Гаснущая звезда

— Ну что ты такой хмурый? Я думал алкоголь на всех действует одинаково — расслабляет, язык развязывает. Но на тебя он явно действует как-то по-другому.

— Мне расслабляться ни к чему, я здесь чувствую себя хорошо. А рассказывать мне нечего. Сейчас мы сидим в этой коробке, а пару месяцев назад я сидел в той коробке, где родился.

— Дома.

— Чего?

— Место, где ты родился и провел детство, где жили твои родители обычно называют домом.

— Где это его так называют? Я не слыхал. У нас это называли ящик, контейнер. Как-то отец, загоняя нас внутрь, назвал его норой. Еще помню, будкой обозвал. Но это уж совсем чудное слово. Никогда его больше не слышал.

«Да, что на это возразишь, ящик — он ящик и есть».

«А старых слов совсем не знает…».

— Какая теперь разница, кто сколько знает, и кто что помнит, — закончил он свои мысли вслух.

— О чем это ты? Ты стал вдруг какой-то грустный.

— Так, ничего. Станешь тут грустным с таким собеседником. Сколько ты уже на станции?

— Почти два месяца.

— Ну и как, лучше, чем… там, где ты жил раньше?

— Здесь о еде думать не приходится. Да и вообще ни о чем не нужно думать. Главное делай, что по времени положено. В общем здесь хорошо.

— Согласен. Правда вот водку, ты уж не обижайся, по-моему, зря на тебя переводят.

— Почему же зря… Положено, вот я и пью.

— Ладно, проехали.

— А?

— А я вот здесь уже больше полугода. Свыкся. Да и про еду — твоя правда. А поначалу мне тяжело было. И ворот  тяжело было крутить и по прежней жизни тосковал.

— Ты слабый. Я легко с воротом управляюсь. Мне что есть ветер, что нет.
«Ну еще бы! Вам молодым бугаям что! Небось еще и похахатываете над нашим братом, когда он сваливается да на полу от боли корчится».

— Когда мне повестка пришла, сразу скис. Знал, что тяжело мне будет на станции…

— Ха-х…

— Но в то же время и воодушевился…

— Чего-чего?

— Ну… обрадовался. Тому, что буду теперь полезен обществу, буду участвовать в энергоснабжении нашего поселения. Без энергии ведь ни поселению, ни жизни вообще не бывать.

— Это без еды жизни не бывать.

— Э… — махнул рукой, допил остатки водки, помолчал. — Когда я заступил, как назло стояло безветрие. Изо дня в день. Приходилось крутить вручную. Каждый вечерами без сил на кровать падал. А в голове одни ругательства. Какими только словами я этот пропавший ветер ни поносил. С этим и засыпал.

Раздался протяжный звонок.

— Всё, звонок. День закончен. Надо ложиться спать.

— Вообще-то день заканчивается не по звонку. С чего ты вообще взял, что они подают звонок в одно и то же время?

— Потому что так положено, так оно всегда и происходит. А как иначе… Странный ты. Может ты чокнутый?

— Хорошо тебе. Всё-то ты знаешь наверняка. А о прошлом ты тоже всё знаешь? И уж конечно знаешь о свете.

— Хватит болтать. Мы должны спать, чтобы завтра быть сильными, готовыми к любой работе.

— Я слышал, что раньше было светлее. И в мире были другие цвета. Те, которые мы теперь увидеть не можем. Потому что живем полной темноте.

— Ты точно чокнутый. Но не бойся, я не буду об этом болтать. Просто ты напился. Ты слабый, поэтому алкоголь на тебя так и действует.

— Говорят, раньше он вызывал зависимость, а утром от него едва ни умирали. Вот, вот это полная чушь — кто ж бы тогда стал его пить, скажи? — он взглянул на алеющий силуэт улегшегося соседа.

