Большому кораблю большое плаванье

Город наш лежит на склонах невысокого горного хребта, спускающихся к морю. Лучшие места в прибрежных городах – естественно, у берега. А чем выше в гору, как у нас говорили, на бугры, тем беднее. И на улицах. И в карманах у населяющих эти бугры.  Но и цена за съем меньше. В молодые годы мы с женой на буграх и снимали комнатушку. Выходило дешевле. 

 Улица Клары Цеткиной, как называла ее наша хозяйка, не знала ни асфальта, ни тротуаров, ни уличных фонарей, ни газа, ни водопровода. До ближайшего захудалого магазина почти километр. А до городского транспорта еще больше. Заваленные, покосившиеся заборы, а за ними дворики, объединяющие несколько хибар.

Сначала, миновав висевшую на честном слове калитку, нужно пройти в дворик. А потом, повернись, как в сказке про бабу-Ягу, налево, и увидишь дверь нашего убежища.  Возможно, ровесницу революции. За дверью нечто, что можно с натяжкой назвать коридором-кухней. Там из нескольких ящиках, прикрученных друг к другу проволокой изваяно шаткое подобие кухонного шкафчика. На нем наша кормилица, газовая плитка на две конфорки. Пятилитровый газовый баллон на полу.  Ночью тут резвились мыши. И жена то и дело проверяла шланг. Не дай бог, мыши прогрызут, взорвемся. 

В стене между коридором и комнатой печка, которую мы в холода топили.  Ящик с углем в углу двора. А за стеной комната с маленьким окошком. В комнате еле умещались кровать и столик.  В тесноте да не в обиде. И еще по периметру лужайки-дворика четыре хибары не многим лучше. Лужайка зимой лежала под снегом, осенью – в лужах и грязи, а летом -  прорастала пахучей травой.

Телевизора у нас не было. И денег на него не хватало, и некуда было поставить. И не уверен, что в этой точке города был нормальный прием.

Что за люди были моими соседями, мы не знали. Да и не шибко заморачивались.  Мы в этой компании были самыми молодыми и глядели только друг на друга. В гости никто из соседей к нам не напрашивался. И мы не напрашивались.

 Единственно, что у нас с соседями было общим, кроме забора, калитки и дворика –  это туалет-скворечник. Он стоял выше на местности, за двориком на небольшой площадке среди грядок. Кто-то из соседей на остатке земли, свободной от туалета, исхитрялся даже какую-то зелень выращивать.  Правда моя жена подозревала, что соседи-алкаши, народные умельцы, высевают коноплю. А кто их тут будет проверять?

  О туалетной бумаге в те годы не слыхивали. Ее заменяла пресса. В туалете на большом ржавом гвозде висела старая драная женская сумка, в которую жильцы и переправляли прочитанные газеты. Из этого можно было заключить, что среди наших соседей были и хозяевами жилплощади, которым почтальон, согласно прописке, приносил газеты. Кроме этого можно было заключить, что в этот парк юрского периода без воды и газа, газеты, коллективного агитатора и организатора, доставляли исправно.

 Мы же с женой, плицы перелетные, на наш временный адрес газет не выписывали. И как-то обходились без газет. А в туалете нам перепадало от щедрот наших соседей. И вот в какой-то летний вечер, я в туалетной сумке-накопителе обнаружил целехонький экземпляр журнала «Иностранная литература.» С этим изданием я был уже знаком. У моих родителей такое чтиво нередко приторшеривалось на недельку, другую.  Маме давали почитать. И я кое-что выборочно оттуда почитывал.

 Но   одно дело такой журнал на столике торшера рядом с диваном в квартире моих родителей, и совсем другое дело - в туалете на отшибе цивилизации. Ну я и полюбопытствовал, что же в этом экземпляре, обреченном на столь бесславный конец. А в нем кроме всего прочего оказалась первая половина повести Ирвина Шоу «Вечер в Византии»
 
Этого автора я уже знал. Когда я был старшеклассником, маме кто-то дал почитать толстый том «Молодых львов». Маме понравилось. И она не рекомендовала, а даже настояла, чтобы я прочитал. И не зря. Мне тоже понравилось. Я до этой книги ничегошеньки не знал о том, как американцы воевали с гитлеровской Германией. И с того времени я запомнил автора. Тогда, думаю, Ирвин Шоу был мало знаком широкому читателю.  Интересующихся им, было куда меньше читающих «Правду».

