Волшебное озеро

ВСТУПЛЕНИЕ:

Всё спит.
Всё замерло. Туманом
Укрыты спящие поля.
Лежит в покое первозданном
Благословенная земля.
Леса и реки молчаливы,
Над серебром недвижных вод
Склонились горестные ивы,
Ночная мгла неторопливо
Сквозь ветви тонкие плывёт –
Струится пеленой забвенья,
И в час полночной тишины
Сплетает в призрачных виденьях
Явь и приснившиеся сны.

В снах всё, что чудится, – загадка.
А всё, что явно, – то обман:
Воспоминанием украдкой
Мелькнёт в тумане гибкий стан,
Проступят лики вереницей
Прозрачных теней прошлых лет,
Дразня надеждой возвратиться
Туда,  куда возврата нет…
Обрывки трепетных мечтаний
Вдруг вспыхнут искрами костра,
Взлетят, меняя очертанья,
И вдаль,  до самого утра
Вслед за  собою путь укажут.

Тому ж, кто за мечтой пойдёт,
Тропа сама под ноги ляжет,
К нежданным встречам приведёт
И сказку новую расскажет.

Но от начала до развязки
Пригрезившейся ночью сказки,
Как и в былые времена,
Дорога может быть трудна.
Рискнём?
Читатель, нам с тобой
В путь отправляться не впервой.
Коль скучным скажется – бросайте.
Занятным – вновь перечитайте.
Быть может, что-то между строк
Найдёте. Вот вам и урок.

В котомку, мудрых по примеру,
Возьмём терпение и веру,
Надежду в то, что повезёт;
С любовью в сердце, и... вперёд!
Идти нам, шаг за шагом меря,
В одно из заповедных мест –
Туда, где в сотню вёрст окрест
Ни человека нет, ни зверя.

СКАЗКА:

В лесах, у северных окраин
Былинно-сказочных земель,
В краях суровых, где хозяин
Полгода холод и метель,
В овчину мха одеты камни,
Лежат на елях небеса,
А чуть пониже – чудеса
Ждут изумленья православных.
Года тут выстроились в ряд,
Как капли, схожи друг на друга,
Что солнце тёплое, что вьюга,
Перетасованы стократ.
Увы, беззвучие нарушить
Здесь некому, и в том беда,
Лишь только праведные  души
Вольны приблизиться сюда.
Иным заказана дорога:
Всё, что ни деется, – от Бога.

Среди дерев, среди молчанья
На берегу реки широкой
С висящей саваном осокой
Селенье ветхостью печальной
Лежит в звенящей тишине.
Всё пребывает в нём во сне –
Овины, изгороди, срубы
И утварь в горницах домов –
Всё то, что людям было любо
И грело их родимый кров.

Когда-то грело.
Было время,
Когда-то жизнь и тут цвела,
Творились добрые дела –
Здесь жило доблестное племя.
Челны гуляли по реке,
И хороводы тут водили,
Девицы молодцев любили,
Смеялись дети налегке,
А старцы мудростью дарили;
По осени меды варили,
Игрались свадьбы, песни пелись…
Всё кануло.
Куда все делись,
И в чём причина перемен?
Что породило сонный тлен?
И чем он грозен, в чём знаменье
Тиши в заброшенном селенье?
О том, друзья, и будет речь,
Чтоб правдою не пренебречь.
 
Ходили слухи по народам,
Живущим ближе к тёплым водам,
Что у полночных скал отвесных,
В одной из деревень безвестных
Беда стряслась, но вот какая –
Рассказчики перевирают.
Нет недостатка на слова,
По-разному звучит молва.
Те про одно, те про другое…
Всем верить – дело не благое.

Кто повествует о пожаре,
Кто о старообрядной гари,
А кто-то вовсе о смешном,
Что жили, мол, в глуши таёжной
Не люди – призраки без тел,
На них, вишь, ветер налетел
И всех унёс…
Поверить сложно.
Проверить – вовсе невозможно.
А что ещё болталось вздорно –
Мне даже вымолвить зазорно.

