Время собирать камни Ч. 5 гл. 2 Как дышит ночь

Глава 2. Как дышит ночь.

Вечером Метиола предложила пойти прогуляться или потанцевать немного. Эд представил себе, как самки из его племени, заунывно топчутся по кругу, а зрители мужского пола подзадоривают их, свистят и улюлюкают. Он ухмыльнулся, вспомнив, чем заканчивались подобные развлечения. Но все оказалось совсем иначе, не так, как он вообразил.

Метиола повела чужестранца по узкой улочке, вдоль которой тянулись покосившиеся изгороди. Бревенчатые дома, затянутые сорняком, осели и стояли вкривь и вкось, как выпирающие зубы. На заборе у последнего дома на одном крючке висела скособоченная калитка, сплошь покрытая зеленым мхом.  Дальше неровная дорожка упиралась в запущенный сад - впереди виднелась неухоженная заросшая лужайка.  Густые ветви деревьев переплетались, преграждая путь, и приходилось искать проход между ними, пригибаясь, низко опустив голову.
Эд не сразу заметил неказистое каменное строение в глубине сада - его окутывал вечерний сиреневый туман, придавая дому таинственный вид. Время не пощадило старые полуразрушенные стены. Развалины уныло торчали, поднимаясь в бездонное небо, словно пытались уйти от неизбежного конца. Казавшийся несокрушимым твердый булыжник тщетно боролся с цветущими растениями, оплетающими фасад. Они пробивались во все трещины и щели.
Упрямые стебли карабкались вверх по стенам, опутывали карнизы, покоряя подгнившую крышу с зияющими дырами. Цепкие усики сильных побегов закрывали пустые проемы окон. Кое-где цветы одержали безоговорочную победу над камнем и превратились в сплошной ковер темно-сиреневого оттенка. От их аромата воздух казался гуще, и пряный запах вызывал сладостную истому и грусть.

Внезапно чарующая музыка полилась прямо из щелей этого странного дома, который мгновенье назад был безмолвным и представлялся заброшенным. Казалось, водоворот волнующих звуков извергают сами растения, покачивающиеся на ветру в такт страстной мелодии, будто сама природа праздновала торжество над застывшим и вечным.
Эд и Метиола вошли внутрь и присоединились к группе юношей и девушек, стоящих вдоль стен. Несколько пар в центре медленно кружились, выделывая замысловатые фигуры ногами. Флэмитянин был поражен - партнеры передвигались, тесно прижавшись друг другу.
Он так увлекся, разглядывая танцующих, что не сразу обнаружил источник, откуда изливалась чудесная мелодия. В конце зала устроилась дружная кучка молодых людей с непонятными предметами. Кто-то дудел в полые трубки с дырочками, а кто-то перебирал пальцами тугие нити, натянутые на деревянные дощечки.
- А что каждый может так научиться? – полюбопытствовал Эд.
- Нет, не каждый. Нужно обладать особым слухом и даром подражания, а также музыкальной памятью, то есть никогда не забывать, что довелось увидеть или услышать.
 - Ну, с последним у меня все в порядке. Я побывал в разных местах и помню все, что со мной приключилось до мельчайшей подробности. А вот со слухом… Впрочем, «песня дождя», мне, кажется весьма неплохо удавалась.
- Отлично, раз ты такой способный, у тебя обязательно получится. Хочешь, я покажу тебе несколько нехитрых приемов игры на лювитаре для начинающих.
- Ты научишь меня дудеть?
- Нет, этого я сама не умею. У женщин слишком слабые легкие, чтобы издавать сильные звуки с помощью духовых инструментов. А вот струнные - мне под силу.  Они такие нежные, чувственные. Когда проникновенно перебираешь струны лювитары, кажется, что играешь на струнах души.
- Струны – это такие нитки, вроде тетивы?
- Да. С их помощью можно передать сладостную мелодию любви и печали.
- Печаль не бывает сладостной, - возразил Эд, - печаль – это, когда плохо и тоскливо, а сладко – это хорошо и вкусно. Одно противоречит другому. И у души никаких ниток нет, иначе каждый мог бы за них дергать.
Метиола сдержанно улыбнулась.
- Ах, какой ты смешной и нелепый. Про струны души говорят для образности речи. А печаль бывает сладостной, когда сильно любишь. Наверное, ты никогда не любил по-настоящему.
- Почему же! Любил! Я кровянку очень даже любил и агуранцы соленые…
- Фу, как грубо! Я с тобой о душе разговариваю, о высоких взаимоотношениях между мужчиной и женщиной, а ты про какие-то соленья.
- А ты почему не танцуешь? – решил Дикарь переменить тему, почувствовав, что собеседница надулась. Они говорили на одном языке, но никак не понимали друг друга.
- Я с тобой пришла, поэтому меня никто не приглашает, - ответила девушка, делая акцент на слове «с тобой».
- А разве для того, чтобы прижать к себе самку, то есть женщину, и покружиться в центре для всеобщего обозрения, нужно ее приглашать?
- Не только пригласить, но и получить согласие на танец.
- Ну и ну! Чудные у вас законы! Вон, гляди, тот, высокий с длинными, как у самки, то есть женщины, волосами, так и жрет, извини, ест тебя глазами. Сейчас точно схватит…, то есть пригласит.
- Не пригласит, так как понимает, что я не отвечаю ему взаимностью.
Эд потер переносицу, пытаясь осмыслить, почему длинноволосый не подходит к Метиоле, и что такое взаимность.
- И как же он это понимает? Ты что, когда-то врезала ему разок-другой?
- Нет, он сердцем чувствует, по глазам читает, что у меня нет к нему чувства симпатии, то есть взаимности.
- Колдун, что ли?
-  Тогда мы все – колдуны, - засмеялась Метиола.
– Пойдем, потанцуем, - добавила она и призывно посмотрела на Эдда.
- Я так не сумею, - смутился флэмитянин. - И потом, я же тебя еще не пригласил… Разве женщина сама может… Или ты что-то прочла в моих глазах…? Давай, лучше погуляем.
- Давай, - неохотно согласилась обиженная девушка.