Спустя несколько лет, студентом, шел я как-то, по Калининскому проспекту.  Смотрю, люди толкутся у импровизированного прилавка. Оказалось, книги с лотка продают. Дешевые, без переплета.  Разнообразия никакого.  Кажется, книги всего трех авторов. Но среди них уже знакомый мне Ирвин Шоу.  Заметен прогресс: печатался в журнале для эстетов, и вот уже в печати, в книгах. Но по тому, как люди, - а это ведь москвичи, -  приглядываясь, вертели в руках томики, я понял, что еще широкой популярности у авторов пока нет. Томик с рассказами Шоу я купил. Можно сказать, по причине старого с ним знакомства. В общаге же книга получила признание и пошла по рукам. Ушла в люди и не возвращалась. Большому кораблю большое плавание.

  Так что, когда я наткнулся в туалете на «Вечер в Византии», это была теплая встреча со старым, известным еще с юности, знакомым. Я краем уха слышал, что его новую повесть напечатали в журнале. И вот она. То есть, ее половина.

Но откуда тут? Мне казалось, что никакая культура, тем более зарубежная, примитивный быт бугров не прошибет. Культура цветет внизу, где море теплое песок и пляж, где свет и газ, водопровод, асфальт, газоны, клумбы, памятники основоположникам на площадях, и даже театр. Но это так далеко, почти заграница. Так что, я даже не мечтал, что Ирвин Шоу попадет мне в руки. Скорее всего, проплывет мимо, как белый пароход.  Если большому кораблю большое плавание, то для меня на нем нет местечка.  И вот нежданная встреча. Местечко на палубе. Да хоть такое. И, главное, где встреча. В туалете.
 
Первый момент меня охватило удивление. Даже легкая оторопь. Чтобы тут, на буграх, на улице Клары Цеткин да Византия? Кто же из соседей интересуется Шоу? Я начал анализировать методом исключения. Одна пара соседей – армяне, недавно приехавшие из Армении. По-русски еле говорят. Муж водитель автобуса. Они сразу отпадают. Еще одни соседи квасят беспробудно. Тоже отпадают. Еще одна пожилая женщина, которая как раз ковыряется рядом с туалетом, выращивая лук и петрушку. Она? Сомнительно. Кто тогда? Просто детективная история.
 
У Шоу - «Вечер в Византии», а у меня -  вечер в туалете. И в туалете я стою на перепутье. Как поступить?  Так и подмывает принести журнал домой. Почитать. Но он не из самого приятного места.  Далеко не из самого опрятного среди туалетов. Как на это посмотрит жена? Она чистюля.  И к тому же тут только половина повести.  Придется поохотиться за следующим номером журнала.

Но поскольку был уже поздний вечер и темно, я решил: чем черт ни шутит.  Никто не увидит.  Отправим корабль в новое плаванье. А если на грехе не схвачен, это не грех. Кто кроме меня и жены будет знать, откуда наше приобретение. 
И поддался я искушению, решил взять. Взял и подумал, что тот, кто принес сюда журнал, теперь, увидев его внезапное исчезновение, начнет гадать, кто же его мог взять. Ведь не армяне и не алкаши будут гадать. А кто? Он, конечно, не пойдет спрашивать по соседям: а кто это стырил из туалета журнал? Но мне это показалось увлекательным развитием детективного сюжета.

  Я не стал травмировать жену находкой и припрятал ее.  Запихнул понадежнее в штабель с поленьями.  А спустя пару дней показал ей и объяснил, что нашел в автобусе под сиденьем. Как видно, кто-то выронил.

Моя молодая жена «Молодых львов не читала». Но я так расхвалил ей Шоу, что она не воспротивилась. Даже заинтересовалась, но выдвинула передо мной задачу: найти второй номер журнала. И эта находка в туалете стала серьезным шагом нашего сближения с литературной периодикой и тем более, с современной иностранной литературой.

