Профессионалы

      Будни уголовного розыска весьма далеки от романтики. Порой так устаешь, что завыть хочется. Изнуряют нескончаемые рабочие дни по 10-12 часов, ночные подъемы, постоянная отмена выходных из-за какого-нибудь усиленного варианта несения службы, представления прокуратуры и многое другое, отчего голова идет кругом. Но сегодня мне было решительно все равно. Все потому, что с завтрашнего дня отпуск, приказ подписан, отпускные – в кармане. Уже завтра утром буду в поезде, и он помчит меня на всех парах к другу юности, который тянет армейскую лямку в должности заместителя погранзаставы на китайской границе.
В половине восьмого утра прибежал на железнодорожный вокзал уже перед самым отходом поезда. Оказывается, я перепутал время отправления. Поэтому заскочил в первый попавшийся вагон, предъявил служебное удостоверение проводнику, который равнодушно взглянув на него, разрешил пройти в свой вагон. 
«Как здорово в милиции работать, – подумал я, устраиваясь поудобнее, – можно бесплатно ездить, куда и когда захочешь».
Утром я не позавтракал, поэтому решил сходить в вагон-ресторан. Настроение было отличное, испортить его не представлялось возможным. Целых 34 дня…Здорово. А когда у меня хорошее настроение, мне всегда хочется с кем-нибудь поболтать. Так было и на этот раз. Собеседник нашелся сам. Ко мне за столик подсел худощавый парень-казах.
– Можно присесть, – спросил он меня и протянул руку. – Макс, будем знакомы.
В ответ я назвал свое имя и пожал протянутую руку, отметив про себя вялость его рукопожатия. Пальцы были тонкие и длинные с белесоватым оттенком. На безымянном пальце правой руки я заметил татуировку, указывающую на то, что ее обладатель прошел через «малолетку».
«Щипач», – заключил я, повинуясь своей профессиональной интуиции, и спросил, куда он едет. Оказалось, что Макс направляется в Алматы к родственникам, повидаться.
– А я в отпуск, к другу, – сказал я и стал смотреть в окно.
Я видел, что Максу хотелось поговорить, но он сдерживался. Очевидно, сказывалась привычка не доверять людям. Спустя некоторое время, он, взглянув на меня, спросил:
– Коммерсант?
– Нет, – усмехнулся я, – журналист.
Я соврал в надежде вытащить щипача на откровенный разговор и при этом не раскрыться. Это зачастую не просто, ведь любая профессия накладывает особый отпечаток, тем более у меня за плечами было семь лет работы в уголовном розыске.
– А про что пишешь? – спросил Макс, все еще с недоверием поглядывая на меня.
– Да про все, про жизнь, судьбы разные, ситуации жизненные. Могу даже про тебя написать, если расскажешь что-нибудь интересное, стоящее, необычное. Читателя ведь увлечь нужно. Чушь никто читать не будет, сам знаешь, – понесло «Остапа».
Макс, помолчав немного, сказал:
– Дай честное слово, что напишешь про то, чем я занимаюсь.
Я пообещал. Тогда мой попутчик крякнул и выдал мне, что он карманник. Карманный вор в общем.
– Очень интересно, – изобразил я удивление на лице.
– Но я профессиональный карманник, понимаешь? Лучший в городе. Ну, что, слушать будешь? – продолжил Макс, отхлебывая из чашки крепкий кофе, и начал рассказывать.
– Сам я из Павлодара. По «карману» начал работать лет с девяти-десяти. Сейчас мне 22. Дважды судим. Оба раза за хулиганку. После крутых «подъемов» денег на кармане устраивал всегда грандиозные пьянки-гулянки в ресторанах. А там драки, разбитая посуда, стекла, опрокидывание столов, менты и, как следствие, срок. Это сейчас я поумнел, больше не дебоширю. А вот на «кармане» ни разу не попадался, ну почти. И не дай Бог! – постучал по столу Макс.
– Вот значит, – продолжал Макс, – с девяти лет я так и работаю. Начинал в игровых автоматах. Рубли и трешки вытаскивал у таких же щеглов, каким и сам был тогда. Сами виноваты. Приткнутся к экрану, задницу свою отклячат – подходи и вытаскивай, никто не почувствует. Может, и не стал бы я дальше карманить, если бы однажды не вытащил у одной цыганки 45 рублей. Большие деньги по тому времени. А дело так было… Цыганка эта всю свою выручку засунула в карман и стала играть в «Морской бой». Увлекает. Сам играл, знаю. Ну вот, я подошел сзади и спокойно вытащил все ее бабки. Необъяснимый страх перед цыганами заставил меня сразу убежать, только через несколько кварталов от того места я остановился и перевел дух. Всю следующую неделю я шиковал. Мороженое, пирожные, всего и не перечислить. Именно тогда я и понял смысл больших денег, дармовых денег. И решил начать работать по-крупному.
