Part 16

ЗАКОНЧИТСЯ НОЧЬ, ГОРИЗОНТ НАЧНЕТ ЦВЕСТИ

    - Не желаете ли чего-нибудь еще? - прощебетала стюардесса в темно-синем комбинезоне, явно настроенная пообщаться со знаменитостями подольше, чтобы затем во всех подробностях поведать родственникам и друзьям как держались Аспорина и Калленберг, возвращающиеся из Лос-Демоньоса в столицу Северной Гомерики или, возможно, выложить в своем блоге сделанный исподтишка снимок, снабдив оный бессвязным текстом, изобилирующим вычурными речевыми оборотами и восклицательными знаками. - У нас имеется односолодовый виски, сливочный ликер…
    - Я устала и хочу поспать, - вежливо улыбаясь, моя коллега, тщательно скрывая раздражение, натянуто улыбнулась и, закутавшись в крошечный пледик, смежила веки, а я, жестом показав напрягшемуся Тони, что все в порядке, продублировал пожелание Кертон подскочившей ко мне бортпроводнице и, откинувшись на спинку сиденья, вытянул ноги (благо, в первом классе кресла располагались друг от друга далеко) и притворился дремлющим, в то время как мой мозг продолжал анализировать полученную от Криоса информацию. Я и предположить не мог, что вампиров не так давно создала богиня-скорпион по имени Селкет, и Сноуден являлся единственным экземпляром, пока случайно не передал бессмертие мне, а я в свою очередь обратил Тэмми. Young man поведал, что яд теряет свойства после шести укусов, поскольку для перерождения человеку передается частичка антиэнергии, запас которой небезграничен, поэтому единственный способ покончить с immortality - заразить других, однако молодой человек, изначально планировавший без колебаний погрузить monde в пучину нескончаемых страданий, одумавшись, поклялся, что ни при каких обстоятельствах не разделит свое loneliness с кем бы то ни было, ибо подобной участи, to his mind, не следует желать даже злейшему из врагов, не говоря уже о рисках подвергнуть человечество исчезновению и посеять хаос on the planet. Узнав о том, что нас уже трое, Криос отшвырнул сигарету и, нависнув надо мной, пообещал принять меры, коль я или Линкольн продолжим плодить кровопийц, и я заверил, что мы с супругом подойдем к данному вопросу ответственно, не станем посвящать в тайну кого попало и, вероятно, нами количество монстров, питающихся blood ограничится, потому что ни я, ни мой муж не жаждали наступления конца света. После бурного секса слегка заторможенный парень ожил, перестал смотреть на меня свысока и кичиться своим возрастом, поскольку мне удалось сбить с него спесь жаркими поцелуями и напоминанием, что хоть и родился мой создатель в середине прошлого века, технически я старше, поскольку в отличие от юноши, мало похожего на подростка из-за чрезвычайно медленно действовавшего отвара, изготовленного goddess и трансформировавшего Сноудена постепенно на протяжении нескольких лет, технически я взрослее, поскольку, в отличие от fellow застыл за полгода до тридцатилетия, когда как ему, невзирая на пару седых волосков, изможденный вид и сеточку мелких морщин around eyes всегда будет около двадцати с хвостиком, посему в нашей тесной компашке я самый зрелый и обязан взять ответственность за всех members of the clan. Спрыгнув с кровати, Криос поднял с ковролина тлеющий окурок, затушил его в пепельнице и, подойдя к подоконнику, начал одеваться, не удостоив меня ни взглядом, ни объяснениями, а на мои попытки задержать и упросить остаться пробурчал, что splash of wild passion ничего общего с high feelings не имеет, и нас тянет друг к другу по той простой причине, что in my body циркулирует his venom. Огорошенный данным известием, I understood, that my husband привязан ко мне точно так же, как я к Сноудену, и, следовательно, его эмоции обусловлены тем фактором, что в нем течет мой яд, тем не менее заставил парня записать мой адрес на клочке бумаги и повторил, что он волен заявиться без приглашения through the window и чувствовать себя как дома, вольготно расположившись в любой из двух комнат.
    - Нам лучше никогда больше не пересекаться, - проронил мой визави, тем не менее сунув записку в карман штанов. - Жаль, что я обрек тебя на столетия страданий. Жаль, что ты появился in my life слишком поздно.