«Поселение, где я родился и провел детство, находилось на окраине большого города. Я как-то слышал название города, но оно мне не запомнилось. Наверное, забыл его в тот же день, как услышал. Потому что про сам город никто никогда не говорил, и никак его не называл.

Под развалинами зданий уцелели подвалы. Иногда в них были полы, толстые и твердые. Их было нелегко пробивать. Некоторые даже и не связывались с такой тяжелой работой и искали другое убежище, где легче было рыть нору.
У нас было просторно, свежо. Все обустроили отец и брат. Они были молоды и сильны. В подвальном полу они пробили аккуратное ровное отверстие, так что над нашими головами в норе был надежный, крепкий и ровный потолок. Все в нашей семье называли это место домом. После того, как меня забрали из семьи, мне не приходилось слышать этого слова. Наверное, его знали только в нашем поселении. Да и там употребляли не все.

Вечерами я порой вспоминаю брата. Думаю о том, знал ли он, как я к нему относился? Брат был для меня образцом поведения, интеллектуального уровня. Я хотел быть как он — сильным и умным. Надо было ему об этом сказать. Теперь я с сожалением думаю о том, что он мог об этом не догадываться, не задумываться.
Когда я думаю о брате, то чаще всего вспоминаю, как он рассказывал о звезде. Наверное, брат в тот вечер был уставшим или расстроенным и только поэтому решил поделиться тем, что, видимо, его тревожило.

«Думаешь мы всегда жили вот так?» — начал тогда брат с горечью в голосе. Он рассказал, что солнце раньше давало больше тепла. А еще оно несло свет, и мы могли видеть мир по-другому. Возможно даже, что на поверхности кроме мха были другие растения. А значит прокормиться и выживать было намного легче. Жилища можно было строить прямо на поверхности земли, а не зарываться в землю. Странно, что я тогда ему совершенно не поверил, ведь ветра и морозы и до сих пор не сточили постройки на поверхности. Руины городов и сегодня укрывают наши норы от разрушительной погоды. Тогда я только сказал: «Откуда ты это все взял?» и еще сказал, что он лжет, чтобы посмеяться надо мной. Но брат сказал, что это не секрет, не тайна. Все это записано на дисках, и записи эти может прочитать каждый. Только вот до этих дисков, пластин с символами никому нет дела — все заняты выживанием. Я сказал: «Никогда не видел ничего подобного». Но брат утверждал, что дисков в округе много, что они лежат в городе. «Где-то их больше, где-то меньше. С некоторых нет никого толка, хотя пластины и сохранились в целости. Я хотел бы ими заниматься — находить, собирать, читать и рассказывать о прочитанном другим. Но нам нужно думать о том, чтобы уцелеть и не умереть с голоду. Какой смысл знать прошлое, если не знаешь, как выжить сегодня». Так однажды говорил мне брат. Больше он об этом не заговаривал. Я же не придал значения этому разговору и, казалось, забыл о нем на следующий же день. Но сейчас я частенько думаю о его словах.

Сам я на поверхности не бываю. Я не могу выходить за пределы станции. Но когда я вот так как сейчас лежу без сна, то думаю тех, кто работает на поверхности: добывает лед, масла, чинит ветряки. Думаю, там, на поверхности, есть и другие работы. И возможно одна из таких работ — искать и собирать таблички с символами. Хотелось бы в это верить. И если это так, я готов тянуть жилы до последних сил за двоих, за троих на станции, чтобы кто-то среди льда и пыли отыскивал диски».



Внизу почти в полной темноте, в поднимаемой ветром пыли на удалении друг от друга двигались небольшими группами аборигены. Каждая группа тащила за собой один-два короба. Глядя на них в окно летательного аппарата, Антон спросил:

— Так это что же — похищение?

— Вы в первый раз в экспедиции, поэтому Вам, наверное, это кажется диким. Задача должна быть выполнена максимально быстрыми и простыми действиями. И этот способ самый эффективный. И уж поверьте нет в нем ничего жестокого. С этим, думаю, согласится даже сам подопечный…

— …похищаемый.