Плодились слухи по посадам;
Околицами, мутным стадом
До стольного добрались града,
А там до княжьего дворца
Дошли, испуг вселив в сердца.

Тревоги сеялись не в меру,
Соблазном подрывая веру.
Терпеть их уж не стало мочи.
И вот, с дворцового крыльца,
Собрав народ перед собою,
От пересудов утомясь,
Повелевает светлый князь
Призвать к себе пред ясны очи
Троих ченцов монастыря,
Речами искренними честных,
Святым молением известных,
И снарядить велит их в путь.

Перекрестивши лбы и грудь,
Впредь чтобы не было сомнений,
Велит на север им идти,
И то пустынное селенье
В лесах полуночных найти.
А всё, что встретится в пути –
Всё заприметить и разведать,
И возвратясь домой, поведать,
И ничего не утаить.
И посему велит он быть.

Ушли ченцы.
А в граде стольном
Жизнь продолжается привольно:
Мелькает мерно день за днём,
И каждый мыслит о своём.
Тревоги поутихли всуе,
И менее о том толкуют,
И жизнь течёт, что та река –
Вольна, быстра и широка.

Проходит год,
Другой проходит,
Уже и третий на исходе,
В курных ли избах, во дворцах 
Всё меньше помнят о ченцах.

Весна грядёт очередная;
Играя «Господу хвала»,
Народ к молебну призывая,
Звенят в церквях колокола.
Повсюду радостные лица –
Сретенье празднует столица!
Но вдруг, перекрывая бой
Колоколов во всей округе,
Заговорил сам вечевой
С тяжёлой значимой натугой.
Всё всколыхнулось.
Княжьи люди,
Посадские, и чернь, и знать,
Бегут на площадь, чтоб узнать,
Что за известие пребудет.
Недоумение в глазах:
Неужто у порога враг?

Но нет,
Не враг, не враг – иное…
Ченцы вернулись!!!
Живы! Трое!
Бурлит на площади народ.
Плечом к плечу, и стар и млад
Сошлись, волнуясь в ожиданьи,
Их речь услышать в назиданье.

Прервался колокольный звон,
Тот, что звучал со всех сторон.
Из белокаменных палат
Открылись двери.
Князь ведёт
Под руки ходоков исправных,
Ведёт с почётом, словно равных
Себе.
И слово им даёт.

На площадь тишина упала.
Так в стольном граде тихо стало,
Что, мнится, шороху б листвы,
Как грому, изумились вы.

Выходит первый из ченцов.
Склонясь перед народом долу,
Речёт:
- Миряне!
Славный князь!
Мы вашу выполнили волю.
В далёких далях побывав,
Изведав их суровый нрав,
Господним промыслом хранимы,
Мы возвратились невредимы.
Нашли, исполнив повеленье,
В лесах погибшее селенье.
Готовы тотчас, без прикрас,
Поведать.
Слушайте рассказ!

Шли верно мы к звезде полночной,
Сперва шли днями, позже – ночью.
Дорогой много повидали
Чудного.
То, чего не знали,
Запомнили мы всё как есть.
Всех див, что встретили, – не счесть.
Вела нас Божия десница,
Ввысь запускавшая зарницы, –
Не ведали мы до поры,
Что могут в небесах костры
Гореть, не дав нам оступиться.
Над облаками, словно птица,
Летали пламенем они,
Равняя светом ночь и дни.

Молитвой укрепляя души,
Мы шли и шли – края всё глуше!
Другое чудо: стали ночи
Светлы, что предрассветный час.
Неужто всё это для нас? –
Не уставали мы дивиться.
И вот в один из долгих дней
К реке мы вышли.
Глядь – над ней
Вдоль берега и к лесу, выше, –
Дома, дома, проулки, крыши…
Но нет людей.
И тишина.
Всё в паутине, в запустенье…
Мы поняли, что вот оно –
Молвы досужей подтвержденье –
Лежит во прахе, наяву
Крепя тревожную молву.

