Луговые фантазии

ЛУГОВЫЕ  ФАНТАЗИИ
             
                Рассказ

         Фимка бежала по  зелёному лугу, широко раскинув руки, словно крылья. Её рыжие косички подпрыгивали за спиной, и  жёлтые ленточки, вплетённые в них, словно   две бабочки порхали. И цветной сарафанчик раздувался от встречного ветра. На курносом  лице  девочки проступали  мелкие веснушки, а большие  голубые глаза излучали   целое море  неподдельного детского восторга.
 - Я лечу-у-у! – звонко кричала Фимка, – посмотрите, я лечу над землёй!
Она и вправду  не ощущала    тяжести  собственного тела, и казалась сама себе совсем невесомой. Девочка кружилась,  взмахивая руками, и всё кружилось вокруг неё.
- Я лечу-у! –  радостно кричала она, – я  лечу-у!
И вдруг  в изумлении  застыла, увидев   на склоне оврага мальчишку в  синей рубашонке и фиолетовых шортиках. Мальчик водил руками в воздухе,  наклоняя голову то вправо, то влево, и был так увлечён собой, что   не сразу и заметил, как Фимка бесшумно подобралась к нему и тихонечко спросила:
- А что ты делаешь?
- Разве не видишь? – рисую!
- Рису-у-ешь? –  но где же лист бумаги и краски? – недоверчиво спросила  Фимка.
- Вот непонятливая…
И повторил  свой вопрос:
- Разве не видишь?
 Мальчик мотнул головой и  указал пальчиков в небо: - Вот же они, краски и лист  бумаги…
Фимка  так и застыла в удивлении.
- А-а-а, понятно! –  чуть помедлив, согласилась она и радостно сообщила:
- А меня  Серафима зовут,  это если по-взрослому. А так просто – Фима  я … А  как тебя  зовут?
И Фимка  наклонилась к мальчику.
- А меня зовут Анисим. Аниська я.
Она  присела к нему на  травку и стала  выспрашивать его. Оказывается, что живут они  совсем рядом, в одном городе Алеутово,  только семья мальчика приехала  сюда недавно. А прежде они жили в Греции.
- Мой папа грек, а мама – русская, – охотно  рассказывал Аниська. – Моя  мама говорит, что мы полмира  объехали. Мой папа – бурильщик,  а это знаешь, как здорово – нефть бурить!
Аниська  говорил по-взрослому, явно кому-то подражая.
Фимка слушала  мальчика и удивлённо округляла глаза:
– Надо же, полмира проехать!
- А сейчас где твой папа?
 И Фима  совсем  близко придвинулась к мальчику.
Аниська внимательно посмотрел на неё  и доверительно сообщил:
- Мы с мамой и сестрой Заремой переехали  к маминой родне, а папа остался в Афинах. Он  собирается на Филиппины,   будет  там  скважину бурить.
- А что, папа по-гречески вам пишет  письма? И ты знаешь греческий? –  удивилась Фимка.
Аниська легонько вздохнул и  нехотя признался:
- Нет, греческий я не знаю. Папа пишет на английском...
- А кто тебе переводит с английского? Мама?
- Я сам  умею переводить с английского.
Фимка ещё больше округлила глаза:
- Са-а-м?  А ещё какой язык знаешь?
Мальчик опять внимательно посмотрел на Фимку и сказал:
- Ну,  немного итальянский знаю,  немного японский, и совсем смутившись, добавил:
- Русскому письму вот учусь…
-  Аниська! А сколько тебе лет? – ахнула Фимка.
- Семь  исполнилось, – важно ответил мальчик.
- У тебя что, мама учительница? Она тебя учит, да?
Мальчик отрицательно покачал головой:
- Не-ет, вовсе не учительница моя мама, она работает в детской больнице.  Мне  Зарема помогает. Она старше меня,  и такая умни-ца-а-а! – восхищённо выдохнул Аниська.
- А у меня нет сестры, – грустно  призналась Фима. –
 А лет мне восемь.
Они поболтали ещё.  Их дачный массив начинался  сразу за городской чертой, и назывался   Луногорьем. Участки  лепились   один к другому, а за ними и раскинулся луговой склон, на которой и сидели  дети…
Солнце  забралось уже довольно высоко, когда ребята услышали:
- Аниська! Иди домой, обедать пора!
- Иду-у-у! – поспешно отозвался мальчик и обратился к девочке:
- Фима! А завтра  прилетишь сюда?
Девочка просияла:
- Конечно, прилечу! – просияла Фима. – Я всегда летаю…
- А ты опять будешь рисовать? – серьёзно спросила она.
Мальчик задумался и ответил:
- У меня картина ещё не закончена, завтра закончу.
И дети вприпрыжку  побежали  по луговой траве…
                ***
     Они подружились.
Какая-то особая теплота  появилась в их отношениях. Незамутнённое пространство  дружбы притягивало их друг к другу, и они  как бы купались в этом прекрасном незамутнённом пространстве.
