Вторая встреча с космосом. Часть 8. Последние дни

АРКТИЧЕСКИЕ ХРОНИКИ

Часть 8. Последние дни, дорога домой

Срок моей командировки на архипелаге подходил к концу. Почти месяц назад я вылетел из Куйбышева, а сегодня осталось ровно трое суток до окончания моей миссии на острове. Остальные члены облачной команды ИЭМ будут здесь до 31 декабря. До Диксона и дальше их довезет плановый, уже оплаченный борт. Можно конечно и с ними улететь, но не очень хотелось быть здесь еще месяц, да еще без работы. После 29 декабря на высотах образования ИСО будет неподходящая геофизическая обстановка, поэтому ракетные пуски с генераторами ИСО уже не имеют смысла.

 Ветераны станции говорят, что к концу ноября здесь редко бывают самолеты на материк. Вся надежда на случайный борт. Например, улететь на самолете геологоразведчиков или нефтяников, а может быть это будет борт, который прилетит за медвежатами, в конце концов, есть еще один более реальный вариант – это улететь на Диксон со всеми участниками облачной команды, но через месяц. Все может быть, но главное - добраться до Диксона. С Диксона улететь намного проще, туда уже долетают рейсовые самолеты Аэрофлота.

За все время командировки удалось отправить на материк два письма и три телеграммы – одну с о. Диксон, а две с о. Хейса. Сегодня утром вместе с меню на завтрак передали погоду в районе станции, температура - 37 оС и слабый ветер, что значит 4 – 5 м/с. В тихую погоду мороз здесь даже при – 40 оС переносится терпимо. Распорядок для облачной команды здесь до 29 ноября стандартный – спишь, работаешь, дежуришь. Всем хотелось бы наверстать упущенное и пропущенное из-за непогоды. Никаких личных дел.

На Диксоне меня немного прихватило, думаю, и температура была, но стоило добраться до о. Хейса, как через два дня все пришло в норму. Говорят, что здесь атмосфера как в медицинском стерилизаторе – все микробы, вирусы погибают. Позже я нашел этому обоснованное подтверждение. В книге «В страну ледяного молчания» её автор писатель Муханов Л.Ф. приводит слова профессора Исаченко, который после проведенных исследований пришел к выводу о том, что «На Севере бактерий нет. Здесь воздух чист, как дистиллированная вода. Получить тут грипп— абсолютно невозможно. Отсутствие в Арктике бактерий заставляет серьезно подумать об использовании арктических областей, в особенности Земли Франца-Иосифа, как приморских климатических станций, обладающих наилучшим свойством горного климата».

Последняя почта на остров Хейса пришла 4 ноября, задолго до моего прибытия, так что «письмеца в конверте» я уже навряд ли дождусь. Вчера сходил на радиостанцию отправить телеграмму в Куйбышевский «политех» о продлении командировки, заодно и посмотреть по совету ветеранов экспедиции, как работает местный радист. Такой виртуозной работы по передаче текста ключом азбукой Морзе я даже представить себе не мог. Хотя и ключ уже не тот, что я видел в армии у радистов.

Вчера я впервые увидел работу радиста на специальном электронном ключе. У этого ключа в отличие от обычного три положения. Середина – выключено, вправо – передаются серии точек, влево – серии тире, или наоборот, как настроить. Во время работы на ключе радист успевал разговаривать не только с моим сопровождающим, но и отвечать на вопросы приходящих сотрудников станции. Как будто работали два человека. В телеграмме я попросил продлить командировку до конца декабря. Ответа, возможно, не дождусь. Поэтому на всякий случай взял заверенную копию отправленной телеграммы в Куйбышев.

Сегодня я узнал, что, возможно, со мной на материк полетят еще два специалиста с острова. Так что добираться до Москвы будет веселее. И еще, мне стали приносить письма на материк, которые попросили опустить в почтовый ящик в Москве. Уже принесли 15 таких писем и одну бандероль. Думаю, писем будет больше. Численность штатного состава сотрудников обсерватории в разное время составляла 60-80 человек, а сейчас вместе с членами экспедиции около 150. Говорят, что во время проведения международных программ численность острова доходила до 200 человек.