— …как угодно, — продолжал бригадир. — Конечно, не в первые минуты изъятия, а когда пройдёт… первый страх, когда придёт понимание того, куда и к кому он попал.

Антон снова взглянул вниз.

— А что там собственно сейчас происходит?

— Добыча ресурсов. Конкретно эта группа отправилась добывать воду. Они двигаются в направлении ледника.

Бригадир подошел к пульту, нажав кнопку, спросил:

— Сергей, готов?

— Так точно, Александр Владимирович, готов.

— Тогда, поехали.

— Есть.

По корпусу воздушного корабля прошла короткая вибрация.

— Антон, подойдите. Взгляните в иллюминатор, — за широким стеклом из-под корабля появился небольшой летательный аппарат. Набирая скорость, он снижался, направляясь в усиливающуюся пыльную бурю. — Сейчас судно-разведчик спуститься к группе исследуемых, которых мы наблюдали ранее. Посадив разведчик, Сергей заберет одного из существ и доставит на корабль, сюда.

— А… «исследуемый» добровольно самостоятельно пройдет на борт разведчика, — закончил Антон.

— Если Вы пытаетесь иронизировать, то это у Вас плохо получается. Но фактически все будет примерно так, как Вы сказали. Это стандартная операция, проводимая множество раз, множеством других экспедиций на других космических объектах. И существо именно самостоятельно именно пройдет. И будет доставлено.

— Я, Александр Владимирович, хоть и в первый раз в экспедиции, но прекрасно знаю, что произойдет. Ваш сотрудник подвергнет обитателя облучению, зомбирует его и доставит для проведения над ним экспериментов.

— Совершенно верно. Только не совсем понимаю Ваших осуждающих, обвинительных интонаций.

— А Вы это не воспринимаете как насилие. Верно?

— Да, это принудительная процедура. Но ведь Вам известна конечная цель экспедиции. И уверяю, исследуемый не пострадает, не понесет никакого ущерба.

— Физически — да… А что если б на его месте были лично Вы, а на Вашем — технически более развитая цивилизация?

— Оставьте это, Антон. С самого начала разговора понятно к чему Вы ведете. Что Вы хотите от меня услышать? Да, наверное, на его месте мне было бы морально тяжело. Обидно, если хотите, — бригадир ухмыльнулся. — Но что поделать. Задача должна быть выполнена эффективными и безопасными методами. В конце концов любое мыслящее существо поймет, что все, что мы делаем — для его же блага и для блага его цивилизации. Повторюсь, что объекту абсолютно ничего не угрожает. Чего не скажешь о пилоте. Если группа решит препятствовать изъятию, то Сергей почти беззащитен перед ними. Может как-нибудь подумаете о том, ни «обидно» ли погибнуть от рук того, кого пытаешься спасти.

Спор угас. Мужчины молча глядели в иллюминатор. В зале управления чувствовалось напряжение, но вызвано оно было не разногласиями, а волнением за пилота, скрытого разгулявшейся пыльной бурей.

Появление разведчика у бортов корабля зафиксировали лишь приборы. В буре он сбился с курса и на подлете к кораблю не был виден в иллюминатор. Наконец, вибрация стыковки, доклад о прибытии. Антон и бригадир отправились встречать пилота и обитателя.

— Вы ознакомились с информацией об обитателях этой планеты? — Спросил бригадир Антона.

— Очень кратко.

— Ну хоть как они выглядят, знаете?

— Нет, как раз изображений мне раздобыть не удалось. Я был ограничен во времени.

— В таком случае, будьте готовы к тому, что на людей они не похожи. Надеюсь в связи с этим Вы не забудете о своем чувстве жалости к ним.

— Вы что запугиваете меня? — Рассердился было Антон, но закончил то ли с тревогой, то ли с огорчением в голосе. — Что, так ужасны?