Родители  этих детей  догадывались об их почти сказочных увлечения и ничего плохого в этом не видели. Оба ребёнка,  семилетний Анисим, и восьмилетняя  Серафима  были на редкость послушными и добрыми детьми.
       Мама Фимы   однажды  обратила внимание  на такую сцену. Двое рослых подростков вылили суслика   из его норы. Он выполз испуганный, мокрый, и жалобно посвистывал. Ребята ногами толкали его опять в  нору и  дурашливо смеялись: ха,  вылили  суслика из норы, ну и что?
 Серафима,  увидев  в руках  пацанов  мокрого дрожащего суслика, с которого  ручейками стекала вода, решительно вступилась за   зверька.
- А ну, отпустите беднягу! Как вам не стыдно?  Он  же дрожит от  испуга и холода!
- Чего? Нашла кого жалеть? – презрительно скривился белобрысый  паренёк и, цыкнув слюной сквозь  зубы, добавил:
- Может, погладишь его, мокренького?
Фима так возмутилась, что  сжались кулачки.
- Какие же вы жестокие! – проговорила она, медленно бледнея. – Отпустите   сейчас же! Ему тоже надо жить!
И столько ярости было в её глазах,  что белобрысый опешил и  растерянно прогундел:
- Ну и бери его, заступница!
И отошёл от зверька. Суслик бросился наутёк.
   Мама  Фимы  подозвала дочку   и похвалила   её за поступок.
                ***
      Дачный сезон был в   разгаре, и дружба детей продолжалась. Луговой склон стал постоянным местом их встреч и детских забав. Вот и в этот день сразу после завтрака    они  встретились на лугу.
Фима в  белом сарафанчике, в  жёлтой   панамке  была похожа на ромашку.
  И Аниськина одежда  –  майка цвета неба и шортики в клеточку тоже выглядели нарядно.
     Фима, завидев мальчика, широко раскинула руки, бесшумно подлетела  к нему, встала за его спиной и принялась  угадывать, какую  воздушную картину сегодня  он задумал.
Долго смотрела, а потом спросила:
- А это что у тебя  на вершине горы, словно  бы снежная шапка нахлобучена?
И   повела пальчиком  среди пустого пространства   повыше плеча  Анисима.
.- А ты угадала, там снег лежит….
- Но сейчас  лето, почему  же  на макушке горы снег? – не унималась  Фимка.
Аниська посмотрел на  неё без обиды и снисходительно пояснил:
- Это у нас здесь лето, а я рисую  другие горы, там сейчас  зима…
Девочка, прикусив пальчик, постояла в раздумье. Но любознательность  взяла верх над незнанием. И она оживлённо встрепенулась.
- Ой, а ты и  там тоже бывал?
Аниська улыбнулся её наивному вопросу  и скромно ответил:
- Да не я,  мы всей семьёй  какое-то время там жили,  я тогда ещё маленьким был,  но горы те запомнил…
И он  снова принялся плавно  в воздухе водить руками,  показывая,  что  что он занят важным делом и работает кисточкой. И в каждом его движении  рук,  угадывались какие-то замысловатые узоры.  Да и сам луг, показалось  Фимке, расцвёл многообразием  различных цветовых узоров.
- А это вот среди снежной шапки – эдельвейс, горный цветок. Посмотри, какой он красивый! – повернулся мальчик к Фимке.
- Ой, как он душисто пахнет! – потянув носиком воздух, сказала девочка.
- Я не знаю, как он пахнет, я не запахи рисую. Но  он жёлтый, как солнышко. И  растёт  он не только Альпах, но и в Сибири, и на Кавказе.
- О- о,  ты и там   побывал?! – изумилась Фимка.
- Это  не я,  это мне папа рассказывал…
        Некоторое время дети  молчали, но Фима была девочкой непоседливой, и  молчать долго не умела. Ей наскучило бездействие. Она   высоко подпрыгнула,  поджала ноги, и, раскинув  руки, звонко крикнула:
- Аниська! Посмотри, я лечу!
Он поднял голову,  и стал наблюдать, как  Фимка, взмахивая руками, оторвалась от земли и с поджатыми под себя  коленями  в воздухе переместилась в сторону.
Он испугался, что она совсем  от него улетит, вскочил на ноги и закричал:
- Фима-а! Не улетай! Вернись, пожалуйста!
И она  услышала  его, набрала полную грудь воздуха и тоже крикнула:
- Аниська! Лови меня, я к тебе лечу-у-у!
И тотчас опустилась возле Аниськи…
                ***
        Лето походило уже к концу.
 Кончился дачный сезон,  наступило время занятий в школе.
 Анисим и Фима жили в разных концах города и больше не виделись, но остались с ними их луговые фантазии.