Озерские нюансы. продолжение повести

 
                «Озёрские «нюансы».

Что город, то норов;
Что деревня, то обычай.

Русская пословица.

Прежде чем начать этот рассказ, приведу диалог с моим, пусть даже гипотетическим - собеседником. Разговор начался по поводу пословицы русской, которая вынесена в эпиграф.
- Как определить особенности поведения людей в одной конкретной деревне или селе? - задал я вопрос своему собеседнику.
- Да, - никак невозможно, в каждом селе, особенно одной округе – все одинаково, - безмятежно, не ожидая подвоха или какого-либо возражения, - ответил мой знакомый.
- Согласен, но есть такие, как сейчас говорят – нюансы.
- Какие еще – нюансы?
- Да, такие особенности поведения, они не очень заметны, но при длительном рассмотрении – проявляются и их можно определять.
- Как определять-то?
- Просто. Нужно смотреть на поведение молодежи.
- Почему, – молодежи?
- Молодежь более непосредственна и открыта.
- Кстати, - почему вы такой вывод сделали?
- Это не я сделал, а сама природа человеческая так захотела, - вот и распорядилась.
- Зачем?
- А затем, чтобы сразу определять, что за человек рядом с тобой растет и живет, и жить будет.
- Жить будет? А вдруг он, человек этот – уедет.
- Уедет? Возможно. Но, это только сейчас стало, всего несколько десятков лет, а раньше никуда не уезжали.
- Почему не уезжали?
- Так, смысла не было уезжать. Помните пословицу: « Где родился, там и пригодился». Конечно, переезды случались, но очень редко.
- Что-то я вас не пойму, - куда вы клоните?
- Да, никуда я не клоню, просто – человек разумный пришел в Европу, то есть – сюда - 40 тысяч лет тому назад и все это время жил коллективно. Сначала племенем, родом, потом соседской общиной, семьями. И все это время люди заботились и сейчас заботятся о хлебе насущном, и о своей безопасности. Вы знаете, что в старой русской деревне ничего друг от друга не скрывали, да и невозможно было скрыть.
- Почему же?
- А это уровень доверия такой выработался. Знаешь, как говорили: «Да это наш, свой – деревенский». Все это – мандат доверия. Это как паспорт сейчас, который удостоверяет твою личность.
- Так и в личную жизнь же - вмешивались? Это как-то…
- Да, вмешивались и осуждали неприемлемое поведение. Это и есть забота о своей безопасности, как бы предупреждали…
- Ну, вот – это мешает свободе личности.
- Возможно, но зато знали, что за человек с тобой рядом, что от него можно ожидать. Между прочим, Библия осуждает ложь…
- Но никто не имеет право осуждать человека и судить о его поведении и поступках. В Библии тоже на это имеется указания…
- Хорошо, согласен, - не имеет, но давать оценку поведению – можно.
- Вот почему, я приеду в село и чувствую, что за мной – наблюдают, оценивают, и от этого я чувствую себя скованной, - не то, что в городе.
- Правильно считаете, что за вами следят, это в городе – не следят, а здесь еще эти привычки остались. Это правильные, - человеческие привычки.
- Но мне от этого неудобно?
- Неудобно? Зато не так одиноко. Понимаете?
- Понимаю… - завершил диалог мой собеседник или собеседница и в свою очередь задал мне вопрос:
- Ну, хорошо, вернемся в начало нашего разговора. А в твоей деревне, где ты родился и вырос, - были свои особенности?
- Были, да еще какие…
… И опять, перед моим мысленным взором встали картинки моего деревенского детства.
По нашей улице, по самой середине - идет ватага парней. Здоровенные парни, одеты по- праздничному: в селе праздник престольный – Покров.
Я, в своем атеистическом октябрятском и пионерском детстве, всегда удивлялся, как тщательно моя бабушка Вера готовилась к этому празднику.
У неё как-то разглаживались морщины, как добрело лицо, - даже голос менялся. На столе и печи было много наготовлено вкусной еды…
Только потом догадался, что я видел - настоящий праздник! – это всегда и в первую очередь – праздник души.
Вспоминаю, как шукшинский герой – Егор Прокудин, в фильме «Калина красная» - желал или даже жаждал праздника, а его создать не получилось. А у бабушки - получалось. Наверное, для настоящего праздника все же вера нужна…
Не хочу кидать камень в советскую власть, но таких праздников, которые так же чтились и благоговейно отмечались, как престольные или Рождество, Пасха – создать не смогли.
Единственный праздник, который возник в этот период –
9 Мая – день Победы. Это чисто русский праздник, больше ни у какого народа таких праздников – нет. Только мы можем назвать день памяти погибших воинов – Победой.
Мы ведь, на самом деле не победу над Германией празднуем (про то давно забыли, как и про французов в свое время). Мы погибших и всех воевавших – поминаем.
У меня иногда мелькает мысль, что наши победы всегда – вот такие. Хоть на Куликовом поле, хоть на Бородинском… Никого мы не побеждаем, просто отстаиваем свое право на жизнь.
Как-то у меня с моим другом-атеистом случился такой разговор, в котором я говорил, что никогда не понесу портрет своего отца, деда в колонне так называемого Бессмертного полка. Он мне задал прямой вопрос: «Почему?» - я же, в свою очередь задал вопрос: «Как ты считаешь, почему до революции в память о погибших ставили храмы, часовни?» - ответил, - Ну, тоже - для поминовения погибших, - Правильно, - сказал я ему, - Но, это было сакральное, то есть, священное, поминовение: священник читал положенные тексты, а остальные поминали «про себя» - молились, потому что это – святое. А то, что свято на площади и улицу не выносят. Это должно быть внутри сердца, а то, что внутри твоей сущности, у нас не принято показывать.
А, мною названные религиозные праздники, отмечались не по должности или партийной принадлежности, а так, как отмечала моя безграмотная бабка – по велению сердца.
Покров отмечали три дня. В эти дни можно было ходить хмельным, никто не осуждал.
Парни, которые своими хромовыми сапогами разбрызгивали жидкую черноземную грязь на нашей улице, шли в один ряд, в середине – гармонист.
Раздавалась залихватская, - то ли песня, то ли – частушка.

