Записки не сумасшедших

В основу произведения легли реальные события

   По ночам я не просыпаюсь больше от ужаса, чувствуя, как вода стекает по лицу, а на спине ощущается холод. Больше нет кошмаров, мучивших не только во сне, но и наяву. Последние страхи, а вместе с ними и бессонные ночи ушли несколько лет назад. Несмотря на это, я до сих пор не могу до конца поверить, что это могло случиться в наше время, в нашей стране и уж тем более невероятно, что это произошло со мной. Каждый раз, когда я сомневаюсь в себе и своих воспоминаниях, я захожу в кабинет и, подойдя к стеллажу с полками, смотрю на аккуратно расставленные кассеты с видеозаписями. Каждый день содержит от трёх до десяти записей, сложенных в одну коробку. Сейчас на полках скопилось десяток коробок. Каждая запись подписана датой, временем и фамилией, последняя датирована прошлым месяцем и по объёму меньше остальных. Глядя на них, я осознавал, что всё случившееся не плод моего воображения. Хотя, признаюсь, нередко я именно так и думал и хотел верить в эту ложь. Иногда в такие дни, как сегодня, я доставал и просматривал их. Наиболее просматриваемые и любимые, если такое слово вообще можно отнести к данной ситуации, слегка потрепались. Не задумываясь, я достал самую первую коробку и, вынув диск со своей фамилией, вставил его в проигрыватель. С шипением и потрескиванием на экране появилось изображение комнаты. Когда-то она нам казалась маленькой и тёмной, но с каждым годом, уходом из жизни кого-то из десяти, она становилась просторнее. Но сейчас она предстала такой, какой мы впервые её увидели. Маленькой, душной и немного страшной. Сидящие по кругу люди неуверенно оглядывали друг друга, периодически бросая взгляд на пустой стул посредине. Несмотря на то, что они знали друг друга, все молчали. Никто не хотел говорить или выделяться. Даже через экран ощущалось напряжение. Казалось, от того, чтобы вскочить и убежать, их отделяла секунда, и я, даже зная, что будет дальше, внутренне ждал такого исхода. Вдруг свет стал как будто ярче, и из динамика под потолком раздался голос. Чёткий и спокойный, он умиротворяющее подействовал на всех присутствующих. Поприветствовав и поблагодарив нас за то, что мы все собрались здесь, он назвал фамилию. Все взгляды обратились к молоденькому пареньку, который, опустив голову как можно ниже, будто собираясь разглядеть крупинки пыли на полу, встал со своего стула и сел в центре. На этом моменте я всегда с удивлением смотрел на него, пытаясь найти сходство, которое со временем почти стерлось. Как часто мы не замечаем изменений в себе, пока не посмотрим на фотографии прошлых лет. Как странно мне смотреть на него и на себя, отражающегося в экране телевизора, одновременно сопоставляя своё прошлое и настоящее. И, несмотря на прошедшие сорок лет, слово в слово повторять за ним каждое слово и фразу, будто это было только вчера.
26 февраля 1975 г. Томас Смит, 25 лет. Великобритания, Эдинбург
– Сегодня с утра был обычный день. Я ещё мог думать о таких простых вещах, как кризис, словно это была нерешаемая проблема всей моей жизни. Кризис на работе, кризис в отношениях, который мы пытались преодолеть. Я не совсем понимал, что он значит и  на что влияет. Было ли это повышение цен, неутешительные новости с биржи, статьи о возможной войне или чём-то ещё, что цепляло и не давало жить спокойно и счастливо. Даже смешно, что я думал о таких вещах. Как всегда, каждый день до этого я опаздывал на работу. Наверное, просто потому, что не очень любил свои ежедневные обязанности и не торопился их исполнять. Я вообще не люблю эту страну с её жарким сухим климатом. Каждый день, по часу идя под палящем солнцем, чувствуя, как пыль смешивается с потом. Даже подумать не мог, что наступит минута или секунда, когда я буду молить о том, чтобы вернуть всё как было. Нет, тогда я молча ненавидел всё вокруг.
Камера приблизилась и остановилась на бледном лице, от волнения покрывшемся красными пятнами. Наблюдатель мог заметить и почувствовать волнение и заминку. А когда камера вернулась, охватывая всех присутствующих, были видны сжатые кулаки. Томас тихо постукивал ими о стул.
– А сейчас, – он сделал долгую паузу и поднял глаза, смотря в упор на камеру, стараясь разглядеть за ней что-то. – Пустота.
