Пушкин. Мифология романа Евгений Онегин

Многие исследователи, комментаторы и толкователи отмечали не только смену жанров, противоречия сведений романа Евгений Онегин (ЕО), но и странности сюжетной линии, его серпантинов («шнурков) и  коллизий,  а также необъяснимые метаморфозы образов, ликов и масок  главных персонажей:

1 - произведение (идея которого возникла в «прекрасного климата » Крыму (тогда абсолютно «нашем»), начала  воплощаться в «проклятом городе» Кишиневе и разродилась в Одессе  «пыльной»  (все прилагательные – пушкинские) *) было задумано как  классическая поэма в жанре сатиры нравов  в подражание Ювеналу и Байрону

Не мысля гордый свет забавить,
Вниманье дружбы возлюбя,
Хотел бы я тебе представить
Залог достойнее тебя,
Достойнее души прекрасной,
Святой исполненной мечты,
Поэзии живой и ясной,
Высоких дум и простоты;
Но так и быть — рукой пристрастной
Прими собранье пестрых глав,
Полу-смешных, полу-печальных,
Простонародных, идеальных,
Небрежный плод моих забав,
Бессониц, легких вдохновений,
Незрелых и увядших лет,
Ума холодных наблюдений
И сердца горестных замет.

Пушкин сам указал на этот начальный замысел, говоря об  идее сатирической иронической поэмы в духе байроновского «Беппо»

Выражение «роман в стихах», употребленное всерьез как жанровое определение, в дошедших до нас пушкинских бумагах впервые встречается в письме к Вяземскому от 4 ноября 1823 г.; но из контекста видно, что оно возникло раньше этого письма и не позже окончания 1-й главы в октябре того же года.  *** Решение превратить поэму «Евгений Онегин» в нечто совершенно новое — в роман в стихах, принятое в важном для поэтического развития Пушкина 1823 году, пришло в момент, когда поворот в его судьбе принес ощущение новых, бо;льших сил; оно совпало с его переездом из «полуазиатского» Кишинева в «европейскую» Одессу, с иным кругом общественных и интеллектуальных интересов. В таком настроении душевного подъема было можно, наконец, приняться за большой «постоянный труд». (см. Дьяконов И.М.)

Роман ЕО это сатира с пародией на попытки литераторов создать героя времени – реализатора либертинской идеи свободной личности. Онегин – несвободная неличность. Он боится борьбы и вечно бежит от предложений рока и судьбы, от принятия решений – или даже так: он принимает такое решение, чтобы спрятавшись сбежав, не принимать решений. Парадоксальный вроде бы пример: он  принимает вызов «от нечего делать друга» Ленского и убивает его только ради того, чтобы не решать проблему навязанную ему социумом = молва решила женить его на Татьяне, не зная, что он уже отверг ее и отказался решать проблему Тани саамы  естественным образом …  Но есть толкователи, которые находят в таком поведении Жени проявление именно свободной личности. Они забывают, что Пушкин творил в пику Байрону, преодолевая его в себе, антигероя, несвободного, спеленутого условностями общества

Но по мере работы уже над строфами этой «поэмы» жанр сменяется – от шуточной якобы сатиры (а такая бывает?)  Пушкин  переходит к роману, который трансформирует по Поэтике Аристотеля  в трагедию, оставленную с водевильной концовкой и без финала  (т.е. в традициях мастерской незавершенности - долгостроя)

-  отметим: понятие роман в то время по Далю, немецкий, французский обман...

- после  двух волшебных поэм-сказок Руслана и Людмилы и Бахчисарайского фонтана  Пушкин неожиданно обратился к  байроновской (и руссоистской) проблематики: индивидуальность и толпа, цивилизация и естественный человек,  герой времени и чернь; но смысл идей и характер замыслов Пушкина был, наоборот, антибайроновским или антигероическим:  если «пафос» Байрона — в утверждении ценности личности даже ценой своих, чужих и общих страданий, то эмоционально-нравственная задача поэм Пушкина, от «Кавказского пленника» до «Евгения Онегина», — в опровержении ценности личности, утверждающей себя такой дорогою ценой (см. Дьяконов И.М.»Об истории замысла "Евгения Онегина"  (1982). В это же время говорящим фоном Онегина стали, кроме пленника Кавказа, пушкинские Свободы сеятель, Гавриилиада, Цыганы, Демон

