Моль - глава 13

(Eyes Adrift - Pyramids)

- Если хочешь, зови меня, Философом... - перевел на Адама взгляд, тот самый мужчина мессианского вида. - Как ты поживаешь? Как работа?
- Да так… - Адам вяло протянул руку оппоненту. Отмытый и одетый в чистое, он всё равно сохранял какую-то неприкаянность бездомного, эдакого человека-перекати поле. - Всё одно лучше, чем на улице жить.
- Ха-ха… - Философ бросил кусок из пачки хлеба стае чаек, летавших над широкой рекой.
- Ну, и зачем?
- Что зачем? Влез, достал тебя из тюрьмы?
- Да нет…
- Про хлеб-то?.. Да так, есть причина. Да по той же причине… не парь мне мозг, ладно?
- Типа можешь передумать еще?
Философ скривил губы, одевая будто ритуальный атрибут черные очки:
- Ну, что ты вечно ударяешься в радикализм… понимаешь, я уяснил одну простую вещь, лучше творить благо, чем зло. Понимаешь?
- Ой, я тебя умоляю…
- Не умаляй. Я сам стараюсь умалиться… Помнишь, как в Библии?
- Ты сектант что ли?
- Да нет… - выдержав долгую паузу, человек снял очки и пристально глубоко посмотрел в глаза Адама. - Просто… есть аксиомы внутренней жизни. Вот и всё. Я их увидел. Ты - не знаю…
- Ну-ну, болтай… как мои учителя по математике.
- Ну, без математики ты бы не смог посчитать деньги, которые нужны тебе на пузырь или на что там… логично же?
- Слушай… - весь напрягся Адам. - Я жрать хотел. Умирал от голода, глядя, как эти мрази ходят довольные…
- Они все тебе-е-е... ничего не должны-ы-ы-ы, - насмешливо пропел Философ, запихивая в рот сигарету, и чиркая спичками. - Понимаешь?
- Никто никому не должен. Согласен.
- Значит понимаешь… я не хочу говорить долго и нудно. Бессмысленно кого-то в чем-то винить… это относительно тихий город, я не знаю, как в твоих местах там принято. Но дело даже не в этом… зло разрушительно, оно разрушает нас изнутри, я это прочувствовал. Это не пустые слова, поверь.
Адам промолчал, но поверил. Солнце скрылось за темными облаками и пальцы сразу ощутили холод бетонного ограждения.
- Вот… - Философ выпустил густые клубы дыма в безветренный воздух. - Люблю смотреть на дым.
- Ты всегда так темы меняешь?
- Если бы ты переторчал с моё… ты б понял. Но что толку. У меня глаз алмаз, я сразу увидел, что ты чист от всего этого. Но у людей разные наркотики. Понимаешь?
- Не знаю. Тебе виднее…
- Твой наркотик это разрушение. И тебе стоит соскочить… иначе беда.
- Да что ты говоришь.
- Я знаю, что говорю, как писал Магомет...
- Не надо про это… я верю только в себя.
- А в меня?
- Да и в тебя… если тебе от этого сколь угодно легче, - хохотнул Адам.
- Пойми… я не хочу тебе ничего доказывать. Просто если уж без разницы тебе, во что верить, то делай благое, а не всякую дрянь, хотя бы чувствовать себя будешь лучше, как минимум. А может быть и к чему-то большему придешь... Будда вот… хотя нет, Будде было на всё такое по барабану. Не убедительно?
- Я не хочу об этом говорить.
- Ну, если угодно… - Философ достал вторую сигарету, что делал крайне редко, так как не любил курить по две подряд. Это значило, что он вышел из привычной зоны комфорта - Я делал массу злых вещей. Масштабно злых… понимаешь? Такими связями не обрастают просто так, если не догадываешься…
- Думал сначала, ты какой-то музыкант известный или типа того.
- Угу… та еще музыка. Слушай... думаю, нам стоит обойтись без подробностей.
- А сейчас?
- А сейчас… сейчас уже теперь, - засмеялся Философ.