Запись резко оборвалась, словно из неё неуклюже вырезали последние минуты. Вытащив диск и вставив следующий, я уже с нетерпением всматривался в экран. Я знал, кого увижу, и от этого внутри всё сжималось. Но когда в полной темноте раздалась мелодия, напеваемая тоненьким детским голосом, я не смог сдержать вздоха.
26 февраля 1975 г. Наира, 16 лет. Зимбабве
В комнате опять десять человек, но их силуэты еле видны в полной темноте. Откуда-то раздается песня, но только через несколько минут. Полностью привыкнув к темноте, можно разглядеть, что поёт девушка. Сейчас она сидит на стуле в центре и, прикрыв глаза, – хотя, может, это только кажется, – тихо напевает народную песню. Она разливается по всей комнате, а проникновенный голос невидимыми нитями окутывает каждого из присутствующих. Словно в трансе, они не сводят с неё глаз. Неожиданно она замолкает, и в комнате наступает тишина. Тяжелым занавесом она накрывает всех. Теперь её голос звучит по-другому. В нём нетрудно разобрать истеричные нотки, и он более не кажется приятным.
– Вы все сумасшедшие, если можете думать об этом и говорить. Это дикость – сидеть здесь, вспоминать, говорить вслух, когда единственное желание – кричать, кричать во всё горло. Я не могу, не могу думать о прошлой жизни. В моей голове единственная мысль прокручивается снова и снова. Уже миллион раз я пыталась изменить прошлое. Сказать нет, встать раньше или просто в тот день не выходить из дома. Вы спрашиваете, что было до? Но я уже не помню. Вся моя жизнь словно стерлась, и начался новый отсчет.  Родители говорят, что в меня вселился злой дух.
Наира закрыла глаза и тихо запела. Её тело было расслаблено, на лице появилось подобие улыбки. Когда песня закончилась, она встала, чтобы пересесть на свой стул к остальным в круге.
– Они просто не понимают, что во мне теперь нет духа. Ни хорошего, ни плохого, – добавила она так тихо, что можно было расслышать, только прокрутив пленку несколько раз. 
26 февраля 1975 г. Шакир, 30 лет. Зимбабве
– Рабочий. Работаю на стройке. Всегда выполняю план. Неделю назад из-за ошибки прогулял три дня. Был уволен без компенсации. Теперь ищу работу. Если рассказывать о своей жизни до психушки, то говорить особо нечего. Жил с родителями, вставал на работу в пять в зависимости от погоды и здоровья или ходил пешком, или ездил на автобусе. Сейчас хожу только пешком. Но живу также у родителей. Домой возвращался в десять-одиннадцать вечера. Друзья говорят, что можно просить деньги за мораль, но я не знаю у кого. Странно всё это.
Первая коробка была самой заполненной, последующие уменьшались на одного или два участника. Я почти не помнил Шакира, так как видел его всего раз. На следующий день он не появился. Кто-то сказал, что он устроился на стройку и уехал. Не всем из нас хотелось присутствовать, и мы со временем находили в себе силы бороться со страхами самостоятельно. А у некоторых, как у Шакира, на это просто не было времени: его волновала работа, семья. Я всегда завидовал им, они смогли то, что не удалось мне.
27 февраля 1975 г. Роза, 46 лет. Великобритания, Лондон
– Мне не было страшно. Я знала, что это ошибка и вскоре всех нас отправят домой. Наоборот, я с интересом наблюдала за другими пациентами. Меня, как медика, потрясли условия лечения. Сложно представить, что в двадцатом веке возможно такое безалаберное отношение. Я не говорю про недостаток лекарств, но отсутствие элементарной гигиены?
Её голос, чистый и звонкий, с каждым словом звучал всё громче и требовательней. Она уже говорила стоя, и людям, сидящим в кругу, приходилось задирать головы, чтобы смотреть на неё. Роза была чуть полноватой, но это почти не ощущалось благодаря её энергии. Белоснежная блузка при каждом поднятии руки натягивалась и показывала чуть желтоватые следы от пота.
– Я уже написала петицию с просьбой принять меры. Если мы будем молчать, то кто поможет этим несчастным больным?
27 февраля 1975 г. Анико, 58 лет. Замбия
– Всё происходит по воле Бога. Согрешил – получи наказание. Бог лишает ума тех, кто много грешил в своей жизни. Ад есть, и Бог показал его. Но решил помиловать. Поэтому мы здесь. Все три дня в том аду я молилась. Я уже стара, поэтому молилась не за себя, а за детей и внуков. Кто будет им помогать, если я сейчас умру? Нет, Бог дал мне ещё время. Уже неделю я работаю дольше, больше продаю хлеба, а деньги откладываю. На собрания больше не приду, время нужно использовать с умом. Поэтому прощаюсь. Да и случай какой-то нелепый, чтобы его так много обсуждать. Может, кто хлеба хочет? Могу выпекать под заказ.