— Вас же не приводят в ужас насекомые, или рыбы… или, например, черви. Это всего лишь существа непохожие на человека…

Антон и бригадир прошли на мостик, нависший над герметичным коридором из прозрачного пластика. Эта галерея относилась к карантинной зоне – части корабля, где после посещения чужих планет, проходили обследование и дезинфекцию космонавты. Сергей и существо с планеты шли по коридору.

Массивное тело обитателя было черным с радужными разводами. Цвет напоминал нефтяное пятно на поверхности воды. У существа были короткие руки и ноги и хвост, на который обитатель опирался, как на третью ногу. Движение покрова в некоторых местах на теле показалось Антону неестественным.

— Как по-вашему, — обратился он к бригадиру. — Это кожа или какой-нибудь кокон?

— Кокон? Ну и фантазия у Вас. Я бы назвал это верхней одеждой. В крайнем случае скафандром. В зоне активности обитателей на поверхности планеты температуры опускаются до минус тридцати-сорока градусов. Есть и намного более холодные местности, но там нам не удалось заметить присутствие жизни. Доложу вам, что эти существа разумны. Возможно, они не настолько уж далеки от нас в плане интеллекта. Они не разгуливают в тридцатиградусный мороз голышом. Пройдемте в медицинский отсек. Все его стены прозрачны, сможете увидеть, что будут происходить дальше.

Существо, все еще находившееся под воздействием излучения, двигалось медленно и тяжело. Возникало ощущение, что движения пленника неестественны. Впрочем, Сергей, все еще облаченный в скафандр, тоже двигался грузно.

В первой камере медицинского отсека прилетевшие с поверхности планеты разоблачились. Сергей снял скафандр, но шлем снимать не стал. Он защищал его от излучения, которое подавляло обитателя планеты. Существо проворно извернулось и выскользнуло из своего костюма, оставшись на полу в горизонтальном положении. Обитатель опирался на руки и ноги или как, наверное, в этот момент было бы уместнее их назвать — лапы.

Антон вспомнил, как бригадир упоминал червей. Серое тело обитателя планеты, окольцованное складками кожи, действительно напоминало тело червя. Но у существа все-таки были конечности, напоминающие руки и ноги. Выделялась отдельной частью тела голова. На ней не было глаз, как, впрочем, и других органов чувств.

В камере раздался короткий мелодичный звук, зажглась красная сигнальная лампочка.

— В камеру запускается дезинфицирующая газовая смесь. Обычно мы сочетаем ее со световой обработкой. В этот раз решили ограничиться только газом. Но даже в применении газа есть опасность — всегда имеется небольшая вероятность причинения вреда исследуемому. Но без дезинфекции никак не обойтись. Далее, в тот момент, когда загорится желтый сигнал, будет проведено сканирование на наличие опасных веществ в этой камере, и, если обработка была эффективной, двери разблокируются.

Когда двери открылись и двое проследовали дальше, исследуемый был заключен в объятия приборов. Датчики и фиксаторы облепили его со всех сторон и увлекли в закрытую камеру. Сергея ждал отдых.

— Далее будет проходить исследование объекта, — продолжил пояснение бригадир. — Физиология, анатомия и так далее. Все исследования, расчёты и анализы, проводит Интеллект. В результате мы будем знать об обитателях значительно больше, чем от пассивного наблюдения. И главное — мы сможем с ними общаться, будем владеть, пусть и на довольно невысоком уровне, их языком. Собственно, последнее и есть основная цель нашего изъятия. Как только мы сможем с ними коммуницировать, узнаем язык, социальное устройство общества, мы сможем приступить к подготовке эвакуации.

