Десять лет разницы

Достоверных сведений о том, существовал ли этот человек на самом деле, не найдено. Множество людей, опрошенных нами за многие годы, так и не смогли подтвердить или опровергнуть те крупицы сведений, изложенных в его дневнике.

Допустим, Ольга, это кто? Живой человек, или плод воображения автора? Фамилия Ольги неизвестна, как и город, в котором она проживала в то время. Известно лишь то, что в эпоху инстаграма, некий человек вёл дневник, описывая там удивительные события, которые я, как Саня Григорьев из «Двух капитанов», скрупулёзно разбирал, путаясь в неспокойном почерке, стараясь убедить и себя и всех остальных, что это не выдумка.

Об авторе дневника известно немногое. Вернее – почти ничего. Лишь его литературные пристрастия и отменный музыкальный вкус. Мы точно знаем, что он читал и высоко оценил роман «Тайная история» американской писательницы Донны Тартт, а также имел негативное отношение к такому музыкальному жанру, как хип-хоп (в других источника – r’n’b). Такой обоснованный вывод мы можем сделать из записи в дневнике, посвящённой вышеупомянутому роману, где приводится следующая цитата: «вечеринка все не утихала, и вдалеке приглушенно пульсировал омерзительный, навязчивый рэп». Слова «омерзительный» и «навязчивый» были подчёркнуты с нажимом, и этот нажим я могу оценить как никто другой.
Кроме того, «автор», и давайте мы его будем называть именно так, тепло отзывался обо всей русской классике, и, как ни странно, о Викторе Пелевине, которого ценил не в меньшей степени. Таков был его выбор, и не мне судить, правильный он, или нет.

Честь расшифровать и оцифровать все записи из потрёпанной коричневой тетради выпала мне случайно, но с каждым прожитым днём я всё больше и больше лелею мысль, что это был не слепой жребий, а подарок Судьбы, верите вы в неё, или нет.

Да, я стал первооткрывателем дневника для широкой, в узких рамках государственной тайны, разумеется, научной общественности, и если бы не я, этот сборник удивительных «зарисовок» частной жизни одного необыкновенного человека так и сгинул бы в глубинах архива нашей Академии наук, вместе с сотней тысяч подобных опусов, не представляющих никакой научной ценности. Но тем и удивителен этот случай. Но давайте обо всём по порядку.

Сам текст дневника представляет собой набор отрывков, или, как я их называю, «очерков», мало стыкующихся между собой по смыслу, а, главное, по времени их создания. Знаете, даже сейчас, когда я «пишу» слово «время» на клавиатуре, оно словно щекочет мне нёбо, а уж что происходило со мной, когда я после первого ознакомления стал более внимательно проглядывать записи, сличая даты, вы представить себе не можете. Я словно стал видеть его, поток времени, проходящий сквозь нас, словно радиоволна. К слову, именно так (возможно), автор и «оседлал» («подчинил» – по версии моих коллег из Новосибирского академгородка) поток времени, заставив его работать на себя.

Я же, не вдаваясь в суть их научных прений, сосредоточился на другом. Я хотел понять жизнь и мотивацию человека, который, имея столь безграничную власть, сделал выбор в пользу любви. Курсы доллара, нефти, золота, оставили его равнодушным. Свой главный дар от «потратил» на другое.

Очень часто в материалах данного дела фигурирует фото юмористической таблички, расположенной на стене дома №45 по улице Карла Маркса в г. Воронеже. На табличке имеется надпись: «В этом доме с 2063 по 2065 гг. жил С.В. Савельев, изобретатель машины времени». Несколько раз экспедиции Российской Академии наук наведывались в этот славный город, но следов пребывания там автора найдено не было. Представители иных [спец]служб, поднявшие там всю тину со дна, также вернулись ни с чем.

Некоторое время мы почти всерьёз называли автора Савельевым, разрабатывая воронежскую версию как основную, но вскоре отказались от этого, признав данное направление бесперспективным. В Воронеже решительно нет ничего интересного, кроме сонмы красивых девушек, но личные пристрастия вашего покорного слуги к делу не относятся.


Первый раз тетрадь с рукописью попала мне в руки три года назад. Тогда я ещё занимался рутинной проверкой всех сообщений, связанных с разного рода белибердой уфологического толка, чётко придерживаясь официальной позиции РАН, считающей, что мы одни во вселенной, один на один со своими радостями и горестями.

Иногда я брал что-нибудь почитать домой, в свою уютную квартирку на Новослободской, не занимаемую больше никем. Кот, ипотека, два кактуса и петунья, вот вся моя компания, в которой я день за днём, а бывало, и ночь за ночью, пролистывал всякого рода хлам, принесённый с работы, дабы убить время.

