Глава 2. Жёсткие цинковые циновки

«Не надейся, жуя свой кусок,
Что политика Вас не касается,
Если голову спрятать в песок,
То доступна, политике, задница».

    Ночью за ним пришли. Вадим уже дремал с бутылочкой пива перед телевизором. Услышав дверной звонок, и он на автомате открыл дверь, ожидая увидеть скучающего Ваню. В нос упёрлась красная книжица, и он сразу осознал свою ошибку. Владелец документа довольно ощутимо пихнул хозяина в грудь, и в прихожую ввалились два хмыря в штатском, с надписью на них, кричащей: «Атас, ребята. Менты…»

— Добрый вечер. В чём, собственно, дело?
— Вы Галынин? Возьмите паспорт и проедемте с нами. Там Вам всё объяснят.

    Отказываться не было смысла. Приедет наряд, и привезут силой. Дверь уже открыта, сам виноват, расслабился. Вадим собрал вещи, и позвонил адвокату.

  Приехали в хорошо Вадиму знакомое, по периодическим допросам в деле о мошенничестве, отделение. В кабинете навстречу ему поднялась из-за стола давнишняя знакомая в серой милицейской форме:
— Следователь Корбенина Кристина Аркадьевна, я теперь веду Ваше дело. Руководство недовольно темпами расследования, и дело поручили мне.

  Вадим по неистребимой жеребячьей привычке провёл взглядом по возможным достоинствам фигуры. Достоинства следователя заключались, очевидно, в чём-то другом.

— Что за спешка, на ночь глядя, мы же уже разговаривали. Я собирался завтра сам к Вам явиться. Никуда не выезжаю, подписку о невыезде соблюдаю.
— Считаю, что Вы можете скрыться. Мы сейчас побеседуем, и, если будете и дальше запираться, поедете в изолятор.
— А если не буду упираться, то поеду сразу на 4 года?

— Не ёрничайте, Ваши Фамилия, Имя, Отчество. Паспорт пожалуйста.
— Сейчас приедет адвокат, и будем обсуждать мои данные. Всё имеется в деле, можете пока почитать.

— Да, говорили мне, что Вы скользкий тип, а Вы ещё и хам. Не будете говорить без адвоката?
— Нет, мне нужно с ним проконсультироваться.
— Мы сейчас Вас увезём в изолятор, пусть он там Вас и консультирует.

   Спор прекратил просунувшийся в дверь невысокий мускулистый мужчина в кожаной тужурке:
— Савин, Изяслав Валентинович, мне сказали здесь мой подзащитный… мы можем с ним поговорить?
— Идите в коридор…

  Выйдя вслед за ними, следователь поманила одного из оперов и показала на подозреваемого. Вадим с адвокатом шептались немного в стороне, под бдительным оком правосудия.

— Что они так взъелись, Изяслав?
— Срок рассмотрения дела ограничен. Передали сразу новому следаку, значит хотят довести дело до суда.  Сейчас будут жёстко давить. Ничего нового у них нет, если сам не дашь им повода зацепиться, есть шанс на благоприятный исход. Пошли в кабинет, вроде всё обсудили.
— Да, я помню - «не помню, не знаю…»

  Допрос шёл по тем же, много раз отрепетированным пунктам. Следователь пыталась найти несоответствия в деталях, устраивала перекрёстные вопросы и ловушки, как её учили в академии. Вадима же готовили уже несколько месяцев более квалифицированные друзья - специалисты, чем все её преподаватели. И бился Вадим не за «палку», а за собственную шкуру. Он гибко обходил углы, признавал неоспоримый факт долга, и выражал желание погасить его кровью, так как больше у него ничего нет, последняя квартира и та – уже тестя.

   Наконец, вопросы закончились. Вадим подписал, что его слова записаны верно и им прочитаны. Следователь сообщила, что имеет намерение заключить его в оковы на двое суток, для проведения дополнительных следственных мероприятий. Затем эту меру пресечения судья может продлить, а суд поставит окончательную точку.

  Вадима выпустили в коридор под недремлющее око цербера, через некоторое время вышел злой адвокат.