– Когда я начинал работать, в Павлодаре насчитывалось человек восемь карманников, самому младшему из которых уже было за тридцать. У них я и учился. Поначалу обкрадывал женщин, потом к ним добавились старики. Сейчас ворую только у мужчин. К женщинам, особенно беременным, не подхожу принципиально.  Работаю чаще всего в одиночку. С одной стороны, удобно, а с другой – тяжело.
Макс вытащил из кармана полиэтиленовый пакет. Затем свернул его вчетверо и положил в правую руку, прижав пакет к ладони указательным пальцем. Безымянный же палец и мизинец спрятал за внутреннюю сторону пакета.
– Вот они – два рабочих пальца, – Макс пошевелил указательным и средним пальцами. – Они снаружи всегда. А пакет нужен для того, чтобы в работе прикрыть свою руку от постороннего глаза. Пакет этот называется «зонт». «Зонтом» может быть также и пиджак, перекинутый через плечо или полусогнутую руку. Напарник, идущий позади тебя, зовется у нас «фартецелом». Именно ему и передаешь деньги или кошелек. При необходимости он тебя прикроет. Хотя со мной обычно такого не бывает. Чисто работаю. У одного парня года три назад раз в трамвае вытащил из переднего кармана джинсов все деньги. Сначала «пробил» его карман, который оттопыривался. Чувствую –деньги. Осторожно, миллиметр за миллиметром просунул два пальца и вытащил одну стодолларовую банкноту. Дальше вытаскивал уже по две-три бумажки. Вытащил таким образом все 1200 долларов. Хорошо, что трамвай был переполнен. Еще и про себя посмеялся над ним, мол, на такси нужно с такой поклажей ездить, а не на трамвае.
Иногда вместе с кошельком документы попадаются. От них сразу стараюсь избавиться. «Палево» это. Помню, однажды два заграничных паспорта вместе с 200 000 рублями вытащил. Так эти паспорта отдал своему знакомому, который, в свою очередь, обогатился на 50 000, вернув паспорта своим владельцам, обезумевшим сначала от горя, а потом и от радости.
Только однажды не повезло мне. Приклеился я к одному парню. Стал, как обычно, крутиться возле него. Уж больно много денег засек. И, как только их вытащил, так откуда ни возьмись нарисовался мент и за руку меня…  Ну вернул, конечно, деньги. Терпила от заявления отказался, видимо, не захотел парень по милициям таскаться. Очканул я тогда здорово, – и Макс закурил сигарету. – Эх, сколько же всего было, разве теперь вспомнишь.
В воздухе повисла пауза. Каждый думал о своем. Макс смотрел куда-то в сторону и молчал. Я не торопил его. Внезапно в вагон-ресторан зашли постовые милиционеры из линейного отдела. От взгляда сержанта Макс как-то съежился. У меня же мелькнула мысль, что сейчас меня раскроют, ведь другого удостоверения кроме служебного, у меня не было. Милиционер подошел к нашему столику и, глядя в упор на Макса, процедил сквозь зубы:
– Будешь слоняться по поезду – вот этой самой палкой руки тебе отобью, что долго щипать не сможешь.
– Не щипач я, – попытался оправдаться Макс, – с чего Вы взяли?
– Еще раз повторяю, – побагровев от злости, оборвал его сержант. – Зад свой прижми.
Милиционеры удалились.
– Вот гад, вычислил, - заметил Макс с ненавистью.
       Я же про себя аплодировал сержанту за наметанный глаз и профессионализм, ликуя в душе. Ай да умница, с ходу определил «щипача». Побольше бы таких сержантов.
      – Знаешь, а я не жалею, что стал карманником. Считаю, что так наказываю людей за ротозейство. А я удовольствие получаю, если работа сделана красиво. Еще раз повторю, что в Павлодаре лучше меня никого нет. Я профессионал своего дела. А людям нужно просто быть повнимательнее. Ведь для того и щука в озере, чтобы карась не дремал.
      Мы вышли из ресторана и распрощались. Я пошел в свой вагон. Но через мгновенье меня окликнул Макс.
     – А ведь ты мент, а никакой не журналюга, – с усмешкой произнес он, – Взгляд у тебя особый – оценивающий, ментовской взгляд. Поэтому тебя сержант и не тронул. Своего признал. А я-то дурак, расклад тебе весь дал. Ну, да ладно, бывай.
     Макс резко развернулся и ушел. Стоя у окна, я смотрел, как мимо меня пробегали телеграфные столбы, мелькали деревья, кустарники, как багрянцем опускалось солнце все ниже и ниже, как оно наконец село за горизонт, как вдруг я спохватился, целы ли мои деньги? Я опустил руку в нагрудной карман и с облегчением выдохнул: деньги были на месте.
     Приближалась моя станция, а значит, уже через несколько часов я буду на месте.