    - Mieux vaut tard que jamais, - я притянул к себе собирающегося перелезть через подоконник угрюмца и запечатлел на лбу прощальный поцелуй. - Ждать тебя не перестану.
    Послышался мягкий стук подошв его ботинок по асфальту, ветер всколыхнул занавеску, облепившую мой торс, и я, усилием воли заставив себя вернуться в постель и не таращиться вслед исчезающему в сумерках брюнету аки пустоголовая барышня из ванильных рассказов про любовь, покинутая вероломным сердцеедом, покусившимся на ее добродетель, лег на живот, ощущая горечь оттого, что ошибочно принял восторги Тэмми за чистую монету, признался в симпатии циничному Криосу сразу после того, как нас с головой накрыло крышесносным оргазмом. Понимание, что мои дурацкие чувства - всего лишь стремление расщепленной антиэнергии воссоединиться, я совсем уже отчаялся, но утешился рациональной мыслью о том, что human’s love мало чем отличается от вампирского взаимопритяжения: тебя, обуреваемого гормонами, корежит от воспоминаний about person, похитившем рассудок, ты ведешь себя как полный кретин, позволяя проехаться по себе экскаватору, лишь бы узреть одобрительную ухмылку вознесенного на пьедестал небожителя, и раз уж меня не оставила равнодушным пылкость Линкольна, есть призрачная надежда, что и Криос испытывает метания, - я не смогу вычеркнуть from memory ни минуты жаркой ночи: когда мы оба сошли с ума и позволили себе отбросить гребаные условности и просто следовать инстинктам - как дикие звери, движимые агрессивными импульсами первичных потребностей. Перевернувшись на спину, я, слегка повернув head, полюбовался на рассыпанные по cielo горошины звезд, которых в Нью-Моргксе не заметишь даже в безоблачную погоду, поскольку световое загрязнение мегаполиса препятствует обнаружению на небосводе далеких светил. All the night я маялся бессонницей, раздумывая о жизни на экзопланетах и повторяя про себя сказанные Сноуденом слова, что только взрыв солнца подарит нам долгожданный покой. В фантастических романах существ подобных нам изображают сверхсильными и безмерно могущественными, способными перетерпеть любой катаклизм, а мы не можем обходиться без кислорода и воды, прыжками преодолевать гигантские расстояния, и оказавшись в открытом космосе, будем умирать чуть медленнее наших уязвимых сородичей, так что our eternity, увы, весьма условна, и когда soleil израсходует весь запас гелия и вспыхнет сверхновой, исчезнут не только people and cities, - мы, призраки в железных доспехах, сгорим в пламени разъяренного светила, а божества, наблюдающие за нами из параллельного измерения, похрустывая попкорном, не без интереса примутся наблюдать за нашей агонией, расхваливая Селкет (надо, кстати, пробить her name в поисковике и выяснить, кому, согласно древнеегипетским мифам, она покровительствует и чем славится) за изобретательность, - довольно суровое, черт возьми, наказание для тех, кто не выбирал подобную участь и сделался паразитом-энергососом в результате череды случайностей.