Толстая коричневая тетрадь, «крафт», как модно сейчас говорить, оказалась у меня в квартире в канун Нового, 2023-го года, и пролежала в контейнере для пищевых продуктов до весны. Её мог погрызть кот, я мог выкинуть её в мусор, сдать в макулатуру, её могли украсть у меня какие-нибудь домушники-букинисты, но ничего подобного с ней не произошло. Я просто опустил руку в контейнер и достал её. Сел на диван, и начал перелистывать, попивая кофе. Это потом я прикасался к тетради только в перчатках, а тогда я сделал себе бутерброды и принялся неспеша пролистывать очередной экземпляр, с очередным порядковым номером, попавшим к нам не весть откуда.

Вернее, нам доподлинно известно, что её принёс в наш офис в Волгограде один из наших постоянных чудиков-агентов, занятых сдачей макулатуры, и считающих своим долгом просматривать всё, что попадается им на глаза. Они, правда, бывает, что находят некие связи между, скажем, каким-нибудь масслитом и устройством вселенной, на наш горой был не из таких. Только раз, всего лишь раз, он подал сигнал о возможном обретении чего-то важного, и попал в точку.

Конечно, тетрадь дожидалась своего часа ещё несколько лет, прежде чем попала из архива в наш отдел, а потом ко мне. В пояснительной записке значилось несовпадение дат: некоторые записи имели место (были датированы) задолго до того, как была отпечатана сама тетрадь. Как я уже сказал, тетрадь была дорогой, «крафтовой», имела выпускные данные (тираж, год издания), и была, по сути, книгой, только пустой. Автору надо было лишь заполнить форму на обложке (имя, название), и начать писать. Так он и поступил. В итоге, первая запись была датирована 2013-м годом, хотя сама тетрадь была выпущена в 2023-м. На это и обратил внимание наш агент. А ещё он обратил внимание на слог.

Приведу для примера отрывок, посвященный творчеству российской писательницы Людмилы Улицкой: «Да, я сам уже начал догадываться, что Улицкая, по сути, единственный зыбкий мостик между мной и тобой. И когда он исчезнет (ну как исчезнет – рухнет, ибо будет расшатан холодными брезгливыми пальцами с одной стороны), останутся только воспоминания о бесконечном лете и прекрасном вечере, когда мы обсуждали «Пересмешника». Но и это воспоминание будет зыбким и непрочным, потому что будет засмотрено до дыр…». Видимо, автор имеет ввиду знаменитый роман «Убить пересмешника» американской писательницы Харпер Ли, соединяя в одном этом абзаце таких разных представителей писательского цеха. И так по всему дневнику.

Как вы, должно быть, уже поняли, автор, посредством этих записей, обращается в некому человеку (Ольге), ставшему предметом его тайной страсти.

Не обладая, видимо, возможностью прямого контакта с Ольгой, он ведёт с нею пространные диалоги, нисколько не заботясь о том, будет ли он понят, или, хотя бы, услышан. Ему важно другое. В своих «письмах» к ней (а никак иначе я их назвать не могу), он словного говорит с нею, если не через тьму веков (это образное сравнение так и напрашивалось, простите), то как минимум, через годы.

К сожалению, автор не описал подробно свой способ перемещения во времени, упомянув лишь раз (вскользь!), латышский радиоприёмник Spidola как предтечу своего открытия. Бедные физики…


Первый свой «прыжок», или, как его называет сам автор – «модуляцию», он совершил, судя по записям, в 2023 году. В 2013-й. И да, переместиться можно только назад, никакого будущего, по мнению автора, за пределами нашего времени, не существует. Как утверждает он сам, мы не точка на поверхности временной шкалы, и её нельзя подвигать туда-сюда, как индикатор настройки на старом радио. Мы находимся на острие стрелы, летящей вперёд. Прошлое - да, оно есть. Оно осязаемо. Его можно потрогать. Хоть Пирамиды, хоть чёрствый хлеб. И вот в него можно переместиться, или даже попробовать его изменить. Но нужно ли?

Автор задаётся этим вопросом неспроста. Вот что он пишет: «Искать счастье в прошлом также нелепо, как надеяться на пресловутый русский авось. Я утверждаю это твёрдо, так как сам попробовал это. Нужно быть глупцом, чтобы верить в то, что, если ты «опоздал» в одном времени, ты можешь преуспеть в другом». И ещё: «Никогда, слышите, никогда не встревайте в поток времени. Он просто вынесет вас на берег, и вы останетесь там навсегда, в забвении».

