память

В поисках смыслов то явных, то скрытых,
Суетимся, бежим мы, сбивая прохожих,
А после сидим на разбитых корытах
Между собою чем-то похожих.

Мы почти не помним прошлого. Совершенно не знаем будущего. Это ли не повод жить настоящим?

Память Лейкина была устроена странным образом, по крайней мере, ему так казалось. Он помнил отдельные кадры, снятые в разные периоды жизни, но даты при этом помнил очень примерно и условно. И кадры эти всплывали в его памяти хаотично и непредсказуемо. Вспышками какими-то.

Вот, например, первая исповедь. Цветной кадр. Как будто вчера. Сколько ему лет при этом он не помнит. Шесть или семь, а, может быть, уже и восемь. И с чего вдруг вспомнил непонятно.
Батюшка спрашивает: «Ну, рассказывай, что тебя беспокоит?».
Такие вопросы Лейкин слышал только от врачей. Поэтому, прислушавшись к своему организму, и, поняв, что ничего не болит, ответил:
- Ничего.
- Как это ничего – хитро прищурившись, спросил священник – как же ты по земле то ходишь? У тебя тогда крылья должны быть и ты летать должен.
И тут до Лейкина (тормозил он с детства, да и к сорока годам не особо что-то изменилось) дошло, что спрашивают его о грехах …
- Нууу, бабушке грублю – пропубнил он – и священник, сдерживая смех, отпустил ему этот «страшный» грех. Эх, знал бы тот прекрасный батюшка, какие поступки Лейкин совершит, когда вырастет... Не смеялся бы.

Лейкин в храме. И вот опять, хоть убей, не помнит, сколько ему было лет. Лет шесть или семь, а, может, быть, и десять. Помнит, что был с бабушкой. Она встала в очередь в лавку за свечками и он на какое-то время остался один. Подходит к нему старенький монах. Судя по всему, очень маленького роста. Потому что Лейкин тогда был ребёнком, то есть, совсем ещё невысокий, а монах был с ним роста примерно одинакового. И спрашивает:
- Пойдешь в монахи?
- Сейчас спрошу у бабушки – растерянно ответил Лейкин.
Бабушка была увлечена разговором с кем-то и на вопрос Лейкина «пойдёт ли он в монахи», рассеянно кивнула.
- Пойду – радостно ответил Лейкин монаху и уже собрался куда-нибудь с ним сходить.
Монах же просто благословил Лейкина, сказав: «Будешь монахом». И подарил самодельный деревянный нательный крестик.
Забегая вперёд … Этот деревянный крестик много лет висел на окне в квартире у Лейкина. Уже взрослый Лейкин как-то три месяца жил один и вёл крайне, ну, просто неприлично порочный образ жизни. При этом домой никого не приглашал. То есть, кроме него в квартире ни разу никого не было. Когда через три месяца Лейкин протрезвел, он увидел, что крестик пропал. Забрал наверное монах своё благословение.

Вот тоже не помнит, сколько ему лет было. Но уже точно около тридцати. Целый год Лейкин хотел поговорить со священником. Хотел, но ничего для этого не делал. Бубнил себе под нос, что вот, мол, хочу, что сил нет, но и идти куда-то сил не было. Или желания. И вот как-то после работы стало Лейкину плохо. Приехала карета скорой помощи и отвезла его в больницу. И как же он удивился, когда войдя в палату, увидел там батюшку. На протяжении двух недель у него была ежедневная возможность общения со священником. Батюшка оказался весёлый, добрый и многословный.
Сидят Лейкин и батюшка как-то на скамейке и ещё с ними сосед по палате. Лейкин курит. Батюшка деликатно его воспитывает, что вроде как вредно это и даже не столько для души, а для здоровья. Лейкин курит и кивает. А батюшка тем временем кормит голубей. Много их собралось. Сосед по палате говорит:
- Фу, ненавижу голубей.
- Что переел их? – отвечает со смехом батюшка …

И вот ещё. Первый или второй класс. Над ним нависла учительница и кричит, что у Лейкина ужасный почерк и вообще непонятно, что он написал. Кричит, хватает его любимую шариковую ручку и кидает на пол. Ручка, жалобно хрустнув, разлетается на маленькие кусочки. С тех пор Лейкин ненавидел учиться. А учительница та в тот же год устроилась работать официанткой. Наверное платили больше.

Начальная школа ещё была точно. Наверное класс второй или третий. Лейкин стащил у одноклассницы шариковую ручку. Красивая была. Нет, не одноклассница, а ручка. Автоматическая. Тогда редкость. Мать привела его в школу. К учителю. И перед всем классом … Тогда Лейкин понял, что значат слова: «От стыда хочется сквозь землю провалиться». С тех пор Лейкин немного стеснительный и часто краснеет.

Класс четвёртый или пятый скорее всего. Урок. Лейкин нестерпимо хочет в туалет. Один раз спросил, можно ли ему выйти, второй раз, третий. Учитель не отпустил. Зато организм Лейкина отпустил то, что долго держал. Просто каким-то чудом не заметили это одноклассники. Засмеяли бы. С тех пор Лейкин очень не любит что-то спрашивать и особенно не любит просить.

