Part 11

ДВЕРИ НА КНОПКИ И НА ЗАМКИ, СЕРДЦЕ ГОРЯЧЕЕ - НА КУСКИ

    В четверг Лиситея организовала пресс-конференцию, на которой я не присутствовал, по легенде улетев на лечение в Иудалию частным рейсом на предоставленном агентством авиалайнере. Поклонники моего творчества, изрядно опечаленные уходом кумира из шоу-бизнеса, устроили трогательное шествие по центральным улицам своих городов со свечами и плакатами «we are with you», офис госпожи Кармайкл завалили букетами, корзинками со сладостями и мягкими игрушками, - все это великолепие по моему распоряжению распределили в приюты для сирот, но в выпущенном координаторшей посте, конечно же, было написано, что все подарки доставили прямиком в мою палату, дабы фанаты не сильно расстроились, узнав, что фрукты, пироженки и цветы мне в моем нынешнем состоянии без надобности, а плюшевых зайцев и медведей я не коллекционировал даже в детстве, а теперь, учитывая обостренное обоняние и нежелание захламлять пространство всякой ерундой, я избавился от свечей, баночек с парфюмом, сменил бутылек с парфюмированным жидким мылом на санитайзер, хотя, полагаю, вампирам вирусы не страшны, и мытье рук - привычка, помогающая не сойти с ума из-за того, что vida переменилась настолько кардинально, что мне иногда думалось, что между мной сегодняшним и проснувшимся после встречи со Сноуденом актером разверзлась пропасть, точно мне, как и Криосу, почти сто лет, и я неприкаянным призраком в уродливой железной маске шагаю по полям сражений, волоча за собой тележку, полную трупов павших воинов, своих бравых соратников с торчащими из груди копьями. Пока мне трудно предположить, какие мысли одолевают моего спасителя и создателя, жаждет ли он положить конец своему существованию и какие мотивы преследовал, пробравшись в гей-клуб тем вечером. Настанет ли момент, когда накрахмаленная, хрустящая вечность опостылеет настолько, что я превращусь в меланхоличного угрюмца с покерфейсом, привлекающего внимание падких на загадочных мужчин людей в злачных заведениях и, подобно Криосу Сноудену со скучающей физиономией считывающего ауры танцующих подростков в поисках жертвы? Уверен, годы спустя, с высоты приобретенного опыта, обернувшись назад, я сочту свои теперешние размышления наивными и смерю newborn thief of energies взглядом, полным презрения, но в том-то и соль, что различные версии Амбиорикса, застывшие в том или ином промежутке, законсервированные, разобщенные, не поймут друг друга, не выйдут за рамки своих портретов, висящих неподвижно аки картины в музее, они продолжат упрямо настаивать на правоте лишь своего мировоззрения. Моя цель - разжиться сведениями и облегчить свое существование, а не бродить по дебрям сознания и лабиринтам памяти, философствуя, поворачивая ситуации так и эдак, пытаясь рассмотреть каждую с разных углов и предугадать реакцию себя из будущего на потуги дошколенка притвориться взрослым, напялив отцовскую шляпу и сунув под мышку портфель. My fans, нет никаких сомнений, забудут about me, не успеет отгреметь премьера фильмеца по новелле Ливиллочки Полинг, потому что в современном monde все течет со сверхзвуковой скоростью, а я, будем откровенны, при всем уважении к собственным достижениям, не так иконичен как Марни Морион, продолжающая обитать в сердцах миллионов людей post mortem. Я сам, five years ago боготворящий Джонатана Драйдена, продолжаю равняться на выбравшего семью и пропавшего с радаров актера по инерции, but my feelings по отношению к нему утратили остроту: яркий костер потух, а угольки пепелища тлеют, одинокими светлячками взлетают в воздух искры да вьется еле различимый дымок - робкий, нерешительный, так что достаточно потерпеть годика полтора, и плакаты со мной в образе Клейтона перекочуют на помойку, гигабайты фотографий удалятся с персональных компьютеров, а содержимое защищенной паролем папки с названием «sweet boy» обновится, - там обоснуется новый красавчик с озорной улыбочкой и умопомрачительной фигурой, легший под очередного Декстера Элкотта, аль рожденного в семье музыкантов и политиков, исполняющих любой каприз своего высокомерного наследничка.
