Аптекарь

Великий пост - приятное время, время расцвета души. Конец объядению и начало разумного умеренного питания. Монахи - сословие постников. Для них пост как для альпиниста гора, с вершины которой открывается потрясающий вид - награда за труд восхождения.

Награда постнику - созерцание. Бонус для постящегося - состояние души, которое похоже на вечное блаженство. Если от вина бывает временное удовольствие, то от поста оно не оскудевающее, постоянное.
   
Об этом монах Серафим знал не от чтения книг. Пришел он к этому состоянию методом проб и ошибок. Были посты, которые он продержал только на воде. Были только на жидкостях: овощных бульонах, компотах, соках, чае, коже, квасе и т.п.  Побочные проблемы возникали как телесные, так и духовные. К телесным относится, как ни странно, запор и геморрой. К духовным раздражительность, наглость, тщеславие и царица страстей - гордость.

Телесные проблемы решились в процессе осмысления причин возникновения. Монах в день блиннообъядения – заговенья, пил слабительное - сульфат магния. Очищал, так сказать, свой «внутренний мир» и входил в пост на пустой живот. Духовные проблемы решались с помощью внимания за движениями души.
 
На третий день поста монах начинал заливать в бачок воду и пил её сколько хотел до окончания поста, делая перерывы на два - три дня, погружаясь в новые ощущения.

Приятные ощущения можно назвать эйфорией. При чем не усыпляющей, но бодрящей. Понижение удовольствия происходило вследствие приёма пищи, которого избежать не всегда удавалось. Вино существенно понижало планку блаженства, которое вроде бы и было, но уже ощущалось как нечто грубое и отягощающее.
 
Изучив логистику застолья, монах изобрёл алгоритм, который позволял ему оставаться на своём уровне, но при этом участвовать в совместной трапезе.
Главное не привлекать к себе внимания пустой тарелкой. Монах Серафим изображал бурную деятельность за столом. Он просил подать то, подать это. Тарелка, наполненная яствами, стояла перед ним как и у всех. Начинался иллюзион. В процессе застолья, содержимое рюмочки он сливал в другой стакан, делая вид, что запивает. Еду с тарелки монах аккуратно перекладывал обратно в соответствующую посуду. И снова подайте ему то и это. Ну, а чаёк пил с удовольствием.

В такие моменты никто его не мог перепить (это не о чае), а те, кто дерзал, попадали в другое измерение. Бывало так, что монах был в роли доставки на дом. Каково же было его удивление, когда он узнал, что тот, кого он довёл к дому и сдал жене, стал рассказывать, что было всё наоборот.

Однажды после такого застолья со светскими друзьями он откланялся и собрался идти на остановку. Друзья дружно вызвались его провожать. Самый старший из них не мог стоять на ногах. Другие двое взяли его под руки и волокли его за монахом.
- Я  самый страшный человек в этом городе, - не осознавая своего жалкого положения, громко провозглашал он на всю темную улицу.  - Я могу сделать очень много зла», - теряя сознание продолжал он.
 
От спиртного люди меняются кардинально. Однажды одному бизнесмену предложили обмыть полученный орден. В фужер для вина опустили почётный знак и залили его водкой. Парень был крепкий. Выпил весь бокал. Извлёк свой орден. Долго цеплял его к пиджаку. Пришлось ему помочь. Вид его поплыл. Он достал сигарету, закурил за столом и сказал:

- Гитару мне!

Принесли гитару.

- Белый снег, серый лёд, на растрескавшейся земле..., - запел он известный хит.
 
В такой же ситуации оказался консул. Обмыл свой орден. Держался молодцом. Никак не проявлялась в нем хмель. Лишь немного капнул на белую рубашку воды.

Приглашенный на банкет католический епископ очень много говорил, практически не умолкал. Предложили ему немного выпить коньяку. Он долго отказывался, утверждая, что вообще не пил никогда, но под натиском своих слушателей сдался.

До печати у него не получилось, но половину осилил. Замолк. Больше его не слышали. Новые ощущения изменяли его изнутри, и он смотрел внутрь себя, созерцая накатывающуюся хмельную волну.  Весь путь до машины отважно прошёл сам. Открывая заднюю дверь авто, немного покачнулся, но это не считается.

Однажды отец Серафим поехал сдавать сессию в Санкт-Петербург. Это было время поста. Монах был на воде более десяти дней. Всё шло хорошо, но ощущалась слабость. Решил он зайти в аптеку, прикупить себе какой-нибудь минеральной воды, чтобы укрепить сердце. В аптеке на полке красовались многочисленные бутылки с различными наименованиями. Описание напитков нечитаемым мелким шрифтом вынудили монаха обратиться к провизору.

- Посоветуйте мне пожалуйста что-то из этой воды для укрепления сердца, - усталым голосом донес он свою просьбу. – Я уже одиннадцать дней без еды.

- А что это вы тут хвалитесь, - возмутилась женщина в белом халате. – Нас батюшка учил поститься втайне и никому не рассказывать о своих подвигах, - надменно отчеканила она.

Увидев обескураженное лицо отца Серафима, она тут же прикрыла рот рукой, вспомнив, что она на работе, а не в храме.

- Простите, я же к вам как к специалисту обратился, а не как к христианке, - спокойным голосом сказал Серафим.

- Ох! И вы меня простите, что-то меня не туда понесло. Вот возьмите эту – мы все ее в пост пьем.

- Спаси Господи. Всего доброго вам, - уходя, откланялся священник.

Какая-то патологическая бесцеремонность присуща большинству завсегдатаев храма. Считается в порядке вещей прервать разговор священника ради получения благословения. Или приблизиться с тряпкой, протирая иконы, к исповедующемуся человеку. Или встать на входе в храм и не сдвигаться с места, мешая входящим. Или занять все дальние места в храме, чтобы новенькие прихожане стеснялись выйти вперед. А ведь все молятся, чтобы пришли в храм и дети и мужья, а места им не уступают. Караул! Спаси от вас, Господи!