Без кайфа нет лайфа

Едва ли открою секрет, что в технических ВУЗах со времён СССР есть военные кафедры, и мужская часть технического студенчества, годная к строевой подготовке, проходит курсы подготовки по одной из воинских специальностей в соответствии со своей специальностью учебной, после чего в последние каникулы на месяц едет в качестве курсантов в одну из воинских частей, где учится маршировать, спать на нарах, есть солдатские харчи без кундюбов и, наконец, принимает присягу, пополняя младший офицерский состав армии, избегая срочной службы.
Должен сказать, что этот месяц – время далеко не пропащее, а для многих – и полное приключений. Всё от харизмы зависит.
Отучившись в МЭИ незаметно промелькнувшие пять лет, я со товарищи был направлен перед «выходом на диплом» в часть, располагавшуюся в Литве близ Шилуте.
Замечательна часть была тем, что уже тогда, в семидесятые, со стороны местного населения хватало всяческих провокаций, вплоть до случаев открытого нападения на солдат с разными исходами. Да, иногда ребят и теряли. Но часть входила в систему обеспечения ПВО страны, в ней несли боевое дежурство мои родные С-300, поэтому провокации литовцев приходилось терпеть.
Там, в Шилуте, нас расположили в палаточном лагере, где мы спали на раскладушках в один этаж, что имело свои плюсы. Заслышав сигнал горниста, мы, за 45 секунд заправив койки и одевшись, выскакивали на построение. И основное время в процессе облачения в форму занимало… наматывание портянок на ноги, потому как неаккуратная намотка очень быстро приводила к мозолям или грибку между пальцами, моментально заводившемуся после долгой маршировки или бега в глухой кирзе. Благо, медный купорос последнюю проблему решал быстро.
Выскакиваешь из палатки – а на тебя сквозь косые лучи розового восхода летит мельчайшая морось, радостно освежая лицо. Ну, впрямь – туманы Британии! И настроение – бодрее некуда.
В столовой братва сразу разделилась на два взаимонепонимающих лагеря. Часть ребят, привыкшая к городским домашним харчам, чертыхалась на солдатское меню. После какой-нибудь гороховой или картофельной баланды, в которой при аппетите не было ничего страшного, подавали два вида гарнира, картошку или макароны. А в качестве основного блюда – шмат сала или рыбу. Сало было отменным, прибалтийский скот славился на всю страну, да вот беда, многие студенты не только сало, но и свинину любого вида – на дух не принимали. Поэтому мне доставались две, а то и три порции.
А рыба была моей самой любимой с детства северной навагой, которой я мог съесть столько, сколько дадут, – и пальчики облизать.
Половина нашего народа похудела, а я вот прибавил пару килограммов к своим 60-и, державшимся ещё со школьной поры. Такого веса я достигал только на первых курсах учёбы – набирая мышечную массу во время интенсивных легкоатлетических тренировок.
А занимался я по системе десятиборья, специализируясь на спринтерском беге и прыжках, потому как с детства имел к этому пристрастие.
На сборах физической нагрузки тоже хватало. И на турнике крутились, да не в спортивной форме, а в военной, и в футбол и волейбол играли со срочниками. Но тут уж допускалось в кеды или в кроссовки переобуться, если они у кого были.

Но это всё – ностальгическая преамбула.
Владимир Семёныч хорошо пел про это:
«Ты уймись, уймись, тоска, у меня в груди!
Это – только присказка, сказка – впереди…»

Мы не сидели в четырёх стенах – изредка выпадали и увольнительные за пределы части. Помню, как купался в ледяной воде Балтики на Куршской косе, рядом с сидящим на песке ржавым кораблём. Море было мелким, берег песчаным, сосны замыкали пейзаж. Собственно – всё.
Однажды нас послали в лес – таскать брёвна спиленных сосен на высоком берегу Немана.
Запомнились огромные виноградные улитки, которыми были усыпаны все кусты.
Я, родившийся под созвездием Рака, никуда не ездил без своего друга, спиннинга. И ребята ради любопытства отпустили меня с приятелем на полчаса к реке. На берегу мальчишка тщетно пытался что-нибудь выловить. Сделав два или три заброса, я вытянул небольшую щуку, которую отдал пацанёнку – и вернулся к работе. Поставил галочку на реке.
А потом нас, уж не знаю, из каких соображений, переправили в Калининград. В магазине мы искали шпроты, но нашли «Шпротный паштет», купили для разнообразия рациона – и поймали изжогу.
Как видите, приключения армейской жизни не соответствовали харизме, присущей нашему возрасту. Поэтому мы по ночам и в самоволку бегали, и на досуге искали дополнительных приключений.
Среди нас был парень из соседней группы, Александр, любивший пофантазировать в художественной графике. И одна из его фантазий изобрела такую картинку, мимо которой трудно было пронести взгляд.
На целом куске белого ватмана красовалась абракадабра, напоминающая четырёхногого октопуса, из растущих из центра рук и ног. А в самом центре, где у твари должен располагаться клюв, зияли ярко-красные напомаженные губы, зажимавшие дымящуюся папиросу. В промежутках между ступнями и ладонями пословно стояло:
«Без/кайфа/нет/лайфа!»
Мы посмеялись над забавным рисунком и прилепили его на стену между нарами (в Калининграде мы жили уже в кирпичном строении, где в тесных комнатушках к стенам были прикреплены нары).
Хоть какое разнообразие в казематах…