 Был у нас в городе, в самом центре, дом с аркой. И в этом доме располагался тихий маленький магазин «Военная книга». И в нем, кажется единственном на весь город, имелся букинистический отдел, где принимали и журналы. Туда я с этих пор и повадился. Случай не всегда выдавался.  Центр города, для меня, обитателя бугров, не был моей сферой интересов. Однако по выходным я старался заглянуть в магазин у арки и порыться именно в журналах. Бывало, кто-то сдавал и «Иностранную литературу». И случалось, что номера шли не вразброс, а в хронологической последовательности.  И пока я дождался нужного мне Ирвина Шоу, купил многих чего другого интересного.
 
Стали мы с женой это читать.  Дома – то у нас никакой библиотеки. А у людей с претензией на культурную жизнь домашняя библиотека – обязательный атрибут интерьера. Вот я и решил не просто читать, начать таким образом собирать библиотеку.  Сшить романы из «иностранной литературы.»  Да так, чтобы смотрелось не хуже книги. Сшивал сам. Старался, приложил максимум творческой фантазии. Я приметил на свалке на своем предприятии плотный брезент.  Типа корабельного или такого, какой применяют в навесах военных джипов. Немного выцветший, но с остатками сине – зеленого цвета.  Его и взял в работу.  Брезент оказался прекрасным материалом для суперобложки. Таким образом я постепенно стал владельцем двух десятков романов. Причем в оригинальном неповторимом оформлении. И те из друзей, которым я давал это почитать, мои работу хвалили. 

 А мы с женой, не имевшие телевизора и нормальных книг, через такое чтение приобщались к культуре, в частности, к современной зарубежной литературе.  И когда я нашел вторую часть «Вечера в Византии», я уже, как говорится, развернулся.  Я вырезал из твердой резины свою фирменную печать. Придумал нечто вроде герба.  И ставил на страницах печать, своего рода экслибрис.  И уже стал владельцем подшивок не просто оригинальных, а именных.

  Мы с женой прочитали все, сшитое мной. А выбрасывать было жалко. И так эти подшивки переезжали, с нами с одной съемной квартиры на другую.  Человек меняет, квартиры, супругов, даже привычки.  Пока не так он боится потерять здоровье, как очередь на квартиру.  Пришел день, когда меня вызвали в профком и сообщили, что мне предприятие выделяет комнату. Правда, только комнату на нас четверых, меня и дочек, потому что другого пока нет.  И правда, во временном заводском фонде.  Правда, это жилье на правах общежития. То есть никто тебя оттуда уже не выгонит даже если на пенсию уйдешь. Но если сам уволишься, отберут. И прибавили, что даренному коню в зубы не смотрят. 
 
Мы с женой приехали посмотреть в зубы даренному коню. Мрачный старый одноэтажный дом барачного типа. Как тюрьма. Коридор во всю длину здания и с десяток комнат направо-налево. Одна из комнат -  общая кухня. Туалет раздельный, - мужская сторона и женская, в каждой по два очка, - на улице.  но важнее всего, что дом стоял мало того, что на окраине.  На отшибе заводского района.  Контингент, должно быть, не ахти.  Я представил в какую школу придется ходить моим детям и затосковал. Квартиросъемщиков в доме числилось, кажется, семеро. Мертвых душ. А в действительности жила еще какая-то старушенция и Нина, лаборантка с нашего предприятия, с дочкой.  Остальные  трое только числились. Двери закрыты. 

Нина сказала, что в выделенной мне комнате жила одна бабуся. Ветеран нашего предприятия. Как-то так получилось у нее с детьми и жилплощадью, что на краю жизни она оказалась и на краю города.  Недавно бабуся умерла.  Нина в тот вечер бегала к автомату звонить, ей скорую вызывать. Пока скорая доехала - комната освободилась. Предприятие сделало косметический ремонт. И вот мне выпал счастливый билет. Нина сказала, что покойница под конец вовсе съехала с катушек. Доводила Нину так, что та уже не знала, кто раньше душу отдаст. Сказала с заметной тревогой. Кто знает какими будут новые соседи. То есть, мы.
 
А я решал свой кроссворд. С одной стороны, если вселиться, деньги не будут уходить на съем.  Платить хозяину не нужно. С другой стороны, мы за полгода до этого сняли жилье. На три года. И деньги за два года вперед уже заплатили.  А жилье, что сняли, куда лучше этого склепа.  Домик из двух комнат с кухней. С небольшим участком. Туалет на улице, но свой. И я уже небольшую пристроечку к кухне сварганил. И место лучше, ближе к цивилизации.  Главное, что школа для детей цивильная.  И что важно, мы уже заплатили хозяевам за два года вперед.  И обратно не переиграешь. Вот и взвесь, что выбрать. Но в профкоме меня отбрили: кочевряжиться не стоит. Коллектив привередливых не любит. Откажусь от предложенного жилья - меня живехонько подвинут в очереди.
 