Но, прежде чем сделать эти записи, автор сделал для себя рад интересных открытий. Самым интересным из которых стал тот факт, что человек может переместиться в прошлое не далее даты своего рождения, иначе он просто исчезнет. Более того, перемещаясь в прошлое, человек принимает облик той версии себя, которая существовала (существует) именно в данном отрезке времени. Проще говоря, если переместиться в прошлое на десять лет назад в тридцатилетнем возрасте, то там вы окажетесь в теле двадцатилетнего себя, и будете существовать параллельно с точно такой же версией себя из прошлого. Приведёт ли это к коллапсу, если обе ваши версии встретятся – неизвестно. Автор не даёт на этот счёт никаких пояснений. Известно лишь, что автор выяснил это случайно, отправившись в прошлое первый раз на несколько дней назад. В день первого перемещения, как он пишет, он сильно ушиб кисть руки, нанеся на ладонь несколько царапин, однако в прошлом ни боли, ни тем более царапин, не было, но которые тут же появились, стоило ему вернуться обратно в своё настоящее.

Зато боль душевная следовала за ним неотступно. Вот отрывок, который прекрасно характеризует душевное состояние автора:

«Видел её сегодня. Сидела по диагонали от меня, на противоположной стороне большого круглого стола. Красивая. Не узнала меня. Конечно, я изменился за эти десять лет, но и она тоже. Хотя как можно применять это «тоже» к Ольге, если она стала ещё красивее. Утратила лишь свойственную всем двадцатилетним девушкам «угловатость». Заметил, что школьницы, студентки, будучи уверенными в своей несравненной красоте, и преимуществе молодости, ужасно одеваются, носят эти пошлые туфли с платформой, не осознавая, что красивый и женственный силуэт ногам придают только классические туфли-лодочки, изящные, женственные. Ольга стала именно такой, настоящей красивой женщиной. Видели бы вы её в платье! Я видел. В прошлый раз (вчера) она была в платье до колен, красивого кремового цвета, невесомая на тонких шпильках…»

«Долго обсуждали «Пересмешника». Хороший роман, но мне он запомнился другим. Ещё никогда я не видел Ольгу такой красивой. Как же она была прекрасна в тот вечер! Какой же очаровательной улыбкой она одаривала всех вокруг, прекрасно понимая, что все мужчины, а нас было в тот вечер трое или четверо, смотрят на неё не отрываясь. В тот вечер меня накрыло тёплой волной её очарования с головой. Знаете, имея возможность менять временные отрезки по своему желанию, мне иногда становится трудно вместить в своей голове понятия «в тот день», «вчера», «в прошлом месяце», но именно в тот день я полюбил Ольгу, так сильно, что не смог больше думать ни о чём другом. Знаете, что самое интересное? Перемещаясь в прошлое, любовь не «стирается», не пропадает, и двадцатилетнюю Олю я любил также сильно, как тридцатилетнюю. А главное, что нужна мне стала как воздух стала именно та, тридцатилетняя Ольга, в ярком полдне своей красоты. Нет девушки красивее неё, и не будет».

Вот такие романтические строки я периодически черпал из дневника. Надо признать, не до конца осознавая, как можно любить женщину безответно и безнадёжно, я, тем не менее, завидовал автору белой завистью. Да, у меня тоже была когда-то женщина, которую я любил (или думал, что любил), но наш быт внёс свои коррективы, и не справившись с эмоциональной нагрузкой, мы расстались, а здесь…

Здесь я нашёл панацею от своего извечного унынья. Как только я получил дневник в работу, я сделал себе качественную копию, и сброшюровав её на манер настоящей тетради, стал всегда носить её с собой, словно талисман, словно эти строки писал я сам.

Вот, к примеру, место, которое я очень люблю. Про ромашки. Видимо, это любимые цветы автора:

«Бывает, нарвал букет, принёс на дачу, поставил на стол у открытого окна, и вроде и цветы простые, и вон они, под окном такие же, ходишь, и не замечаешь, а тут пока рвал, сто раз любимое имя про себя прошептал, и имя было простое (раньше), и всего-то в нём три буквы, а теперь и ромашки эти в вазе, и буквы эти для тебя как клятва, и нарушить её нельзя, и высказать нельзя, и не высказать не получается…»

Таким удивительным человеком был автор этого дневника, пронесший свою любовь через годы, буквально, через годы. Куда там до него Петрарке, или Оскару Уайльду, которому принадлежат следующие строки: «Сколько времени ты мог бы любить женщину, которая тебя не любит? Которая не любит? Всю жизнь». Как это похоже на нашего героя.