Они вышли на воздух, который сразу окутал их сладким запахом цветов. Длинноволосый парень, мечтательно смотревший на Метиолу, бросился вслед за ними.
- Уже уходите? – прокричал он вдогонку.
- Что это с ним? – спросил Эд, заметив страдальческую гримасу на лице длинноволосого.
- Ревнует, - коротко ответила Метиола
- Болеет, что ли?
- Вроде того. Ему неприятно, что я нахожусь рядом с тобой, а не с ним.
- Ну и что? Кругом других женщин полно - выбирай любую.
Глаза Метиолы наполнились слезами.
- Как это любую?! Он меня любит, ему не нужна другая.
Эдду нечего было возразить, и он решил промолчать, чтобы больше не расстраивать свою спутницу.
- Иди домой, Грэг, - мягко сказала Метиола следовавшему по пятам парню. – Я уважаю твои чувства, но ничего не поделаешь, другой покорил мое сердце.
Она недвусмысленно посмотрела на гостя и взяла его под руку. Длинноволосый Грэг поплелся восвояси и вскоре скрылся за ветхим, облетевшим как цветок, дощатым домом.

Эд и Метиола остались одни. Полная луна окрасила все вокруг   сиреневым цветом, и запущенный сад помахал им густыми ветвями. Казалось, что даже звезды засияли ярче, освещая путь парочке, забредшей в пустынное место.  Кругом стояла такая тишина, что не было слышно ни пения птиц, ни стрекотания цикад, ни шороха травы.
- Слышишь, как дышит ночь? – спросила Метиола, мечтательно запрокинув голову. – Ее жаркое дыхание разогревает любовь.
- Дышит? – изумился Дикарь. – Ночь - понятие абстрактное, виртуальное. Ее нельзя потрогать или пощупать, и дышать она не может. Вот песня дождя, или песка - мне понятна. Звуки создаются при колебании капель воды или мельчайших частиц породы.  А что такое ночь? Просто темное время суток. Это не логично.
- Не логично?
- Да, не логично. Логика – наука такая, вернее совокупность наук о законах и формах правильного мышления. А правильное мышление – это процесс отражения объективной реальности в умозаключениях, теориях, понятиях и суждениях. А умозаключение – это рассуждение, в ходе которого из одного или нескольких суждений выводится новое суждение, логически вытекающее из посылок. А посылки…
- Стоп, стоп. Где ты всей этой чепухи набрался? Послушай, как бьется мое сердце, вот-вот выскочит из груди.
- Это не чепуха, - обиделся Эд, пропустив мимо ушей слова про сердце девушки. – Какое-то время я жил среди серьезных ученых и многому у них научился. А дыхание ночи и разная белиберда, вроде мифических струн души – это действительно ерунда. О, если бы ты видела батискаф, который умеет спускаться глубоко под воду!
Метиола отвернулась, едва сдерживая слезы. Но романтическое мерцание звезд вдохновило ее на новый вопрос.
 - А красивые женщины в твоих мирах были?
-  Женщины? Пожалуй, нет, - зачем-то соврал Эд. На мгновенье ему показалось, что глаза Ив и Деи посмотрели на него откуда-то с укоризной.
— Значит, ты никогда еще не был влюблен? - облегченно вздохнула девушка, не успев расплакаться. – У меня тоже пока нет возлюбленного. Бабушка говорит, что я слишком молода, и мне рано… А когда я впервые увидела тебя, то сразу почувствовала такое смятение…
- Мудрая женщина, твоя бабушка. Мне она тоже очень понравилась, хоть и кашу противную сварила.
Метиола вдруг разрыдалась и побежала прочь. Дикарь, ничего не понимая, помчался за ней следом.
- Постой, постой. Что же ты так расстроилась? Подумаешь, нет возлюбленного! Будет! Ты ведь такая красивая!
- Правда? Ты так считаешь? – девушка остановилась, как вкопанная. Слезы мгновенно высохли.
- Конечно. И не только я. И этот тоже, с длинными волосами… Видела, как он на тебя смотрел? Не сомневаюсь, что и другие…
На лице Метиолы отразилась такая мука, что слова застряли у Эдда в глотке. Крупные слезы, эти «потоки страдания», которые он терпеть не мог, вновь полились из ее глаз. Девушка побежала домой, не оборачиваясь и не останавливаясь, несмотря на доносившиеся в след крики флэмитянина.

