Твой. Без цензуры... Глава 57

Переглянувшись со Смертиным, Фролов решил подвести итог их сегодняшней сходки, выдавая вслух следующее:

— В таком случае предлагаю всем оставшимся объединиться и создать пары, дабы не пропасть поодиночке.

— А что, это идея! — подхватил его мысль Глеб, тут же обращаясь к «бесхозной» старосте: — А если Пинцет выздоровеет, его можно будет отдать на поруки нашей Валечке Шостко!

И словно заранее представляя себе, как нелепо она будет смотреться со столь чудным кавалером в обнимку, которого ей сватали все кому не лень, девушка процедила:

— Уж лучше выпилиться…

На самом деле Рудаковский до сих пор находился в травмпункте, и по этой причине отсутствовал на занятиях, понятия не имея, что его персона активно обсуждалась, а его самого сватали к старосте.

Толик с Глебом как раз недавно ходили его навещать, сделав это ни сколько ради обязанности проведать одногруппника, а просто ища очередной повод над ним поугарать, пока он находился в беспомощном состоянии и не мог ответить им тем же. Но больше всего надеясь увидеть рядом собой в столь непростой для себя момент Чехову, чтобы поинтересоваться у неё, как продвигается дело с расследованием смерти её родителей, Рудаковский был несколько удивлен, увидев напротив своей кушетки Толика и Глеба.

В конце концов, эти его точно не забыли, в отличие от других одногруппников, и это, несомненно, грело ему душу, пока Глеб, после слов «Ну, че, болеешь? Выглядишь, конечно, уныло…», не поспешил поставить его в известность относительно того, куда и с какой целью уехала вчера Чехова, что стало полной неожиданностью даже для Толика. А он был гораздо лучшего мнения о его сводной сестре.

Порядочно оживившись после этой новости, Вовка пожалел тогда, что вообще родился на белый свет. От кого-кого, но от Чеховой такого он не ожидал точно.

А ведь ранее она казалась ему вполне порядочной девушкой, не способной на легкомысленные поступки. Жаль, что это оказалось не так.

Ничего не скажешь, Лобов умел его «подбодрить». В этом парню не было равных. И вообще Вовке показалось, что ради этого он сюда и заглянул. Поставить его в известность о «предрасположенности» сводной сестренки к «светиле».

А ведь это из-за него он, между прочим, тогда пострадал, потянувшись подглядывать в ту злосчастную замочную скважину, — и вот результат!

Не на шутку переживая о душевном состоянии одногруппника, Смертин потрогал обмотанную бинтами голову Рудаковского, но все ещё продолжая злиться на Гордеева, которого с самого начала недооценил как потенциального соперника, со словами: «Вот сука!», Вовка ударил от безысходности по постели руками, да так, что удар кулаками пришелся прямо по подлокотникам кушетки, запустившей определенный механизм, в результате которого сам Рудаковский сложился вчетверо, не в состоянии выбраться из неё самостоятельно.

Бросившись к нему на выручку, парни едва вытащили незадачливого приятеля из плена мстительной кушетки, из-за которой он только больше травмировался, ругая Гордеева последними словами, не в состоянии успокоиться.

Происходящее просто не укладывалось у Рудаковского в голове. И оставшись доволен тем эффектом, которые произвели на одногруппника слова об измене Чеховой, Глеб сделал вид, будто ему действительно небезразлично его состояние, спросив парня напоследок, в чем он нуждается.

«Воды… Домой… Сдохнуть» — пролепетал выбившийся из сил Рудаковский, устав проклинать Гордеева.

И впав в некое подобие ступора из-за невозможности воплотить одновременно сразу три желания этого «Емели», Глеб остановился на той, которая была ему вполне по силам и не требовала от него слишком много затрат личных ресурсов и времени. То есть начать с воды…

Переглянувшись с озадаченным Толиком, он взял со стола пустой стакан, но не собираясь из-за Рудаковского бежать в подсобку, где стоял кулер с питьевоц водой, неожиданно подошел к раковине и набрал оттуда технической, тайком плюнув в этот самый стакан и тут же протягивая его пострадавшему одногруппнику.

Не ожидая, что Глеб пойдет ради него на такие жертвы и даже сделает лишнее телодвижение, то есть наберет ему воды, Рудаковский с улыбкой на устах принял из его рук стакан, и не имея ни малейшего понятия о подлинном состоянии воды в этой емкости, без лишних мыслей пригубил эту жидкость, обнаружив её вкус несколько странноватым, но не ставший акцентировать на этом внимание.

Главное, что ему действительно полегчало после того, как он решил промочить горло, остальное его уже мало интересовало.

