Картинки-изюминки сб. Модница Люсьенка ч 2

Предлагаю ещё раз попробовать на вкус изюминки из четырех рассказов сборника "Модница Люсьенка".

«Зеркало»

Однажды, поздней осенью, в ненастный вечер постучалась к ним старая женщина-скиталица – грязная и страшная. Но сёстры не испугались. Печь топленная, вода горячая – умыли, обогрели, одели в чистое, накормили и спать уложили, а бельё странницы выстирали. Странница быстро уснула. А сёстрам и мальчикам в ту ночь не спалось. Стал старший Мишанька мать расспрашивать – правильно ли чужого незнакомого человека так привечать? Липа, его тетка, и говорит: «Люди живому помогать должны, как оставить немощную старушку в холод и дождь на улице?»

– Но ведь в деревне много домов, пошла бы дальше, кто-нибудь пустил, почему мы?

Натолька, родившийся на три месяца позже Мишани, сидел и думал: «Кто прав: мама или брат?» Оба для него были большие авторитеты, и до этого случая таких разногласий в семье не было. Толик сидел, посматривал на тётю и ждал, что она скажет. Но тётя молчала, а потом коротко: «Ночь на дворе, спать пора». И дом погрузился в сон.

Утром распогодилось и подморозило. После завтрака стала бабуля собираться, да только сестры увидели – платьице летнее, лапти худые, котомка тощая – замерзнет бабка в дороге. Липа и говорит: «Куда ты пойдешь, зима на носу, оставайся, стакан молока и кусок хлеба в доме найдутся, не объешь, будешь нам вместо матери – мы с сестрой с детства сиротами росли – добрые люди нам помогли на ноги встать, вот мы им через тебя долг наш и вернём».


– Мама, почему ты промолчала, когда тетя приглашала нищенку остаться у нас на зиму, ты же старшая и твоё слово главное?

– Не всегда старший самый умный да мудрый. Рано мы с сестрой родителей лишились – такие были как вы с Толенькой. Подумай, как прожить двум десятилетним сироткам, если они уважать и доверять друг другу не будут. Я всегда в хозяйстве лучше разбиралась, а Липа – в людях. Вот у нас с детства и повелось: по хозяйству – моё слово главное, а в людских отношениях – Липино. Ты слышал, чтобы мы когда-нибудь ругались или спорили?

– Нет, мама, и это меня всегда удивляло. Часто я другую картину наблюдаю: ругаются, кричат, спорят, да ещё погаными словами друг друга обзывают. А у нас в семье хорошо – мир и лад.

– Видишь, ты сам понимаешь, что в миру да в ладу человеку лучше жить, а чтобы так было ты доложен и уступить, и промолчать, и гордыню свою смирить. Люби близкого тебе человека. Вот вы с Натолькой тоже ведь никогда не ссоритесь.

– Это потому, что я старший и он меня во всем слушается, - заулыбался Мишанька.

– А если перестанет слушаться, что делать будешь?

– Не знаю, – стал чесать голову Мишаня, – думаю до этого дело не дойдет, очень уж Натолька доверчивый да уступчивый. Он со всеми в деревне ладит, даже с дедом Митрием, которого все стороной стараются обходить, уж очень он злющий, да ругачий. А Натолька ничего, часто к нему ходит. И если честно, ведь дед Митрий, как Натолька с ним дружбу свёл, нам здорово по хозяйству стал помогать.

– Значит не такой уж и плохой человек дед Митрий – дела-то поважней слов будут.

– Выходит так, – согласился Мишаня.

На том разговор и закончился.


– Что-то я у вас загостилась, пора мне в дорогу. Спасибо вам за заботу и доброту, что приветили старую – хорошо мне с вами было. На прощание хочу вам подарочки сделать. Сестры, спрошу вас, что вы для своих сыновей желаете, только учтите, могу исполнить по одной просьбе. Давай, Фрося, начинай, что хочешь, чтобы с сыном твоим по жизни рядом шло?

–Деньги, – выпалила Фрося.