- Загадками всё говоришь… ну, не отвечай, если не хочешь.
- У меня всё хорошо сейчас. Я не имею проблем с законом, не имею дела напрямую с какой-либо грязью. Ну, по крайней мере напрямую… Понимаешь? Но у меня остались связи. Связи и бесконечный отпуск.
- Не думал, что так бывает.
- Мне выпал счастливый билет… я правда для этого кое-кого убил, но, яичницу, как говорится, не разбив яиц, не приготовить.
- М… а еще морали меня учить пытаешься.
- Так дело не во мне. Мы из разных миров. Те, кого я убил, не своими, конечно, руками… они знали, на что идут. Они, знаешь, как самураи, у которых всегда заготовлен коротенький меч на случай ритуала сепукку.
- Как?
- Живот себе вспарывают когда… ну, не суть. Ты ведь пойми. И я, и те люди, мы играли по одним правилам. Выживал сильнейший. И я это понимал, и они это понимали… что тут не ясного?
- Понимаю. Прекрасно это понимаю.
- Ну-ну… - кивнул Философ, выплевывая окурок в черную воду, опять надевая очки на глаза, будто самоизолируясь от всего мира. - Только вот я в один какой-то прекрасный момент усомнился, что всё должно быть так, понимаешь? Я взвесил свою жизнь. Или… будто кто-то мне нашептал. Как в Библии, помнишь? Бог сказал этому… Валтасару, вроде, что он взвешен на весах и найден очень легким… Легким в плохом смысле этого слова. Т.е. дела мои тяжкие, а благого я не сделал ничего. И… я не знаю, конечно, есть ли по ту сторону весы или Тот, Кто взвешивает всё, но я ощутил свою легкость. Прикинь… и я начал что-то менять.
- Да уж…
- Ощущал, что-то подобное?
- Было дело.
- Не сомневаюсь, - улыбнулся Философ, похлопав Адама по плечу. - Иначе… я бы сейчас не стоял с тобой здесь.
- Скажи, Философ, - произнес негромко Адам. - Ты веришь в Бога?
- Ну… - пожал плечами тот. - Ты знаешь… Я много прочел за жизнь. Библия - самая мудрая книга, которую я читал. Не, всё я там понимаю, конечно, и далеко не во всё верю.  Но Библия - это вышка!..
- Ты не ответил…
- Честно? Я не знаю.   
- А я верю.
- Что ж… ты молодец.
- Но я Ему не верю.
- Ну, это твоё право. Верить или нет.
- Он, как наш смотрящий там, знаешь… который был в той моей камере. Он вроде есть, но он особо ничего не делает и от него мало что зависит. Понимаешь?
- Понимаю, но не соглашусь…
- Почему?
Философ, опустил взгляд сквозь черные стекла на воду и будто испугался чего-то незримого:
- Потому, парень… лучше вообще не верить, чем верить, так, как ты говоришь.
- Ну… тебе виднее.
- Да. Виднее… Если Бог есть, я очень хотел бы его встретить. Очень…
- Зачем?
- Как зачем… Он сделал бы меня свободным.
- Ты вполне свободным выглядишь.
- Ха… ты ничего не знаешь о свободе. Прости, но ничего...
- Как скажешь.
- Скажи… если, конечно, это не тайна. Что случилось с тобой? - спросил Философ, указывая на шрамы на лице.
- Ха… - мотнул головой Адам, усмехнувшись. - Все мы имеем право на тайну, разве нет?
- Справедливо… прости, что спросил.



(Seasons - Marine Snow)

Они стояли на мосту, глядя, как по черной воде ползет паром. Продолжало холодать, края реки покрылись льдом, и крупные хлопья снега уже закружились в воздухе, создавая ощущение чего-то предпраздничного.
- Кто бы мог подумать. Всего час с небольшим – и вот мы уже в приличном городе, - он стоял за спиной Рокси, то и дело, передавая ей свою сигарету, вдыхая запах духов от её вязаной шапки, сдвинутой на затылок.
- Ты очень много куришь, тебе не говорили?