 Очередь на квартиру, как крепостная зависимость. Та халабуда, в которой мы когда-то жили на улице Клары Цеткин, и та   казалась двором по сравнению с профкомовской комнатой.  Тогда мы были молоды и терпели.  И запросы на улице Клары Цеткиной у нас были проще. Детей не было.  А теперь две дочки. Но профкому на наши соображения чихать.  Нечего рожать, если квартиры нет. Пришлось согласиться. и я вспомнил, что Нина говорила, что некоторые соседи только числятся. И они правы.  Жить тут – лучше удавиться.   

Человек создан для счастья, как птица для полета.  Тем более, детям нужно сносные условия обеспечить. И опять же, в другом месте уже заплачено вперед. И я решил: раз пошла такая пьянка, буду и я только изображать, что тут живу. Да и Нина вряд ли обрадовалась бы нашему подселению.  Прибавилось бы четыре человека. Поэтому я сообщил ей, что собираюсь симулировать проживание. Нина назвала фамилии тех, кто тут числился, и я понял, что им симулировать проживание здесь куда проще, чем мне. Это все были дети начальства. Молодежь.  Им дали. Правда непонятно зачем, если они не пользуются.  Но их-то профком проверять не станет.  Другое дело я.   

Тем не менее, Нина горячо поддержала мою идею. И заверила, что, если я дам ей ключ, она обязуется поддерживать в моей комнате такую видимость жизни, что комар носу не подточит. Пыли на столе, на полочках не будет. Никаких признаков отсутствия жильцов. Пол будет блестеть, словно только что помыли. Даже цветочки будет поливать.  И если случатся проверки от профкома, которыми мне заранее пригрозили, она ляжет костьми, но будет крест целовать, что я только минуту назад куда-то выскочил.


А что для создания иллюзии проживания нужно?  Первым делом обставить комнату.  В нежилую комнату - ненужную мебель.  А у нас с ненужным было туговато. Выручили друзья. Некоторые из них к тому времени забурели. Один стал врачом –  венерологом. Пациенты у такого врача стремятся все обставить тихо и лечиться частным образом.  Так что, мой друг смог купить дом. А в нем был сарай. А в сарае старая мебель ждала удобного случая, чтобы распрощаться с хозяином. И случай настал. Поскребли и другие друзья по сусекам. И мы с женой обставили профкомовскую комнату. Кто-то дал нам старый диван и разболтанные стулья. Кто-то разваленный стол. Кто-то раскладушку. Родители какую-то мелочевку дали. Отец мой для нас в комиссионке дешевый шкаф купил.


 Так вот мы и жили. На два дома. Я делал вид что живу, и Нина делала вид что я живу, и профком, наверное, делал вид, что верит, что я живу и что меня проверяет. И меня устраивало, и Нину.  Наверное, устраивало и профком. Не поручусь. Но там люди тоже не с неба свалились. Понимали, что жилье ими предложенное – не дворец. Иному человеку пришлось бы еще и доплатить, чтобы выжил в таких условиях. Нине, ясное дело, выбирать не приходилось. Она деревенская. Простая, неказистая. Нечем сразить, чтобы прилипнуть к богатенькому любовнику. А сколько там лаборантке платят? С мужем давно в разводе. И он так пил, что алиментов от него ждать не приходилось.  Так она еще и дочку тянет.


 Тем более, подумал я, ей будет удобно. Нужен одинокой и совсем не старой женщине какой-нибудь мужичок. А куда разбежишься в одной комнате с дочкой. Дочка - не наивный ребенок. Так, ничего страшного, если Нининым приютом для утех станет моя комната. Так сказать, сексодром под рукой. Сама сориентируется. 

 Сориентировалась Нина или нет, я так и не узнал. Меня это не интересовало. Но как-то Нина спросила моего позволения.  Нашла меня на работе и спросила, как я смотрю на то, что к ней на три недели приедет сестра с ребенком, и она разместит их в моей комнате. Я конечно, не возражал. С комнаты не убудет. Но я понял, что она очень щепетильный человек.