    Решив не вникать в нытье почитателей «котика Калленберга» , я, вырубив разрывающийся от звонков и сообщений смартфон, успокоил встревоженную мать ложью, что со мной все прекрасно, и я просто не нашел лучшего предлога для того, чтобы сделать перерыв, как объявить о неизлечимой болезни. Разговор с Либертад и выкрикивающим радушные приглашения перебраться к ним отчимом стал для меня самой настоящей пыткой. Представив себя в черном смокинге у могилы родителей, я беззвучно расплакался, потому что буквально неделю назад тяготился осознанием, что доведу parents до истерики новостью о коварном недуге, заставляющем организм атаковать себя с неистовостью дикого зверя и обращусь, образно выражаясь, в бомбу, взрыв которой покалечит всех, кто не успел отбежать на безопасное расстояние. Если собственная кончина вызывала лишь тоску по будущему, вход в которое перестал быть видимым for me, то четкое понимание, that my mother and her second husband will die, клокотало в горле подстреленной перепелкой, и я постиг всю глубину своей эгоистичности, потому что осознание, что несоизмеримо легче тому, кто уходит первым, пронзило brain стрелами, стоило вспомнить, как я планировал малодушно утаить от отчима и миссис Калленберг свое шаткое положение и позволить работникам страховой службы оповестить их обо всем уже постфактум, когда я впаду в кому и не услышу всхлипываний женщины, теряющей единственного сына просто потому, что сил на то, чтобы терзаться чувством вины и бодриться у меня не осталось бы уже на этапе госпитализации, поскольку, являясь фаталистом, я впал бы в апатию и сделал бы все, чтобы - внимание, метафора! - мрачная фигура в черном плаще с капюшоном взмахнула гигантской косой, объявив жатву раньше отмеренного врачами срока. Теперь, поменявшись местами с мамулей и ее очаровательным супругом number two, трогательно-заботливым и обходительным, я, забраковав идею нагрянуть в гости, подлить в графин с водой свой яд и посмотреть, что из этого выйдет, ибо сам уже сомневался в привлекательности of eternal life, жадно ловил каждое слово, отвечал невпопад и по завершении беседы долго плакал, надеясь, что со слезами вытечет и горечь застывшего над бездной клоуненка, раскачивающегося в подвешенной к небу колыбели.
    Открыв MyTube, я несколько минут провел с пользой, вникая в невероятные лекции Джорджии Демпси, выложенные кем-то из ее студентов, а затем переключился на видеоролик, в котором Айви Гэвинсон, неприязненно щурясь, костерила сфотографировавшуюся полуголой на фоне католического собора идиотку, популярную среди малолеток, ведущихся на подобные провокации. Я отдавал себе отчет, почему блогеры бесят знаменитостей старого поколения: нам, добившимся успеха в эпоху зарождения социальных сетей, когда Интернетом пользовалось около тридцати процентов населения, приходилось долбиться в закрытые ворота, чуть ли не десятилетиями собирать лояльную аудиторию, создавать образ, вызывающий отклик у большинства. Да, и во времена моей юности творили трэш, нацеленный на извлечение прибыли, купались в черном пиаре, режиссировали скандалы, перепархивая с одного ток-шоу на другое, но помимо копошения в грязи нас заставляли ублажать влиятельных господ, that’s why как только произошли перемены, и необходимость обрастать знакомствами с денежными мешками отпала, там и сям замерцали новые «звезды», умело попадающие в нерв, ломающие всю малину мразотным ублюдкам, сгрудившимся у арки, ведущей в завлекательно сверкающий глянцем мирок, дабы в числе первых получить доступ к молодому телу и затем хвалиться, что певица V, получившая премию D, стонала как развратная шлюшечка, когда он трахал ее резиновым фаллоимитатором, пока его членик, сморщенный и вялый, болтался аки головенка подвешенного за ноги петушка. Лично я радовался тому, что раскрутиться стало намного проще, не прибегая к поиску патрона, но моя коллега, видимо, сердилась на то обстоятельство, что несовершеннолетние девчули купались в лучах славы, кривляясь на камеру, как будто миллионные просмотры канала блогерши, снимающей короткие скетчи, обесценивают махом все трудности, которые ей пришлось преодолеть. Приблизительно в таком же ключе, собственно, рассуждают и ненавидящие адептов бодипозитива фитоняшки, упахивающиеся в тренажерном зале и с охреневанием следящие за тем, как society делается толерантнее, а люди учатся принимать себя