*)Прим.
 Мысль об «Онегине» пришла Пушкину, по его свидетельству, еще в 1820 г. в Гурзуфе (см. письмо к Н. Б. Голицыну от 10 ноября 1836 г из СПб в Артек: Как я завидую вашему прекрасному крымскому климату: письмо ваше разбудило во мне множество воспоминаний всякого рода. Там колыбель моего «Онегина», и вы, конечно, узнали некоторых лиц. Оригинал на франц. яз.: Que je vous envie votre beau climat de Crim;e: votre lettre a r;veill; en moi bien des souvenirs de tout genre. C’est le berceau de mon «Онегин», et vous aurez s;rement reconnu certains personnages..). Важно: в этом же письме Пушкин  упоминает поэму Бахчисарайский фонтан, ведет о речь не о Гурзуфе (как придумал Дьяконов И.М.в ст.  Об истории замысла "Евгения Онегина" // Пушкин: Исследования и материалы / АН СССР. Ин-т рус. лит. (Пушкин. Дом). — Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1982. — Т. 10. — С. 70—105. https://feb-web.ru/feb/pushkin/serial/isa/isa-070-.htm) а о Крыме в целом и намекает переводчику Голицыну о том, что протагонистов романа он найдет и узнает в лицах знакомцев – обитателей Крыма.


2. Странность №1  - первое (по хронотопу ввода  персонажей романа)  лицо сатиры – дядя Онегина без имени и отчества, заварившей всю кашу  и умерший по самым честным нам уже неведомым правилам . поразившим  и современников

3.  Странность №2  - Евгений Онегин, которого в концовке романа без финала  Пушкин назвал «Мой неисправленный чудак», опаснейший для соседей по наследованной недвижимости, Чудак печальный и опасный  в оценке  Тани, пасмурный и притворный  по возвращению в СПб и с такой пушкинской маской:
XII.
Предметом став суждений шумных,
Несносно (согласитесь в том)
Между людей благоразумных
Прослыть притворным чудаком,
Или печальным сумасбродом,
Иль сатаническим уродом,
Иль даже Демоном моим.
Онегин (вновь займуся им),
Убив на поединке друга,
Дожив без цели, без трудов
До двадцати шести годов,
Томясь в бездействии досуга
Без службы, без жены, без дел,
Ничем заняться не умел.

XL.
Стремит Онегин? Вы заране
Уж угадали; точно так:
Примчался к ней, к своей Татьяне
Мой неисправленный чудак.
Идет, на мертвеца похожий.
Нет ни одной души в прихожей.
Он в залу; дальше: никого.
Дверь отворил он. Что ж его
С такою силой поражает?
Княгиня перед ним, одна,
Сидит, не убрана, бледна,
Письмо какое-то читает
И тихо слезы льет рекой,
Опершись на руку щекой.

И вот метаморфоза Евгения – этот кобы неисправимый Ев-гений из города  Онег на берегу реки беломоро-поморской Онеги  … влюбляется в Татьяну, но уже княгиню, генеральшу и лидеора салонного бомонда свинского (По Пушкину) Петербурга. Белены что ли объелся

4. Главная странность – метаморфозы натур и миссий двух главных персонажей = Тани и Жени и их масок в романе

Самая большая мета-морфозная странность №3 – Татьяна.

Из гадкого дикого утенка, на которой сватались лишь Петушковы и Гвоздины, вдруг сказочно по мановению волшебного пера Пушкина превратилась в гордого лидера столичного бомонда, княгиню, генеральшу, владельцу  великосветского салона и казино с борделем, которыми интересовался испанский посол. Еще большая странность ( для нас, мужиков)  - это потухшая ( или спрятанная ?)  сексуальность Татьяны. В начале романа с Женей она почти теряет рассудок от половой истомы и невроза (любви), а в конце холодно будто фригидная отвергает слезные мольбы Жен дать ему обещанное. Еще больше поражает принятый Таней добровольный (или по брачному контракту?) обет целости под маской супружеской верности:
За это подвИг Пушкин награждает Таню титулом, недоступным иным русским женщинам и бой-бабам:                верный и милый Идеал

***

Мифология метаморфоз

Все эти метаморфозы (и не эти тоже) можно объяснить одним = финал романа без конца Пушкину приснился.