— Совсем мне мозги засрала. Стою, со всем соглашаюсь. Херня какая-то. Нам поставили ультиматум - либо мы сейчас признаем вину, обещают небольшой срок, возможно условный. Либо сейчас в изолятор на двое суток, потом опять на допрос и обещают реальные четыре года.

— Что посоветуете?
— Твоё решение... Вот чему я тебя учил?
— Даже если жена будет за ногу стаскивать с голой женщины, всё отрицать и кричать: «Ты всё не так поняла, это не то, чем кажется, я случайно напоролся на сук… и так в любой ситуации». А ещё – «добровольное признание смягчает вину, но увеличивает срок».

— Молодец, учишься, может еще и выкрутимся. А пока два дня посиди, ничего с тобой не случится.

— Мы вроде как с потерпевшим помирились, в один клуб ходим…
—Прекрасно, но это сейчас ничего не меняет, очную ставку назначили через два дня.

  Сидеть очень не хотелось, всё же обычному человеку это как-то травматично. Но выбора на самом деле не было. Понятно, что предложение условного срока сделано для упрощения ситуации, признался и все довольны...

   Материала для передачи в суд мало, и надо опять работать над делом.  Расчёт на усталость подследственного от допросов. Верить ли обещаниям колдуньи - следователя, у которой есть своё руководство и план посадок? Надеяться на милость Фемиды с завязанными глазами и еёхранительных органов…

  Оформили документы, надели наручники, повезли в тюрьму - на самом деле в СИЗО. Измерили рост, глянули в жопу, проверили одежду.

   Вадим вошёл в камеру, вспоминая, что там говорилось о полотенцах при входе – то ли вытереть ноги, то ли перешагнуть… Ошибка могла дорого обойтись…

   Камера была пуста. Две двухъярусные шконки по стенам, высокое окно с открытой форточкой, откуда ощутимо поддувал ветерок. Посредине железный стол со скамейкой, привинченные к полу.  При входе, рядом с раздаточным окном, «турецкий» унитаз, открытый со всех сторон – «туалет типа сортир», и умывальник. Вадим на правах первопроходца, занял нижние нары у окна, и начал устраиваться. Ему выдали тонкий матрас с подушкой, простынку с наволочкой и просвечивающий от ветхости плед. Тот был рассчитан на заключённых из племени пигмеев, и грел или ноги, или плечи, на выбор счастливого обладателя.

  Лязгнула железная дверь, и впустили ещё одного постояльца. Тот присел напротив, и пристально стал изучать сокамерника. Наблатыканный друзьями – товарищами, Вадим издали вежливо поздоровался, и не стал лезть с рукопожатиями.
  Сосед в ответ сообщил, что по пьяни убил сковородкой здоровенного соседа из-за соседки – шлюхи. Неожиданно, он стал много расспрашивать о подробностях дела Вадима.

— Мне говорили, что здесь падла сидит. Ты в первый раз? Что по жизни у тебя, расскажи.
  Вадим сообщил, что задержан за коммерческие темы. Образ жизни моногамный, характер нордический, в настоящее время холост; «в связях, порочащих его, замечен не был».

    Отдыхать пришлось недолго, ввели ещё одного заключённого – молодого парня, с опаской косящегося на старожилов. Сначала он прижался ко входной двери и был здорово похож по выражению лица на Романа Филиппова с его: «Помогите! Хулиганы зрения лишают».

   Сам рассказал, что его взяли по подозрению в изнасиловании, а у него уже условный срок, за наркотики.
   Опытные сидельцы сообщили парню, что статья его гнилая, и теперь он пойдёт по этапу, дорогой дальнею. А пока пусть лезет наверх, и, заодно, форточку закроет, а то дует.

   От закрытой форточки потеплело, и Вадим, наконец, пригрелся.

    Ночью Вадим сквозь сон заметил стоящего около него соседа, с чем-то блестящим в руке. Адреналин зашкалил, и в глубине тела завертелся знакомый горячий вихрь. Зэка выронил заточку, тряся обожжённой рукой.  Ногой пихнул железку под нары, и сделал вид, что пошёл облегчиться.