любыми. Худышки, гордящиеся сухим, поджарым животом и выпирающими ребрами, воспитанные совершенно иначе, недоумевают, как полные дамы с параметрами, далекими от идеалов, навязанных ранее, смеют менять тренды и пропагандировать нездоровую еду из Макдональдса. Зацикленным на спорте чувакам трудно признаться, что гложет их не забота о сердечно-сосудистой системе толстяков, а зависть, что эти смельчаки не считают калорий, не потеют на беговых дорожках, не давятся обезжиренным творогом и обожают себя со складочками, целлюлитом, растяжками. Мне, признаюсь, импонировали these changes, я, разумеется, уважал право каждого делать осознанный выбор, себя же рыхлым увальнем представить не мог и в качестве постоянного партнера желал видеть в меру стройного, с развитой мускулатурой fellow, but тот факт, что меня не будоражили упитанные мужчины вовсе не приравнивалось к осуждению, ведь tastes are different, - кто-то предпочитает брюнетов, кто-то - блондинов или вообще бритых под ноль красавчиков. В бесплодных попытках отыскать себе пару в «Финдере» еще до того, как на меня свалилась сумасшедшая популярность, я ориентировался, of course, на внешние данные, избегая излишне натюнингованных и смазливых flower boys, при созерцании которых становилось немного некомфортно, поскольку я считал, obvious beauty явлением крайне неестественным, отторгающим своей чрезмерностью - сродни сладкому чаю после нейтральных на вкус каштанов, особенно поражали переборщившие с филлерами вчерашние школьники, губехи которых выпирали точно утиный клюв, а у лобызавшего их, to my mind, складывалось, видимо, устраивающее их впечатление, что перед ними силиконовая кукла из секс-шопа, но, как оказалось, моя избирательность сыграла со мной злую шутку, и Джесси Тобин, среднестатистический гомериканец, увлекающийся дайвингом и путешествиями, покоривший соей улыбкой и умением поддержать в трудный период, отвернулся от меня после того, как я поддержал мисс Гэвинсон и подал иск против Декстера, убежденный, что бойфренд не осудит возлюбленного и будет порываться начистить морду паскуднику Элкотту, однако тот, вернувшись из Польши, ринулся собирать вещи и на мой призыв объясниться угрожающе прорычал:
    - Ты посмел целовать меня ртом, которым отсасывал у жирного старика? Черт, я даже думать не хочу, что он еще с тобой творил.  Все кончено, Био. I don’t need to be with dirty slut!
    Я, остановившись на пороге спальни, где мы коротали совместные вечера, упиваясь друг другом с ненасытностью дорвавшихся до шоколада с изюмом сластен, зажмурился, ожидая, что floor under my feet подернется зыбкой рябью, разверзнется, и гравитация утянет меня к ядру планеты, расплавит в огнекипящем чреве Эмблы, но - парадокс - небо не позеленело от изумления, сонмы астероидов не рухнули на голову причинившего мне боль лиходея, а по прошествии недели я, невзирая на апатию, убедил себя, что сей урод не достоин того, чтобы вспоминать его слишком часто и занялся карьерным ростом, полностью забив на личную жизнь, ограничивающуюся вялыми переписками на сайтах знакомств с претендентами на роль приятеля с привилегиями, либо крайне зацикленных на совокуплении и не способных расположить к себе собеседника, либо душных мужичков, учащих меня жизни и жаждущих переделать всех в соответствии со своими запросами, - особливо запомнился мне мутноглазый кретин, пожаловавшийся, что деепричастные обороты и обилие сложносочиненных предложений, сдобренных метафорами и аллегориями его - страсти-то какие! - ввергают в шок, так что, удалив свои аккаунты, я, взяв на вооружение совет мудреца, заявившего, что лучше наслаждаться одиночеством, нежели делить ложе с кем попало, перебивался мастурбацией под весьма реалистичные вздохи порноактеров, теша себя иллюзиями, как вон тот смугленький отрок с безупречным торсом, присосавшийся к груди трансгендера, закатывающего eyes от удовольствия, ложится на меня, ерзает и шепчет всякие глупости вроде «cum on my chest, please», «pound my ass, babe», and after leaving J. Tobin отсканированное фонарем на одеяло окно, чей бледно-желтый квадрат делился тенью, отбрасываемой рамой на два прямоугольника, был самым частым гостем в моей постели, ну а после нахлынувшей на меня известности шастать по злачным местам я опасался, памятуя, что в Нью-Моргксе резко возросло число неадекватов, готовых растерзать Амбиорикса на тысячу кусочков и растащить по домам.