    Стюардессочка потеребила меня за локоть, прося пристегнуться, и я, выпрямившись, огляделся, затем отодвинул шторку, закрывающую иллюминатор и тяжело вздохнул: в столице по-прежнему властвовала пасмурность, а тяжелые серые облака, курчавясь, нависали над шпилями башен в надежде, что их проткнут аки шприц - румяную попку младенца, и они снизольют на город мокрый снег или град, не предоставив почве времени разобраться с накопленной влагой. Аспорина, расчесав локоны, достала тушь и крошечное ручное зеркальце. Я, включив фронтальную камеру на телефоне, нанес на губы коралловый блеск, нивелирующий бледность, растушевал ватной палочкой сбившиеся в комочки тени, нанесенные исключительно для того, чтобы замаскировать синеву around my eyes и посчитал, что в таком видочке не стыдно появиться перед поклонниками, стопудово поджидающими нас возле аэропорта. Остаток пребывания в Лос-Демоньосе я варился в унынии, ненавидя себя за измену мужу, хотя в верности Тэму не клялся и был убежден, что my shallow husband первым наставит мне рога с каким-нибудь приятелем из университета, и я великодушно прощу его, напомнив, что у нас - свободные отношения; более того, я презирал мужчин, раздающих себя как вай-фай, и, тем не менее, сам факт того, что переспал с другим, пребывая в статусе женатого, удручал неимоверно, но, помня наставления психологов, обучающих всех желающих расширить кругозор совершенно бесплатно на популярном видеохостинге, утверждающих, что честность в подобных случаях до добра не доведет, и нужно все отрицать, даже если вас застукали тепленькими, я, прежде чем нагрянуть домой и распахнуть объятия ластящемуся аки котенок мальчишке, забрался на крышу стадесятиэтажного строения, чтобы полностью очиститься от запахов и обнулить свою ауру. Как оказалось, после секса, как и after drinking blood обрамляющее нас кристально-прозрачное кружево делается похожим на солнечную корону - крошечные вспышки энергии протуберанцами выбрасываются в пространство, that’s why, прибегнув к помощи одной из четырех стихий следует стабилизировать свое свечение, успокоить, сгладить шероховатости, отринуть лишнее. Криос нехотя признался, что посте «трапезы» зарывается в землю и позволяет почве впитать излишки, Линкольн раз в три-четыре недели ныряет на дно реки и медитирует in the water, ну а я отдавал предпочтение воздушным массам, ерошащим волосы, ласкающим разгоряченное лицо спасительной прохладой, посему для достижения наилучшего результата покорял вершины небоскребов и часа два стоял, раскинув руки в стороны как знаменитая статуя богородицы в Рио-де-Феврейро, обдуваемый ветрами, дарующими умиротворение, прогоняющими апатию, отчаяние и самоуничижение. Чужая кровь, равно как и интимная близость с малознакомым человеком (или вампирюгой - in my case) способствуют созданию шумов и брешей, и если не провести коррекцию, насыщение покинет тебя гораздо быстрей, и придется выбираться на охоту раньше, чем раз в полтора-два месяца, а поскольку мы с Тэмми обусловились по возможности экономить ресурсы, ведь мир, даже с точки зрения отъявленного пессимиста не состоит сплошь из мерзавцев, регулярно нарушающих законы и упивающихся чужими страданиями, а расточительство может привести к тому, что маньяки, педофилы, немощные пенсионеры, неизлечимо больные закончатся, и мы будем вынуждены либо идти на сделку с совестью and killing good people, либо заразить шестерых случайных прохожих и положить конец своему существованию, дабы не наблюдать за жутким беспределом на родимой Эмблочке.
    Упав на влажную поверхность крыши, совершенно не беспокоясь о том, что запачкаю свой плащ, с помощью идеального зрения уловив за пеленой туч слабое свечение Афродиты, второй по счету планеты, названной в честь древнегреческой богини любви и красоты, вышедшей замуж за хромоногого уродца Гефеста и тайком ублажающая вспыльчивого красавца Ареса, я умозаключил, что наше с Линкольном влечение друг к другу - величайший дар, поскольку каким бы однолюбом ни считал себя тот или иной потомок прямоходящих приматов, однообразие рано или поздно опостылевает, возникает жажда новых впечатлений: по статистике, более восьмидесяти процентов парней заводят роман на стороне не потому, что разлюбили постоянного партнера, а стремясь почесать эго восторженностью юной барышни или малоопытного подростка, убеждая себя, мол, ты еще «ого-го», женщины же ищут в мимолетных связях того, что перестали давать мужья или жены - нежности, обожания, превращения каждой встречи в увлекательное приключение. Нам с Тэмом не страшны подобные финтифлюшки, - я изловчился улавливать его настроения с полувзгляда и загорался идеей опробовать новые позы, вновь ощутить