Иногда, когда нам доводилось случайно увидеться на работе, Нина давала отчет о том, как живет дом на отшибе.  Ничего интересного. Никто от профкома с проверками не приходил.  А то, что касалось ее личной жизни она, конечно, мне не рассказывала.  И как-то Нина сказала, что ее дочка Наташка, такая любительница книг, что она все чтиво, что я туда привез, перечитала от корки до корки. И ей очень понравилось. Я, конечно, был удивлен, поражен и даже заинтригован. Я как-то видел ее дочку. На момент этого разговора, ей было лет пятнадцать. Ровесница моей старшей дочки.  Но моя старшая ни одной книги из моих подшивок даже в руки не взяла. Книги ее мало заводили.  Хотя в школе была отличницей. Так что, Нинина дочка - уникум. Мои подшивки, все-таки серьезная, не детская литература. Если такое понравилось пятнадцатилетней девочке, значит девочка с серьезными задатками.

Но время шло. И вот я как-то увидел Нинину дочку у нас на предприятии. Она сразу после школы пошла работать. Я удивлялся, почему Нина не пошлет ее учиться дальше. В институт. Ведь если девочка так много читала, то, конечно, уже у нее и хороший язык и достаточный кругозор. Но Нина только вздохнула. Она со своей зарплатой не потянет.  И я подумал, что правильно сделал что не поселился в этой комнате.   потому что это место проживания уже определяет судьбу. каким бы ты умным ни был от природы, и планка местной школа вряд ли такова, чтобы подготовить к поступлению в институт. И денег у родителей не хватит.  А Наташа вскоре познакомилась с парнем с нашего же предприятия.  Вышла замуж, родила ребенка.
 
Когда социализм приказал долго жить, у нашего предприятия появились деньги. руководство, вспомнив о своих очередниках, купило целый подъезд в новом доме. Я и Нина попали в число счастливчиков.  Такое мероприятие, как распределение квартир, будоражит умы, порождает разговоры, слухи: кто что получил, почему именно такую площадь, почему именно на этом этаже. Дом, в котором нам купили квартиры – брежневка стоящая буквой Г. В прямых брежневках стандарт: на этаже две трехкомнатные квартиры, одна двухкомнатная и одна однокомнатная. Но в Г-образной в угловом подъезде есть четырехкомнатные квартиры. Такую четырехкомнатную, -  это получалось не в нашем подъезде, - купили для всей Нининой семьи. Для нее и семьи Наташи. И это порождало разговоры. Я считал, что Нина, согласившись на четырехкомнатную, продешевила.
 
- Ничего не продешевила, - ответила Нина на мое мнение, - Если нам бы дали отдельные квартиры, мне однокомнатную, а Наташке двухкомнатную, так это в сумме три комнаты получится. А так четыре.

- Но это были бы две разных квартиры.  Две разных кухни, две разных ванны. Ты бы в своей однокомнатной жила бы сама по себе, как королева. А они сами по себе. Ты и о себе подумать имеешь право?

- Да ладно.  Прошли мои годы, думать о себе -  сказала Нина, все-таки лукаво улыбнувшись.

- Почему прошли? – возразил я.  Хотя очень сомневался, что Нина прислушается к моим возражениям. Она, как обычно, внешностью не блистала. Одета просто. Можно согласиться, что чтобы из грузной бабы сделать изящную даму, нужно потрудиться.  И Нине не до того было.  Но лицо-то можно подшаманить. А ее лицо не знало ни капли ухода. Не то, что маломальского макияжа. Даже брови росли как бог послал. Тем не менее, я сказал твердо, -  Когда ты хозяйка своей квартиры, тут размах для творчества. Обустроишь квартиру, как захочешь.  Себя приведешь в порядок.  Жизнь только начинается. Хозяйка квартиры - это совсем другой статус.
 
- Нет, -  Нина задумчиво покачала головой, - Четырехкомнатная лучше. Я им и с внуком помогу.

- А сможешь ли ты жить с ними? – спросил я, - Они молодые. У них свои интересы.
 
- А раньше жила, - сказала Нина. Потом потупила взор и добавила, - Честно сказать, Наташка с мужем жили в твоей. Нелегально. На птичьих правах, - увидев мое удивление, сказала, - А ты и не знал? Да мы там идеальный порядок держали.  И всегда были наготове. Если бы тебе вдруг понадобилось. В час бы съехали.  Я боялась тебе сказать.