Наблюдая за этими двумя со стороны, Толик даже не думал вмешиваться во взаимоотношения этих двоих, уверенный, что Лобов знает, как следовало действовать в подобных случаях, перекладывая на него всю ответственность за исход выздоровления одногруппника после их вмешательства.    

Покидая травмпункт, парни ещё раз поинтересовались, не нуждается ли он в чем-то ещё. Однако так и не услышав ничего дельного в ответ, ушли прочь, не забыв с ним попрощаться.

Оставшись предоставлен самому себе, Рудаковский снова откинулся на кушетку, падая головой на подушку, и вспоминая, с какой обходительностью обращался с ним сегодня Глеб, вручая ему то полотенце, то стакан с водой, что было на него совсем непохоже, начал было подумывать о том, как сильно заблуждался насчет истинного характера одногруппника, и что возможно этот тип не так уже и плох, как все привыкли о нем думать, пока у него не скрутило живот, да так, что Вовка был не в состоянии вскочить с кушетки и добраться самостоятельно до отхожего места, находившегося в самом конце коридора верхнего этажа больнице, специально выстроенном в таком месте, что пока больной туда добежит, то все свои «дела» сделает по дороге.

Но ругать Рудаковский мог только самого себя. Вот вроде знал, на что был способен его одногруппник и все равно ступил на те же грабли, что и в прошлый раз, в очередной раз получив черенком по лбу из-за собственной доверчивости. Правда, конкретно в его случае это были даже не случайные прыжки на граблях, а самые настоящие пляски.   

— Ну, как там наши молодые? — обратился Глеб к Толику и Алькович, как чей союз был одним-единственным примером здоровых отношений внутри их группы, раз Шостко отказывалась тянуться к пострадавшему Рудаковскому. — Подали уобъявлениеже  в загс?… — и подметив про себя мрачный вид самой Вики, невольно добавил: — Или у вас  дело к разводу идет?!

— Толик вчера скоропостижно помолвился,  — аккуратно доложил ему Фролов, устав ждать, когда тот сам обо всем догадается, немало пропустив за своими пьянками и мордобоем с Гордеевым.

— С кем?

— С Агнессой Иоановной. Вот Вика и злится.

И только сейчас обнаружив присутствие Смертина, Глеб потянулся к одногруппнику с рукопожатием:

— Поздравляю, дружище с таким событием в твоей жизни!... И столь завидной женой.

Отвернувшись от парней, Алькович приняла закрытую позу, отказываясь даже разговаривать на эту тему со Смертиным. Кто надоумил Толика вцепиться обеими руками и ногами в эту старушку, она, разумеется, не знала, но вывод был очевиден. Пусть и не для неё самой. Глебу непонятно было одно: чем вообще руководствовался Смертин, принимая подобное решение, когда под боком у него уже была Алькович. Неужели у него совсем не осталось на плечах своей головы, чтобы слушать мнение со стороны?!

А если бы он посоветовал ему жениться на Новикове, Степанюге или на Гордееве, Толик, интересно, тоже позвал бы их в «гостевой брак»?

Мягко говоря, подобное событие стало неожиданностью даже для самого Лобова, ведь предлагая одногруппнику сочетаться браком с богатой еврейкой из рода Мандель-Штамм, он тогда и подумать не мог, что Толик всерьёз воспримет его «шутку», подав заявление в загс в тот же день. Глеб не переставал удивляться излишней доверчивости людей.

Сам он казалось, мог навязать ближайшему окружению все что угодно, действуя ради собственной выгоды, а те, принимая его доводы за истину последней инстанции, почему-то шли у него на поводу, пытаясь выйти из игры, когда уже было совсем поздно.

— Но ты мог и сам мне обо всем сообщить, — обратился он к Толику после недолго паузы, — а там, глядишь, я бы какой-нибудь подарочек прихватил… Для твоей будущей жены…

— Что именно? — с удивлением уставился на него Смертин.

— Костыль, например.

— Да иди ты знаешь куда, со своим костылем!

Кислое выражение лица Толика говорило само за себя. В который раз попавшись на удочку одногруппника, до Смертина только сейчас дошло, что его снова развели как лоха.

— Да что ты в самом деле?! Тебе нечего стесняться проявления своих истинных эмоций! Здесь все свои! — Лобов попытался его приободрить. — Встряхнись, Толь, а то ведешь себя как подросток с распухшим ЧСВ, во взгляде которого читается: «Жизнь — гумно, сахар — хлорка, а чупа-чупс — стрихнин». Сделай одолжение — не превращайся в копию моей сестры. — И не дожидаясь, когда тот, последовав его совету, выдавит из себя некое подобие улыбки, Глеб подскочил к Толику, и ухватив его за челюсть, предпринял попытку растянуть ему рот руками, копируя при этом гордеевский говор: — «Ну, улыбнитесь же, доктор Смертин! Я знаю, вы это умеете…»

— Да отвали ты уже от меня! Достал! — не выдержав над собой подобных издевательств, Толик оттолкнул его от себя, предупредительно отсаживаясь от одногруппника на приличное расстояние.

