнезда, прикидываясь подбитой да ещё и сильно невкусной птичкой - то вновь притворяться спящим крокодилом. Однако, что так, что этак, а результат оставался один, хуже прежнего.
Полностью очей своих недобитый умник опять ни за что не смыкал. Поэтому очень хорошо видел, что любые его маневры отвлечь неумолимое чудище всё равно никак не удаются, нисколько не срабатывают. На этот раз «ап» всё-таки сделают ему, и ноль и чубчик кучерявый. И череп до костей обдерут, и остальной полный апгрейд сделают. Ничто никуда теперь не денется. При всём богатстве выбора другой альтернативы как не было, так нет и не получится. Даже доцент это понял. Такой бабайка, если уж вылез из-под кровати, то задерёт теперь любого и на раз.
Оставалось и вправду лишь расслабиться и попытаться напоследок получить удовольствие, каким бы сомнительным ни получилось. Не то и вправду сходу задерёт. А так хотя бы не сразу. Тут уж конечно желательно было ещё помучиться.

Полночно избранную жертву тем временем совершенно точно запеленговали по всем частотам и всем измерениям. Словно Вий, тот самый главковерх восставшей земляной нечисти, пятой колонны инопланетян, теперь твёрдо и конкретно указал на него. «Вот он!!!» - рявкнул старший власовец подземелья. Задрав указующую лапу, прямо в кроватке пометил спеленутую муху. Поставил «маячок» и сразу по всем правилам организовал финальный налёт на добычу. Свистела в воздухе своим гиперзвуком, сюрчала, свиристела, барражировала, обеспечивая плотное прикрытие, беспощадная и совсем не мёртвая панночка в отчётливо мальчуганском обличьи. Надменная как лётчица люфтваффе. Злая карла-карлица бесстрастно играла и играла желваками на своих иноземных немецких скулах, да ещё и глядела при этом - неотрывно, почти насмешливо.

- Где, наконец, твой «ап»?! – прошептал полумёртвый доцент. - Давай же, тварь, не медли, не томи!

Постояв на негнущихся ногах ещё, сколько ему надо было, но никак не передвигая их, карла без видимых усилий, легко вспарил и через какое-то мгновение плыл-направлялся прямиком к доцентской койке. Он вытягивал руку с излучателем, готовился скомандовать своё идиотское «ап», да и отправить очередную жертву в поднебесную свою преисподнюю. Отконтрацептировать, а также уконтрапупить так - чтоб уж без следа. Фредди ещё острее прочувствовал себя именно муравьишкой, отчаянно катящимся в свистящую прорву неистово втягивающей песчаной воронки. Даже почти увидел, как грозный муравьиный лев, сшибив его на лету, открыл свои непостижимые глазищи. Завидел жертву и радостно раздвинул жернова-жвалы, унизанные капельками голодной слюны. Настоящий межзвёздный хищник в засаде на людей. Да какая же прелесть, а не картинка!

Вот здесь-то наша, оказывается, всегда и пропадает! Кто бы мог подумать?!
Именно тут - где всегда сносятся самые-самые последние перегородки и всё-всё сходится в одно.
Где неизменно, целиком и полностью рушится любой магический, жизнеспасительный круг.
Где мрак окончательно и безоговорочно подходит к самому сердцу и, перед тем как забрать его целиком и насовсем, начинает обстрел прямой наводкой. То есть, добивает.
Где грозовой сполох молотит не от горизонтов, а прямиком с сортирно-орбитального зенита всех-всех положенных поднебесных этажей. В самое-самое темя. Чтобы наверняка на этот раз. Чтобы если уж замолотить, так целиком. Пока не расплющится распоследний рубеж, предвенечный спасительный круг, остатний бронежилет возле самого сердца. Без которого - точно всё!

Как в эту минуту! Сейчас бы того упрямого бомжика и брать за жабры, наверняка замолоченного, безоговорочно распластанного и совсем-совсем к чему угодно готовенького! Даже ещё и практически тёпленького. Захватчик теперь полностью выбрался из зыбки своей преисподней. Однако размышлял он теперь не долго. Раздвинул веки, зацарапал половичок перед последним прыжком. Детский ужас, страшный бабайка наконец материализовался, да ещё во весь рост. Кого это не парализует или не обратит в паническое бегство под подушку?!

