Страны и народы

     В киоске аэропорта я углядел энциклопедию «Страны и народы». Это была здоровенная книжища, и мама ни в какую не хотела ее покупать.
     – Тысячу раз пожалела, что взяла тебя с собой, – повторяла мама.
     Нет, я не стал тупо, по-детсадовски, пускать слезу и ныть «ну купи, купи». Я торжественно пообещал, что даже заикаться не буду ни про пирожки с повидлом, ни про петушков на палочке, и ни про какое мороженое: ни про эскимо, ни про пломбир. Даже про фруктовое не буду заикаться, не говоря уже о значках и почтовых марках.
     Когда объявили посадку на наш рейс, мама наконец сдалась. На борт самолета я поднимался с энциклопедией подмышкой.
     За всё время полета я ни разу не поглядел в иллюминатор. Облаков я не видел, что ли? А в энциклопедии были фотки многоэтажных городов, туземцев с раскрашенными лицами, всяких забавных зверюшек. Ещё там были таблицы, и диаграммы, и галереи флагов на цветных вкладках.  Таблицы и диаграммы меня не интересовали, а вот флаги потом надо будет перерисовать в специальную тетрадку, куда я наклеивал портреты хоккеистов и винные этикетки.
    Когда самолет начал снижаться и стюардесса, чтобы не закладывало уши, стала раздавать специальные конфеты, я дошел уже до США, то есть до Америки. Ну, скажу я вам, и страна – эта Америка.  Полицейские там избивают безработных дубинками. И фашисты маршируют по улицам в капюшонах, с большими крестами в руках. И повсюду небоскрёбы, окутанные облаками выхлопных газов. Как только люди в этой Америке живут?
    Самолет остановился возле здания аэропорта с башенкой.  Я быстро перелистал энциклопедию и нашел в ней фотографию точно такого же аэропорта. Правда, находился он в стране Ндрюй. И был построен с братской помощью Советского Союза.
     Мы спустились по трапу на сверкающее от солнца лётное поле. Прищурив глаза, я представил себя в загадочной стране Ндрюй. Вон там, из-за забора торчат верхушки пальм. А под пальмами наверняка сложили ноги усталые верблюды – они жуют жвачку и надменно поглядывают на окружающих.
    Никаких верблюдов я, выйдя из прохладного здания аэропорта, не увидел. Пальмы за забором оказались обыкновенными карагачами. На остановке пыхтел полосатый львовский автобус. На нем мы и поехали в город.
     Из окошка пахло гудроном, и автобусу приходилось все время объезжать  асфальтовые катки и бригады рабочих.  Всюду шла стройка – осыпалась сверкающими гирляндами сварка, мотались туда-сюда стрелы башенных кранов. Полистав энциклопедию, я нашел проспект Ленина в Улан-Баторе.  Такая же широкая улица, обсаженная маленькими деревьями без листьев.
    Вышли мы возле большого плаката «План пятилетки досрочно». Художник, по-моему, немного напортачил и рабочий на плакате получился похожим на актёра Крамарова, который обычно играет пьяниц и разгильдяев. 
     Мама ушла подписывать документы, а я сел на лавочку возле Крамарова и снова открыл энциклопедию.
     В самом конце статьи про США, то есть про Америку, был нарисован смешной мультяшный мышонок. Про мышонка было написано почему-то мелким шрифтом, а не нормальным, как про фашистов и безработных.  Но я всё равно решил прочитать, уж больно мне этот мышонок понравился.
     Оказывается в США, то есть в Америке, есть место, которое называется Диснейленд. В этом Диснейленде американцы понастроили всяких дворцов, египетских пирамид и средневековых замков. Есть там парусный корабль и даже маленькая железная дорога – и всё это в одном месте. И среди всех этих чудес разгуливают мушкетёры, индейцы, рыцари в доспехах и одноглазые пираты-флибустьеры.
    Конечно, было написано в энциклопедии, всё это сделано, чтобы вытянуть из простого американского труженика последний доллар. А труженику этих самых долларов и так ни на что не хватает – ни на жильё, ни на одежду, ни на питание.
    А я бы отдал все свои доллары, если бы они у меня конечно были, чтобы только одним глазком посмотреть на это чудо. Я бы год, да что там год, два года не ел мороженого и не пил газировки ради такого дела.
    Когда мама вернулась, я рассказал ей про Диснейленд .