терпкую сладость его слюны, вырисовывая кончиком языка восьмерки на нижней губе супруга и нарочито строгим тоном приказывая продержаться еще несколько секунд, чтобы кончить together. Я искренне надеялся, что мой малыш не возненавидит Сноудена, ежели тот вздумает меня навестить, и мы не образуем дебильный love triangle, в котором два участника желают перегрызть глотки one another, а третий терзается чувством вины и не знает, кого выбрать. К Криосу я испытывал слишком бурные и нездоровые feelings, практически ломающие натуру, заставляющие слепо идти на зов, подчиняться шепоту in burning brain и, готов отдать правую кисть на отсечение, these violent delights довлеют над моим верным сателлитом, и я не посмею оставить его, зная, что не просто растерзаю his pretty heart, а лишу sense of life, посему, наверное, нужно отпустить Сноудена, не цепляться за того, кто привык к soledad, разделить радость бытия с драгоценным супругом и хранить неразговорчивого и чопорного fellow в самом дальнем ящике секретера, and, who knows, может, настанет срок, когда я исцелюсь от painful addiction и прекращу воспринимать зеленоокого знакомца как недостижимый идеал, а настырная заноза выпрыгнет из моего сердечка сама, не дожидаясь, полка я наберусь мужества изъять ее, вооружившись стальным пинцетом. Помнится, лет в двенадцать мне впервые довелось испытать качающую кровь мышцу на прочность, когда на день рождения мама преподнесла мне книгу в красочном переплете на хелльманском языке, поскольку я отдавал предпочтение факультативам с фрау Нойманн, довольно требовательной особе, талдычащей, что неправильным склонением артиклей мы вонзаем в ее печень острый кинжал. Начинавшаяся безобидным «thirteen horses are swimming in the ocean» поэма уже следовавшими за вступлением строчками ввергала впечатлительного читателя, предполагавшего, что животные просто освежались в знойное утро шокирующими подробностями, что судно, перевозившее их, пошло ко дну (причину подлый автор оставил «за кадром», и я долго гадал, что именно стряслось: айсберг, пробоина?), и бедолаги остались один на один с беспощадной стихией, пока пассажиры, погрузившись в лодки, игнорируя тихое ржание ничего не понимающих лошадей, спасали собственные шкуры, оставив loyal friends погибать, - и никто не потрудился даже обернуться посмотреть, выкрикнуть фальшивое одобрение встревоженным бедолагам, оказавшимися незначительно-крошечными точками в буроватых волнах, которые совсем скоро сделаются для них последним пристанищем. Сначала от стаи, пытающейся догнать своих эгоистичных хозяев, отделилось две особи, и с каждым последующим шестнадцатистишьем, венчающимся украшенной вензелями заглавной буквой число скакунов, полагающих, что it was just a river, уменьшалось; воображаемая береговая линия поглощалась неумолимым горизонтом, дышать становилось труднее, усталость брала свое, но они продолжали сопротивляться своей судьбе в отчаянной попытке выжить, продлить these scary moments just for a while, не поддаваясь унынию, плывя в никуда, преодолевая панику, и в своих фантазиях пятерка выживших выбирается на берег, оказавшийся несбыточным бредом, промелькнувшим в угасающем сознании, и три особи идут ко дну, оглашая черноту ночи полным отрицания scream, и когда от застлавших глаз слез я уже перестал различать words, под страницей, где художник изобразил рассвет, красовалась обнадеживающая подпись: «the sun is up, birds are everywhere» и уже на другом развороте сообщалось, что в живых остался один-единственный мустанг - тринадцатый, самый выносливый, вернувшись домой к горделиво задравшему нос владельцу, похлопавшему его по крупу с одобрительным «good boy» и разрешившему своей дочурке поиграть с ним, когда он отоспится. Столь вопиющая несправедливость в сказке, предназначенной для детей, нанесла, не побоюсь признаться, серьезную травму моей психике, и я в гневе разорвал издание, а спустя десять лет заказал в Цверинге точно такой же экземпляр и поставил на полку как воспоминание о безмятежном детстве, о временах, когда тебя, зависающего во дворе с пацанами, высунувшаяся из окна мать зовет на ужин и, листая this book, перечитывая рифмованную fairytale, я получаю садистское удовлетворение от катарсиса through the tears, но из-за негативного опыта, стоившего миссис Калленберг посещений с нервным сыночком дорогостоящих сеансов детского психотерапевта я обзавелся привычкой заглядывать в конец каждой книжицы, дабы убедиться, что она без гребаного стеклища в финале. По моему убеждению, мы, обитающие в глухой к мольбам просящих реальности, благоволящей лишь к наглецам и любимчикам фортуны, должны получать fucking happy end хотя бы в вымышленных историях.