Симфония

СИМФОНИЯ (рассказ)

Прикосновения его трепетных рук взывали к откровению, пробуждая, подразнивая, распаляя слух, проникали в душу, заставляя сердце звучать, любить и неистовствовать, отдаваясь всем своим существом, без остатка, его безмерному таланту и божественному совершенству великой симфонии... Яркие, решительные и властные жесты сменялись нежными и чуткими, едва различимыми штрихами.

На старенькой сцене провинциальной филармонии блистала «героическая» ми-бемоль мажор Людвига Ван Бетховена.

Небольшой концертный зал был заполнен до отказа. В уютном партере разместилась служилая знать, почетные пенсионеры и городские старожилы, – культурная элита, неизменные ценители прекрасного, завсегдатаи юбилейных вечеров и театральных премьер. Несколько рядов крохотного амфитеатра заблаговременно выкупили целыми семьями состоятельные горожане. Всем остальным обывателям пришлось тесниться на балконах. Случайным «командировочным» повезло чуть больше – их рассадили в проходе на приставных стульях. Творческая молодежь, воодушевленная гастролями одного из самых известных московских камерных оркестров, обзаведясь по знакомству контрамарками, была готова слушать стоя, скромно подпирая потертые, не знавшие капитального ремонта стены. Слабые ногами студенты ютились на ступенях, а самые несчастные из них толпились в душных дверных проёмах, не имея возможности пройти внутрь священной залы.

Каскадами ликующих валторн (торжественных и сильных, но вдруг уступчивых и покладистых пред натиском стремительных и искрящихся скрипичных стаккато) сияло пространство под старинными деревянными сводами, дышало и наполнялось напевами нежных флейт, гобоя и кларнетов – бесплотных и небесных, легких и игривых, точно весенний вальс пробудившейся природы…

- Стоп! Снято! Всем большое спасибо, смена окончена! – резко надсадным тенором прокричал молоденький режиссер с гладко выбритой головой и в модных очках с толстой цветной оправой, силясь заглушить многочисленные инструменты осипшим за долгий съемочный день голосом. – Роман Витальевич, дорогой! – обратился он тут же к дирижёру, едва дождавшись пока утихнут непродолжительные аплодисменты массовки, - праздники Вы отдыхайте, а уж со среды мы продолжим во втором павильоне с тринадцатой сцены.

- С тринадцатой.., - растерянно повторил Роман Витальевич Подбельский, в суматохе подбирая из-под дирижерского пюпитра перепутанные странички сценария, некстати выскользнувшего из рук и распавшегося на множество разлетевшихся листков.

 – Это эпизод с портретом жены! - с ухмылкой, как показалось, уточнила строгая девушка – вездесущая помощница лысого режиссера.

- Я помню, - неприветливо буркнул в ответ «маэстро» и с досадой посмотрел сначала на язвительную помощницу, потом на режиссера и, встретившись взглядом с многоликой режиссерской командой, уткнулся в пол, собирать свой растерзанный сценарий.

- Прямо с утра и начнём, - примирительно заключил режиссер, - к одиннадцати подъезжайте... Только, будьте любезны, - без опозданий! Господам музыкантам земной поклон и наше человеческое спасибо! – обнажая в широченной улыбке здоровые и сильные зубы, переключился режиссер на оркестр. – Никто не расходится! Оленька вас проводит в ресторан – это здесь, неподалеку – там же и сегодняшний гонорар…

- Да-да! Я всех жду! – с чувством значимости и превосходства заверила музыкантов шустрая помощница и присела в кресло на первом ряду.

- Роман Витальевич! Давайте уж и Вы с нами, - почтительно обратился к актеру самый пожилой из скрипачей – высокий шатен с утонченными чертами и опрятной седой бородкой.

- Правильно! – отреагировал его тучный сосед, - без Вас нам нельзя – не положено!

Заметив замешательство и недобрую усмешку на лице Романа Витальевича, оба музыканта вопросительно посмотрели на Оленьку.

Помощница утвердительно кивнула головой и искоса бросила оценивающий взгляд на растрепанного переживаниями Подбельского.

…

– С женой-то у тебя как?

– Да никак! Такая же стерва, что и первая! – с саднящим раздражением заявил своему новому приятелю Роман Витальевич.

– А сколько вы уже?

– Восемь! – кисло улыбнулся маэстро. – И еще два.., до женитьбы! – тут же добавил он с апломбом и, поймав правильно свет, заглянул в глаза своему собеседнику в поисках сочувствия.

– Так ты рекордсмен по нынешним меркам! – приобняв за плечо собутыльника и уткнувшись лбом ему в висок, с легкой иронией произнес Хватов. – Ну что?! Ещё по одной?