Автор страдал. Иногда он писал такие строки: «Как же мне хочется подойти к ней и, просто вживую прикоснуться к её руке и сказать: замри и останься со мной хотя бы сейчас. Я верю, что поступи я так, она бы осталась. Припала бы своими губами к моим, и осталась бы со мной навсегда. Но муж её ни в чём не виноват. Я верю, что он искренне любит её, ведь не любить такое прекрасное существо невозможно, особенно если живёшь с ним под одной крышей».

Или:
«Я завидую её мужу. Он – единственный человек в мире, которому я завидую по-настоящему. Он может целовать, ласкать, наслаждаться ею каждый день. Он может всё. Я не могу ничего. Узы брака для меня священны».

И дальше:
«Единственное, что я могу, это написать, к примеру, рассказ, о том, как сильно я её люблю. Я так и сделаю. Не называя имён, я посвящу ей самые горячие строки. Самой прекрасной девушке на свете».

Надеюсь, автор так и поступил. Я прошерстил весь интернет, все каталоги в поисках произведения, написанного за «последние» (смешно звучит, понимаю) 10 лет, в котором бы упоминалось имя Ольга (возможно, он передумал, и назвал возлюбленную по имени, а иначе зачем это всё), но увы, ничего подобного той страсти и любви, которую автор выплеснул на страницы своего дневника, я так и не встретил. А жаль, я бы хотел узнать, чем всё закончилось, хотя некоторые ответы даёт и сам дневник, если читать его внимательно.

Наверное, я не погрешу против истины, если скажу, что главным специалистом по расшифровке текста дневника стал я. Я стал им одержим. Я читал его всё время, и спустя несколько месяцев я знал его текст практически наизусть.

Я не первый заметил изменения почерка автора, которое ранее приписывали временным скачкам, или фантазии, принимая отдельные блоки текста за художественный вымысел, но я сделал другой вывод. Автор общался с предметом своей любви, пусть не в форме прямого контакта, но как-то опосредованно, по телефону. Чего стоит хотя бы эта запись:

«Мне правда очень приятно. Я очень ценю твоё внимание, даже если оно поверхностно. Ты должен знать, что в эмоциональном ключе это был лучший Новый год в моей жизни. Я не чувствовала себя настолько женщиной никогда. И не важно, по диагонали или рядом».

Должно быть, Ольга всё поняла. Она поняла, насколько она важна автору, насколько она ему дорога.

«Ты не представляешь, насколько приятно это для меня звучит… Даже при том, что я себя считаю в твоей жизни очередной шалостью…»

Автор записывал эти строки рядом со своими размышлениями о любви. Должно быть, чтобы не доверять их памяти, которая, как известно, изменчива. Теорию о том, что автор не мог взять с собой в другое время ни один физический носитель, кроме дневника, выдвинул тоже я. Телефон, магнитная лента, компакт-диск, флешка – это всё полимеры, искусственные материалы, тогда как экспертиза установила, что дневник сделан из 100-процентной целлюлозы, а чернила, которыми пользовался автор – натуральные, из красильных растений. Вуаля! Он просто записывал наиболее значимые её сообщения, чтобы и далее вести с нею непрекращающийся диалог на этих пожухлых страницах. Вот ещё:

«Ты пытался убедить меня, что не похож на демона! Я скажу тебе только одну вещь. Я такого волнения и восторга от близости другого человека не испытывала никогда! Во мне не было никакой театральщины или продуманности. И когда ты встал сзади и опустил свои руки, я действительно готова была просто молча с закрытыми глазами просидеть так целый час дальше. Я не собиралась тебя целовать. Но потом я ещё несколько минут просидела в машине с трясущимися руками. Я не помнила уже этого чувства нетерпения внутри, которое возникло вчера. Я не ожидала его. Ты просто не представляешь, как мне понравилось. Я бы как котёнок, так и свернулась бы клубочком на твоём плече. В этом вся я».