Но вот ведь какое дело!
Случилось так, что в нашу комнату в поисках «старшого» заглянул не кто-нибудь, а сам командир части, полковник Ратушев. А у командиров частей взгляд бывает чертовски внимательным. Мало ли что… Ответственность дюже велика. Случись что – не сносить погон, а то и головы.
И вот этот внимательный взгляд краешком зацепился за яркое белое пятно на зелёной стене, выделявшееся за нарами. В другой раз, может, всё бы и обошлось, – ну, мало ли, как развлекаются курсанты… В другой, но не в этот, потому что «старшого» в комнате не нашлось, а перед этим комчасти истоптал чуть не половину территории в его поисках, поскольку в назначенный час тот к нему не явился, а догадаться, что желудок без вести пропавшего дал слабину из-за того, что курсант по наивности сало молоком запил, полкан, потерявший свою наивность не один десяток лет назад, и предположить не мог.
Ну, слабовато у него было с телепатией.
В общем, не к настроению пришлась мазня, тем паче, что руконожный коловорот – вояке, всеми фибрами души справедливо ненавидевшему фашизм, напомнил не что-нибудь, а самую обыкновенную свастику.
–   Этто што такое!? – воскликнул полковник, – Кто эту гадость накарябал?!
Откнопив рисунок от стены, он аккуратно свернул его в трубку и унёс с собой, буркнув, не оборачиваясь, что «старшой», как появится, должен срочно явиться в его кабинет.
Буквально через три минуты в комнату вошёл наш бледный старшина. Наш рассказ румянца ему не прибавил.
Через четверть часа «старшой» ввалился в наш каземат – и плюхнулся пятой точкой на кровать.
–   Беда, – произнёс он тихо, – Полкан обещал рапорт декану подать. Сашке – хана.

Не слишком долго мы унывали.
Наутро решили всем скопом завалиться в кабинет комчасти после построения.
Сказано – сделано.

Едва прозвучала команда «Вольно!», мы направились в административный корпус.
По счастью, полковник был на месте – и нехотя впустил нас.
Мы наперебой начали оправдывать Сашку, но полкан стоял на своём насмерть.
Ему бы впустить одного, максимум двоих, но мы все уместились в тесном кабинете – и внимание командира рассеянно переходило с одного курсанта на другого.
Я стоял на два шага правее, у стола, поперёк примыкавшего к столу полковника. И тут я увидел, что рисунок, свёрнутый в трубку и перетянутый канцелярской резинкой, лежит на этом столе за часами, стоящими на столе командира.
Воспользовавшись моментом, когда взгляд комчасти был поглощён обращавшимся к нему старшиной, я оттянул снизу свою гимнастёрку – и незаметно затолкал в образовавшуюся щель злосчастную трубку. Как ни странно, никто не заметил моего манёвра.
Тут полковник, наконец, собрал волю в кулак – и приказал нам покинуть кабинет. Все с понурым видом, а я – особенно, медленно покинули помещение.
Через полсотни метров, убедившись, что мы находимся в недосягаемости командира, я оттопырил гимнастёрку – и достал рисунок.
Реакцию ребят, а особенно – Сашки, я не стану описывать. Слишком всё ясно.
Полковник, понимая, что мы не признаемся, больше о рисунке не вспоминал.
Вскоре мы приняли присягу – и счастливые, что месячная ссылка завершена, вернулись к своим пенатам и дипломам.

Вот и реализовался девиз горе-художника:
«Без кайфа – нет лайфа!»