- Давай! – оживился Роман Витальевич и подвинул увесистый хрустальный стакан поближе к бутылке.

Хватов проворно разложил кубики льда и залил их янтарно-коричневым виски.

- За тебя, братан! – бравурно воскликнул Хватов и звякнул толстым граненым дном о самый край стакана маэстро.

Оба с минуту молчали… Ресторанная публика уже давно разошлась, бар готовился к закрытию. Повсюду суетились официанты, расставляя по местам столики, выравнивая стулья и перестилая скатерти. Гостеприимный блюз сменился бессвязным и напористым подростковым рэпом. Гулким и неуютным эхом отзывалась опустевшая зала грохоту елозящих по полу ножек, суетному звону посуды, бокалов и бряцанью падающих столовых приборов.

Только сейчас Хватов разглядел остатки жирного актерского грима на уже немолодом и истертом лице Подбельского.

- Дети-то у тебя есть? – вырвалось вдруг у Хватова.

- Естественно! – самодовольно покачал головой Роман Витальевич! – Взрослый сын от первой, но с ним редко… зато дочка от второй, - маленькая ещё совсем!

- Ого! Молоток! – обрадовался изумительному поводу Хватов. – Ну тогда за наших детей! За цветы жизни!

По новой забренчали кубики льда, нарядно зазвенел хрусталь и заструился душистый напиток...

– Столько лет впустую! – почти шепотом прохрипел осовевший Подбельский, морщась от спиртового послевкусия. – Эта ведьма мне всю жизнь отравила! Что ей еще нужно?! Любая блажь и прихоть! Сашеньке то, Сашеньке это… Захотела в Италию, в этот, как же там, - чёрт бы его побрал…

- Рим? Ватикан? – принялся гадать Хватов.

 - Я тя умоляю! – скривился Подбельский.

- Неаполь, что ли? – озадачился Хватов еще больше, и в его хмельном взгляде вспыхнули проблески незатуманенного сознания.

- Да нет же! Хотя, и там тоже! - выпалил разом Подбельский и жадно сцедил из стакана последний глоток. Лицо его передернулось, и он едва не поперхнулся кусочком льда, но тут же выплюнул его обратно. - Ну, этот… Как его?! Аутлет! – прорвало актера победным озарением, и он торжествующе жахнул тяжелой ладонью по столу.

В ресторане на мгновение всё замерло, и несколько пар настороженных глаз недоверчиво покосились на беспокойных гостей… Наигранно улыбнувшись, Хватов поприветствовал пальчиками бариста, охранника и официантов…

Удовлетворенный возросшим вниманием к себе Роман Витальевич важно насупился…

Хватов сковырнул ногтем с ароматной свечи самый уродливый парафиновый нарост и вдавил его в плавильное жерло возле фитиля, свеча откликнулась дрожью, нервно вспыхнув, заискрилась, но вскоре вновь затихла, готовая и вовсе угаснуть.

- Вот оно как!.. – после недолгой паузы весело вернулся к разговору Хватов. - Но там же много этих аутлетов!

- Это ты мне говоришь?! – с упреком и горечью в голосе парировал Подбельский. – Да она постоянно туда моталась!..

- А чего ты еще хочешь?! Бабам-то всегда мало… Какого ж хрена ты ее так распустил?! -  со знанием дела, подначивал маэстро его новый приятель.

- Я ж любил её!! – вспылил  Роман Витальевич.
 
- Ну конечно!  Она сначала из тебя все соки попьет, а потом в утиль сдаст! Знаю я этих животных…
 
– Дороже неё у меня никого не было! Никого! – уже не слушая собеседника, сквозь слезы, в запале и ярости бушевал Подбельский.

Хватов вновь разлил по стаканам виски. Приятели молча выпили.

- Я ей даже ни разу не изменил.., не изменял.., ну поначалу… Зато в благодарность она мне всю душу своей ревностью вымотала! Истеричка безмозглая! А у меня амплуа! Это ж профессия!

Подбельский печально умолк и совсем, казалось, сник.
Еще какое-то время они сидели, не проронив ни звука, словно каждый пытался вслушаться в эхо собственных мыслей, заблудившихся в сумрачных лабиринтах человеческой памяти.

- Ты еще побудешь или домой пойдешь? – вкрадчиво поинтересовался Хватов, стараясь заполнить неловкую паузу.

Вместо ответа Подбельский приоткрыл припухшие веки и уставился на своего собеседника. Из-под аккуратных и ухоженных бровей актера таращился затуманенный и свирепеющий взгляд. Хватову стало не по себе…

- Посижу и п-пойду.., - сердито прогудел Подбельский и отвернулся.