Здорово, правда? Ни одна женщина в мире не говорила мне подобных слов, а вот автору повезло. Эта прекрасная Ольга, или, как он сам её часто нежно называет «Оля», стала для него центром мира. Автор завидовал её мужу, а я – ему. Так полюбить способны лишь единицы. И автор был способен, без сомнения. Вот что он «ответил» на это:

«Бывает так, что, сидя на приёме у врача, наблюдая, от нечего делать, как тень от веток деревьев перемещается про противоположной стене, наползая на стенд «Санпросветбюллетень», на котором незаметно, в утренней дымке, проступают любимые черты. С некоторых пор ты начинаешь видеть их всюду. В магазине с пошлым названием «Магнит», хотя куда ему до «Пятёрочки»? в маршрутке №5, хотя раньше она была №5а, в парке, на остановке, в поликлинике. Вот ты слышишь, как кто-то кого-то зовёт по имени, «Оля», и сердце вздрагивает, и аромат её везде, и смех, и изгиб губ, за которые умереть не жалко… Верхняя тоньше, а нижняя такая, словно она душу в тебя вложила при поцелуе, или наоборот, забрала… А ещё укусила тебя, разок, деревянного истукана, не поверившего своему счастью. И на нарисованной на ватмане, должно быть, до начала времён, медсестре, ты видишь её глаза, цвета спелого крыжовника, и нет больше в мире глаз красивее этих, ведь в них всё, и радость, и боль, и разлука. Как повезёт».

Повезло ли автору, можно только гадать…

Интересно отношение автора к разным ипостасям своей любимой женщины. Как было доподлинно установлено, он встречался с Ольгой, как в её тридцати-, так и в двадцатилетнем возрасте. Вот что он пишет об этом.
«Конечно, хороша! Окружена мальчиками, которые, должно быть, ничего не понимают. Смотрят куда-то не туда, глупо одеты, нелепые. Был один, худой и смешной, всё пытался приобнять её, пометить территорию. С трудом узнал в этом глисте её будущего мужа.

Снял квартиру посуточно, недалеко от её университета, оглядел себя в зеркало. Выгляжу не лучше. Купил кое-что из одежды. Не ультрамодное, а классическое, пиджак, брюки, туфли. Белая рубашка, всё с иголочки. Так-то лучше. Несколько раз встречал её на остановке и провожал до корпуса. Каждый раз прибегает в простых джинсиках, футболочке, кедах или босоножках. Изящная, красивая, смешная. Но глаз не оторвать, как и от той, любимой, постарше».

И чего я, собственно, хотел? Расстроить её намечающийся брак? Где гарантия, что через год-другой (или месяц-другой), она не выйдет замуж за какого-нибудь другого хлыща-ровесника? Да и разница в десять лет остаётся, куда не сбегай. Да и сбежать попросту невозможно. Время – штука упрямая, и каждый раз «ныряя» назад, «времени» у меня максимум дней пять. А дальше оно само начинает от тебя «избавляться». Сначала тошнота, потом головокружения, а потом тебе становится так плохо, словно от сильнейшей простуды. Идёт носом кровь, и замешкавшись, я однажды едва успел добежать до квартиры, из которой я совершил свою последнюю модуляцию. Едва только ввалился в неё, как почувствовал, как время словно «засасывает» меня обратно, в «моё» время, и потерял сознание. Очнулся уже у себя, обблёванный, в расползающимся прямо на мне прикиде, хотя на упаковке было написано 100% хлопок, куда там. Пролежал два дня, пока в себя не пришёл. А там четверг, литературный клуб, снова она».

Как же старательно мы искали этот пресловутый литературный клуб! Не зная города, зная лишь примерные года, мы перерыли и посетили из все, от Калининграда до Владивостока, но тщетно. Сколько в нашей стране девушек или женщин по имени Ольга – не счесть, а своё имя автор так ни разу и не упоминает. Увы.

«Я смотрел на Ольгу и вспоминал ту, двадцатилетнюю, которую я видел буквально несколько дней назад. Подслушал на остановке их разговор с подругой, что в субботу они собираются в парк аттракционов. Приехал туда заранее и занял позицию. Ждал до обеда. Наконец показались. Ольга и ещё три девочки, такие же, как и она, юные, ранние. Было нежарко и Оля была в брюках, ярко-красных, кричащих о том, как же она молода и прекрасна. Сверху пиджак, а под ним белая футболка и надписью, не разобрать.

Потихоньку-полегоньку крутился вокруг них. Щебечут, не умолкая. Посматривают на парней вокруг, те не них, но знакомиться бояться, ещё бы. Начали фотографироваться. Встали вчетвером у фонтана, и попросили… меня, я как будто случайно оказался рядом. Я взял камеру и навел её на Ольгу, а та возьми, и обнажи надпись на футболке! «Целуюсь нежно», представляете? А я возьми, да и щёлкни! Успел. Эта фотография до сих пор «висит» у неё на страничке во «ВКонтакте», моя любимая.