Шире улица раздайся
Шайка жуликов идет!
Атаман в гармонь играет –
Шайка жуликов поет!
Наша шаечка пятерочка –
Гуляй, гуляй, гуляй!
Нашу шаечку – пятерочку
Никто не задевай!

Неискушенный современный молодой человек может подумать, когда прочитает это: « Вот это дикая, темная деревня: жуликов прославляет, сами себя жуликами называют и шайкою».
Спешу охладить от скоропалительных суждений. В том русском языке, на котором изъяснялась - та, русская деревня, слово – жулик, это по- современному – озорник. А слово шайка – это сплоченная группа друзей-товарищей, и уж никак не имела криминального оттенка. Слово – компания, для определения группы людей, тогда почти не употреблялось. А, термин –
«атаман», соответствовало нынешнему – лидер.
Так что, это вполне безобидное вступление к дальнейшему.
Гармонист неожиданно переходил на другой, более тягучий мотив и парни ревели медвежьими голосами очень близкое, что их ожидало.

Стели мне мать постелюшку
Последнюю неделюшку!
А на той неделюшке -
Постелят нам шинелюшки!

Здесь сказывалась извечная русская неприязнь к солдатчине.
( это была на самом деле самая тяжелая крестьянская повинность: молодого парня – коренного работника и помощника в тяжелом хлеборобском труде отрывали от семьи, которая его вырастила и надеялась на его помощь).
Русский философ Н. Бердяев, (которого отправили на чужбину, на так называемом «философском» пароходе в 1922 году, по распоряжению Ленина. На этом пароходе собрали всех известных русских писателей, философов, политических деятелей. Как оказалось в дальнейшем, это было одно из гуманных деяний молодой власти, и тем самым спасли их жизни).
Так Н. Бердяев отмечал, как достижение советской власти, которая сумела сделать службу в рядах советской армии – престижной и молодежь в неё охотно шла, чего не было в царской России.
Солдатчина испокон веков считалась тяжелой повинностью. Недаром родилась пословица: « Осина, - не лесина, коза – не
скотина, солдат, - не человек».
Могу только добавить, озерские парни, пройдя солдатскую службу, старались её забыть и никогда о ней в подробностях не рассказывали. В принципе, пословица оказывалась права.
А ватага парней затягивала следующую припевку, из той же темы, только более современную:

Скоро, скоро – поезд грянет,
И колеса застучат!
А на линии девчонки –
Досвиданья – закричат!

Досвиданья, досвиданья,
Ну и до свиданьица:
Не бывало у меня
Такого расставаньица!

Человеку, выросшему в селе, среди полей и лесов, труднее, чем горожанину отрываться от своей малой родины. Он более остро переживает разлуку с ней. Поэтому в этих припевках нет веселости, нет и грусти особой, только ощущается какая-то неизбежная необходимость (ну, это то, что называют – русским фатализмом, покорность судьбе).
А вот следующее тексты были абсолютно противоположны.
Они являли какой- то внутренний протест. Против кого протест?
Скорее всего, против порядков государственных. В них ощущается настоящая озерская дерзость, которая на самом деле присутствовала во внутреннем мире озерских жителей – и молодых, и старых…

Ты, товарищ – бей окошки,
А я буду дверь ломать:
Вся милиция – знакома,
А судья – родная мать!

