Ремень

Ванька с детства знал, что такое отцовский ремень. И то - стоило парнишке хоть немного провиниться, как отец снимал его - широкий, с металлической пряжкой и "воспитывал" Ваньку этим самым ремнём.
Мать Ванькина сначала пыталась за сына заступиться, но отец прикрикнул на неё, мол, сейчас и тебе достанется, и она больше не делала попыток образумить мужа. Тот же твердил, что такое воспитание необходимо. "Меня отец с пелёнок, можно сказать, сёк! Вырос же я человеком!" - восклицал он, потрясая огромным кулачищем. Сначала сёк не больно, но как сын выростал, экзекуция увеличивалась по времени и становилась всё болезненнее - делал это отец уже с оттяжкой, так, что на ягодицах оставались красные полосы. Ванька этого очень стеснялся и на физру ходил всегда в спортивках.
Несмотря на эту порку, Ванька рос парнишкой весёлым и компанейским, был он добрым, и многим стремился помочь - то котёнка из канавы вытащит, то бабулю старую через дорогу переведёт, то соседской Лидке портфель поможет до дома дотащить.
Единственное, чего боялся Ванька - это отцовского солдатского ремня из толстой кожи с металлической блестящей пряжкой. Забившись на кровать после "воспитания" Ванька тихонько скулил от боли, и сам не замечал, как засыпал.
Ваньке было десять, когда родилась Мариночка - его сестра, которую он очень сильно любил, и вовсю помогал матери ухаживать за ней. Отец же становился всё более свирепым, и всё чаще находил в Ванькином поведении то, за что он, по его мнению, мог быть наказан.
Но как-то раз в школе, на медосмотре, врач, увидев красные полосы на его худеньких бёдрах, позвала классную руководительницу. Серафима Андреевна была молодой, но очень перспективной учительницей, которую любили ученики. Велев вмиг покрасневшему Ваньке одеться, она повела его в класс, замкнула дверь, и, сев напротив, велела ему рассказывать всё, как есть. Ванька пытался отвертеться и так, и сяк, но она покачала головой и заявила:
-Ты совсем не умеешь врать, Сырников. Вон и уши запылали - она сердито сдвинула брови к переносице - давай, рассказывай, и ничего не бойся.
И тогда Ванька, еле-еле глотая слёзы, поведал классной руководительнице о отце и его ремне. Миловидное лицо Серафимы Андреевны побледнело, она некоторое время молчала после его рассказа, а потом сказала:
-Ваня, ты иди домой, мне надо подумать. И не бойся - я никому не расскажу.
А через два дня пришла к Сырниковым домой. Посмотрела на зашуганную, усталую мать, на Ваньку, на Маришку, на отца и неожиданно приказным тоном обратилась к матери:
-Вы уведите детей в комнату, мне с вашим мужем поговорить надо.
О чём уж они там говорили - было непонятно сначала, а потом оба перешли на крик. Ванька только услышал:
-Ты, фитюлька малолетняя, мне указывать будешь, как собственных дитёв воспитывать? Своих заведи сначала, сопля!
-Я вас предупредила - не отступала Серафима Андреевна - ещё раз увижу или услышу - сообщу, куда следует.
И она так громко хлопнула входной дверью, что Ванька подумал - на неё, такую сдержанную и приветливую, это совсем не похоже.
В тот вечер отец избил Ваньку ремнём пуще прежнего. Испугавшаяся Маришка разревелась, мать убежала с ней в спальню на руках, да так и просидела там, закрывая ушки дочки ладонями, чтобы она не слышала криков брата.
Потом Ванька убежал на улицу, и долго сидел за поленницей, глотая слёзы. "Мужик не должен реветь! Ты ж не баба" - вспомнил он слова отца.
А через четыре года умер.ла мама. Отец тогда зап.ил, загулял, нашёл себе подходящую компанию таких же, как он, и веселился напропалую. С работы его уволили, и он перебивался мелкими шабашками. Утром просыпался хмурый, нервный и первым делом искал деньги на про.пой.
Четырнадцатилетний Ванька и четырёхлетняя Маришка прятались в комнате. Но однажды вечером Ванька подошёл к выпившему отцу и сказал ему решительно:
-Хватить пи.ть! Надоело!