Сегодня он был не в том настроении, чтобы поддерживать насмешливый тон группы в свой адрес, а тут ещё Лобов подливал масла в огонь…

— Да ладно, чего ты так переживаешь?! Не успел жениться, а уже бросаешься на людей… — отозвался тот, уворачиваясь от запущенной в него Толиком папкой. — Тяжело только в первые недели супружеской жизни, а потом все пойдет как по маслу… Не забывай, ты теперь не Смертин, а будущий представить рода Мандель-Штамм! 

Не сдержавшись, Толик набросился на него с кулаками. Вовремя вмешавшись в их драку, Шостко с трудом разняла парней, обоих отходив предварительно папкой по голове.

— Толик, ты успокойся и сядь на место! — прикрикнула она на Смертина. — А ты, — это было адресовано Глебу, который быстро встряхнувшись после небольшой потасовки, давно пришел в себя, готовый отражать вербальные атаки старосты. — Лобов, чего ты радуешься? Ты вообще первый в списках на отчисление у нашего замдекана! Лучше скажи, как поживает твой радикальный клип про Гордеева...
 
— Уже никак, — развел тот руками, возвращаясь на свое место.

— А что такое?

— Я забросил съемки.

— Почему?

— А это ты у него спроси, — подмигнул он в сторону унылого Смертина. — У меня действительно была идея снять мувик про то, как Гордеев подкатывает к медсестрам, бьет пациенток и детей, правда нашего доблестного «актера» в лице Толика хватило только на первый дубль запланированной короткометражки. И раз уж он собрался жениться, то сейчас ему тем более будет не до съемок. В противном случае мувик под названием «Приключения доктора Гордеева в провинциальной больнице», рискует превратиться в «Приключения раввина Анатолия Мандель-Штамма в пригороде Москвы». А для этого мне придется переписывать сценарий и менять некоторые сцены. Поэтому нами было принято решение прекратить съемки мувика насовсем.

— Ясно-понятно, — разочарованно вздохнула Шостко, до последнего надеясь, что их группе удастся сохранить хотя бы этот номер, раз ни у кого не хватало мозгов придумать что-то лучше. Она сама была готова ударить Смертина из-за его женитьбы, нарушившей все их планы. 

— Что тебе понятно? — возразил Глеб, не понимая, что конкретно она хотела этим сказать.

— Что клипа не будет! — отрезала Шостко.

У неё были такие планы на этот мувик! Так хотелось похвастаться чем-то выдающимся перед замдеканом, и на тебе! Все придется отложить, потому что эти двое не смогли договориться между собой о съемках!

В какой-то момент она до такой степени погрузилась в размышления около этого номера, оценивая все плюсы и минусы сложившейся ситуации, что опомнилась только тогда, когда в аудитории появился какой-то тучный мужчина с курчавой головой и задорным выражением лица.
 
— Поскольку ваш куратор опаздывает сегодня на занятия, то их у вас проведу я, — заявил он, поправляя на переносице очки: — А зовут меня Вадим Георгиевич Куратов. Но можно просто… Вольдемар, — с этими словами он подмигнул приглянувшейся ему Алькович.

Поздоровавшись с безмолвными студентами, чье поведение, однако, не внушало ему никакого доверия, мужчина ринулся к столу, и стоило ему сесть на место, чтобы начать перекличку, как в следующий момент раздался голос Шостко:

— А когда Александр Николаевич прилетит, вы не в курсе?

— Он сказал, что прилетит «приблизительно», — спохватившись, кивнул Куратов, — а это значит, что прилетит Гордеев тогда, когда ему вздумается.

— Надеюсь, что он прилетит «приблизительно» сегодня, — усмехнувшись, вполголоса обратился Фролов к старосте, — иначе операцию Емельянову придется снова отложить на неограниченный срок.

Сделав перекличку, Куратов приготовился назвать тему нового занятия, когда за окном послышался звук лопнувшего стекла и скрежет железа, сопровождаемый руганью самого «светилы».

Тщетно пытаясь припарковаться напротив больницы, Гордеев снова не рассчитал скорость, и намереваясь уклониться от препятствия в виде колонны, как и в прошлый раз, он затормозил непосредственно перед ним.

Машину здорово занесло на повороте, когда врезавшись после недолгого маневрирования в ближайшую карету скорой помощи, он вдребезги разбил свою ладу-седан, ругаясь на чем свет стоит.

Глааа 58

http://proza.ru/2024/04/09/613