   В пять утра ворвался персонал «санатория», и начал шмонать постели. Ничего не обнаружили, и Вадиму стало казаться, что ночной инцидент ему померещился. Всех заключённых предварительно наклоняли в позу «Ку», и «анализировали это». Не мог урка протащить запрещённое орудие, только если специально заранее в камере не оставили.

   Невыспавшийся Вадик лёг обратно во взбаламученную постель. Проснулся от стука в смотровом окне. Принесли миску овсянки, как приличному сэру. Вадим гордо вернул завтрак повару, вспомнив, что адвокат обещал принести дружескую передачу.
«Вот и посмотрим, как они притащат обещанные апельсины бочками» — ворочался он на начинающий напоминать хозяину о пропущенных ужине и завтраке желудок.

   Груз апельсинов задержали на таможне, и в обед Вадим уже радостно наворачивал жидкую тюремную баланду. Перед ужином таможня дала добро, и награда нашла своего героя. Бог послал ему сегодня от дружбанов сырокопчёную колбасу со свежим хлебом, немного, как вороне, сыра и ещё фруктов. Бананы, как и колбаса, с целью обнаружения напильника, были нарезаны квадратными кусками. А вот батон, куда его традиционно запекали ещё со времён революционеров, оказался странно не тронут… Бочку – не бочку, но парочку апельсинов друзья положили.

«Это они подстраховываются, с нашей коммерческой жизнью отсутствие уголовного прошлого свидетельствует о низкой деловой активности бизнес-партнёра» — с наслаждением чавкал Вадим, щедро поделившись хавчиком с товарищами по злоключению.
«Может так статься, что и поменяемся местами, и Изя от меня к ним дачку принесёт».

  Собеседников рассовали по допросам, а далее - по местам обитания, камера опустела.

«Всё-таки главная проблема заключённого это свободное время. Хотя в тюрьме скучать, наверное, не дадут. Какие-то работы, обязанности, хорошо бы не анально-половые. Вот совсем не хочется проверять» — ворочался на узкой койке сиделец.
    Пользуясь комфортным одиночеством, Вадим взгромоздился на корточках на «турецкого друга», в раздумьях о горестной судьбе русской интеллигенции.
   
   Не успел он как следует погрузиться в мысли, как дверь с громким звуком отворилась, и в камеру вошла Кристина.

   Вадим судорожно стал натягивать штаны, путаясь в одежде. Женщина подошла и дотронулась до сразу напрягшегося Вадимчика.

— Я тебе помогу…— придерживая рукой рвущиеся из трусов вадимовы эмоции, она усадила его на скамейку и присела рядом, закрыл безобразие спиной от наблюдателя в окне.

— Что прямо здесь и сейчас поможешь? — недоверчиво спросил Вадим, которому младший приказчик напомнил, что у него в лавке уже полгода не было хозяйки.
«Враньё, что мужчинами сложно манипулировать, надо просто правильно держать манипулятор» — вспомнилась старая шутка.

— Ты одинок и несчастен. Впереди у тебя годы беспокойного, вполглаза, сна в камере, когда ты будешь бояться всхрапнуть, чтобы не разбудить случайно соседей. Каждый проходящий мимо зэка сможет тебя убить или изнасиловать. Ты должен признаться в преступлении, а я постараюсь смягчить для тебя наказание… Всё будет хорошо. Подпиши бланк допроса…

     Руки гибко танцевали в сложном узоре, касаясь лица и тела мужчины. Вспомнились танец колец удава Каа. Он завороженно смотрел в открывающуюся бездну, древнее женское начало, обещающее ответ на вопрос: «Чего не было и не будет. А если будет, весь мир погубит…»

    Глаза Кристины изменились, расширенные чёрные зрачки сузились в вертикальные щёлки. Сквозь полурасстёгнутую или полузастёгнутую блузку просвечивали небольшие, как налитые яблоки, груди с торчащими тёмными сосками. Вся фигура следователя поплыла, утончаясь и вытягиваясь.