Последнее время частенько допоздна беседуем с Александром Франк-Каменецким. Он работает в Арктическом и Антарктическом НИИ (ААНИИ) в Ленинграде. Так как полярная геофизическая обсерватория им. Э.Т. Кренкеля на о. Хейса входила в состав ААНИИ, то ему было поручено провести здесь какую-то инспекционную проверку. В конце семидесятых годов он в течение двух лет зимовал на антарктических станциях. Из них год он зимовал на советской внутриконтинентальной станции «Восток», расположенной в 1253 км от Южного полюса, а другой год, по программе обмена сотрудниками антарктических станций, насколько я помню, на американской (США) станции «Амундсен— Скотт», расположенной на Южном полюсе Земли.

Станция «Восток» знаменита еще и тем, что на ней была зарегистрирована самая низкая на планете температура на метеорологических станциях в XX веке минус 89,2°C (21 июля 1983 года). Самым тёплым летним днём на станции за всё время её существования был день 16 декабря 1957 года, тогда термометр зафиксировал минус 13,6°C. Александр как-то сказал, что на американских станциях большой популярностью пользовались русские шапки-ушанки и валенки, которые очень котировались при обменах.

Незаметно прошли последние дни ноября, а за ними потянулись длинные декабрьские дни, вернее ночи. И вот 10 декабря начальник нашей экспедиции сообщил о скором прибытии самолета Ил-14 за трубами с бурильной установки и поэтому нужно готовиться к отъезду. Сразу же количество писем, приносимых ко мне, резко возросло, кто-то принес бандероль, а земляки посылки. Позже сообщили, что самолет будет загружаться 12-го декабря, а 13-го на 5-30 ч. назначен его вылет. После этого сообщения количество писем выросло до 120 штук, а бандеролей до 15. Ближе к обеду пришли за фломастерами Александр Каширин и Валерий Чкалов.

На следующий день, рано утром они же помогли дотащить мой тяжеленный рюкзак до вездехода, потом по дороге к нам примкнули еще два отъезжающих сотрудника обсерватории, после чего все мы - отъезжающие и провожающие, практически вся «облачная» команда, двинулись на снежный аэродром. Но, к моему глубокому сожалению, самолет тогда не прилетел – прибытие самолета было перенесено на следующий день, на 14 декабря.

После возвращения на станцию я решил провести ревизию в своем рюкзаке – уж что-то он был слишком тяжеловат. Когда я его открыл, то первое что увидел – массивный предмет, завернутый в газету: «Что-то я не помню, чтобы такое положил» - подумал я. Затем попытался вытащить этот предмет из рюкзака, потянул вверх, но пальцы соскользнули с него, даже не сдвинув его с места. Как будто это «что-то» было прибито к рюкзаку, что меня крайне удивило и озадачило. Я осторожно развернул газету, в ней лежало что-то похожее на кирпич серого цвета. Мне показалось, что этот кирпич как будто был из свинца. Возможно, так оно и было, так как его поверхность легко царапалась торцом монеты. Для подтверждения своего предположения я прикинул его вес, с учетом плотности свинца. Оказалось, что этот кирпич, если он из свинца, должен весить около восьми килограммов, что, в общем-то, я уже и ощутил, когда вытаскивал его из рюкзака.

Расстроенный не удавшимся отлетом, да еще и этим «кирпичом», который, если бы я вовремя не открыл рюкзак, - «мне бы пришлось тащить через пол страны на своем «горбу» я возмутился, и, как любят писать в романах-трагедиях «моему возмущению не было предела». Но возмущение быстро прошло, в чем мне отчасти и ребята помогли – я успокоился и стал готовиться к отъезду, оставив кирпич на станции. Предстояла вторая попытка отлета с острова. Все повторилось, примерно, в том же порядке, кроме того, что к нашему приезду на аэродром самолет уже стоял на взлетной полосе, готовый к отлету.