Я даже затрудняюсь объяснить, как это текст оказался в Озерках и даже - исполнялся, - возможно, это местное творчество неизвестного автора.
Никаких судей, тем более родных матерей-судей в Озерках отроду не было, да и сейчас мне неизвестны факты, чтобы кто-то из наших - сельских, являлся судьей.
Хочу сделать небольшое отступление и ответить на вполне законный вопрос. А были в Озерках случаи жестокости, целенаправленной, осознанной жестокости? Да - были.
До сих пор сидит в моем сознании случай, который мне рассказал знакомый мужик: « Знаешь, Валер, раньше ведь амбары для хранения зерна ставили в конце усадов. Пожара боялись. Изба сгорит – это одно, да и горели часто, - зато хоть хлеб останется. Такой амбар на столбиках ставили, чтобы водой не заливало, весь сруб, как бы на весу находится и между полом и землей пространство, для продува, чтобы пол не гнил.
Небольшие окошечки прорубали, – проветривать хлеб обязательно было нужно. Но окошечки очень маленькие – ладони пролезть.
Ну, один мужик-бедняк приловчился к одному амбару подбираться. Окошечко прямо вровень с ворохом пшеницы было прорублено. Мужик просунет руку в окошечко и жменя зерна в ладони…
Так несколько раз. Заметил хозяин, что зерно кто-то понемногу берет. А хозяин – суровый, жесткий был человек.
Позвал взрослых сыновей, да и пошли в амбар с топорами, - следить решили. Сидят внутри – ждут.
Мужичок и подходит, сторожко пробирается в темноте. Просунул руку, а его – хвать за кисть!
Ты знаешь, как он просил – умолял отпустить, отработать божился. Не помогло. Отрубили ему кисть топором».
Я сидел пораженный такой жестокостью, особенно страшно было, что мой собеседник и того хозяина называл, кто руку отрубил, да я забыл по молодости. Но это было очень давно, так давно, что старик сам про этот случай от старика слышал.
А другая припевка была, тоже, как сейчас принято выражаться – крута (резка) и одновременно – простодушна, только «страдала» наличием ненормативной лексики, которую я не склонен употреблять, поэтому в необходимых местах поставлю многоточия.

Х…ли, х…ли – ваши пули
И наганы не причем:
Приходи ко мне подраться, -
У… башу кирпичом!

Тут опять вынужденно повторюсь: озерские парни были склонны к хулиганству, особенно в соседних селах. Были драки, но, как следует из припевки, - все было вполне благородно, видимо старая общинная открытость не вполне еще выветрилась. Я выложу фото озерских парней, это парни 70-х годов, но зато очень наглядно демонстрируют то, что я только описал, то есть определенная преемственность сохранялась (это фото было выложено Савиным Владимиром, которой жил в Германии: по текстам его супруги – он умер недавно).
Дерзость и определенная бесшабашность - у озерских - подтверждается вот этой припевкой.

Меня резали резаки,
А лечили доктора,
А на стульчике сидела, -
Чернобровая моя!

Спросят, а это – о чем и к чему? Да, это своеобразное признание в любви. В селах, вообще, про любовь не очень любили говорить, тем более рассказывать.
Между прочим - в Озерках - вокруг любви страсти кипели нешуточные. Мне известен случай, который произошел после войны. Действующих лиц и фамилий я не помню. Сейчас жалею, что не записал.
Но этот случай абсолютно реален, только помню, что та свадьба, с которой невеста сбежала с другим - была в Заручье.
По тем временам, конечно – это было из ряда вон. История обыкновенная.
Дружил парень с девушкой, потом – поссорились. А к девушке другой парень посватался. Время послевоенное, - парни полегли на полях войны той проклятой.
А девушка – не парень, ей годить нельзя: согласилась пойти за нелюбимого. Жаль, тех подробностей я не знаю, но предполагаю, что чуть не в день свадьбы, помирилась она каким-то образом с любимым, но уже свадьбы не отменили, и отцу-матери сказать было нельзя, - стыд и позор для них.
Это шло вразрез со всякой традицией. Вот и договорились, что выйдет она из-за свадебного стола по своим делам, а любимый с друзьями её прямо в сани – и уедут в Шумерлю.
Так и было. Решительные девушки были в Озерках!