     Его коснулись влажные губы, и Вадим почувствовал кисловатый, похожий на древесный, змеиный запах, отдающий немного тиной.

— Вы слышите меня, бандерлоги? — прохрипел Вадим, разряжаясь от всей этой свистопляски.
— Бандер кто? — спросила следователь, брезгливо вытирая руку о Вадимовские штаны.
— Обезьяны такие…

   Ты с Денисом разговаривала, а он перестал тебя вожделеть и соглашаться со всеми твоими замыслами. Вот и пришла ко мне в камеру, надеясь, что я устал оттягивать свой «ужасный конец», и согласен уже на «бесконечный ужас».

 — Много о себе мнишь, герой. Посмотрим, как на зоне заживёшь…
— Мну кого хочу, и как хочу. Ты мне не указ.
   
     Вошла женщина в строгом костюме. Она с подозрением оглядела взъерошенного Вадима и поправляющую одежду Кристину.

— У вас здесь допрос?
— Мы уже кончили, — проводил взглядом Вадим удаляющуюся спину ведьмы.

— Я прокурор, хочу сообщить о Ваших правах. Вы задержаны на двое суток, по истечению этого времени Вам должно быть предъявлено обвинение, и судья определит дальнейшую меру пресечения. Понятно? Есть жалобы?
— Всё ясно, жалоб нет, жизнь удалась!

«Всё-таки не зря страдали по-беспределу наши товарищи – узники в пыточных гестаповских подвалах Советского РОВД. В цепях, то есть наручниках, прикованные к батарее, задыхались до смерти в пережатых противогазах. К правовому государству идём, товарищи!!» — проводил он взглядом вполне себе зачётную задницу прокурорши.

   На следующий день Вадима повезли обратно, в отделение. По пути опер рассказывал о больших сроках и тяжелом существовании упёрнутых подозреваемых. Ничего для себя нового Вадим не узнал, и с волнением ждал встречи с судьбой.  Адвокат ждал его у дверей, и они вместе прошли в кабинет следователя.

— Сейчас будем проводить очную встречу с пострадавшим. 
    За столом, ухмыляясь сидел Денис.

— Ваши отношения с подозреваемым в связи с рассматриваемым делом?
— А это… деньги взял и не отдаёт.

— А Вы какое-то оборудование ждали? Или Вам просто нужно было обналичить вексель? — спросил Изяслав.
— Нет, деньги обещал отдать, ворюга, и кинул.

— То есть Вы говорите, что никакого оборудования Вы не собирались получать, а ждали только денег? — мрачно повторила следователь.
— Да, так я и говорю.

— А Вы от долга не отказываетесь, готовы его погашать, по возможности?
     Вадим и без испепеляюще-подсказывающего взгляда Савина сообразил, что к чему.
— Мамой клянусь, кровью искуплю, всё отдам. Как смогу… В тюрьме заработать такие деньги не получится!

     Денис хитро взглянул на Вадима.
— И вы готовы написать необходимую расписку от частного лица?

     Пинок ногой от адвоката был лишним, мама Вадима дураков не рожала.
— Готов писать прямо сейчас, и с процентами, если требует закон.
— Давайте, начинайте.

— Я могу проконсультироваться со своим адвокатом?
     Друзья вышли в знакомый коридор. Бдительное око недремлюще подглядывало за их передвижениями.

    Сияющий Изяслав хлопнул Вадима по плечу:
— Ты понимаешь, что происходит? Денис признал, что оборудования не ждал, только денег. Это означает что мошенничества не было, планировался несостоявшийся обнал. Тебе еще налоговая полиция мозги попарит, но уголовка им готовую «галочку» не передаст. В итоге - ты пишешь расписку, вы переходите в гражданские отношения, дело закроют за отсутствием состава преступления. Давай иди, мой друг пиши - читай, а я побежал - у меня богатый клиент на очереди, опаздываю.

   Вадим написал клятвенные заверения о непреодолимом желание вернуть потерпевшему его кровные, и его отпустили на поруки, под обещание никуда пока не уезжать.