Парни затащили мой рюкзак в самолет, попрощались и все провожающие на вездеходе отбыли на станцию. Летчик махнул рукой и самолет покатился по взлетной полосе постепенно набирая скорость для взлета. Однако с первого раза взлететь не получилось. Оказалось, что самолет перегружен. Стали выгружать лишние трубы. «Ничего, перегрузили малость, нам бы только взлететь, а там долетим» - успокаивал нас механик, проходя по самолету. Однако, эта «малость» два раза не давала самолету взлезть, удалось только с третьей попытки. Как будто остров не хотел выпускать нас из своих ледяных объятий…

Здесь надо бы сказать несколько теплых слов о трудяге Ил-14, который доставил нас на материк и обеспечивал все послевоенные перевозки людей и доставки грузов по Заполярью страны. 
Родословная Ил-14 идет от советского поршневого самолёта Ли-2 времен второй мировой войны, который, в свою очередь, выпускался по американской лицензии на выпуск Douglas DC-3. Ил-14 был разработан в конце сороковых годов с целью замены устаревшего к тому времени Ли-2 и как дальнейшее развитие конструкторских решений, реализованных в Ил-12. Фактически, Ил-14 был последним советским пассажирским самолетом с поршневыми двигателями.

Первый полет Ил-14 совершил в июле 1950 года. Ил-14 стал основным самолетом полярной авиации, который запомнился своей надежностью и безопасностью. С этим самолетом я познакомился во время полярной экспедиции в 1980 году, который, ко всему прочему, выполнял ещё и неофициальную роль воздушного такси в Арктике.

На аэродроме острова Диксона погрузка имущества экспедиции в самолеты проходила через весы, а на снеговой взлетной полосе Хейса весовой контроль проходил самым простым способом - «на глазок». После взлета все вздохнули с явным облегчением и принялись на трубах бурильной установки обустраивать обеденный стол. Механику, который направлялся с чайником в пилотскую кабину и по дороге занес нам кусок картона для стола, мы предложили составить нам компанию. На что он с явным удовольствием ответил: «Спасибо парни, не откажусь! - Сейчас заварю чай экипажу и подойду!».

 На импровизированном столе разложили снедь, достали кружки, флягу со спиртом. Налили, разбавили, механик тоже был не против, выпили: «За благополучный взлет и прощание с Хейсом!» и закусили. Самолет уверенно взял курс на Диксон. Я попытался разглядеть через иллюминатор подробности покрытого льдом океана, но вскоре понял безуспешность этого занятия – внизу была однообразная темно-серая мгла. Вскоре механик сообщил: «Диксон не принимает, летим на о. Средний». Через два с половиной часа приземлились на аэродроме о. Средний. Средний — это остров небольшого архипелага Седова в составе архипелага Северная Земля.

К достопримечательностям острова можно отнести единственный на Северной Земле аэродром, склады горючего, хозяйственные постройки и действующую погранзаставу. Заправились горючим. Перед взлетом к самолету подошел житель острова и попросил подвезти его до материка, затем подтянулся еще один островитянин с аналогичной просьбой. После взлета взяли курс на материковый мыс Челюскин, на аэродроме которого приземлились ровно в 13-30. Мыс Челюскин расположен на полуострове Таймыр — самой северной части Евразийского континента. Ближайший город – Норильск. На мысе находится гидрометеорологическая полярная станция имени Е. Федорова, главной задачей которой является наблюдение за изменениями погодных условий на мысе Челюскин, расположенном рядом с проливом Вилькицкого, самой узкой части Северного морского пути.