Класс девятый что ли. Лейкину и его одноклассникам предложили в школе за небольшую плату покрасить лестницу. О, первые заработанные деньги, думали они, отчаянно красив лестничные пролёты ужасно вонючей краской. Неделю трудились. Покрасили. На удивление даже очень хорошо получилось. Но никто не спешил платить. Один из ребят был самый раскрепощённый и пошёл к завучу. Она сказала раздражённо: «Вам только деньги нужны». В общем, заплатили, конечно, но только через месяц и с таким видом, как будто в долг дали. Лейкин как-то тогда начал немного сомневаться в честности людей. Потом его, конечно, ещё очень много раз обманывали. И теперь он берётся за работу, только после того как ему выплатят аванс.

На своей первой работе Лейкин и его коллеги играли в компьютерную игру. Играли между собой и между отделами. Иногда целый день. Прерывались только те, кому надо было ехать в суд или подготовить срочные документы. Играли. Потом встречались в курилке и обсуждали. Как-то Лейкин ехал из суда и вдруг поймал себя на мысли, что вот не плохо было бы на этой крыше разместить снайпера и вон за тот дом поставить группу бойцов. То есть, Лейкин шёл по улице, а мозг его продолжал играть в компьютерную игру. Больше Лейкин не играл. Да ну его. С ума ведь сойти можно, а он и так не очень адекватный.

Лейкина как-то так воспитали, что он, в общем и целом, казался приличным человеком. Всегда был отзывчив и готов прийти на помощь. Он второй или третий день на новой работе. Устроился в банк. Вообще другой мир после первой работы. Звонит телефон. Начальник просит ответить. На другом конце провода большой руководитель. Спрашивает: «Лейкин, ты чем занят?». В жизни Лейкина всегда за таким вопросом следовала просьба о помощи. То есть, он, если не был тотально занят, то отвечал, что свободен. Так и тут. Ответил: «Ничем».
- Чтооо – заорал большой руководитель – а ну зайди ко мне!
Лейкин не помнит, что точно орали в его сторону. Да и вообще-то на него тогда орали первый раз в жизни. Но с тех пор, прежде чем ответить на любой вопрос, Лейкин думает.

За время работы в разных организациях Лейкин заметил одну штуку такую. Везде повышали в должности не тех, кто больше знает, умнее, профессиональнее, а тех, кто умеет найти подход к начальству, выделиться, преподнести себя. Или … Не хочет Лейкин грубые слова говорить. Он тут на днях встал на путь исправления и перестал использовать ненормативную лексику. В общем, понял Лейкин, что справедливости в этом мире просто нет.
Успокоил себя, что справедливости нет. Улыбнулся своему отражению в зеркале. И продолжил ждать. Забегая вперёд, начальником он потом стал и не один раз, и даже прям вот начальником- начальником. Только вот, смотреть, как кто-то становится начальником и побыть им, оказались настолько разные вещи, что Лейкин больше удивлялся, чем руководил. Сейчас Лейкин вернулся в своей карьере на двадцать лет назад. Иии … И пока все работают, он сидит с умным видом и пишет вот такие маленькие и ничего не значащие тексты.

Лейкину лет двенадцать. Он приехал на летние каникулы в Германию. Там в советском госпитале работала его мать. Приехали. Кругом огромное количество иномарок, каких Лейкин никогда в жизни не видел. Фантазия Лейкина нарисовала уже, что они сейчас сядут в красивую машину и поедут в какой-нибудь необыкновенный дом. За микроавтобусом притаилась вполне себе советского производства машина «буханка» зелёного цвета … Да и квартира была похожа на хрущевку. Тогда Лейкин узнал, что такое неоправданные ожидания.

Лейкин как-то пять лет работал в компании. И никто его особо не замечал. А потом выиграл очень сложные судебные процессы и директор сказал ему: «А чё ты не говорил, что такой умный? Сидел себе скромно». А как скажешь то …

В Германии Лейкин вместе с приятелем ездил на велосипеде по городу и собирал выброшенные немцами каталоги моды. В СССР их хорошо покупали. Один раз перед ним остановилась девушка и что-то громко начала кричать на немецком языке. Лейкин в школе учил французский. Поэтому ничего не понимал. Как потом перевёл приятель, она кричала, что нехорошо это собирать выброшенные вещи. В довольно грубой форме кричала, используя бранные слова.  Лейкин просто улыбался в ответ. И девушка, фыркнув, ушла. В тот момент Лейкин понял, что вежливость в целом полезная штука особенно, когда не понимаешь, что тебе хамят.

Однажды Лейкин решил пойти к психологу. Пришёл. Услышал стандартные вопросы. Что-то рассказал. Психолог сказал вкрадчиво: «Вы чувствуете мою поддержку?». Ммм, нет, он не чувствовал. Пошёл к другому психологу, она говорит: «Отдай свой стыд». Как? Кому? Откуда его вытащить и во что упаковать? В общем, пришёл Лейкин домой, посмотрел в зеркало, прошептал: «Ты чувствуешь мою поддержку? Да. Ну, тогда отдай свой стыд». Торжественно вынул из кармана пять тысяч, переложил в другой карман и довольный собой отправился спать.