- Не спорю. Долгое время это было единственным утешением.
- Удивляюсь, как ты еще не начал спиваться в одиночестве.
- Изоляция – вещь привычная, а напиваться просто не люблю… по малолетству только.
- И не зависал не на чем никогда?
- К наркотикам отвращение после всех этих лечебок… да и видел к чему люди приходили, как сгорали. Но не в этом дело, наверное… я как-то не особо стремился чего-то опасного избежать, не трясся сильно за свою жизнь, просто временами будто кто-то меня берег что ли, останавливал, как слепого поводырь.
- Ты же слышал об ангелах-хранителях?
- Конечно.
- Ну, так.
- Да, всё может быть. А ты? Употребляла?
- Не особо… баловалась травой и прочей мелочью, но моя жизнь улучшилась ненадолго, чтоб... - усмехается Роксана. – Втянуться.
- Трава меня, вообще, не берет. Сколько ни курил…
- Тебе тут нравится, значит?
- Да, неплохо… но я не знаю, что бы здесь делал. Да и слабо представляю свою жизнь тут.
- Куда мы поедем в итоге? Мы же уедем?
- Обязательно… я не рассказывал, вчера кто-то размалевал дверь.
- Не рассказывал.
- Всякую чушь: оскорбления, угрозы и тому подобное. Собачьей кровью писали – добрые горожане дают мне три дня. Нам хватит, но до упора я время тратить здесь не собираюсь.
- Как ты понял, что именно собачья?
- Освежованную тушу повесили на заднем дворе.
- Боже…
- Угу. Я закопал уже… а по поводу места. Священник, говорил о каком-то запустевшем поселении. В любом случае у меня нет на примете ничего лучше, а ему я почему-то верю. Надеюсь, что не зря.
- Не зря. Я тоже ему доверяю. Он мудрый человек и, на самом деле, жутко добрый. А помимо прочего он несчастен, как и мы. Его все оставили, а он всё равно всех жалеет.
- Выглядит не таким уж несчастным… но знает, что такое боль, знает. Хорошо знает, это видно. Умеет быть один. Мы тоже чем-то с ним похожи, наверное. Он из той исключительной породы людей, рядом с которыми я чувствую себя говном, но мне хочется оставаться и слушать их. Очень хочет с нами.
- А ты что?
- Не против, конечно.
- И чудесно.
Оба умолкли. Пар изо рта мешался с табачным дымом. Адам положил свои ладони на её пальцы, унизанные серебряными кольцами, и Рокси привалилась к нему спиной:
- О чем думаешь сейчас? Только не говори, что ни о чем…
- Красивые пальцы и ногти гладкие такие.
- Это просто прозрачный лак, - улыбается она, глядя на него через плечо и почти сразу отворачивается обратно. – Знаешь… ты почему-то умеешь меня зацепить всего парой слов. Это не постоянно, конечно… но поверь это ценнее, чем пышные надуманные фразы. По крайней мере, для меня.
- Тебе их, наверное, часто говорили.
- Нередко… но им верить не хочется. Сам догадываешься, что мне уделяли немало внимания. Кто-то наверняка был искренен, но что толку, когда самой никто не нужен. Мне до сих пор кажется лучшим пройти заново через всё это, чем связать свою жизнь с кем-то вот так вот – ради решения всех проблем, ну, понимаешь… глупо, может, звучит и дико. В противном случае, конечно, могла бы выйти замуж вполне удачно.
- Так рано?
- Если ради того, чтобы ни в чем не нуждаться, какая разница когда?..
- Никакой, наверное.
- Когда я пришла к тебе, помнишь, ты сказал мне, что я бы осталась с каждым, кто был бы со мной добр… или как-то так.
- Обидно было?
- Обидно… Это ведь по сути тоже проституция, разве нет?
- Тебе сейчас будто за тридцать.
- Почему?
- Не знаю.    