- А мне уже, слышь, пора! – неуверенно произнес Хватов, пожирая презрением внезапно недружелюбную физиономию.

Подбельский оставался неподвижным и с закрытыми глазами напоминал угрюмого филина.

– Тогда я угощаю, что ли?! – замялся в нерешительности Хватов, стараясь всей гримасой придать расставанию непринужденный вид.

- Не-ет! – очнулся вдруг Подбельский. – Я за тебя заплачу! Иди давай! – пьяно и неласково рыкнул маэстро.

- Может, пополам? – полез копошиться по всем карманам Хватов. – По-братски всё-таки?!

- Забудь, сказал!

Подбельский извлёк из внутреннего кармана пиджака немного заношенный, но всё ещё роскошный Montblanс:
– На вот, угомонись! – он небрежно протянул Хватову бумажник и плюхнулся раскрасневшейся щекой на прохладную барную стойку.

- Спасибо тебе, родной! – уже не сдерживая эмоций, возликовал Хватов и аккуратно вытянул увесистое портмоне из обмякшей руки собутыльника.

Обнаружив приличную сумму, он позаимствовал несколько красивых банкнот, спешно сунул их в брюки, вернул портмоне на стол Роману Витальевичу, по-дружески приобнял его за плечи и, слегка покачиваясь, направился к двери, учтиво раскланявшись с бариста и официантами перед тем как исчезнуть.

…

- Не стоит волноваться, уважаемый! Мы тебя с комфортом доставим… Ты, дорогой, до дома только потерпи! У меня, видишь, машина новый совсем! – недоверчиво поглядывая в зеркало заднего вида, уговаривал Подбельского молодой круглолицый таксист с улыбающимися как у китайца глазами.

 - Мне не нужно домой! – пьяно окрысился Подбельский, -  я в Кузьминки, сказал, хочу!

- Хорошо-хорошо, уважаемый! Не хочешь домой – не надо!

- Мне в Кузьминки! – едва понимая происходящее, продолжал угрожающе бормотать себе под нос Подбельский. - Пусть только попробует!.. Я ей.., тварь!..

- Как скажешь, уважаемый! Можно, я музыка тихонько включу? - вежливо осведомился водитель.

Подбельский пробурчал нечто невнятное и зло нахохлился. Круглолицый водитель испытующе поглядел на своего пассажира и, не дождавшись вразумительного ответа, осторожно запустил свои восточные мотивы – что-то очень протяжное и однообразно-праздничное...

Время от времени Подбельский приоткрывал заплывшие веки и бестолково вглядывался в запотевшие от осенней прохлады и мороси автомобильные окна. Перед глазами взад и вперед нудно елозили стеклоочистители, загребая и растаскивая по сторонам бесконечные дождевые ручейки. Чем дальше такси удалялось от центра, тем обреченнее и удушливее с заднего сидения казалось тесное и безрадостное пространство маленького авто, а слепящие фары встречных машин, мелькающие фонарные столбы и желто-красные сигналы светофоров вызывали у маэстро гнетущие приступы тошноты.

- Останови тут – мне срочно! - словно протрезвев на мгновение, потребовал от таксиста Подбельский.

Водитель послушно перестроился, припарковался возле ближайшего столба и включил габаритки. Подбельский кое-как выкарабкался из машины и инстинктивно ринулся к зарослям кустарника на обочине…

Через распахнутую дверь, под звуки анатолийских ритмов, было слышно, как пассажир неистово отхаркивался, тщательно отплевывался, потом громко и подолгу сморкался… Наконец он вернулся к машине, бодро втиснулся внутрь, дыхнув на шофёра рвотным угаром, и с облегчением развалился на заднем кресле.
 
…

- Папочка, ты уже проснулся?

- Еще сплю.., - испитым и воспалённым голосом недовольно проворчал Подбельский, но едва разглядев перед собою дочь, осекся… - А что ты хотела? – продрав наконец глаза, непонимающе уставился он на ребенка.   

- Ты обещал со мной поиграть…

- Давай, потом? – словно отмахиваясь, умоляюще простонал он.

- А потом меня бабушка заберет к себе. И я у нее пока поживу.

- Кто сказал? – окончательно пробудившись и с трудом пряча раздражение, попробовал возразить Подбельский.

- Мама.

- А где она?

- На работу собирается.

- Какая ещё работа?! Выходные же! – возмутился нелепице Роман Витальевич.

Сквозь головную боль и приступы дурноты он пытался вспомнить хоть какие-то подробности вчерашнего дня, но кроме громкого застолья, склизкого пройдохи и щерящегося таксиста все поблекло точно в тумане: «Что я ей наговорил? Зачем она увозит ребенка?»