     – Зато у нас в Москве, – сказала мама, – есть ВэДэЭнХа, ничем не хуже твоего Диснейленда. Там даже можно посмотреть, как устроен внутри космический корабль. Там везде такие красивые кнопочки…
     – А ещё, что там есть ещё? – допытывался я.
     – Ещё там есть отбойный молоток шахтера Стаханова, – задумавшись отвечала мама. – и корова, которая за один надой даёт сто литров молока.
     – Живая корова? – уточнил я.
     – Нет, по-моему, не живая. Чучело.
     – А мушкетёры, а пираты-флибустьеры там есть? – не унимался я. – Или хотя бы богатыри – Илья Муромец и все остальные…
     – Богатыри наверно есть, – неуверенно отвечала мама. – Понимаешь, мы торопились. Надо было ещё в магазины успеть…
    Маму отправили в этот город в командировку. Меня она взяла с собой, чтобы не было скучно. А ещё здесь жила Саша, старинная мамина подруга.  Этой своей Сашей мама прокоптила мне все мозги: Саша такая, Саша сякая, необыкновенная.
    Мама любила рассказывать, как однажды их двоих – маму и Сашу – отправили в лес заготавливать валежник для растопки. А обратно забрать почему-то забыли. И когда стало темнеть, они с Сашей пошли в поселок пешком. Пять километров шли с пением «Интернационала» и других революционных песен. Мама говорила, что песнями они отпугивали волков.
     Эта Саша организовала у них в посёлке самодеятельный театр. Сама Саша репетировала роль Зои Космодемьянской, а маме досталась роль Зоиной мамы. Только спектакль у них не состоялся, потому что никто из ребят не захотел играть фашистов-гестаповцев.
     Потом к ним – к маме и Саше – стал ходить  Петька-белорус, водитель вездеходного тягача.  Приходил в гости, сидел и молчал.  Сидит и крутит ручку настройки приемника – делает вид, что радио слушает. В посёлке все думали, что Петька ходил к моей маме. А Петька взял, да и женился на Саше. И они уехали.
    Сначала Саша писала маме письма и присылала открытки по праздникам.  А потом писать перестала.  Вот мама и решила Сашу навестить.
   Теперь мама держала в руке бумажку с Сашиным адресом и спрашивала прохожих, где находится улица Садовая. День был весёлый, солнечный и прохожие нам попадались приветливые. Правда, никто из них не знал, где улица Садовая. Но все они ужасно извинялись и говорили, что живут здесь недавно и ещё не успели как следует осмотреться.
    Так мы дошли до большого Дворца культуры.  Стену Дворца украшало мозаичное панно, на котором красноармейцы в будёновках обнимались с космонавтами, видимо давая им какое-то напутствие.
    На лавочке под этой картиной сидела компания весёлых парней. Все они были одеты в белые нейлоновые рубашки и резиновые сапоги с отворотами, громко смеялись и размахивали руками. Посмотрев на них, мама взяла меня за руку и перевела на другую сторону улицы, хотя там не было асфальта, а был насыпан гравий и приходилось обходить большие лужи.
   Наконец мы встретили женщину, которая знала, где находится эта самая Садовая. Оказалось, Садовая находится на самом краю города и туда надо ещё пилить на автобусе.
    Садов на улице Садовой не было.  На Садовой росли большие тополя, а под тополями прятались длинные одноэтажные дома. Стены некоторых домов облезли и из стен торчали похожие на человеческие ребра деревянные решетки. Пахло на улице Садовой керосином, хлоркой и куриным пометом.
   Немного походив, мы нашли Сашин дом. На крыльце женщина в бигудях и тапочках с помпонами жарила на керогазе картошку. Мама спросила ее: дома ли Александра?
     – Шлындрает где-то, – обернувшись к нам сказала женщина. – А с утра дома была, – и она продолжила с ожесточением мешать картошку.
    От запаха картошки и жареного лука у меня потекли слюнки. Мама видимо тоже изрядно проголодалась. Она достала большую московскую шоколадку и отломила мне кусочек.
    В этот момент хозяйка оторвалась от своей картошки и кивнув куда-то на горизонт сказала:
     – А вон и ваша Александра, легка на помине.
    Я посмотрел туда, куда кивала хозяйка, но никакой Александры там не обнаружил. Там шла какая-то сутулая женщина с короткими свалявшимися волосами, в мешковатой кофте и резиновых ботах. В руках она держала хозяйственную сумку из дермантина.