Мишаня заулыбался, закивал; заулыбалась и бабуля:

– Хорошо, будет жить богато твой сын, деньги у него всегда водиться будут.

– Ну а ты, Липа, чего для сына своего желаешь?

– Удачи.

– Что ж, дело хорошее. Натолька, удача надежный спутник по жизни. Ну а для вас, девоньки, я что-нибудь по дороге присмотрю, да с весточкой пришлю, когда получите подарочки, узнаете, что от меня.

На том и простились.


В семье Натольки Мишане стало по-детски хорошо. И решил он поговорить с братом о своем будущем.

Анатолий внимательно выслушал и сказал:

– С деньгами нужно уметь управляться, а с большими деньгами и подавно ухо востро держать надо. Деньги в помощь человеку дадены. А тебя золотой блеск очаровал, в плен взял и стал тобой управлять. Сделал тебя ленивым, неповоротливым, жадным, может быть, и завистливым.

– Что же мне делать, как дальше быть? Тошно мне стало жить на свете, а ведь тридцать лет всего.

– Вот и начни новую жизнь. Только во главу угла поставь не деньги, а любовь и дело. Приглядись вокруг, может, кто глянется, тогда женись, новый дом построй и попроси небеса, чтобы твою жизнь сопровождали любовь и радость. Тогда и любая невзгода человеку не страшна, очень многое преодолеть он становится способен. Ты раньше только брал, а теперь отдавать учись. Может, и жизнь твоя новыми красками заиграет.



«Старшая дочь Валентина»

Кроме квартиры в городе, был еще домик дяди, очень близко от моря, и Валя, как только появлялась возможность, наведывалась туда – утром солнце поднималось из воды, а опускалось за гору, и иногда звучал вопрос: что же ей больше нравится? Восходы и закаты очаровывали и манили одинаково сильно.

И еще были песни без слов: море тихо шептало что-то свое, малопонятное человеку, но это что-то касалось Валентины и начинало жить в ее голосе – мелодии выходили или тягуче-протяжные с низкими вибрациями, или быстрые, уносящиеся вдаль к горам и теряющиеся между их вершин, тогда голос становился выше, сочнее. И когда она пела, на зов-призыв песни приплывал дельфин – он тоже чувствовал эту музыку и начинал выписывать разные дельфиньи коленца. Когда же песня подходила к концу, они вдвоем с дельфином уплывали далеко в море, и она почти растворялась в водной стихии и превращалась в русалку, а от земной женщины почти ничего не оставалось, но она также знала, что друг-дельфин будет стоять на страже и не даст ей безвозвратно уйти в русалочье небытие, а, бережно доставив к берегу, подтолкнет на сушу, а сам уплывет в море, оставив только очень смутные воспоминания о таком вечере. Случалось такое раз в год – в канун дня рождения, и Валентина была благодарна морю за такие подарки.


Катя с детства любила вертеться перед зеркалом, примерять наряды, рассматривать свою фигуру и лицо. В тринадцать поняла, что очень хороша собой, и в душе радовалась, что пошла в отцову родню (мать была некрасива), и каждый раз, смотря на мать, удивлялась, как отец-красавец мог выбрать такую невзрачную жену. К сожалению, Катерина так никогда и не поняла, что любят не только за красивую внешность. Для нее же внешность была все. И, замечая взгляд отца, обращенный к жене, полный нежности и любви, в глубине души завидовала матери – отец на нее так никогда не смотрел. Но Катерина надеялась, что когда-нибудь он станет смотреть так и на нее. Но когда матери не стало, вся нежность и любовь были отданы старшей внучке, некрасивой Валентине, точной копии бабушки. Это очень злило и раздражало Катерину, она любила, чтобы все в доме «хороводились» вокруг нее, – ей очень нравилось ощущать себя в центре внимания. Все так и было – хороводы вокруг нее водили и муж, и дочери, и свекровь, и даже бабушка мужа, но ни отец, ни старшая дочь в этом никогда не участвовали, так же как и брат. Катерина сердилась, но ничего поделать не могла; еще у нее вызывала неприязнь отцова балалайка, которой (как она считала) он уделял гораздо больше внимания, чем собственной дочери.