Ни слова мы произнести
Не смели, глядя на селенье.
На нас, застывших в изумленьи,
Могильной веяло тоской,
И страх вдруг обуял такой,
Рассудок ввергнув в исступленье,
Что кинулись бежать мы прочь,
Не в силах ужас превозмочь.

И снова диво: лес пред нами
Раздвинулся двумя стенами.
И там, где расступился лес,
Явилось чудо из чудес:
Лесное озеро в покое мы увидали.
Но какое!
Дыханье сводит у меня…

Замолк рассказчик, на мгновенье
Речь прекратив.
В оцепененьи
Толпа, словам его дивясь,
Застыла, в слух оборотясь.
Да что толпа – великий князь
И тот молчит, внимая речи.

Повременив, ченец пред вече
Вдруг произнёс совсем не то,
Что ожидали горожане.

Вновь поклонившись,
- Христиане! – Воззвал он,
– Люди! Не могу
Я в соплеменников кругу
Продолжить повесть.
Пусть мой брат
Рассказ подхватит. Он стократ
Речистее, возможно, будет.
Меня ж пусть Бог простит и судит…

Перекрестясь на купола,
Второй ченец шагнул вперёд:
- Миряне! – молвил он, – Черёд
Настал мой говорить пред вами.
Какими ни скажу словами –
Покорно наперёд прошу
Не осквернять грехом сомненья
То, что не властно разуменью.
Чудны Создателя дела!
Не жизнью – правдой дорожу.
Как было, так и расскажу.

А было вот как:
Привела
Судьба нас к озеру лесному,
Но не простому, а такому,
Что верится: не зря оно
Господней волей создано!
Чудес таинственных немало
Пришлось в дороге увидать,
Но большего – не выпадало.
Да большего и не сыскать.

Гладь озера как откровенье
Явилась, вечностью дыша,
И вещи дивные верша,
Менялась каждое мгновенье.

Чубами сивыми туман
Над ним тянулся прямо к небу,
На руки бледных мертвецов
Похож он был, но мёртвым не был:
Дышал он жизнью и таил
В себе загадочные звуки –
То шелест от летящих крыл,
То шепот ласковый, то стуки,
То дух волнующие трели
Глазам не видимой свирели…
То юной девы смех игривый
Звучал над озером, и в нём
Призыв блистал живым огнём.

Стояли мы пред этим дивом,
Как отроки перед отцом,
Уста отверзши. Странность в том,
Что тайна виделась правдивой!

Всё в чудном озере скрестилось:
И взор, и звук, и свет, и цвет,
Всё, что сбылось и что не сбылось,
И на любой вопрос ответ.
Всё было ведомо чудесной
Воде.
Воспрянув ото сна,
Не усмотрев ни в ком корысти,
Нас, грешных,
И тела, и мысли
Сияньем обняла она.

И, словно истины нетленной,
Глас озера проникновенный,
Густясь в жемчужной глубине,
Промолвил, обратясь ко мне:
«Задай вопрос – ответ услышишь.
Зачем ты в мир пришёл,
Чем дышишь,
В чём суть твоя, и что извне,
И что родится в новизне,
Времён грядущее,
Былое,
Всё, что посеяно тобою,
Добро и зло, и лик любой…
Всё, что желаешь – пред тобой».

Страх вдруг пропал, как не бывало.
И на душе спокойно стало,
Светло и просто…
Каждый слышал
Своё, проникнув сквозь года, –
Вперёд, назад ли, – и тогда
Мы сердцем приняли, что свыше
Вещала чистая вода.