Не помнит меня, конечно. Сидит напротив и улыбается. Или рассказывает что-то о прочитанной книге. До чего же красивая. Знаете, а я вчера «лайкнул» фото, то, из парка. Какая-же она там радостная, непоколебимая. Прикус неправильный (сейчас исправленный), но такой милый, что аж в руках больно, от желания обнять. После этого вечера я и потерял покой. До этого всё смотрел на неё, а теперь уже с ума сошёл от желания. Не близости, нет (хотя…), а желания целовать эти губы, держать её ладони в своих, целовать её пальцы, целовать её всю…
«Да, я предпоследний грёбаный романтик, потому что быть последним обидно вдвойне».


Я намеренно не привожу в этих записках даты, ибо это неглавное. После этого вечера Ольга и автор познакомились. Судя по записям, у них возник бурный, но платонический роман (привет, Петрарка, и Оскар Уайльд), который продолжался которое время. Должно быть, автор нашёл способ узнать возлюбленную поближе. Цитаты из переписки перемежаются в дневнике с пространными описаниями автором своих эмоций. Автор восхищался Ольгой и как женщиной, и как человеком. Чего стоит только эти записи:

«Прекрасна! Как в одном человеке могут «уживаться» столько прекрасных черт? Как же хочется зарыться лицом в её прекрасные непослушные волосы! Сплести наши пальцы, целовать её ладони, просто прижать её к себе, и не отпускать, ни на шаг…»

«Безупречное поведение. Никаких пошлых намёков. Замужняя женщина, а я как герой Куприна, по крупицам собираю всё, что мне так дорого. Жаль, что ничего из этого с собой не унесешь. Только память, да эта тетрадь».

Или ещё:
«Виделись в кофейне. Как же, оказывается, сложно, просто сказать, какая она красивая. Вслух, не в переписке. Нервничал как мальчишка, а ведь между нами десять лет разницы. И тогда, и сейчас. Оля тоже была напряжена, или мне показалось. Сели за столик у окна. Январь, сугробы. Спешащие куда-то люди. Одурманивающий аромат её духов. Красивая, словно сошедшая с полотна самого талантливого художника. Наверное, никогда я не был так счастлив, тем более, это было «моё» время, которое не пыталась от меня избавится, и это было удивительно. Хотя я должен был родиться двумя веками ранее, а здесь мне места тоже нет. Моё место там, где женщины любили раз и навсегда, а за честь любимой женщины можно и нужно было вызвать противника на поединок. Не такой, как у Куприна, конечно, а как у Пушкина, в «Выстреле».

Как же, оказывается, бывает приятно просто разговаривать, и смотреть в глаза любимой, не дотрагиваясь до неё даже кончиками пальцев. Иногда достаточно и этого. Оля спросила у меня, куда я пропал на целые две недели, а я соврал, что уезжал. Хотя я действительно уезжал, на десятилетие назад, туда, где юная Оля заражала всех своим смехом, счастьем, и носила футболку с самой забавной надписью. Как мило…

Полтора часа прошли как одно мгновение. Я почти не помню, о чём мы говорили. Зато я прекрасно помню, как каждое мгновение я старался не смотреть на её губы. Я хочу их больше всего на свете. Я готов отдать за них всё золото мира. За неё. Она того стоит. Полцарства. Всё царство.  Я понимаю Пирифоя и Тесея, укравших Елену Троянскую. Пусть и из гордыни. Я хочу сделать это из-за любви».

Я не знаю, осуществил ли свой план автор в действительности, но, думаю, что нет. Как мне кажется, он принадлежит к той категории мужчин, которые не могут нарушить данного однажды слова, или возжелать чужую женщину. А возжелав, сохранят этот огонь в себе, пусть даже сгорев от него дотла.

Несколько раз автор описывал их с Ольгой свидания. Больше всего меня поразил тот факт, что в этих описаниях нет ни намёка на пошлость, даже когда автор приводит такие, на первый взгляд, интимные подробности.