- Хорошо ли это?.. Тридцать слишком много для меня, – Роксана повернулась лицом, прижимается к его рту губами, обхватив шею руками. Кольцо в её ноздре слегка царапает щеку Адама. – Ты всё еще думаешь, что я с тобой в надежде на благополучие, на защищенность?.. посмотри – твой мир трещит по швам и… сам ты тоже весь расшатанный какой-то. Я… я так бы хотела сама защитить тебя от всего это.
- От чего же? – тихо спросил Адам, уткнувшись в её волосы. Они стояли на мосту, крепко обнявшись, будто опасаясь, что нарастающий ветер может их разлучить.
- От самого себя хотя бы… - сдавленно, будто готовясь заплакать, отвечала Рокси.
- Это верно подмечено. Знаешь, - внезапно оживился он, подняв глаза к небу. – Мне почему-то в кое-то веки кажется, что всё будет хорошо. Что всё решится чуть раньше или позднее, но довольно скоро.
- А ты умеешь улыбаться оказывается, - она провела пальцем по его губам. – Не ухмыляться, а именно улыбаться.
- Место, где мы живем, наверное, тоже было когда-то таким, как это. Неужели и тут всё запустеет, заглохнет…
Довольно яркий свет осветил город, придавая ему цвет и делая четче очертания.
- Солнце появилось, ты смотри, - заметила Рокси. – Да уж… эдакий город, где не происходит ничего дурного. Место, где хорошо экранизировать рождественские сказки. Живи мы здесь, конечно, всё это распалось бы и пропало очарование.
- Везде живут не святые люди. Конечно, пропало бы… да и стоит ли искать такое место, где не будет печали?
- Нет, конечно… но тут красиво. Тени ложатся так, прямо-таки с какой-то картины.
- Я не рисовал никогда пейзажей… вообще не рисовал почти ничего реалистичного.
- Ты мне не показывал ничего из своих картин. Совсем.
- Что может рисовать человек торчавший столько в дурке?
- Хм… да что угодно? Это еще ни о чем не говорит.
- Мое творчество во многом и подтолкнуло родителей на то, чтобы лечить меня активней, если можно так выразиться. Вообще, знаешь, довольно мучительно, когда тебя закрывают в палату, потом выпускают обратно в большой мир, чтоб понаблюдать за тобой, затем опять упекают. И так несколько раз. И вот живешь страхом и ожиданием. Страхом вернуться в сумасшедший дом, страхом, что останешься там навсегда.
- И ожиданием, что тебе дадут еще шанс?
- Не было там никаких шансов, если разобраться… но, да, живешь, рассчитывая на некую призрачную возможность.
- Когда тебя последний раз закрывали?
- Лет в 15. Продержали чуть ли не девять месяцев. Одна из худших отсидок, как я их называю. Это, по сути, и было заключение… ты никогда не убегала из своего приюта?
- Куда бы я побежала?
- Мне тоже, по сути, некуда было бежать. Но я убегал в начале, когда режим содержания был помягче. В фильме «Побег из Шоушенка» герой выбирается на свободу из пожизненного заключения и чувствует себя на вершине мира. Я могу его понять. За это чувство свободы, когда ты, наконец, добираешься до своего берега, до своей стороны, пусть оно длится не долго, но многое можно отдать… и однажды, знаешь, я ощутил себя действительно свободным. Я бежал вдоль шоссе, пока не устал совсем и перешел на шаг, но потом и идти устал. Была глубокая ночь, ни единой машины не проезжало мимо, и вот я подошел к мосту и лег на асфальт. Хорошо, что было лето, и небо казалось чище обычного. Все в звездах. Я лежал на спине и будто не было ни времени, ни пространства, и я не был маленьким беглецом, которого скоро вернут назад. И даже моя непонятная даже мне самому ярость временами захватывающая меня ушла куда-то далеко-далеко, меня можно было, наверное резать живьем… так странно. В эти моменты, хочется умереть, чтоб они длились всегда.
- На самом деле ты очень беспомощный, - провела Роксана по его щеке ладонью. – Господи, какой же ты беспомощный… и ты опять не бреешься.
- Побреюсь. Обещаю.