    Наткнувшись на канал девушки, комментирующей различные новости из мира высокой моды, я, послушав ее рассуждения, касающиеся с треском провалившегося ребрендинга марки люксового нижнего белья, не мог не согласиться с тем, что скандал с моделями plus size маркетологи маркетологи спровоцировали, намерено обрядив женщин плотного телосложения в скучные трусы, в то время как их эталонные предшественницы с обхватом бедер в семьдесят девять сантиметров щеголяли кружевами, стразиками и ленточками, струящимися от быстрой ходьбы. Увы, несмотря на стремление человечества расширить рамки и запретить бьюти-гуру диктовать standards of attractiveness, in the world всегда будет действовать закон усреднения, ведь даже в учебниках для детей, игнорируя элементарное различие рас и гендеров, печатают в основном в качестве наглядного примера семью гетеросексуалов, состоящую из плечистого светлоокого папы, блондинки-матери в цветастом переднике и двух малышей: девочку в розовом, мальчика в синем, и все же с некоторыми вещами, навязанными угрюмыми консерваторами, я склонен согласиться. Zum Beispiel, в актрисы и модели по-прежнему воспрещен вход серым мышкам, ибо, какой харизмой ни обладал бы жаждущий признания и всеобщего восхищения person, людям нравится смотреть на конвенционально привлекательных особей, сошедших с иллюстраций к сказочным историям о принцах и принцессах, - попробуй объяснить ребенку, почему в адаптации его любимой истории про русалочку главную роль отдали плосколобой тетечке, совершенно не передающей очарования ранимой жительницы замка, упрятанного в океанских глубинах. Я, например, в детстве отказывался читать книги, если повествование велось от лица страшного карлика, - мне было важно ассоциировать себя с златокудрым красавчиком, отправившимся спасать свою сестренку, мать или подругу, that’s why с одной стороны я ратовал за freedom of expression, и при этом придерживался взгляда, что в шоу-бизнес обязаны попадать лишь best of the best, - это такая же истина, как и то, что балетным танцовщикам надлежит обладать музыкальным слухом, а художник - не просто чудак, намалевавший фиолетовый ромб. Реальность, увы, жестока, and thousand of hearts разобьются из-за недостижимости мечты, но как человек, трижды добившийся своего, ответственно заявляю: достижение цели не только не влияет на ощущение счастья, но и ложится тяжелым бременем на плечи, мешает дышать полной грудью. Ради успешной карьеры я пренебрег моральными принципами, сделался, грубо говоря, подстилкой для богатого ублюдка, связь с которым поставила жирнющий крест на обретении счастья с избранником, потому что далеко не все смирятся с тем, что их партнер торговал собственным телом за opportunity to become a star, и если раньше я гордился наличием высоких стандартов и не соглашался предоставлять шанс неряшливому парнише с угревой сыпью, отправлял в бан альфанутых на всю голову бодибилдеров за непристойные шутки в адрес женщин и темнокожих, неостроумно шутил, что I am waiting for perfect king of my heart, то до роковой встречи с Криосом Амбио варился в бульоне одиночества, проклиная тот день, когда связался с Николетт О’Хэр и начал ходить на пробы. Оказавшись на волосок от смерти, я избежал ее, отдалившись от матери и отчима, обретя себя на еще более масштабное loneliness, а замаячивший на горизонте король, прежде чем разделить со мной вечность, хорошенько проехался по мне на тракторе, но, забегая вперед, осчастливлю читателя наличием хеппи-энда in this scarytale, пусть даже душные блюстители традиционных ценностей осудят нас и возразят, что любить сразу нескольких - неправильно, и нас троих надобно запытать до потери сознания, а потом и вовсе сжечь к чертовой бабушке на очищающем fire аки ведьм в дремучую эпоху средневековья, вошедшую в анналы истории как кровавый триумф церкви и беспредел святой инквизиции.