-Ах ты, щенок! - отец был в плохом настроении и ему обязательно хотелось на ком-то выместить зло - ты учить меня вздумал! Щас я вас учить буду!
Он начал стаскивать ремень и зло дёрнул на себя Маришку. Девчонка испуганно захныкала.
-Оставь сестру! - закричал Ванька, оттаскивая девочку от разъярённого, ничего не соображающего, отца. Мужчина замахнулся и со всего маху ударил Ваньку ремнём по лицу.
Мальчишка изо всех сил толкнул отца, тот не устоял и с громким звуком полетел на пол. Схватив в охапку испуганную малышку, Ванька вырвал из рук мужчины ремень и выбежал из дома.
Серафима Андреевна оторвала голову от школьной методички - в дверь раздался громкий стук. Открыв, она вскрикнула, прижав к груди руки. В подъезде было темно, но она разглядела Ваньку с маленькой девочкой на руках. Впустив в прихожку детей, увидев при включенном свете окрова..вленное лицо мальчика, она быстро раздела обоих, провела в комнату и стала обрабатывать след от удара на Ванькином лице.
Сидящая рядом Маришка держала брата за руку и совсем не по-детски молчала, тараща испуганные глазёнки то на Ваньку, то на Серафиму Андреевну.
Потом они сидели на кухне, пили тёплое молоко с мёдом и ватрушками и Ванька рассказывал, что произошло.
-Ты настоящий мужчина, Ванечка, защитил сестру - Серафима Андреевна взъерошила его вихрастую голову и серьёзно произнесла - возможно, останется шрам. Но ты не грусти - шрамы украшают настоящих мужчин.
Она попробовала бодро улыбнуться, но это у неё с трудом получалось - глядя на Ваньку, она не могла сдержать слёз.
-Ваня, а у вас есть родственники? - спросила она.
-Да - кивнул головой мальчика - бабушка, мамина мама, в другом городе.
-Ладно - увидев, что дети поели, она взяла на руки Маришку и сказала - пойдёмте. Сначала - мыться, потом спать. Утро вечера мудренее, завтра что-нибудь придумаем.
На следующий день она вызвала милицию. Потом приходили какие-то незнакомые детям дяти и тёти, о чём-то спрашивали, хотели куда-то их увезти, но учительница настояла, чтобы дети остались у неё. Их бабушка должна была приехать на следующий день, чтобы забрать их. Решив, что это наилучший выход обойти лишнюю бюрократию и передать детей ближайшей родственнице, они согласились.
Потом было прощание с Серафимой Андреевной - Ваня пообещал писать ей, - дорога в соседний город, знакомство с мужем бабушки - нестарая ещё женщина, рано родившая мать Ваньки и Маришки, и сильно судьбой дочери не интересовавшаяся, после сме.рти мужа встретила мужчину.
Их неожиданно хорошо приняли в этой семье - мама была единственным ребёнком у бабушки, и та видела во внуках черты дочери, и чувство вины перед ней не давало ей покоя. Они быстро оформили опекунство, и стали заботиться о них со всей нерастраченной родительской любовью. Через несколько лет и Маришка, и Ванька называли их мамой и папой.
Ванька ни разу за всё время не интересовался судьбой отца - того лишили родительских прав. Он считал, что не стоит думать о человеке, который хотел причинить боль его сестре, совсем ещё тогда малышке, причинить боль собственной дочери. Он считал отца безумцем, са.дистом, получающим удовольствие от страданий других людей.
Даже став уже достаточно взрослым он старался не носить ремни, особенно кожаные с большими пряжками - они напоминали ему о детстве.
Серафиме Андреевне он писал некоторое время - знал, что она вышла замуж, у неё чудесная дочь, и она по-прежнему учит детей, но потом собственная жизнь закрутила-завертела его, и общение сошло на нет.
Получив образование и устроившись на работу, он вскоре встретил девушку, которая - о совпадение! оказалась дочерью Серафимы Андреевны. Она приехала учиться в этот город. Словно сама судьба свела их. Ваньке тогда было уже тридцать четыре. Молодые довольно быстро сыграли свадьбу и счастливая Серафима Андреевна до конца не верила в то, что её бывший ученик стал ей теперь практически сыном.