Связав обыденность и вечность,
Вольны мы были выбирать
То ль бренной жизни скоротечность,
То ль откровенья благодать…

- О, мудрый князь! –
Ченец рукой повёл, –
Лукавить
Нам нужды нет.
Тем паче славить
Себя, али ещё кого
В том, что ответствуем.
Всего
Нам не осмыслить.
Но представить 
Доподлинное мы должны:
Всё, что ни есть на белом свете,
Кто перед кем за что в ответе,
Причины всех великих дел,
Начало жизни и предел,
Огонь, вода и твердь земная,
Мысль сокровенная любая,
Судеб величие,
Греховность,
Открытость душ,
Речей условность
Доступны стали нам в тот миг.

Но лишь один из нас постиг
Ответ на княжье порученье.
Ему  –
Тут третий из ченцов
Содеял крестное знаменье  –
Ему досталось откровенье
Узнать, что с горестным селеньем
Случилось, в чём того беда.
Лишь он поведает толково.
Вот он стоит – ему и слово.

Второй ченец даёт дорогу
Своему брату во Христе.
Тот молод, и лета не те,
Чтобы седою головою
Внушать и веру, и почёт,
Но он так ясно речь ведёт
Перед безмолвною толпою,
Что в прямоте своих словес
Исполнен искренностью детства.
И действенна она как средство,
Как путь к открытости сердец –
Слог его принят изначально.
Но речь ченца, увы, печальна.

- Поклон вам, жители столицы!
Поклон тебе, великий князь!
Не чаял я, что поделиться
Известьем скорбным, возвратясь,
Придётся мне, а не собратьям.
Но как, скажите, мог узнать я
Заранее судьбу свою?
Никак…
Нам не дано такое.
Я ничего не утаю
И ничего от вас не скрою.

Вот так же, как сейчас стою,
Стоял с товарищами я
На берегу.
А предо мною
Туман клубился над водою.
Но слышал я лишь голос нежный,
И лёгкий смех.
И думал я:
Над чем та девица смеётся,
И почему для глаз незрима?
И отчего неутомима
В своих насмешках без конца?
Хотелось мне её лица
Черты прелестные увидеть,
Понять хотелось: кто она?

Тумана влажного волна,
Вдруг вижу, на меня катится!
Нахлынула, и соткалась
Из капель предо мной девица:
В сапожках мягкого сафьяна,
В рубахе светлой, тонко тканой,
Расшитой жемчугом речным.
Ногою вод едва касаясь,
Стоит, пучины не пугаясь,
Со взором жгучим и прямым.

«Ты звал меня? Зачем ты здесь?» –
Меня с улыбкой вопрошает:
«Что привело тебя сюда?
Какая мысль тебя смущает?
Ты тайны девичьих мечтаний
Узнать хотел?
Не поспешай…
Могу открыть тебе, но знай:
Всё, что услышишь, – позабудешь
Тотчас. И счастлив вряд ли будешь,
Узнавши девичьи мечты.
Но, впрочем, погоди,
Ведь ты… монах? 
Я не признала…
Шутить с тобою не пристало».

Шагнуть хотел я к ней поближе,
Но тут же окрик строгий слышу:
«Стой, не ходи! Промочишь ноги,
А то и вовсе…»
И молчит.
Затем с усмешкой говорит:
«Увлечь тебя в свои чертоги
Могла бы я, да проку нет.
Ведь ты монах, и твой обет
Негоже чарами разрушить…
Что ж, говори.
Готова слушать».

«Что привело меня сюда?» –   
Напрягся я… и, как прозренье,
Да так, что жаром обдало,
Я вспомнил и про повеленье,
И про погибшее село.
- Сюда пришли мы издалёка, –
Сказал я ей, – узнать секрет,
Что погубило раньше срока
Село, в котором жизни нет.
Нас трое – я и мои други –
Твои смиренные мы слуги.
Прости и не гневись на нас.
Коль можешь, разреши сомненье:
Что сталось с брошенным селеньем?

Лицо девицы потемнело.   
«Ах, вот какое у вас дело…
Не раньше срока, – говорит,
И взгляд её огнём горит, –
Не раньше срока:
Срок назначен!
Всё в срок идёт, и не иначе.
Тяжёл ответ на твой вопрос,
Тяжёл, монах…
Но очень прост:
Скучающими был людьми
Порок возведен в добродетель.
Вот в чём разгадка.
Будь свидетель.
А как то вышло – сам пойми».