- Я должна попросить тебя о чем-то… только сразу попрошу тебя не сердиться. Прости своего отца. Он больше всего на свете хочет, чтоб ты его простил.
- Отец умер, - спокойно произнес Адам и опускает взгляд вниз к воде, опершись на ограждение обоими локтями.
- Как? Тебе позвонили?..
- Да, пока ты спала дома еще... да и я до звонка почувствовал незадолго, проснулся, между нами всегда была некоторая метафизическая связь…
- А похороны?
- Зачем? Он хотел, чтоб его кремировали… так что, просто прийти посмотреть на горстку пепла или на урну… не вижу смысла. Может, это тебе кажется грубым, но что делать.
- Скажи, ты плачешь хотя бы когда-нибудь?
- Редко… очень, редко. Но могу сказать точно, что главное уметь делать это так, чтобы никто не видел. Слезы иногда приносят облегчение. Я не считаю себя сильным уже давно, мне повезло – я могу их себе позволить порой.
- Жаль, что так всё вышло… он, наверняка, хотел бы с тобой попрощаться. Теперь-то ты его простишь?
- Уже простил, - отвечал он, выпуская дым от очередной сигареты, оглядываясь на Рокси. – Почему так легко прощать покойников? Может быть, потому что игра окончена – он уже не предаст и ты не сможешь предать его. Всё земное между вами сводится к памяти о прошлом, что-то вроде архива старых бумаг и фото, который просто дань воспоминаниям, не будет ничего нового.
- Но есть прощение, раскаяние со стороны того, кто остается жить. Я не думаю, что покойным всё равно…
- Не знаю.
- Хорошо, что ты простил… я вот до сих пор не могу.
- Кого?
- Смотри, - Роксана вынула из-за ворота кулон из двух створок, в каждой маленькое фото: в одной её собственное, но гораздо младше, чем сейчас, в другой – какой-то девушки, стриженой под мальчика, её ровесницы. – Видишь? Она была моей единственной близкой подругой, сколько себя помню.
- В том приюте вы были вместе? – Адам бережно принял эту ценную безделушку в свои руки. Это не было даже серебро.
- Да. Когда нас отправили на все четыре стороны, я предложила ей держаться вместе. Мы были, как сестры там, знаешь… но она предпочла уехать далеко, у нее были свои планы, обещала писать, звонить, приехать при первой возможности и прочее, что обычно обещают. Хотелось верить, хотелось… но быстро стали сокращаться звонки и письма. Она просила денег в долг, я отсылала ей. Ну, много ли я могла послать? Потом совсем потерялась связь. В итоге я сорвалась и приехала в её город. Живой я её уже не застала. Так и не выяснила, чем она толком занималась, где жила…
- Убили?
- Передозировка, вроде как. Врала она мне в письмах от начала до конца, это и так понятно. Но я её всё равно люблю. Вспоминаю часто, молюсь. Ей это нужно, я знаю… и в номер мотеля вернулась-то главным образом, чтоб забрать это. Кроме её маленького фото ничего не осталось. 
- Оно того стоило, я думаю, - Адам осторожно закрывает две тонкие створки и возвращает кулон под одежду. - Мне тоже горько о тех, кого я не смог сберечь.
- Кого?
- Знаешь, - вздохнул Адам. - Я никогда не говорил, но одна девочка давным-давно, еще в старших классах интересовалась мной… симпатичная, но больная немного на голову, хотя и из нормальной семьи. Тогда еще в нашем городе были нормальные семьи... Она выдавала это за какие-то чувства, любовь, но, как мне казалось всегда, это просто отчасти повод позлить своих родных и отчасти пощекотать себе нервы с таким персонажем, как я.
- О, так часто бывает, да, - усмехнулась Рокси.
- Да нет… “плохих ребят” девочки поумнее или которым есть, что терять, обходят стороной… но я не о том. Те парни, с которыми я катался вместе - она, так уж случилось, попала к нам… то есть к ним.
- Они прямо при тебе её убили?..