Так они и жили - большой дружной семьёй. Ванька по-прежнему с отеческой теплотой и любовью относился к своей сестре Маришке, старался при любом случае поддержать и защитить её. Серафима Андреевна с мужем приезжали к ним в гости, но переезжать в их город категорически отказывались - женщина привязалась к школе и не хотела бросать свой коллектив и учеников.
В один из приездов она отвела Ваню в сторону, пока шумная семейная компания веселилась за столом и сказала:
-Вань. Я должна тебе сказать... Твой отец - он очень тяжело болен. И он хочет видеть тебя и Маришку. Ты бы навестил его.
-Мам - взгляд мужчины стал холодным - ты что говоришь? Где ты его видела, и как узнала? Маришка однозначно не поедет - я слишком много трудился над тем, чтобы она выкинула из памяти последнюю сцену. Но она и сейчас, будучи уже взрослой, иногда кричит по ночам. Кричит: "Папа, не надо!" и "Ваня, беги!", как ты думаешь, мама, я после такого скажу Маришке про всё это?
-Ну как знаешь, сынок - Серафима Андреевна погладила его по руке - у нас коллега лежал в больнице, твой отец лежал с ним в одной палате. Мы приходили навещать - он узнал меня, подозвал к себе, просил разыскать тебя. Я не стала говорить ему, что мы в родстве, и сказала, что если смогу, то отыщу тебя. Дальше тебе думать - ехать или нет.
После этого разговора мужчина не находил места. Ненависть к отцу так и не ушла из его сердца, она сидела где-то там, глубоко, и до поры, до времени не проявляла себя. А сейчас вспыхнула с новой силой. О чём им говорить? Что он скажет этому человеку? Что на его душе, как и на лице, с тех пор остался незаживающий шрам? На лице он еле заметный, розовый, а в душе - тостый рубец. Да и зачем ему это говорить - он не поймёт...
В конце-концов Ванька совсем извёлся. Видя его метания, жена первая заговорила с ним:
-Ваня, ты потом жалеть будешь, что не поехал...
И Ванька послушался её. Всю ночь в вагоне поезда он про..курил в тамбуре - одну за одной...
Родной город всколыхнул в нём давно забытое чувство - обуяла ностальгия. Ванька нашёл больницу и спросил про отца. Оказывается, его перевели в отдельную палату.
Тихонько открыв дверь, Ванька посмотрел на утопающее в подушках лицо некогда близкого человека. Да был ли он близким? Никогда, никогда они совместно не ходили на рыбалку, не катались на лыжах, не играли в футбол - отцу всё это было неинтересно. А сейчас он лежит в кровати, совсем не похожий на себя прежнего, весь сжался, похудел и осунулся. На лице остался только торчащий нос и несколько прядей волос на голове.
Ванька пытался найти в себе ту ненависть, которую испытывал к этому человеку, но это чувство вдруг сменили безразличие и какая-то гадливая жалость. Безразличие к дальнейшей судьбе этого человека и жалость к тому, как он сейчас выглядит. Выглядит жалко.
Он зашёл в палату и остановился около кровати. Отец открыл глаза и тут же заулыбался, с трудом растянув тонкие, сухие губы.
-Ванька, сын!
-Здравствуйте - ответил Иван, не зная, о чём говорить с этим чужим человеком.
-А я о вас с Маришкой думал... Она, наверное, выросла совсем, уже невеста? А ты-то, я смотрю, какой стал, совсем мужчина.
Он вдруг подмигнул ему:
-Моя порка пошла тебе на пользу, а?
Ваньку будто холодным душем окатили. Нет, ничего отец не чувствовал - ни раскаяния, ни сожаления о своих методах воспитания. Он отшатнулся от отца и медленно, с расстановкой, произнёс:
-Я приехал кое-что тебе вернуть.
И извлёк из кармана тот самый ремень, который он хранил всё это время. Занёс над кроватью - увидел вдруг полные страха глаза. Сейчас отец был в том положении, в котором был когда-то он, беззащитный Ванька. И отцу вдруг показалось, что Ванька и хочет "вернуть" именно этот "долг", избить его сейчас ремнём, как тогда он хлестал сына.
Рука мужчины разжалась, ремень упал на одеяло.
-Это, кажется, твоё.
С этими словами Ванька развернулся и направился вон из палаты.