«Долго держались за руки, не решаясь сделать что-то ещё. Разговаривали о пустяках, потом о литературе, ставшей для нас чем-то большим, чем просто увлечение. У Ольги прекрасный вкус, как и во всём остальном. Она всегда прекрасно одета, ухожена, чрезвычайно культурна, воспитана. Заметил, что, будучи вместе, мы, не сговариваясь, избегаем личных тем, но стоит нам только расстаться, как наше общение наполняется прекрасными метафорами, а, зачастую, и откровенными диалогами. Недавно, например, спросила у меня, что будет, если она приедет ко мне домой? «Разуешь ли ты меня?» Разую? – изумился я. «Да. Опустишься на пол, и снимешь с меня обувь. Будешь трогать мои голени, ступни. Но бойся, пока ты будешь меня разувать, опущусь я. А может быть ты, оставив меня без сапог, поднимешься, не отрывая руки от моих бёдер, и я запущу руки в твои волосы. Ты прижмешь меня к себе, найдешь мой язык, узнаешь аромат моей кожи, найдешь мои соски своими настойчивыми пальцами… и узнаешь, насколько холодная плитка у тебя на полу. В прошлый раз я забыла у тебя зонт. Если я приеду к тебе снова, я останусь на час, и забуду кое-то другое…»

Или:
«Я знаю, ты больше мне не откроешь… Эти твои убеждения… Буду стоять как дура, у тебя под дверью, без белья».

Ещё:
«Ты представляешь, куда это зайдёт, если во время поцелуя ты заденешь самую нежную или острую точку у меня?»

Ох…

Вот что пишет об этом автор. «Я никогда не любил так сильно, как в эту прекрасную зиму. Никого и никогда. Конечно, у меня были увлечения, но Оля…

Оля стала для меня особенной. Я так живо себе представлял, как снимаю с неё обувь, как помогаю ей избавиться от брюк… Как целую её прекрасное тело, везде. Как вдыхаю её аромат. Почему она не моя жена? Почему, чтобы полюбить, нужно полжизни искать и найти её только сейчас, замужнюю?»

Здесь, летящее одна за одной даты дневника прерываются. Должно быть, автор предпринял что-то, либо смирился с тем, что ему уготована роль стороннего наблюдателя чужого счастья. Счастья ли?

В дневнике были ещё записи, касающиеся, в основном, курса рубля, доллара, биткоина. Видимо, автор выгодно купил последний в прошлом, и ещё более выгодно продал его в настоящем (его настоящем), ибо, как доподлинно известно из текста, приобрёл себе автомобиль марки «Тесла», и кое-что из недвижимости. Но мне эти подробности не слишком интересны. Тем более, что выяснить место расположения данной квартиры так и не удалось. Но я по-прежнему ставлю на Воронеж.

Я был там однажды, сразу после того, как «Воронежскую тетрадь» (тогда она именовалась именно так), только взяли в разработку.

Как я уже говорил вначале, экспедиция Российской Академии наук не установила тогда доподлинно связь событий, описанных в дневнике, с людьми или явлениями, происходившими в столице Черноземья в описываемые в дневнике периоды времени.

Вот, к примеру упомянутый выше эпизод, котором автор якобы (да что там «якобы», действительно) «живёт» неделю в прошлом, и посещает некий парк с фонтаном, коих в Воронеже несколько. Я был тогда в каждом, включая и «Южный», хоть в неё в описываемый период фонтана не было, но по показаниям множества свидетелей приземлялось НЛО в 1989 году, чем чёрт не шутит?

Нельзя сказать, что мы провели оперативные мероприятия тогда без должного тщания. Мы сделали всё, что могли. Однако после закрытия разработки, и передачи дела в архив, лично я это «дело» оставить не смог. Копия дневника так и осталась у меня, исписанная вдоль и поперёк моими пометками. Это дело стало для меня личным. Во многом, потому что я не смог ни разу в жизни полюбить так, как автор полюбил «свою» Ольгу. Я тоже ищу такую женщину всю жизнь, и не нахожу.

И да, я снова побывал в Воронеже этим летом. В Воронеже стоит побывать хотя бы раз в жизни. Я взял отпуск и отправился туда один, чтобы побродить по его улочкам, сочащимся историей не хуже московских кривых переулков.

Как я уже говорил вначале, в этом славном городе существует несколько книжных клубов, и я снова побывал в каждом, кроме чисто женского, в котором читательницы предпочитают обсуждать книги писательниц с короткими причёсками.

Но итогом моих странствий стало лишь стойкое убеждение, что нет в мире девушек красивее воронежских. Все они были похожи и не похожи на Ольгу, ту, которую описывал автор.

Жаль, что я не нашёл клуба с большим круглым столом, а ведь именно он стал поводом для всего этого. Там, за под этим столом, автор впервые увидел обнажённые ноги той, которая впоследствии лишила его сна.

Автору нравятся именно «голые» ноги, без чулок. Именно они, вкупе с осанкой, улыбкой, и шармом их хозяйки, произвели на него такой неизгладимый эффект.