26 февраля 1975 г. Томас Смит, 25 лет. Великобритания, Эдинбург
– Было очень жарко. Идти пешком было почти невозможно. Обычно я езжу на красном автобусе, а тут подъехал зелёный. Как и все на остановке, я сел. Не сразу понял, что едем долго. Задумался, видимо. А там уж белые халаты, уколы… Я долго кричал. Почти всё время. Да, время… Там оно стоит. Нет окон, часов. Только через какой-то промежуток приходят они и колют, колют. Сон. Просыпаюсь от крика. Кричу я. Опять укол. Глаза болели от слёз. Мама говорит, они были очень опухшие и красные. Я стараюсь не говорить с ними об этом. Но каждую ночь я кричу. Нет, они мне не рассказывают, да я сам не помню, но по их лицам вижу, что плохо сплю и почти не ем. Это скоро пройдет?
Левой рукой я вытираю слезы, а правой вставляю другой диск. Пока дома никого, я могу просмотреть их все, но боюсь, что меня прервут, поэтому пропускаю некоторые записи.
4 марта 1975 г. Эрик, 32 года. Зимбабве
– Жаль, я успел врезать водителю только раз. Надеюсь, что ещё увижу его. Вы только и умеете ныть. Приехали, и давай кричать. Ну, настоящие сумасшедшие. Если бы объяснили спокойно, внятно. Показали бы документы, и нас, возможно, отпустили бы раньше. А тут толпа людей кричит, естественно, врачи поверили водителю. На вас только посмотреть надо было. А вот уколы у них хорошие…
– Может, вам ещё и смирительная рубашка пришлась впору?
Экран погас, но голоса продолжали доноситься со скрипом и щелками.
4 марта 1975 г. Роза, 46 лет. Великобритания, Лондон
– Вчера ездила в Булавайло. На этот раз встретили приветливо, долго смеялись, вспоминали. Они рассказали, как были сами напуганы, и долго не могли поверить в ошибку. Предложила свою помощь, думаю, поработаю у них какое-то время. В качестве доктора, а не пациента, чувствую себя намного комфортнее.
17 октября 1976 г. Мигель, 23 лет. Зимбабве
– Сегодня много пустых стульев. Глядя на них, я вспоминаю тех, кто был с нами и прожил то же, что и мы. В тот день, стоя на остановке, я не знала, куда едет автобус. Ведь на нём не было номера или названия. Но я села в него, как и все. Почему? Я просто верила им, то есть вам, больше, чем себе. И даже тогда, когда я понимала, что дорога совсем не та, я молча сидела, смотря вокруг. Роза уже пропустила несколько встреч, я не думаю, что ещё увижу её, и она никогда не узнает, что именно она в тот день была моим поводырем. Именно на неё я смотрела, ожидая реакции. Она же спокойно сидела. Сейчас, поработав с психологом, я понимаю, что она могла быть в своих мыслях, не замечая ничего вокруг. Не замечая косых и беспокойных взглядов водителя, большой скорости и долгой поездки. Но в тот день, 23 февраля, я, видя её спокойствие, тоже успокоилась. Меня скорее волновал помятый и грязный мужчина рядом. Шакир казался мне очень страшным. Единственным желанием было поскорее выйти из автобуса, убежать от него. Остальных я не запомнила, не обращала на них внимания.  А потом просто не знала, как реагировать. Доктора сказали, я была самой спокойной из десяти пациентов. Я не знала, как вести себя, так как нас разместили в разных комнатах и, оставшись наедине с собой, я не могла даже думать.
Девушка в центре круга медленно обвела каждого взглядом и улыбнулась каждому, даже пустому стулу. Возникло ощущение, что даже сейчас она видит всех десять человек.
– Мы стали ближе, чем могут быть люди. Мало кто знает твои чувства, страхи и желания. Психолог посоветовал рассказать вам всё то, что я чувствовала рядом с вами. От первой до сегодняшней встречи. Я уже не так зависима от мнения других и могу сама решать, как реагировать. Если кому-то, как и мне, нужна помощь психолога, могу дать телефон. Мне он помог больше, чем все наши встречи.