Точнее так. Он от  реалистичного (пусть и сатиро-пародийно-шутливо-иронично-издевательского) поэм-романа  перешел к мифологическому эпосу:

Отметим: понятие роман в то время по Далю, немецкий, французский обман...
И в переходе от поэмы-сатиры к роману-трагедии и финальному водевилю был смысл, если и не обмануть нас, доверчивых наивняков, но уж точно мистифицироать

 Реальных литературных, но очень правлоподобных моделей живых русских селян Таню и Женю он заменил мифическими персонажами  с новыми (разительно дьявольски новыми!) миссиями:

- Таня стала иконой русской Золушки,  Идеалом (так! с бол. буквы у Пушкина!)  верности жен и цельности дев – эдаких мадонн небесных, ниспосланных богами, чтоб исправить деяния Зевса по Теогонии Гесиода и не пугать нас рогачеством
 
- Женя стал иконой поверженных и отверженных, которого Пушкин вынужден был превратить в героя  Медного всадника без головы и убить на  пороге хижины невесты Параши-утопленницы

Когда иронично-реалистичный роман превратился в водевильно-пародийную трагедию с пошлым финалом  со статуей пушкинского  Идеала Верности и врубелевского рублевого падшего Демона ?

Абсурдная пародийная реальность  сменилась мифом когда Пушкин нас отвел (погрузил ) в Сон Татьяны, ввел в поэтическую медикаментозную кому и прогнал спеца по наркозам, так и не дав нам прийти в себя и расчухать ситуацию …

Прошла любовь — явилась Муза9
И прояснился темный ум —10
Свободен вновь ищу союза —11
Волшебных звуков, чувств и дум

И я, в закон себе вменяя
Страстей единый произвол,
С толпою чувства разделяя,
Я Музу резвую привел
На шум пиров и буйных споров,
Грозы полуночных дозоров;

VI
И ныне музу я впервые На светский раут привожу На прелести ее степные С ревнивой робостью гляжу. Сквозь тесный ряд аристократов, Военных франтов, дипломатов Н гордых дам она скользит; Вот села тихо и глядит, Любуясь шумной теснотою, Мельканьем платьев и речей, Явленьем медленным гостей Перед хозяйкой молодою, И темной рамою мужчин Вкруг дам как около картин.

Таня княгиня с обетом вековой верности, но с подругой символом Ниной Воронской да еще и в малиновом  берете-символе,  названа Пушкиным музой!   Это не та , не наша Таня!  Это мифическая муса Поэта, который собрался жениться и рогов брака страшится …

А с Онегиным Пушкин не знает что поделать, как метаморфозить  и как его к этой статуе Тане приткнуть:
VIII.
Всё тот же ль он, иль усмирился?
Иль корчит также чудака?
Скажите, чем он возвратился?
Что нам представит он пока?
Чем ныне явится? Мельмотом,
Космополитом, патриотом,
Гарольдом, квакером, ханжой,
Иль маской щегольнет иной,
Иль просто будет добрый малой,
Как вы да я, как целый свет?
По крайне мере мой совет:
Отстать от моды обветшалой.
Довольно он морочил свет...
— Знаком он вам? — И да и нет.

Рядом с Музой  такой  Женя - обуза…  И Пушкин его низверг с пьедестала неисправленного чудака и боящегося всякого конфликта гордеца = он бросил его к княжеским ногам, чтобы услышать шум ледяного душа:
  XLVII.
„А счастье было так возможно,
Так близко!.. Но судьба моя
Уж решена. Неосторожно,
Быть может, поступила я:
Меня с слезами заклинаний
Молила мать; для бедной Тани
Все были жребии равны...
Я вышла замуж. Вы должны,
Я вас прошу, меня оставить;
Я знаю: в вашем сердце есть
И гордость и прямая честь.
Я вас люблю (к чему лукавить?),
Но я другому отдана;
Я буду век ему верна“.

Ага …

***

Вывод : 
Восьмая глава романа = это миф. Цель бегства Пушкина от реалистичности в соусе иронии и сарказма в мифологию темы верности дев и жен – защитить себя в женитьбе  Таней-оберегом.

Не вышло, однако …