О некоторых истоках менталитетов

Перед тем как покинуть Германию, я пытаюсь подвести итоги своей более чем двадцатилетней жизни здесь. Если рассуждать общо, то я Германии за многое благодарна. Я приехала в страну со знакомым языком, но с абсолютно непонятным менталитетом, и мне было безумно интересно на протяжении  многих лет исследовать этот менталитет, разбираться в том, почему немцы такие, почему они так реагируют, как они думают. И за то, что «немецкость» мне открылась и я читаю её, как открытую книгу – спасибо тебе, Германия. Мне было хорошо с тобой. Ты не очень эмоциональная, но предсказуемая, и поэтому с тобой легко ладить и здесь спокойно жить. Самое главное твоё качество для меня – твоя  культура уважения, когда даже незнакомые люди на бытовом уровне уважительно относятся друг к другу: чтобы кто-то просто так нагрубил в магазине, в транспорте или   на улице – такого просто не может быть. Мне нравится, что в твоём языке нет мата – это опять об уважении к окружающим. Мне нравится, что душа здесь может распрямиться, не боясь неожиданной грубости из-за угла, и заняться своими душевными делами: подумать о вечном и не очень, помечтать или посерьёзничать.

И как-то возраст «почемучки» не уходит в небытие (только становится всё старше), и слава Богу за это. Поэтому и хочется разобраться в причинах и культуры уважения немцев, и в причинах свободного поведения русских (и в общественном пространстве тоже), чего в Германии не встретишь.

А причина всего этого, как бы это ни показалось странным, в размерах наших государств, в исторических размерах наших территорий.

Феодальная раздробленность Германии фактически продержалась до 1871 года (!), когда Бисмарк объединил её в Германскую империю. До этого она состояла из нескольких десятков независимых государств с немецким населением. Если представить себе комод со множеством отделений и ящичков, то такой и была Германия до Бисмарка.

Представитель отдельной нации, помимо того, что его объединяют в единую общность с другими представителями этой нации язык, культура, исторический код и отношение к Богу или к религии, имеет ещё нечто, чего он, к сожалению, ни увидеть, ни потрогать не может: он через подсознание (через коллективное бессознательное) чувствует размер пространства собственной страны. Не всем это ясно, но это чётко отражается в менталитете отдельных наций.

Русские не чувствуют границ пространства собственной страны – настолько Россия огромна. Отсюда не только свободный поток мысли, кажущаяся бессистемность мышления (но только кажущаяся – русские умеют владеть потоками мысли), но и свобода в выражении чувств, и свобода в поведении в общественном пространстве. Русские могут обидеть друг друга не  оттого, что не добры, а оттого, что у них нет сдерживающих механизмов в выражении эмоций. Я иногда думаю, отчего русские так похожи на итальянцев в эмоциональном плане? Ведь итальянцы эмоциональны, потому что они – южане. Но мы-то северяне, а так похожи! Кстати, итальянцы обожают русских, и любовь эта взаимна.

А немцы, веками жившие на территориях, не сильно отличавшихся по своим размерам от ящиков комода, так и чувствуют себя – ограниченно и скованно. Хотя они молодцы, приспособились к этому обстоятельству: не имея свободы внешней, они в совершенстве развили свободу внутреннюю. Свободные мыслители, философы – это продукты внутренней свободы немцев. Но ограниченность пространства отражается в сдержанности национального характера, его слабой эмоциональности, в чрезмерной тактичности (что совсем не плохо). И это легко понять: если русский, накуролесив, меняет диспозицию и исчезает из района своих художеств, то куда деться немцу из  ящика комода? Вот и приходится обуздывать себя и усмирять бушующие страсти. И когда это приходится делать на протяжении столетий, то это и становится особенностью национального менталитета.

И ведь не только характер, но и сам немецкий язык несёт на себе отпечатки пространственной ограниченности. Немецкий – язык упорядоченный. Практически на всё есть своё правило (свой комодный ящик): спрягаемая часть сказуемого всегла стоит в предложении на втором месте, а неспрягаемая – строго в конце предложения. Если придаточное предложение стоит перед главным, то главное начинается со спрягаемой части сказуемого. В повествовательном предложении отделяемая приставка глагола стоит в конце предложения, в придаточном – опять соединяется с глаголом, который стоит в конце предложения. И таких рамочных конструкций в немецком полно. Рамочные конструкции, рамочки – это и есть отражение ограниченности пространства нации. Чтобы что-то поменялось, должны пройти опять же столетия.

А в русском... Я могу поставить свой глагол куда только захочу. И немецких рамок в языке нет. Правила есть, конечно, но и исключений хватает. И по принципу лего в русском языке слова образуются  редко, в то время, как в немецком сложносоставных слов, состоящих из двух  и нескольких слов, полным-полно. Длинные  слова – это визитная карточка немецкого языка. А ведь это, если разобраться, способ экономии, идущий от ограниченного пространства, продиктованный не необходимостью, а чувством. Это чувство и описать-то невозможно, потому что корни его – в коллективном бессознательном нации.

Немцы чувствуют себя комфортно в своём «рамочном» пространстве – они очень хорошо к нему адаптировались. Они так устроили, что ограниченность воспринимается ими не как недостаток, а как достоинство. Для них рамки, границы – не ограничение свободы, а защита. Они чувствуют себя свободными и защищёнными  в границах малого пространства и не восстают против существующих реалий.

Зато русскому подавай волю вольную и не смейте его ограничивать – а то и плечо раззудится, и рука размахнётся. Потому что есть куда  размахиваться. Чтобы жить и успешно развиваться нации с такими свободными потоками, нужны механизмы, управляющие этими потоками свободного пространства. Православная вера, вообще религия  – один из каналов для таких потоков. Религия  аккумулирует на себя мощный духовный заряд, даёт ему траекторию движения, но не ограничивает, а воспитывает.

Русские превосходно научились справляться со своей пространственной свободой. Почему их нельзя лишить этой свободы, как мечтается её врагам? А они её не отдадут. Это всё равно, что жить без воздуха. Всё равно, что рыбу лишить воды. Это не что-то внешнее – это вросло  корнями в коллективное бессознательное, в информационный котёл русской нации, что и образует её суть.

И когда говорят, что у России нет границ, это верно: в коллективном бессознательном у России действительно нет границ. И никакому представителю другой страны этого не понять, потому что ни у кого нет таких пространств. Потому загадка русской души так и останется для них загадкой.