- Лучше бы ты о себе подумала, - сказал я, - И куда бы они съехали?

- Да куда? Ко мне. Я тебя породила, я тебя и приму обратно.  А потом бы разобрались. Люди устраиваются как-то.  А мы жили и все время боялись, вдруг у тебя что-то изменится. Вдруг твоя дочка замуж выйдет и захочет там жить. Но что поделать. Выбирать не приходилось. Так и жили: день прошел, ты не нагрянул, и слава богу.
 
Я только печально вздохнул.  За Нину. К тому времени моя старшая дочка тоже была замужем. Но предложить моим молодым пожить в этой профкомовской келье - у меня и мысли не возникало. Я к тому времени уже получал достаточно, чтобы помочь дочке снимать что-то поприличнее.

- В профкоме, конечно, про все это знали, - добавила Нина, - Но ни меня, ни тебя не теребили.  И оказывается, тебе даже не сказали. Входили в мое положение. Там тоже люди, - покачала головой и улыбнулась, - Так что, уж в четырехкомнатной квартире мы прекрасно уживемся. Мы ведь жили практически так же.  Только комнаты через коридор. А кухня общая. Туалет общий. Чем от четырехкомнатной отличается? Тем более, жили в вечном страхе, что попросят на выход. А теперь квартира наша. Никто не попросит. А если, как ты говоришь, две отдельные квартиры, Наташку могут заставить ждать своей очереди. Это ей до пенсии. Тем более, люди, знаешь, какие языкатые. Каждый, кто сзади в очереди, норовит в спину плюнуть.  А так мы сразу получим. А там разберемся. 
 
Прожили они вместе примерно год. А потом стали меняться. Не смогла Нина жить с детьми. И разъехались. А потом обменялись и мы с женой.  С Ниной я на работе и прежде редко пересекался. А вскоре вообще перестал видеть.  И Наташу перестал видеть.  Встретил Нину в городе. Ушла на пенсию.

- А Наташа с мужем развелась. И ту двухкомнатку, в которой они жили после раздела четырехкомнатной, они снова разменяли. Техникум она закончила. Работу сменила.  На работе хвалят. Продвижение обещают. Если институтский диплом будет. Теперь вот в институт собирается. Карьеру делает. А я с внуком помогу.

- Ну что же, - сказал я, - Я помню твою Наташу. если она все мои книги перечитала, это о чем-то говорит. Девочка, мне показалось, толковая. Пусть учится. потом глядишь станет руководителем.  Помнишь, как в кино. «Москва слезам не верит» Большому кораблю большое плаванье.

Прошло еще несколько лет. Позвонил мне друг. Тот самый врач венеролог.

- А у меня есть для тебя сюрприз. Захожу я в палату в нашем стационаре. На тумбочке что-то знакомое. Подхожу. И что ты думаешь?  Твое произведение. Подшивка «Вечера в Византии».  Проверил. Экслибрис твой. Спрашиваю, как это попало сюда. Никто ответить не может. От прежних больных осталась. Ну, я книгу данной мне властью реквизировал. Так что, могу тебе вернуть в целости и сохранности.

- В какой сохранности? – усмехнулся я, - Зачем мне такая, из вендиспансера? Это как баба, которая прошла через всякие руки.

-  Книга не баба. К тому же это твое детище как никак. И потом, в книге главное - ее дух. Да не бойся, она не заразная. Ты думаешь, книга, которую в магазине лапает кто угодно, чище?

- Нет уж, - сказал я, - Мне не надо. Не те времена.

- В каком смысле?

- Времена толстых журналов прошли.  Мне книг хватает. А перечитывать я не собираюсь. Так что спасибо. Тем более, вдруг какая-нибудь палочка к ней прицепилась. Береженного бог бережет

  Друг в ответ сказал что-то, чего я не понял. И он пояснил

-   Это по латыни – так проходит земная слава. Ну что же, верну в палату.

  На том наш разговор и кончился. А я не мог понять, какими путями моя книга дошла до вендиспансера. Ирвин Шоу уже был популярен в стране. И оказалось, что его читают даже в таком заведении.  Вот уж действительно, большому кораблю большое плаванье.