Мемуары Арамиса Часть 302

Глава 302

После выездных заседаний, куда д’Артаньян лично сопровождал Фуке с конвоем в пятьсот мушкетёров в замок Море, Король намеревался вернуться в Париж, куда следовало возвратить также и Фуке.
Четырнадцатого августа д’Артаньян обратился к Фуке.
— Монсеньор, сегодня мы поедем обратно в Париж, — сказал он.
— Как будет угодно Королю, — с видимым спокойствием ответил Фуке.
— Мы будем проезжать через Шарантон, но я имею приказ не останавливаться в нём, — продолжал д’Артаньян.
— Что ж, следовательно, я не смогу повидаться с женой и детьми, с которыми не виделся уже так давно, — грустно ответил Фуке и вздохнул.
— Вы понимаете, что приказ Короля никак не может быть нарушен, — продолжал д’Артаньян.
— Разумеется, господин капитан, — ответил Фуке с едва заметным кивком.
— Но я не получал приказа о том, чтобы карета, в которой вы поедете, не могла бы замедлить своё движение, — продолжал капитан.
— Благодарю вас, это позволит мне получше взглянуть на свои родные места, — ответил Фуке.
— Я не получал приказа не допускать вашу семью к карете, — продолжал д’Артаньян. — Если они подойдут к карете и даже взберутся на подножку, подобное действие никак не нарушает предписаний, которые мной получены.
— Стало быть, у меня будет несколько секунд, чтобы увидеть их! — обрадовался Фуке.
— Мои кони могут ехать очень медленно, господин Фуке, — сказал д’Артаньян. — Они могут двигаться так медленно, что и четырёхлетний ребёнок сможет их обогнать. Так что ваше свидание с семьёй может продлиться более нескольких секунд. Во всяком случае, если ваша семья пожелает повидаться с вами чуть дольше, вы можете рассчитывать на десять минут, или даже пятнадцать. И если кто-то из них вдруг пожелает вас обнять или поцеловать при том, что карета будет продолжать двигаться, я не стану препятствовать. Но вы должны пообещать мне, что не будете обсуждать с ними то, что, как вы знаете, обсуждать запрещено, ведь я буду всё слышать. Вы можете справиться об их здоровье, сказать им, что любите их, обнять и даже поцеловать их, но не выходя из кареты. Я могу сообщить им о такой возможности через одного своего старинного друга, в прошлом – слугу. Им будет сказано, что если они решатся взойти на подножку кареты поочерёдно, чтобы обнять вас, я не сочту это нарушением правил конвоирования.
— Благодарю вас, господин д’Артаньян! — воскликнул Фуке, и на глазах у него выступили слёзы.
— Знаете ли, господин Фуке, за время вашего ареста ваша супруга весьма близко сошлась с госпожой Дюплесси-Белльер, — сказал д’Артаньян. — Общее горе сблизило их. Обе они переживают за вас. Быть может, вы хотите повидаться и с госпожой Дюплесси-Белльер тоже? Я думаю, что ваша супруга с пониманием отнесётся к вашему желанию повидаться также и с ней. Она не рассердится, она отнесётся к этому с пониманием, насколько я могу верить госпоже Савинье, нашей общей доброй знакомой.
— Нет, нет, это лишнее, — сухо ответил Фуке.
— Хорошо, как скажете, — ответил д’Артаньян. 
«Вот как иногда поворачивается жизнь, — подумал д’Артаньян. — Мы, подчас хотим иметь после себя ещё кого-то, помимо жены и детей, с кем могли бы разделить нашу радость и даже наше богатство. Но своим горем мы хотим делиться только с семьёй. Впрочем, только ли мужчины таковы? Вероятно, эта же черта присуща и женщинам».
Расскажу вам ещё об одном эпизоде.
По возвращении в Париж Палата правосудия разместилась в доме канцлера Сегье. Последние допросы Фуке происходили в Малом Арсенале, в двух шагах от Бастилии, в которую ему пришлось вернуться.
Двадцатого ноября конвой выехал к Малому Арсеналу слишком рано.
— Вы позволите мне пройтись оставшиеся тридцать-сорок туазов пешком, чтобы, быть может, в последний раз пройтись по мостовым Парижа? — спросил Фуке у д’Артаньяна. — Я не сбегу, не опасайтесь.
— Разумеется, вы не сбежите, монсеньор, — ответил д’Артаньян, окинув взглядом внушительный конвой и похлопав рукой по своей шпаге. — Полагаю, нет ничего плохого в такой прогулке.
— Благодарю вас, капитан, — сказал Фуке и с позволения своего конвоира вышел из кареты, после чего направился к Малому Арсеналу, где должно было состояться очередное заседание.
Неподалёку проводились работы по сооружению бассейна будущего фонтана.
— Здесь, кажется, строится фонтан? — спросил Фуке с оживлением. — Что ж, он весьма украсит этот небольшой парк.
Проходя мимо строящегося фонтана, Фуке внимательно присмотрелся к трубам, по которым должна будет поступать вода.
— Трубки, расположенные в центре, лучше сделать на два дюйма выше, чем боковые, а боковые должны быть на два дюйма выше поверхности воды! — сказал он, обращаясь к рабочим.
— Господин, кажется, неплохо разбирается в фонтанах? — спросил мастер, который руководил работами.
— Кое-что смыслю в этом, — ответил Фуке с улыбкой. — Прежде, чем обкладывать трубы камнями, рекомендую покрыть их смолой на два раза. После этого можно смело обкладывать их камнями. В раствор, скрепляющий камни, рекомендую добавить два десятка яиц на ведро раствора. Тогда фонтан прослужит достаточно долго.
— Мы, кажется, слишком отвлеклись, монсеньор, — вмешался д’Артаньян. — Ваше время для прогулки стремительно заканчивается.
— Простите, я забылся, — ответил Фуке и ускорил шаг. — Не странно ли вам, что я вмешался? Дело в том, что раньше я неплохо разбирался в подобных вещах.
— Я знаю, монсеньор, я видел фонтаны в Во-ле-Виконт, — ответил д’Артаньян, после чего оба они проследовали в Малый Арсенал в окружении конвоя из мушкетёров.
Едва лишь Фуке со своим тюремщиком скрылись в дверях Малого Арсенала, один из каменщиков бросил свои инструменты, снял фартук каменщика и удалился со строительства. Никто не окликнул его и не задержал, поскольку такова была договорённость с мастером, руководившим работами.
Зайдя за угол, этот человек записал на листке бумаги всё от слова до слова, услышанное от Фуке, после чего сложил эту записку и пошёл вдоль одной из улиц, где бросил её в шляпу попрошайки. Попрошайка забрал записку и спрятал её в рукаве.
Через несколько часов я прочитал эту записку, написанную мне лейтенантом дю Шанте. Вот что означали замечания, которые отпустил Фуке в отношении строительства фонтана:

«В Бастилии меня охраняют вдвое сильнее, чем охраняли в замке Море, а в замке Море охраняли вдвое строже, чем в Анжере. Каждый раз, когда меня куда-то вывозят, в охране пятьдесят мушкетёров, не считая капитана. Процесс длился долго, но он подходит к концу. Я предполагаю, что меня приговорят к высылке из Франции».
 Я повеселился, радуясь тому, что мне удалось провести д’Артаньяна, ведь Фуке передал своё секретное послание фактически на глазах капитана. Но я рано ликовал.
Вечером какой-то бродяга передал мне через Базена послание, на котором не было обратного адреса.
Я подумывал уже выбросить конверт, не читая, но это было лишь моё кокетство перед самим собой. Одним из моих смертных грехов является любопытство, поэтому я просто не мог не вскрыть письмо. В конверте я нашёл бумагу следующего содержания.

«Дорогой Арамис! Оставьте всякие попытки освободить Фуке! Ваши методы мне прекрасно известны, вы не проведёте меня. А кодовые слова, с помощью которых вы договорились сообщать новости, разгадал бы даже Портос! Я, действительно, вдвое усилил охрану в Море по сравнению с охраной в Амбуазе, а в Бастилии она ещё вдвое сильней, чем в Море. Эти сведения никак вам не помогут. И несмотря на то, что адвокаты и подкупленные судьи обещают Фуке, что его приговорят к высылке из Франции, вы забываете, что Король на это никак не согласится. Он не выпустит Фуке, который знает слишком много секретов, и который за границей будет ещё более опасен, чем если бы мирно проживал в Во-ле-Виконт. Оставьте затею по освобождению Фуке, у вас ничего не выйдет. Ваш Ш.А.»

Разумеется, «Ш.А.» означало Шарль д’Артаньян. Именно так сокращал он своё имя, ведь даже в официальных документах он порой подписывался чрезвычайно просто: «Artagnan».

(Продолжение следует)