После взлета диспетчер сообщил пилоту, что Диксон опять не принимает, на что он почти словами Высоцкого из его известной песни сказал: «Что ж, полетим туда, где принимают – в г. Воркуту», о чем и поведал нам потом механик. А лету до Воркуты четыре с лишним часа. В пути тем же составом пообедали и в расчетное время приземлились в городе Воркута, который расположился в 180 километрах от побережья Северного Ледовитого океана. Воркута – это город в Республике Коми РФ, который в советское время называли  «угольной столицей страны».

Название города дано по реке Воркуте, которое переводится с ненецкого языка как «изобилующая медведями». Появление города в начале сороковых годов прошлого века связано с добычей каменного угля, поэтому рядом с ним был организован один из крупнейших лагерей ГУЛага—«Воркутлаг», который знаменит тем, что 22 июля— 1 августа 1953 года здесь произошло Воркутинское восстание заключённых в Особом лагере № 6 «Речлаг» — в одном из крупнейших в СССР. Особую известность в стране город Воркута получил после появления песни «По тундре, по железной дороге», которую в начале сороковых написал 17-летний киевлянин Григорий Шурмак, работавший в эвакуации во время войны на урановом руднике Койташ. Первый раз я эту песню услышал в детстве от жителя нашего поселка, когда-то отбывавшего срок на Севере. В настоящее время Воркута является городом-лидером в Республике Коми и в России по сокращению численности населения.

В Воркуте сели уже в темноте. На ночлег достаточно удобно устроились на полу зала ожидания аэропорта, где уже было тесно от пассажиров, прибывших раньше нас. Утром наша компания купила билеты на рейс до Москвы на Ту-134А и прошла багажный весовой контроль. Оказалось, что вес моего рюкзака в полтора раза превысил норму бесплатного провоза багажа. Не зря, значит, показалось, что мой рюкзак что-то подозрительно оставался тяжелым. Открыв его, я увидел, что я был прав - внутри вещмешка сверху лежал все тот же свинцовый кирпич, завернутый в газету и поцарапанный мною на острове. «Что-ж, парни, все-таки умудрились второй раз положить этот многострадальный кирпич-путешественник в рюкзак!» - подумал я и рассмеялся вслух. На меня стали оглядываться. До сих пор не могу найти ответы на два вопроса, во -первых, где парни нашли такой свинцовый кирпич, а во-вторых, как они все-таки могли незаметно для меня опять положить его в рюкзак. Обнаруженный мною кирпич я отнес к урне и положил рядом с ней.

Но сюрпризы для меня на этом не закончились -под кирпичом в рюкзаке лежал тяжелый, похоже, уже давно списанный транспортный брезентовый ремень со стальными ручками. На таких ремнях мы переносили приборные отсеки к ракете. На одной стороне ремня было написано: «Счастливо, Саня! - а на другой – Привет с Хейса!» Наконец-то я понял, почему ребята попросили фломастеры и все время сами носили мой рюкзак - чтобы я раньше времени не обнаружил сюрприза. Как потом оказалось, все это было элементами традиционного ритуала островного «крещения» новичка-полярника. Ремень я оставил себе на память.

В армии, например, тоже были свои традиции «крещения»: например, магазином автомата по мягкому месту, аж патроны вылетали при этом - за первый караул, тяжелым половником-«разводягой» по тому же месту – за первый наряд по кухне и т.д. Когда-то на полигоне «Капустин-Яр» после первого успешного пуска ракеты с моим участием парни пусковой команды налили мне стакан якобы водки и предложили «обмыть» первый пуск. Я выпил, но в стакане оказался неразведенный спирт. У меня перехватило дыхание и глаза полезли из орбит, но воду, чтобы запить спирт, поднесли вовремя. «Вот такое крещение! Ну что ж, везде свои традиции».