Когда-то, в качестве терапии, я вернулся в ту психбольницу. Спустя много лет она почти не изменилась. Все так же из окна сначала виднелись высокие, сплошные ворота и только заехав внутрь можно было увидеть большое, двухэтажное здание, побелевшее и потрескавшееся со времени постройки. В полдень во дворе никого не было. На встречу не бежало дюжина врачей, выкрикивая громкие указания друг другу. Но я интуитивно закрыл глаза и прикрыл руками уши. Даже в полной тишине я слышал отголоски этих голосов и чувствовал запах лекарств. Руки, вспомнив, как их скручивали в смирительную рубашку, заныли. Тогда еле дождавшись обратного автобуса, я уехал и больше не возвращался.
26 февраля 1977 г. Эрик, 34 года. Зимбабве
– Юбилей. Прошло два года. Тех больных так и не нашли. Повезло же им, вернулись к обычной жизни. Да и водителя до сих пор ищут. Сбежал поддонок.
26 февраля 1977 г. Симон, 29 года. Франция
– Я теперь не езжу ни на чём, кроме своего байка. А проезжая мимо кафешек и видя выпивающих водителей, стараюсь быстрее убраться, мало ли что. Девушки часто спрашивают, почему я не пью алкоголь. Часто я просто придумываю истории, иногда отмалчиваюсь. Не говорить же, что из-за пьяного водителя я три дня пробыл в психушке. Вообще про психушку лучше никому не говорить.
5 апреля 1978 г. Томас Смит, 28 лет. Великобритания, Эдинбург
– С каждым годом нас становится меньше и меньше. Но я рад, что мы встречаемся, разговариваем. Так легче и проще. Теперь мы сами записываем видео. Можем самостоятельно выбирать темы разговоров. Мне нужно вернуться в те дни. Необходимо еще раз прожить всё. Было не так страшно, как казалось вначале. Например, еда была вкусной. Это, конечно, пустяк, но если найти что-то приятное в  той ситуации, то станет спокойнее.
Я слышал их шаги по коридору. Слишком поздно. Если они увидят записи, то опять отберут их. Нужно было положить всё обратно и закрыть шкаф, но я не смог. Рука уже тянулась за новым диском. Когда на экране появилась картинка, дверь в комнату отворилась.
– Это очень необычный случай. Мистер Томас Смит у нас наблюдается с 75 года.
– Судя по карте, у него психосоматическое расстройство с разделением личностей. Необычное сочетание.
Молодой ординатор удивлённо смотрел на пожилого мужчину в белом халате. Тот сидел на полу, повёрнутый спиной к двери, и негромко, но отчётливо говорил в пустоту. Голос, однако, звучал молодо и тонко. Такой голос больше подошёл был молоденькой девушке, нежели старику. 
– Не совсем. Он разделяет себя и других участников. Всего десять человек.
– Почему десять? – спросила молодая девушка с блокнотом в руках.
– Это интересно и, как я уже говорил, необычно. Много лет назад его, как и других, случайно отправили к нам на принудительное лечение. Ошибку обнаружили только на третий день, когда сопоставили истории всех двадцати пациентов.
– Двадцати? Но у мистера Смита десять личностей…
– Да, – продолжил доктор, подходя к Томасу и забирая у него листки бумаги. – После того, как их всех отправили домой, была организована программа психологической помощи. Но она была добровольной, и на неё явилась только половина всех потерпевших. Встреч было несколько, потом кто-то переехал, кто-то просто перестал ходить. Только Томас не смог справиться и воссоздал новую реальность у себя в воображении. Он забрал все записи и приехал в нашу клинику, но так и остался здесь.
– Значит, на этих листах?
– Да, это его записи, диски, как он их называет. Уникально, что мы каждый день забираем их, но, приходя, видим, такие же, сделанные точь-в-точь по памяти. Что-то он придумывает сам. Например, вот этих, последних встреч, – при этих словах доктор показал на листки с именами, – не было.
– Почему бы не оставлять их? Или забрать сразу чистые листы и карандаши.
– Несмотря на то, что они почти идентичны предыдущим, он их постепенно меняет. И за этим мы наблюдаем. Сейчас «записи» стали более дружеские, чем ранние его работы, вы с ними успеете ознакомиться, когда выберете себе одного из пациентов для наблюдения.
– Он сможет поправиться? – спросил один из ординаторов, и все пять человек посмотрели на Томаса Смита, в этот момент он поднял один из листов. В тишине комнаты раздалось шипение, и женский голос с небольшим акцентом проговорил:
– Меня зовут Мэнди…