В классе пятом Лейкину нравилась одна девочка. Он написал ей записку. Что-то там корявым детским почерком о симпатии. Она рассказала всему классу. Над Лейкиным смеялись. Он стал замечать, что группки девочек смотрят на него и хихикают. Было ему немного как будто стыдно. Хотя непонятно за что. Ничего плохого он не сделал. Но с тех пор никому ничего не рассказывал и тем более не писал.

Ехал как-то Лейкин с работы. Был он уже взрослый. Какое-то количество детей с его участием уже появилось на свет и росло со скоростью звука. Звонит учитель истории. Лейкин ей помогал в решении каких-то правовых вопросов. И она ошибочно думала, что Лейкин не глуп. Так вот. Звонит и говорит: «Я там вашей дочке задание дала. Надо написать про царя Хаммурапи. Но не переусердствуйте, очень сложно не пишите». Лейкин понятия не имел кто такой царь Хаммурапи. Что он такого выдающегося сделал. И зачем Лейкину надо что-то про него писать. Лейкин то в итоге написал, но не проект ребёнку, а нелепый какой-то стишок. Лейкин наивно думает, что сможет стишки свои в отдельной книжке опубликовать и их кто-то прочитает.

Как-то Лейкин прочитал на одном довольно популярном писательском сайте миниатюру автора о том, что никто не хочет любить в нас обыкновенного человека. А любят только отъявленных негодяев. Память незамедлительно напечатала отрывок из рассказа Сергея Довлатова:
«У хорошего человека отношения с женщинами всегда складываются трудно. А я человек хороший. Заявляю без тени смущения, потому что гордиться тут нечем. От хорошего человека ждут соответствующего поведения. К нему предъявляют высокие требования. Он тащит на себе ежедневный мучительный груз благородства, ума, прилежания, совести, юмора. А затем его бросают ради какого-нибудь отъявленного подонка. И этому подонку рассказывают, смеясь, о нудных добродетелях хорошего человека.
Женщины любят только мерзавцев, это всем известно. Однако быть мерзавцем не каждому дано. У меня был знакомый валютчик Акула. Избивал жену черенком лопаты. Подарил ее шампунь своей возлюбленной. Убил кота. Один раз в жизни приготовил ей бутерброд с сыром. Жена всю ночь рыдала от умиления и нежности. Консервы девять лет в Мордовию посылала. Ждала...
А хороший человек, кому он нужен, спрашивается?..».
Интересно то, что в комментариях к этой миниатюре другие авторы писали: «Да, нелегко нам хорошим людям…».
Мы привыкли считать себя нормальными, хорошими. Ощущая себя хорошим человеком, жить проще. Считать себя негодяем неприятно. Совершая поступки, осуждаемые обществом, противоречащие морали, мы находим тысячи оправданий, прощая себе слабости, обесценивая переживания тех, кому причинили боль.
- Ты соврал мне. Знаю, что ты был в винном магазине.
- Нет, я шёл вообще по другой дороге.
(Почему она психует? Мне ведь нужна помощь. Сочувствующий взгляд. Поддержка. Я хороший человек. Просто зависим).
- Ты наорал на меня.
(Да, но я был расстроен тем, что ты не сделала так, как я хотел).
- Мне было больно, когда ты схватил меня за ухо.
(Так я просто был немного раздражён тем, что мне показалось …).
Равнодушие. Эгоизм. Злость. Разве никто из нас не стрелял этим в близких? Никто никогда не врал? Не изворачивался? Не пытался казаться тем, кем не является?
Равнодушие … Ну я устал просто на работе. Меня все достали. Надо побыть в себе.
Эгоизм … Я же должен хотя бы иногда думать о себе.
Злость … И так все нервы расшатали. А тут ты ещё что-то от меня хочешь.
Благородство, ум, совесть, чувство юмора … Что к этому можно добавить? Доброта, забота, умение слушать, слышать и понимать. Поддержка. Открытость. Честность. Вот не полный перечень качеств, которыми должен обладать хороший человек.
Соответствуем? Все? Уверены? Лейкин не был уверен. Но много лет был убеждён, что он хороший. Ему казалось, что его безотказность, притворная открытость, наигранная приветливость это то, что делает из него, безусловно, хорошего человека. А всё остальное, что ему какое-то время удавалось скрывать, никто не видит. А значит и нет этого. Ему казалось, что статус хорошего человека присваивается другими людьми. Но всё-таки это не так.
Хороший человек, обеспечен этим статусом исключительно своими поступками.
Проснувшись на четвёртый день последнего запоя. Стоя и глядя в зеркало на опухшую со стеклянным взглядом морду, Лейкин сказал себе: «Ты … не очень хороший человек».

Иногда память включает кадры, от которых у Лейкина холодеет всё внутри, но о них он рассказывать не будет. Пока. Может, потом … когда-нибудь. Когда писателем станет. Придумает персонажа и на него всё это свалит. Будто не Лейкин это был вовсе. А нарисованный кто-то.