- Ну, а ты как думаешь?.. у меня к ней не было чувств, но все равно - это стало последней каплей, чтоб я пошел с повинной, чтоб я всё рассказал, как было. Понимаю, что я должен был там же на месте вступится за нее, теперь точно уж понимаю…
- Главное, что понимаешь хотя бы сейчас.
- Она и в машину дерзнула сесть только потому, что я сидел за рулем. Понимаешь? Она была уверена, что, если рядом я, то всё будет нормально, всё превратится в шутку. Но нет…  можно было крикнуть ей, что надо бежать, бежать со всех ног. Но я струсил, смалодушничал.
- Адам... - Рокси смотрела на него с большой нежностью. - Как сказал, отец Иоанн, на каждый грех есть все покрывающее милосердие Божие.
- Да… только до него еще нужно дотянуться.
- Адам, мы оба кучу всего натворили… но у тебя теперь есть я и я верю, что ты сделаешь всё, чтоб защитить меня.
- Да уж. Я даже знаю, от кого...
- Ты же патологически заботливый папаша!.. Ты посмотри. Как ты умудрился отмыть их? – резко меняет тему она, глядя на свои сапоги.
- Грязь.. как и кровь, не так уж тяжело отмыть. Тем более с гладких поверхностей.




(Limp Bizkit – Down Another Day)

Среди редких людей, проходивших по мосту, Роксана заметила некоего человека - в нескольких метрах от них остановился высокий араб в синем костюме.
- Это что за тип? – напрягается Адам.
- Вадид?! – радостно крикнула она. – Здравствуй!
Араб поднял обе руки в приветствии, расплывшись в улыбке, и медленно подошел к ним.
- Познакомься. Это Вадид – был вышибалой в том заведении, где я танцевала…
Адам вяло протянул руку арабу, тот дружелюбно, но внимательно рассматривал его.
- Приветствую тебя, приветствую… ну, что? Дела наладились?
- Да, вроде… Вадид был единственным человеком, который поддержал меня, кто поверил, что я не виновата. Он и до этого постоянно за мной наблюдал, чтоб ко мне не приставали.
- Красиво смотритесь вместе, жалею, что нарушил идиллию. Это ведь твой мужчина, как я понял?
- Адам заботиться обо мне, терпит меня, защищал не раз… он меня и вытащил из всего этого.
- Рад… я рад. Береги её, Адам. Сколько мужиков вокруг нее вилось там! На колени вставали! И я не удивлен… ты бы видел, как она танцевала. Самая молодая и самая лучшая.
- Хватит… пожалуйста - с брезгливой усталостью перебила она араба . – Я очень не люблю это вспоминать.
- О… ну, прости тогда.
- Твои как?
- Маме лучше, вроде. Братья тоже неплохо. Средний тоже пойдет скоро работать – будет полегче.
- Ты всё там же?
- Нет. Место прикрыли, хозяин же мертв. Не слышала что ли?
- Да?!. Не… не интересовалась как-то, но не удивлена почему-то…
- Знаешь сама, как такие люди заканчивают. По-моему, зарубили топором… вот ведь забавно как, да? Ну, а я побегу. Удачи вам, удачи.
- Прощай.
- Но, когда я видел её танцующей там, Адам… даже жалел порой, что я голубой, - быстро проговорил араб напоследок, стрельнув глазами по сторонам, и тут же почтенно поклонился. – Ну, всё! Всё… ухожу.
- Да уж… и тут лица из прошлой жизни. Неожиданно прям таки…
- Прекрасно, - покачал головой Адам, глядя вслед бодро удаляющейся фигуре, брезгливо вытирая пожатую им руку о штаны. – Голубой вышибала-араб из стриптиз-бара.
- Как ни крути, но он относился ко мне по-человечески. Искренне желал мне добра. Знаешь, иной раз одно доброе слово одного человека дает силы жить дальше.
- Да… тут ты права. Мне тоже как-то раз протянули руку. Протянули просто так и помогли встать, и ничего не просили взамен. Когда меня посадили за бродяжничество в том городе, один человек освободил меня, работу помог найти, угол… да и потом не раз был любезен.