Поэтому-то Фредди, внезапно наяву увидев того, кто у него от рождения под кроватью живёт, кем его всё детство пугали, по внезапной слабости душевной неожиданно предпринял то единственное, что ещё могло его спасти. Этого никак не могли предположить в межгалактической боевой группе захвата, которая уже было пошла на полное снижение. Лучшие мозги Большой Вселенной напрочь зависли, столкнувшись с простым похмельным, а потому на редкость изобретательным земным разумом, обуянным простым детским ужасом. Не выдержав небывалой остроты столь ответственного момента и не найдя в себе сил достойно уйти в мир иной, наверняка обетованный, а куда же ещё, - доцент внезапно принялся орать как сумасшедший, звать маму и папу, чем тут же поднял на ноги всех кого только можно.

Они словно бы ожидали этого, будто на стрёме стояли, вернее, чутко лежали на самом низком старте. Даже с самого неподъёмного бодуна вдруг сходу пошли на подъём. Резко, разом – всей толпой. Бах – демоны и глазками своими оловянными не успели как следует моргнуть, как земляне уже понеслись на них своим топочущим буйволиным стадом. Только они в этот миг чувствовали - почему так вышло. Просто сторожевая обезьяна подала сигнал опасности! И жизнь, спасаясь, сорвалась лавиной. Слишком просто здесь всё оказалось устроено. В этом мире все и всегда ждут только самого плохого. Ничего больше. Когда же оно вдруг приходит, именно вдруг, - да кто бы кто при этом ни был, и как бы плотно вечером ни покушал, ни попил, а поднимется, как миленький. Нестись и орать будет, как на бойне! Остальных полумёртвых поднимет. Всех святых заставит вздрогнуть и посинеть.

Бомжики вскакивали неожиданно дружно, исключительно согласованно, словно разом в одно место ужаленные. Они мощно бились друг об друга, как пожарники при тревоге, тревожно воняли, да ещё и хрипели при этом: «А?! Что?! Менты?! Облава?!». Грёзы вспорхнули, слюни высохли, как и не было никого и ничего. Сонные, расплывчатые улыбки оборотились вспять, в нормальные, человеческие, то есть, затравленные оскалы... Опять же запахи - вот эти, и вправду как никогда, сейчас попросту валили с ног. Так даже портянкам от целой роты стройбата не получилось бы. Точно. Мамой можно поклясться.

Топочущие, опухшие бомжики напрочь распугали нагло наседающих межгалактических рейнджеров. Разогнали слетевшихся стервятников-дельтапланов, всех до единого, даже закоренело людоедских, со взглядом как у жены наполовину умного бомжика Мухортова, намедни полночью уже спасавшего жизнь доценту Серёгину. Инопланетян с их пятой колонной словно дустом посыпали, весь их дельтапланий кагал. Фыр-р! Вот как разлетелись перепончатокрылые опричники кто куда. Кто обратно в Юрский период, кто опять рикошетом сюда, в счастье кромешное, с неба рухнувшее. Спустя несколько длинных мгновений очень многие ошмётки чрезмерно дивной картины таки пролезшей сюда преисподней очень быстро стало со всхлипом засасывать куда ни попадя, а также вверх и вниз. А ещё, может быть, как раз в ту самую заглавную человеческую кишку под потолком заветного бомжатского подвала. Чпок и нету. Потом снова длинный, затягивающий всхлип - чпок. И опять без брызг. Интрига примерно такая. Заслушаться можно.

С похмелюги и спросонья даже побились все, но это пока ещё свет не включили и потому особо значения не имело. Замызганные извёсткой и мухами благотворительные лампочки, как им и положено, но всё-таки с натугой разогнали последних кромешников, остатнюю шибкую нечисть. От внезапного запаха предутреннего сполоха завяли, бледнея, уши у всех без исключения агентов межзвёздного империализма. Поспешно шмыгнула за пространственно-временной барьер разбитная сука пацанка-панночка, поправляя чип за левым ухом, надувшийся как фурункул. Уволокла за собой упирающегося старшину Вия и всякую-прочую подручно-заплечную номенклатуру. И опять со всхлипом словно хлопнул мыльный пузырь, потом ещё и ещё раз хлопнул. Чпок-чпок-чпок - и всё-всё по очереди, давясь, попропало. Даже кукарекать, как и самому солнышку вставать - никому не понадобилось. Так урылись разнообразные всенощные черти, что не нужно хоронить!


Фредди протёр глаза. Тогда-то мир и явил ему истинную благую весть: а вот они-то с корешами всё-таки уцелели! Хотя по-прежнему не всплыли в люди и своими мордами по-прежнему известно в чём, а всё равно целёхоньки-и-и остались!.. Благодаря кому?! Где Звезда герою?!
Одновременно вернулись и звук и цвет и всё остальное, на что давно и суда-то нет. Картина таки выжившей исподней не получилась настолько дивна и загадочна как предыдущая. Все в пустой след заполошно и безадресно орали, кому-то непонятно за что и чего грозили. Только спустя минуты бомжомамка вдруг хватилась - а самого младенчика-то и нету. Надо ж, первая обнаружила пропажу! Исчезла золотиночка наша! Пропал захватчик, сдулся окаянный! И тут все конечно стихли.