     – Саша! Саша! – радостно закричала мама и до меня дошло, что женщина с сумкой и есть та пресловутая Саша. Только прошло время, и она сильно изменилась.
    Женщина остановилась, посмотрела на маму и, резко развернувшись,  пошла прочь.
    – Ничего не понимаю, – сказала мама.
    – Она такая, – буркнула себе под нос хозяйка. – Чужих не любит.
    – Разве мы ей чужие? – удивилась мама.
    Мы с мамой стояли на крыльце, не зная, что делать. Хозяйке видимо стало нас жалко.
     – Ну что вы будете здесь стоять, – сказала она. – Заходите в дом. Сейчас обедать будем.
    В маленькой комнатке, заставленной геранями на кружевных салфетках,  хитроглазый дедок, видимо муж хозяйки, курил в форточку.  Когда мы вошли, дедок быстро затушил папиросу и начал расставлять тарелки.
   Пока я уплетал картошку, мама всё расспрашивала хозяйку.
    – Непутёвая она, - говорила хозяйка. – Нигде долго не держится.
    – А как же Пётр? – спросила мама.
    – Петька? – удивилась хозяйка. – Так он от нее сбежал. Его как на ЗилА пересадили, у него шабашка и пошла – кому уголь, кому дрова, кому навоз. А оплата сами знаете какая – поллитра. Вот он и начал поддавать. А Шурка вместе с ним.
    – Он-то подбухивал, а она уж бухала по-черному, – неожиданно встрял дедок.
    – Эх, бескультурщина, – покачала головой хозяйка. – Постыдился бы при ребенке.
   После картошки мы пили чай с маминой шоколадкой.  Потом включили телевизор и смотрели все подряд: «Ленинский университет миллионов», чехословацкие мультики, передачу «Наш сад», футбольный матч «Динамо» (Киев) – «Динамо» (Тбилиси). Саша все не приходила.
    На улице стало темнеть и по телевизору началась программа «Время».  Мама поднялась, достала из сумочки флакон духов «Красная Москва» и протянула их хозяйке.
    – Передайте, пожалуйста, Саше, – сказала мама.
    – Не дарили бы вы ей одеколон, – поморщилась хозяйка. – Она же его выпьет.
    Подумав, мама сняла с шеи свой замечательный швейцарский платок.
    – Тогда передайте ей платок, – сказала мама. – А духи оставьте себе.
    Платок был очень красивый. На нем была нарисована карта Швейцарии, а на карте были заснеженные горы и герба городов. Такого красивого платка я ни у кого больше не видел.
    Когда мы вышли из дома, я заметил, что мама плачет.
    – Ну что ты как маленькая, – рассердился я. – У тебя же ресницы потекут, ты станешь некрасивая и все будут на тебя пальцем показывать.
    Тут, слава богу, пошел дождь, и мамины слезы стали не так заметны.
    Остановку на Садовой, судя по запаху, использовали в качестве туалета. Поэтому мы не пошли под ее бетонный козырек, а прятались от дождя под большим тополем.
     Ослепительно-бледное солнце постепенно тонуло за горизонтом. Небо поменяло розовый цвет сначала на малиновый, а потом на фиолетовый.  Вдалеке, там, где чернели аккуратные холмы угольных отвалов, сверкали зарницы и громыхал гром.
     По дороге время от времени кандыляли, переваливаясь с бока на бок, большие БЕЛАЗы с колесами в человеческий рост. Каждый раз, когда на дороге показывались огоньки их фар, мы с мамой выбегали на обочину.  Но напрасно – автобуса все не было.
     Поднялся холодный ветер и стало совсем грустно. Все нас бросили, все про нас забыли.
     Когда мы совсем уже приуныли, к остановке подошла женщина в платке.  Две тяжелые сумки, связанные за ручки, висели у нее на плече.
    – Автобуса не было? - спросила она.
   – Не было, не было, – радостно закричали мы с мамой. Нет, нас не забыли, не бросили.
   Женщина стала стаскивать с плеча свои сумки и тут, словно по заказу, из-за поворота выехал автобус.
     В автобусе было темно, пахло прокисшей едой и прелой одеждой. Наступая кому-то на ноги, мы пробрались на заднее сиденье и нашли там два свободных местечка. Глаза у меня слипались и, засыпая, я думал: как хорошо, всё-таки, что мы живем не в Америке.