- Ты столько не рассказываешь о себе!
- Так ли это важно? Я же просто забочусь о тебе…
- Ты о чем?
- Ты же сама сказала этому своему вышибале, когда он спросил обо мне, - спокойно, но с искренней горечью ответил Адам.
- Да что за бред! – она впилась в его одежду обеими руками.
- Стыдишься меня?
- Адам?.. – вздохнула Роксана. – Адам, я… я люблю тебя. Понимаешь? Не хочешь – не верь мне, но…
- Ладно. Проехали…
- Ха!.. и это всё, что ты можешь сказать?
Адам молча взял её за пальцы, уводя с моста. Уводя вниз, где зажигаются витрины и фонари, знаменуя наступающий вечер.
- Странное дело. Я должен быть рад, счастлив по идее… а я теряюсь, боюсь чего-то.
- Но чего? – останавилась Рокси, вопросительно глядя ему в лицо. – Скажи мне, чего?
- Да многого… хотя бы даже обычной привязанности.
- Не поздно ли? – спросила она насмешливо.
- И то верно.
- Я не оставлю тебя, слышишь? Тем более, что я обещала твоему отцу…
- Даже так?
- Да… пойдем быстрее.
- Что еще он тебе сказал?
- Что он мог бы успеть сказать за минуту?.. Он очень сожалеет о том, как поступал с тобой.
- По сути, мы с ним в расчете. Я тоже ему досадил неслабо… уже рассказывал.
- Разве уместны счеты? Ты сам говорил… давай зайдем куда-нибудь. Кофе хочется или чего-нибудь такого. Замерзла просто.
- Как скажешь.
- Ты всё мрачнеешь… я уже жалею, что мы его сегодня встретили.
Дверь открылась. Дверь типичного чистенького бара в старом духе, с красными диванами друг напротив друга, неоновыми вывесками и шахматным полом. Усевшись у окна, оба замолчали. Такое чувство, что тишина становилась всё тяжелее с каждым ударом сердца.
- Не отдаляйся только, - тихо попросила Рокси, глядя в свою чашку.
- …постараюсь. Я, правда, постараюсь… пойми, мы никогда не говорили всерьез об этом, но ты и сама понимаешь ведь по сути, что я одержимый… не знаю, как это лучше называть. Хотя я всегда нащупывал что-то такое в себе... Но не думал об этом всерьез, боялся, наверное.
- Даже не знаю, что и сказать.
- Да… наши демоны не любят быть обнаруженными.
- Давай просто не будем сейчас об этом?.. Я вот сижу и сколько ни смотрю, не могу понять, что у них происходит, - кивнула она на телевизор, висящий под потолком.
- Умеешь ты всё-таки менять тему… Это арт-хаус.
- Чего?
- Такой жанр в кино… ты не собираешься спать сегодня?
- В смысле?
- Ну, который кофе уже пьешь…
- Не беспокойся… - усмехнулась Рокси, меняя тему. - Они уже давно болтают там, на экране, и ничего не происходит. Хоть бы звук был.
- Да. Тут весь смысл как раз в словах.
- Как в жизни?
- М… да нет. Смысл жизни – вещь слишком неоднозначная… Я был в разных городах и наблюдал за жизнью, за тем, что творится вокруг. Самодовольные и заочно перепуганные люди, перепуганные из-за собственного помешательства на защищенности. Девиз обывателей всех времен: «Только бы ничего не случилось!» Все их молитвы, если они молятся, уверен, только об этом. А если этого нет?.. нет убаюкивающей, как теплое болото, стабильности? То и на что им Бог, верно? Богатые и не очень, но отчего зараженные таким сытым хамством и равнодушием… что ненависть переполняла временами. И даже малые дети перенимали это… да, правда, очарование этого города пропадет, поселись здесь. И здесь всё так же, везде всё так же. А изнанка страшна, ох, страшна… Изнанка – это и есть мой родной город. Город с рухнувшими декорациями. И я тот, кто застал их падение… Что ж. Так тому и быть. Скажи вот лучше мне, зачем молиться, если Он и так знает, что тебе нужно?