Самого бомжопапика комэска мамка малолетнего демона-террориста сбросила на пол в поисках своей зазнобы. Однако нигде ни шороху, ни писку, ни даже пиписки завалященькой. Да хоть бы воя какого-нибудь заунывного, сердцу милого!
С подачи мамки по всему исподнему помещению тут же пронёсся первый клич всебомжачьего розыска. Ау! Пацан, заинька, ты где?! Ужель тебя таки мы потеряли, падлу!!! Господи, ты всё же сделал это! Да и его ли одного ты вот так, внемля страстным людским мольбам, оприходовал?! Срочная утренняя поверка показала, что, конечно, не только. Неформального лидера, бывшего сыщика Осклизкина также не оказалось на месте! И этот что ли пропал, самый крутой из доходяг?! Или как раз он и унёс в зубах ненаглядного пацанчика, а может и пацанку?! И теперь дико надругается. Да что ж это такое творится, люди добрые?! Ратуйте!

Так появилась и конкретная адресность, кто виноват, в каком направлении рыть, спасать треснувшие устои. Поэтому всё стремительно и рванулось на круги своя. Бытие поспешно возвращало себе смысл извечной бессмыслицы.
На фоне обязательного жертвоприношения всё сходу повозверталось на свои берега. Понеслось в ещё более эксцентрично-экспрессивном образе и подобии. Проспавшийся реинкарнат кузькиной матери, бомжомамка, леди Кры, подземная принцесса, нелегитимная владычица безбрежных подлунных камышей, красиво расставляя пальцы веером, как по телеку в одном магазине видала, брызгала слюною. Словно гюрза она бросалась в атаку на всё что движется: «Всем пасти насовсем порву, если не вернёте моего прекрасного ребёночка!» И дальше, как полагается в том же кино. Словно рабыня Изаура с окровавленным мачете в зубах добиралась до своих домо-мучителей.

Бомжопапик, он же по совместительству сильно бывалый командир эскадрильи неопознанных летающих объектов, сначала загадочно, то есть, тупо молчал. Он крупной дрожью трясся от ломки, набивая папиросу спасительным косяком. С первой затяжкой, поправив энергетику, он громко и куда-то в пустоту скомандовал «Пли!». Командирский приказ, однако, не встретил должного понимания ни в пустоте той, ни в экипаже. И реакции также. Никто не догадывался и не уточнял - куда именно пулять, из чего, где искать несказанного якобы младенца. Да, похоже, и знать не хотел этого, потому как с места не двигался. Хотя формально сопереживали, как водится, все.

Поэтому злосчастного пацана или пацанку так и не сыскали. Похоже, и впрямь потеряли на полную катушку. Невзначай куда-то выдали, то ли взамуж, то ли в примаки. И ведь взял же кто-то! Остаток рассветного часа - сплошной вой, скулёж, мат, скукота. Одна баба, пускай она и бомжомамка, всё равно стоит не одной эскадрильи. А целых двух. Или даже трёх. Папа-бомж, как-то сразу поздоровев, ходил, всё ещё не зная кому же дать в морду. По-любому это было невыносимо. И незаносимо также.

Чудом спасшийся от бабайкиного «стенд-апа» бывший доцент Серёгин навзрыд исходил обильными слезами и необыкновенно едкими парами. От пережитого страха из него слишком бурно выходили остатки «синеглазки». Так, чего доброго, можно было и очиститься полностью. Да ещё на зависть всем и восстановить кислотно-щелочной баланс. Столь нешуточная угроза казалась доценту тем более очевидна, поскольку слишком многие из его соседей внезапно проявили себя не его корешами, а вполне завистливыми и даже ненавистными гадами. Ибо попытались перевести стрелки теперь на самого Фредди, приятеля сыщика Осклизкина, благо того не оказалось в наличии.
 