В дневнике есть места, которое я не решаюсь приводить здесь, уж слишком они интимны, и касаются в основном, фантазий автора по их поводу. Много, очень много часов и дней автор и Ольга посвятили обмену мнениями по поводу её красоты. Ольга, как и престало настоящей женщине, принимала комплименты благосклонно, но не позволяла автору «растворяться» в ней, как она однажды ему сказала. Множество раз она советовала ему прекратить их «такое» общение, и жить «настоящей» жизнью, как она это понимала. Автор соглашался, но продолжал мечтать о ней, как о чём-то недостижимом. Он боготворил эту женщину.

Как я уже говорил, в течение месяца я обошёл все книжные клубы Воронежа, каждый раз думая о том, что возможно именно здесь, автор дневника встретил свою любовь.

Я намеренно употребляю такие высокопарные термины, ибо последняя запись, датированная декабрём 202; года, говорит о многом.

Кажется, автор утратил способность управлять временем, либо оно «поглотило» его, заставив прекратить попытки что-либо изменить. Да и сам он быстро это понял. «Нет ничего проще времени» - дразнит он знаменитого американского писателя-фантаста, но нет ничего и строже. «Время – строгая госпожа, которая не даст тебе заскучать, в особенности тогда, когда ты захочешь его остановить, либо ускорить». Не знаю, кому принадлежит данная цитата, но автор подчеркнул её дважды. Возможно, ему самому.

Однажды, снова придя в один из книжных клубов, я привёл цитату писателя Пелевина, которую автор также упоминал в своём дневнике: «Чем больше проходит времени, тем меньше остается смысла в словах забытого языка, связанных синтаксисом, из которого давно испарилась жизнь». В тот момент она мне показалась оригинальной, и дабы придать веса собственным словам, я процитировал её по памяти. Почти все члены клуба пожали плечами, и лишь одна незнакомая мне молодая женщина, сидящая почти напротив меня на раскладном стуле в видавшей лучшие времена «сталинке», превращённой ныне в некое подобие студии, улыбнулась нежной улыбкой, так тронувшей меня.

«Пелевин» - прошептали её губы, и поправив непослушные светлые волосы, она стала похожа на человека, ушедшего далеко в свои воспоминания. Я наклонился к сидящей рядом женщине, и кивнув на незнакомку, тихо спросил, как её зовут? «Ольга, - ответила та. – Замужем».

Сердце у меня ёкнуло, да так сильно, что я на секунду подумал, что я умираю.

Это она – промелькнула у меня в голове надежда, за долю секунды превратившись в уверенность. Непоколебимую уверенность. Я словно смотрел на портрет, с фотографической точностью воспроизводящий оригинал. Знакомы до последней запятой страницы дневника стояли у меня перед глазами, и глядя сквозь них, я видел, как никогда отчётливо, что автор (ах, как же хочется назвать его «Мастер», как у Булгакова), описывал именно её, эту прекрасную женщину.

Дрожащими от волнения руками я достал из сумки дневник, который я носил с собой даже теперь, и не глядя открыл нужную мне страницу.

«Прекрасная. Эти глаза, в которых искорки смеха горят так неугасимо, словно живут отдельно от своей хозяйки жизнью. Эти ямочки на щёчках, эти губы, эти вздёрнутые словно в неком вечном удивлении брови, бездна очарования, нежнейший, хрустальный смех, и огромный, космических размеров шарм, окутывающий тебя беспощадно, с ног, до головы».

Это была она. Несомненно.

Когда расходились, я некоторое время шёл за Ольгой и остальными до главной улицы города Воронежа – проспекта Революции, удивляясь тому, какими же счастливыми выглядят все окружающие меня люди. Остановившись на перекрёстке, мы распрощались, и разошлись, кто куда. Грёбаные стритрейсеры и тут не давали людям наслаждаться вечерней прохладой, оглушая окрестности звуком своих выхлопных труб.

Ольга свернула направо, и перейдя проспект по «зебре», уютно спряталась в свой припаркованный в переулке автомобиль. Встретившись со мной взглядом, она недоумённо улыбнулась, на что я помахал в ответ, делая вид, что иду дальше, и неожиданно для себя вышел к стадиону.

Посмотрев по сторонам, я стал прикидывать, сколько стоит моя однушка на Новослободской. Я решил, что мне точно хватит на такую же здесь, и машину в придачу.

Я хочу остаться в Воронеже. Я влюбился в этот город, и его обитателей. Возможно, где-то здесь, по этим улицам ходит автор дневника, и когда-нибудь я его встречу. Возможно, мы станем друзьями, а пока я займусь тем, что найду в Воронеже свою любовь. Красивых девушек здесь огромное количество.

18.12.2026