- Ну… зачем вообще говорить с тем, кого любишь? – произнесла Рокси, немного помедлив. – Может, потому что тому, кто Его любит хочется к Нему обращаться, потому, что хорошо быть с тем, кого любишь… разве все может сводиться до одних просьб?.. Да и просьбы – мы просим и вспоминаем, что зависим от Него, что мы всего лишь дети…
-  Я всё равно не обращаюсь к Нему. Как будто смущаюсь чего-то или не вижу смысла… просто не знаю, что говорить и о чем просить. Жаль, что то восприятие ушло… когда я разминулся с пулей,  всё стало глубже… таким глубоким, осмысленным. Чудесное ощущение, было.
- Говорить к Нему часто непросто, как непросто быть искренним. Я уже говорила, что была бы еще хуже… хотя успела напускать в свою душу такого, что… вытравить не знаю как. Видишь, и во мне веры мало. К тому же, я часто бываю грубой.
- Да. Я уже успел побывать и гондоном, и козлиной, и кем еще?.. – спрашивает Адам, усмехаясь.
- Да ладно тебе, - просила Роксана, кладя ладонь на его руку. – Знаешь… незадолго до того, как мы встретились, я натолкнулась на мысль, что самое подлое в проституции то, что довольно незаметно для себя привыкаешь к своему положению. Ужасно понимать, что тебя всё меньше коробит быть кем-то использованной… ты не понимаешь, что вырвал меня из этого за один вечер, за какие-то пару часов. И, когда эти двое полезли ко мне, я просто послала их, может быть, защитится я и не смогла, но я хотела себя защищать. Мне в тот вечер снова стало не всё равно.
- Да? Я очень хотел донести это до нее… прости, помню, ты не любишь, когда я о ней вспоминаю.
- Да ничего. Это глупо – ревновать, тем более к мертвой.
- У меня ничего к ней не осталось. Ничего, кроме разочарования… я много думаю об этих смертях. В последние дни я и, правда, стал ощущать их тяжесть.
- Раскаяние?
- Не знаю. Только чувствую, что этого не должно было быть. Всё должно было быть по-другому, не знаю, как именно, но по-другому. Но, если я сделал что-то, что придало тебе сил – это радует… вопрос, надолго ли.
- Надеюсь, навсегда.
- Что ж… отрадно знать, что способен на что-то благое.
- Конечно, способен.
- Интересно, встреть ты меня, когда я был в твоем возрасте, что бы ты подумала.
- Не знаю даже, - засмеялась она. – Судя по твоим рассказам, вряд ли бы ты мне понравился, если об этом речь. Мне такие типажи никогда не нравились… может, брезгливая жалость была бы,  или  какой-то просто человеческий интерес, а там, кто знает. Ты необычный человек – этого не отнять. Ну, а ты?
- Вполне, возможно, был бы от тебя без ума, но вел себя нарочито грубо. Так иногда бывает. Если бы, вообще, рискнул говорить с тобой.
- Интересно.
- Да не очень. Шрамы тогда были заметнее, сейчас они побледнели, сгладились хоть как-то.
- Я хочу увидеть твои рисунки, твои фото… хочу больше узнать тебя.
- Хорошо… я покажу, только вряд ли это поможет. И вряд ли тебя обрадует то, что ты увидишь.
Глуповато улыбающийся парень в переднике, застыв, держал кофейник и пялился на них.
- Ты чего там?.. - сурово спросил Адам, глядя через плечо.
- Простите… - парень, будто придя в себя, сделал несколько длинных шагов к их столу, на ходу выдавливая из себя слова. Вблизи он оказывается куда старше, чем казалась. - Просто… никогда не видел, чтоб папа с дочкой так мило общались.
Воцарилась пауза и по глазам девушки, официант понял, что сказал лишнее.
- Она… мне... не дочь, - медленно процедил слова Адам, не поднимая глаз, не поворачиваясь. - Понятно?.. Счет принеси.