И книга предо мной открылась:
Страницы  сумеречных лет
Мелькнули описаньем бед –
Тех, что с селением случились.

Вот, вижу: счастливы и живы
В нём люди –
Вот они красивы
В своих мечтаньях и делах;
Полны плодов и зёрен нивы,
И изобилие в стадах,
И никому не ведом страх.
Но вот – досады ощущенье
Всплыло, и глупое сомненье:
А так ли всё и хорошо?
Быть может, что-либо ещё
Добавить в дни для ободренья?

Страницы вновь перелистнулись
В очах моих – перехлестнулись.
И в безмятежную обитель –
Зрю в книге – послан искуситель!
Великолепен и предвечен,
В твореньи адском безупречен,
Явился грохотом небес
Среди людей прелестный бес.
Лукав для каждого и вместе,
В науке совершенен лести,
Пороков всех знаток большой –
Готов играть с любой душой.

Пошла,
Всерьёз пошла игра,
Коснулась каждого двора:
Везде коварный бес вертится!
К одним с улыбкой подольстится,
К другим – со скорбным видом в душу
Ползёт, нашёптывая в уши:
«Мила для вас родня, не скрою,
Они ж про вас, да за спиною,
Такое говорят – беда!
Родным не верьте никогда!

Вот что ещё вы знать должны:
Заветы предков не важны,
И заповеди старины
Пусты, никчемны в наше время.
К чему нести пустое бремя?
Да что вам старцы? Врут они,
Как врали в молодые дни.
Не святотатство это – шалость.
Над ними мы пошутим малость…»

А там дошло и до детей
Невинных, и до их затей:
«Вот трут вам, – шепчет, – вот кресало,
Теперь за вами дело стало:
Трава сухая рядом с храмом –
Вот смеху будет вашим мамам!»

И я увидел: гибли люди,
С ножом пошёл на брата брат,
Не разобрав, кто виноват.
Кровь пролилась. И очень скоро
Источник, что из скал струился,
Стал мутным. И людские взоры
Из ясных сделались мутны.
Не видя детской в том вины,
Священник, божий храм спасая,
В нём гибнет, в пламени сгорая.

Стон протянулся над селом.
Лес загудел, и бурелом
В нём сам собой зашевелился.
И хохот дьявольский раздался
Над тем селом!
Кто жив остался,
Всё побросав, бежали прочь.
И среди дня спустилась ночь.

Закрылась книга.
И сквозь слёзы
Я увидал, что всё вокруг
По волшебству переменилось:
То, что доселе видел, – скрылось!
Ни голоса, ни звуков нет,
Лишь страшный жив во мне ответ.
Вмиг испарился мрак туманный,
Исчез девицы образ странный.
У ног – спокойная вода,
Чудного нету и следа:
Рой мошкары над ней трепещет,
А чуть подале рыба плещет,
Круги пуская. Ели в ряд
Невозмутимые стоят,
Так, будто не было иного…

Ну, а потом… потом мы, слова
Друг другу не сказав, ушли.
И не оглядываясь, шли,
Покуда ноги нас несли.

И вот мы дома.
Вместе с нами
Тепло весны не за горами.
То, что исполнить мы должны,
Мы выполнили. Перед вами
И перед Богом мы честны:
Нам истина всего превыше.
Кто слышать может –
Да услышит!..

Толпа молчала.
Над толпою
Молчало небо голубое,
И в землю князь глядел угрюмо,
В глубокие погружен думы.

И речь его, и поученье детям –
Всё было позже.
А тогда
Текли в предания года,
Как всё течёт на белом свете.

Но озеро,
Я в это верю,
Лежит в покое и поныне.
И тот же лес в тумане синем –
В одном из заповедных мест,
Там, где на сотни вёрст окрест
Ни человека нет,
Ни зверя.