Валентина же, смотря на красавицу мать, на младших сестер, на дедушку, на балалайку, замечая их различия, просто любила их всех и никого для себя не выделяла. Она, как бабушка, была душой семьи, хранила, оберегала и окутывала всех своей любовью и заботой – это ли не истинная красота?!



«Татьяна Александровна»

Егор Павлович в глазах дочери и Танечки педантичным аккуратистом никогда не был, а был очень нетребователен и в быту, и в еде, которую частенько сам и готовил. Обязательно раз месяц ходил в парикмахерскую и баню, по утрам делал зарядку, совершал долгие пешие прогулки по парку, а в выходные, забрав своих девочек и железного друга, возглавлял отдых на природе.

На похороны собралось много народа – и с работы, и из соседних домов, и только тогда девочки узнали, что в своей мастерской Егор Павлович возвращал к жизни разбитое, пожженное, искалеченное, вышедшее из употребления – давал старому новую жизнь, а на ожившее старое находил и владельца. Имея золотые руки и светлую душу, дед Егор своим трудом предлагал миру новый подход в отношении ставших ненужными вещей.

Девочки, проживая на одной территории с Егором Павловичем, считали само собой разумеющимся, что лампочки всегда горят, электроприборы безукоризненно работают, все, что нужно, крутится, вертится и приносит пользу. Когда деда Егора не стало, оказалось, что лампочки перегорают, а иногда и «взрываются», что пылесос надо чистить, у мясорубки точить нож, чинить стиральную машинку, холодильник и телевизор. Каждый раз сталкиваясь с этим, девочки вспоминали своего домашнего мастера, незаметно и без лишних слов делающего свою часть работы. Даже баба Ната охала и сокрушалась, как же ее девочка-швеюшка (так она называла свою швейную машинку) без Палыча сможет обойтись, – ведь всегда почистит, маслицем машинным смажет, строчку выверит.


Шли годы, и Татьяна начинала понимать, что время, действительно, – целитель душ. Та мгла, сотканная из потерь, которая окружала ее и лежала тяжелым грузом на сердце, начала постепенно рассеиваться: исчез постоянный комок в горле, который временами прорывался потоками слез (обычно по ночам); серые краски постепенно сменились ярким многоцветьем, сквозь которое стали просачиваться струйками и веселые мелодии, и шутки, и смех. Даже стрекот швейной машинки, который был верным помощником и всегда успокаивал, стал звучать не монотонно, а наполнился новым содержанием и силой обновления. Горе, постоянный спутник Татьяны, стало превращаться в легкую грусть, быстро уносимую ветром. Потом Татьяну начали переполнять радость и гордость – дочка делала успехи на поприще рисования, подружки дочери Валечка и Люсенька стали ее подружками-дочками. Радовал глаз и Рыжий, или весело снующий по дому, или мирно посапывающий на диване, – жизнь опять наполнилась теплом и уютом, обрела гармонию и потекла спокойно и размеренно, как Татьяне и хотелось.


… на участочке появилась мастерская-сарайчик с разными инструментами, и Рыжий, проявив мужскую солидарность, на одной из полок устроил себе лежбище, а заботливые руки сшили мягкую подстилочку. Кот посмотрел на хозяйку с укором: «Я, может быть, йогом надумал сделаться и спать на голых досках – как промежуточный этап перехода на гвозди». Но Татьяна улыбнулась, потрепала за ушком, поправила подстилку, и почему-то мысли об аскетической жизни быстро выветрились из головы Рыжего.



«Книга-дневник семьи Косокривовых»

У «старой бани» был один большой плюс – она располагалась в тенистом парке, и большой земельный участок перешел в мою собственность. Новая же была втиснута в городскую постройку.