Тщетно доцент показывал недопьяным бомжикам-скирдятникам на пальцах, раз на словах не получается,
что младенчик на самом деле и не младенчик вовсе,
что он хотел самого доцента потерять-угробить, сильно плохой «стенд-ап» ему сделать,
что он специально всех рассоривает, намеренно сталкивает лбами, вносит смуту, накаляя и без того сгущающуюся атмосферу в полуподвальном отеле, а на самом деле отсеке неведомо куда и зачем летящего фантастического корабля,
что сидит сейчас этот феерически специфический крысолов, иногда прикидывавшийся ещё и девочкой, этот инопланетный спиногрыз где-нибудь на седьмом небе, в своём заоблачном пент-хаусе, отмывшись наконец от всех их человечьих запахов, ананасы с рябчиками какими-нибудь вкушает и дико-дико надсмехается над всеми ними, над ещё человеками.
Да ещё и оттуда глазки строит, змей. Маячит, за спиною штепсель прячет.

Однако Фредди совершенно напрасно так сделал. Беспомощными оправданиями он ещё сильнее привлёк к себе внимание. Даже вызвал импульсивные позывы немедленного самосуда. Все прозрели как будто очевидное - его непосредственную связь с роковой потерей всеобщего любимца или любимицы, да кто ж тут теперь в такой тонкости разберётся. Бомжомамку тем более пробило на этот счёт. До самого донышка её пока ещё действующего мозжечка вместе с давно отбитым гипоталамусом. Отхлебнув утреннего чая из бутылки с надписью «Яд!», она повела себя совсем некрасиво.
Ей словно веки пораскрыли, да спички навставляли, чтобы не схлопнулись в момент атаки. Леди Кры дико завизжала и принялась рваться лишь к одному доцентьему ротику, чтобы хоть покарябать изнутри. Да и супруг её, бомжопапик, а по совместительству комэск, теперь вроде узнал, кому наверняка стоит дать в морду. Оставалось только ещё чуть-чуть поддать для храбрости из вчерашней заначки и всё сразу же понеслось бы куда следовало по логике так называемых событий.

Тут-то, как всегда вовремя, откуда ни возьмись, вновь заявился сыщик, дядя очень суровый, весьма опекунствующий над Фредди. Говорят, его сам Вий боится. Стальные кулаки этого самого друга, неформального и безоговорочного лидера бомжачьего андер-граунда, сначала сдержали, а вскоре и загасили порыв чрезмерно возбудившегося коллектива, прежде всего комэска и бешеной старой кошки расправиться с подозрительным трепачом, вырвать ему неправильно чешущийся, спидоносный, а также  коронавирусный язык.
Самому сыщику Осклизкину почему-то никто ничего не сказал. Его самого ни одна душа, никак и ни в чём не подозревала, да и в голову никак не брала. Это же несерьёзно - связывать пропажу младенчика, пусть даже и такого большого, а хотя бы и девочку, но со столь уважаемым человеком. У такого господина, конечно, даже мысли не может быть над кем-нибудь надругаться, разве что попытать слегка. Одна лишь бомжомамка, как и положено дикой камышовой кошке, никак не унималась. Визг и вой продолжались, пока папа-бомж, явно искавший союза с сильным мира сего, сам не успокоился и резко не поменял ориентацию. Не только передумал бить доцента, а ещё и приложился своей командирской десницей к ней самой, бомжомамке. Конечно, слегка, для порядка. Дикая камышовая кошка, она же леди Кры, повизжала ещё чуток и тоже приутихла, по-прежнему сверкая глазками.

Стрелка вольтметра почти совсем упала вниз. Страсти улеглись чуть ли не целиком, даже практически полностью угасли. Окончательно подсохли штаны и стены. Основательно просквозило и в форточки. Невыносимые запахи пост-синеглазкиного предутренья частично развеялись, остальные улеглись практически до дневной нормы. И тогда дуновение нового утра полноправно вошло в человечие житие и тут же, не медля, овладело всеми, то есть, заявило о себе.


Репортажные камеры наконец стартующей динамической стадии проекта буквально угорали от невероятно бурного, чуть ли не экстатического постановочного энтузиазма. Даже поддымливали где-то там за кадром, явно от непредустановленного перегруза. В правом верхнем углу опять проскочил входной символ очередной межгалактической связи, то непрерывно подключались и разбирали картинку новые и новые звёздные системы. Необычайно возросло число подписчиков, а прежние продлили абонемент до конца сезона. Рейтинг явно перебирал нормативы. Затаила дыхание половина Большой Вселенной. Внизу кадра через минуту мелкой плетёнкой универсального контактора пробежал комментарий к событиям. Все щупальца вселенной в изумлении захлопнули свои бесчисленные присоски. «Ах, ужель и мы его потеряли?! Как жаль!»

Расфокус. Реклама прокладок смешанного нервно-паралитического действия, в эффективность которых всё ещё трудно поверить. Но пора.