- Папочка, ну давай поиграем? Ты сказал, что когда я утром проснусь и позавтракаю, то будем играть! – по-детски безобидно канючила дочь.

- А ты разве позавтракала? – уцепился Подбельский за новый предлог. 

- Да-а!

- Ну и молодец! – с нескрываемым разочарованием вздохнул Роман Витальевич и уселся на край кровати. - Я уже встаю…  О! Наша мама пришла! – правдоподобно улыбнулся он входящей в спальню жене.

- А.., проснулся? – как будто бы смущенно отозвалась она и пропорхнула мимо мужа к своему столику, избегая встречи взглядом.

Комната наполнилась хрупким, томительным и очень родным ароматом дорогих духов.
 
- Ты мне не говорила, что у тебя сегодня работа! – сопротивляясь внезапной аритмии, пробурчал удивленно Подбельский.
 
- Так я сама только вчера узнала - в последний момент и выяснилось… Весь отдел просили выйти.

- Во сколько вернешься?

- Не знаю пока!.. После обеда позвоню.

- А я на праздники освободился. Может, сходим куда? – проверяя догадку, внимательно наблюдал за поведением жены Подбельский.

- Давай до вечера. Сейчас ничего не могу сказать.

- А Настю зачем бабушка забирает? – скрывая приступ ревности, допытывался он.

- Чтобы ты отдохнуть успел… Всё, пока, я опаздываю! – ускользая от разговора, поспешила из спальни жена. - У мамы ключи есть, Настины вещи я приготовила, поэтому ты можешь даже и не выходить, если не хочешь здороваться...

- Далась же тебе эта идиотская работа! Я разве мало в семью денег приношу?! – уже сорвался на крик вслед уходящей жены Подбельский.
 
Через мгновение входная дверь одиноко хлопнула.
 
…

- Всё, солнце ушло! - посетовал на освещение художник – колоритный парень, лет двадцати: русый, широкоскулый, с крупными, немного рубленными чертами лица и густыми темными бровями. - Мы тогда на сегодня закончим, а уж завтра я к вам с утреца опять приду – хорошо?

- Ты ж у нас живописец – тебе и решать! – приветливо откликнулся хозяин дома, с восхищением любуясь портретом жены и желая польстить самолюбию молодого портретиста.

- А можно мои вещи (юноша окинул взглядом мольберт, разобранный этюдник и ящичек с красками) я здесь у вас так и оставлю? Ну чтобы завтра не терять времени и не раскладываться заново? - смущенно, будто оправдываясь, принялся объяснять он хозяйке.

- Конечно же оставляйте! Никто вашего здесь не побеспокоит! – заверила она его по-матерински участливо и, тотчас вспорхнув со стула, поторопилась взглянуть на свой портрет.

- Просто не всем нравится резкий запах скипидара и красок… 

- Нет-нет! Нам всё очень-очень нравится! - восторженно рассматривая себя на портрете, похлопала она в ладоши.

В богатом народном костюме, в парчовой душегрее и распашном сарафане с крупным и ярким цветочным орнаментом, в серьгах-голубцах, в украшенном драгоценными камнями и расшитом золотой нитью сборнике, из-под которого на лоб до самых бровей спускалась сплетенная из речного жемчуга поднизь, женщина выглядела по-царски изумительно! Живые, чуть озорные и очень искренние глаза ласково смотрели с картины.

– А оставайтесь-ка с нами пообедать! – радушно предложила она художнику.

- Благодарю вас, сегодня никак, а в другой раз обязательно!

- Вы нам пообещали! – покровительственно улыбнулся в ответ хозяин. – Непременно ждем вас завтра утром! Внизу вас проводят!

Художник обернул грязные кисти куском старой холстины и бережно уложил их на дно перемётной сумки. Вынул оттуда небольшой мастихин и ловкими движениями вычистил палитру от прожухших замесов лака и краски, – зеркально гладкая поверхность засияла пёстрым цветастым узором из сотен оттенков, которые переливались и сверкали сочными тонами. Довольный результатом молодой человек нацепил сумку, попрощался с хозяевами и вышел в сопровождении прислуги.

Супруги остались одни.

- Всё, больше не могу! Помоги, пожалуйста, раздеться! – сняв головной убор и игриво вглядываясь в мужнины глаза, обратилась она к супругу.

Тот заговорщицки подошел к жене, трепетно обнял ее, поцеловал нежно в шею, щеки и наконец в губы…

- Стоп! Снято! Больше дублей не будет! Роман Витальевич и Ксюша, вы оба умницы – очень проникновенно и правдиво получилось! Группа, готовим следующую сцену! Роман Витальевич, на сегодня вы свободны…