Пока Интеллект работал с обитателем планеты, бригадир отдавал подчиненным распоряжения по техническому обслуживанию оборудования, составлял отчеты и направлял их в Центр и Штаб. Центром значился корабль на орбите планеты. Именно он должен принять переселенцев и доставить их к новому месту жительства. Штаб, управляющий всеми экспедициями людей в космосе, когда-то находился на Земле. Куда он был перемещен после того, как люди покинули Землю, бригадир не знал. Впрочем, его местонахождение бригадира не интересовало. Единственное, что было важно — обеспечивать и поддерживать линию связи со Штабом на центральном, космическом, корабле и на малых судах, таких как то, на котором группа спустилась на планету.

Результатом присутствия Антона в экспедиции должен стать рассказ о том, что он видел. Это могло быть что угодно по форме — небольшая статья или роман, который Антон мог написать или «наговорить». Возможны были и другие форматы презентации проделанной работы.

Антон в своей каюте то надиктовывал текст, то принимался набирать его вручную. Дело шло шатко. Для того, чтобы создать что-то цельное, завершенное, нужно все-таки четко понимать то, о чем ты собираешься рассказать. Если с целями экспедиции все было как будто бы ясно, то методы их достижения рождали зачастую противоречащие друг другу мысли. Они снова приводили Антона к вопросу о том, имеет ли его присутствие в экспедиции какое-то значение или он просто наблюдатель.

— Есть ли результаты исследования? — В очередной раз спрашивал он у бригадира.

— Да, основной отчет закончен. Можете ознакомиться, — бригадир кивнул на несколько пачек листов на столе. — С исследуемым сейчас работает биолог, он же медик. А техник настраивает устройство для переговоров с местными обитателями.

— И что же будет происходить дальше?

— Отправимся к лидеру и начнем эвакуацию. Как и планировали, в срок.

— Вы как будто заранее уверены, что они согласятся.

— Для них других вариантов нет.

— Как же понимать Ваши слова?

— Так же как прежде. Если Вы снова упустили это из вида, напоминаю, что звезда гаснет. Эвакуация состоится согласно плану, утвержденному Штабом.

— Тем же методом, что применен к исследуемому обитателю? Кстати, что будет с ним?

— Сначала вернем в то же поселение, откуда забрали. Давно собирался спросить, как Вы оказались в экспедиции?

— Распределение. Это не мой выбор, а назначение.

— Тяжело Вам будет писать. Вы же понимаете, что отрицательная оценка экспедиции, критика Вам не зачтется.

Антон промолчал.

— Вообще странная у Вас профессия. Крути словами так или эдак, на что захотел, на то и вывел. Иллюзия свободы действия. И вот эти ваши сомнения и рассуждения на ровном месте… А у меня все просто. Жизни во вселенной мало, а угрозы ее исчезновения на каждом шагу. Я делаю все что могу, чтобы сохранить как можно больше жизни. Такая вот у меня профессия.

— Вы уже знаете, куда они отправятся?

— Интеллект выбрал колонию и рассчитал полет. Данные отправлены в Штаб на согласование. Обычно приходит положительное решение.

— Думаете им там будет хорошо?

— Интеллект проводит расчёт, учитывая множество параметров. Это не только физиологические потребности подопечных — химический состав атмосферы, сила притяжения и так далее. Он учитывает и другие особенности. Наши сегодняшние подопечные, например, будут жить отдельным поселением. Конечно, рядом всегда будут люди-наставники, которые помогут как можно скорее стать частью нашей коммуны. Но им не придется делить место обитания с другими существами. Например, с людьми.

— И это хорошо? Мне кажется рядом с нами они интегрировались бы быстрее.

— Вы так думаете? А я вот думаю, что Вам вряд ли бы спокойно жилось рядом со слепыми червями по соседству. Конфликт возникнет с большой вероятностью. И что потом делать с враждующими расами? Когда-то люди мечтали о полетах в космос, о техническом совершенстве. Здесь мы достигли, кажется, немалых успехов, а вот о человеческом совершенстве нам еще, думаю, долго придется мечтать.

Через несколько часов, согласно плановому расписанию, с космического корабля начали спуск на планету эвакуационные контейнеры.