Я доплатил 19,6 руб. за лишний вес багажа, и мы пошли на посадку в самолет. Весь рейс до Москвы я проспал в объятиях удобного кресла, убаюканный привычным гулом моторов. В 15-00 самолет приземлился в московском аэропорту Домодедово. А ведь утром вчера я еще летел над заснеженным полярным океаном…

В Москве я распрощался со своими попутчиками и поехал на метро до станции Кирова, чтобы отправить сразу всю корреспонденцию адресатам. Это отделение связи около станции метро я приметил еще в годы учебы под Москвой. Интересно было бы посмотреть на меня со стороны, когда я подходил к почте. В полушубке, на ногах унты, на голове меховая шапка, в одной руке перевязанные бечевкой две посылки в фанерных ящиках, в другой - огромный олений рог, обмотанный бинтом (без этого не пускали с рогом на самолет), а за спиной огромный рюкзак, который не давал мне выпрямиться в полный рост...

На почте все письма я с большим облегчением опустил в большой почтовый ящик, затем подошел к окну приема почтовых отправлений и отправил бандероли. Остались две посылки, которые я должен довезти до Куйбышева. Это уже пустяки. Доехав на электричке с Киевского вокзала до Обнинска, я добрался до ИЭМ, созвонился с нужным отделом, после чего один из его сотрудников, несмотря на конец рабочего дня, решил все мои проблемы – принял от меня записку - краткий отчет о проделанной работе экспедиции, составленную научным руководителем облачной команды, отметил командировку и отвел меня на склад, где я поменял полярную амуницию на свою одежду. Кроме того, решился вопрос с моим долгом на складе обсерватории, чему я был очень рад.

Поздно вечером я удачно купил билет на проходящий поезд и уже на следующий день был дома в Куйбышеве.
Как только я появился в институте, то первым человеком, который с радостью на лице встретил меня в стенах родного ВУЗа, был сотрудник бухгалтерии, у которой перед новым годом «висела» не списанная с меня огромная сумма командировочных денег в размере 900 рублей…

В январе я плотно занялся процессом проявлением островных пленок и печатью фотографий. Большую часть из них я отослал на о. Хейса Юрию Дробинскому, баллистику ЦАО, с которым познакомился на острове. Письмо с фотографиями я отослал в середине января 1981 г, Юра его получил в середине марта, а ответ от него мне пришел 10 апреля. Из 38 человек нашей совместной экспедиции на острове оставалось тогда только 6 человек, включая Юру и Дмитрия Рудлевского, с которым я тоже был знаком. За это время на острове уже проходили пуски ракет по другим программам, включая французскую.

Мое письмо с фотографиями, как сообщил Юра, прилетело на остров с работниками ЦАО и ЦКБ. На острове пилот не попал на посадочную полосу и врезался в сугроб. Вследствие этого бак из-под горючего, что был внутри самолета, сорвало с креплений, в результате чего один человек погиб, а вторая - сотрудница ЦАО скончалась на второй день. Остальные пассажиры отделались ушибами и прочими травмами. Вот такой страшный случай произошел на о. Хейса, уже после моего отлета с острова.

В конце письма Юрий сообщил, что полярная ночь на острове закончилась, стало как-то легче на душе, а восход Солнца на острове был необычайно красив. И еще он написал, что надеется, что мы все же когда-нибудь еще встретимся. Но, к сожалению, как бы я не хотел повидаться с ним, пока это не произошло, а вот с другими участниками той облачной экспедиции ИЭМ через несколько лет мне довелось встретиться в грузовом морском порту Ленинграда на НИС «Профессор Визе» и даже пожить на нем целую неделю.

На это судно нам с коллегой довелось доставлять наши генераторы паров металлов для морской экспедиции ракетного зондирования атмосферы в тропических широтах нашей планеты. Одним из участников той экспедиции был наш политеховский коллега Анатолий Дробыжев.

Вот так закончилась моя вторая встреча с космосом, которая через много лет плавно перетекла в третью встречу. Но на третью встречу с космосом я пришел уже не один, а вместе с моим старшим внуком Ильёй Яновым и было ему столько же лет, сколько и мне, во времена, когда космос посетил первый человек планеты Земля– Юрий Гагарин.
Александр Пыжов