Первым делом решил я обустроить парк и привлечь горожан: летом прохладительными напитками – холодным квасом, морсом; зимой – горячим сбитнем. Рюмочную со спиртным открывать не хотел. Сам я равнодушен к вину и пьянства у других не поощряю. Правда, стал подумывать о легком пиве, до которого одна моя родственница была большая охотница и варить его умела так, что гости к ней в праздники и будни стекались-слетались, как пчелы на мед. Закрыл глаза, и предстала передо мной Анна за стойкой буфета, в белом фартуке, лихо разливающая пенный напиток, и усмехнулся в усы – согласится ли родственница на такое коммерческое предложение? Но знал, что одному с такими объемами, как задумывал, не управиться – надо команду «единомышленников» собирать и с ними разворачиваться, и подумал – Анна свой человек, проверенный, жульничать и хитрить не станет, с нее и начну и надеюсь, что первый блин будет не комом.


Силыч засопел:

– Да есть одно дело, только не по душе оно мне.

– Зачем тогда начинал, проку от такого дела никакого. Дело в радости и любви начинают, тогда оно всю жизнь с человеком рука об руку идет, пользу и счастье приносит, – рассудила бабуля.

– Да назло брату начал. Он старший, любимый, статный, пригожий. А я – тощая жадная каланча. Ему отец дело оставил, а мне только немного деньжат подкинул, проговорив: «Ты имя мое унаследовал, оно лучше любого капитала, работай, и все у тебя будет. Когда тятеньки не стало, брат все к рукам и прибрал, женился, деток народил, а я горькие слезы зависти по ночам глотал, живя в его доме приживалом. Надоело мне это, напрягся я, набычился (иногда у меня это получается) и решил свое дело начать, да от брата отделиться и своим домом зажить; только моим планам ссора помешала. Приехала к нам тетка и денег привезла, да сказала – померяйтесь-ка, братья, силой, кто из вас сильнее окажется, тому и все деньги, мною привезенные, отойдут. Три задания дала, а я хоть худой был, но жилистый, да и в доме брата никогда на печи не сидел, все по дому делал, и вышло так, что победил я брата во всех трех состязаниях: и руки у меня оказались сильнее, и ноги быстрее, и глаз более меткий. Достала тетка приз, мною завоеванный, а когда засверкало в мешочке золото и драгоценные камни блеснули, тьма зависти накрыла моего брата, и стал он меня куском хлеба попрекать да настаивать, чтобы я десятилетнее проживание под его крышей оплатил. Не удержался я и швырнул ему в лицо горсть золотых монет и ушел, не простившись. Тетка же попрощалась с братом и за мной следом пошла и с горькой усмешкой сказала: «Отец ваш надеялся, что золото вас не поссорит, но, видно, ошибся он в своих сыновьях», – и уехала. Стала меня обида грызть, и задумал я брата по миру пустить. Построил баню, да цену ниже предложил. Народ ко мне и пошел. Здание построил трехэтажное, хотел наверху разместить кабак и интим-услуги, но с этим у меня почему-то дело застопорилось».

– Баня – дело чистое, а кабак с девками продажными – грязь одна, вот чистота бани и воспротивилась, – вставила свое веское слово бабуля.

– Теперь, когда я у вас пожил, Настасья Ниловна, лесом надышался, не хочу я назад возвращаться, тошно мне там, и от этого открывается во мне ненасытная утроба – и ем я день и ночь, и не хочу, а все равно остановиться не могу.

– Ну ладно, хватит о грустном, – успокоила Ниловна, – но с братом тебе помириться придется, а то всю жизнь с лишним весом маяться будешь. И крестник мой тебе в помощь послан. Это ведь он баню твоего брата купил и парк увеселений создал. Но все не знал, как к тебе подступиться. И вот вам мой сказ по этому вопросу. Пусть Игнат сходит к Агафону, брату твоему, и предложит ему деньги за «расходный материал», что в бане был оставлен, да должность управляющего посулит. Сообщит, что и баню его брата собирается выкупить, только вот денег не хватает, и уговорит Агафона в долю войти. А там, глядишь, и ты по весне, подлеченный лесом, вернешься, тогда и мировую чару по кругу пустить можно будет – за воссоединение семьи грех не выпить.


Дерзай, потомок! Ты должен стать умнее и мудрее своих предков, ведь жизнь идет вперед, и завтра обязано быть лучше, чем вчера!