***
Эд сумел догнать беглянку у самого дома. Она уже успокоилась, и только покрасневшие веки слегка трепетали и выдавали недавние бурные слезы.
- Спокойной ночи, - пролепетала Метиола и вложила подрагивающую ручку в большую ладонь Дикаря. – Ты будешь спать в комнате Фраско, на втором этаже, она будет несколько дней свободна до его возвращения.
Искра пробежала по руке Эдда. Он слегка стиснул ледяные пальцы девушки и почувствовал, как к ним возвращается тепло. Они поднялись по шаткой лесенке наверх, не расцепляя рук. Хлипкие деревянные ступеньки скрипели и прогибались под тяжестью Дикаря.
Комната, в которой предстояло спать Эдду, была маленькой и темной. У изголовья узкой кровати дыбился ворох наваленной, как попало, одежды. Тут валялся и знакомый дырявый носок, видимо, составлявший пару тому второму, угрожавшему сжечь дотла гостеприимный дом вместе с гостем и хозяйкой. Метиола в смущении сбросила одежную кучу прямо на пол, стряхнула с постели застарелые крошки, комья земли и какие-то осколки.
- Это – не грязь. Глина и камни.  Брат у нас - большой умелец, вечно мастерит что-нибудь необыкновенное.
Несмотря на беспорядок, Эдду сразу понравился царивший здесь мужской хаос. У окна стоял низкий столик, на котором громоздились груды камней и всевозможные инструменты, рядом притулился колченогий стул, увешанный тряпьем. Пол был завален поделочным материалом, металлическими скобками, мисками с засохшей глиной. И только на полках все было в идеальном порядке, аккуратнейшим образом напоказ были расставлены диковинные сосуды, вазы, ларцы и фигурки из камня.
Флэмитянин взял в руки широкую плоскую чашу в виде цветка на высокой витиеватой ножке и залюбовался тонкой работой, изяществом форм и пропорций. Края чаши украшал причудливый орнамент, а на тонком ажурном ободке сидели две маленькие птички, тоже искусно выдолбленные из камня. Эд никогда не встречал минерал такого редкого мистического цвета: темно-лазурный, почти черный, окрас у основания ножки плавно переходил в нежный, бледно- сиреневый. Середина была льдисто-фиолетового оттенка, что создавало эффект налитого внутрь какого-то напитка. Иллюзию воды придавали и  кристаллы, в глубине которых посверкивали светящиеся прожилки. Сходство было таким сильным, что Эд не удержался и поднес чашу к губам. Метиола тихонько засмеялась.
- Фраско – настоящий чародей. Меня тоже иногда так и подмывает попить из чудесной чаши вместе с птичками. А еще я очень люблю вот эту шкатулку. Брат называет ее «крыло ночи». Правда, похоже? Цвет густой, темный, как ночное небо. Рисунок камня напоминает перистые облака или птичье крыло, сквозь которое проглядывают золотистые звездочки, - произнесла девушка страстным жарким шепотом и опасливо покосилась на Эдда, боясь услышать от него очередную тираду про логику и, что у ночи крыльев не бывает.
Но Дикарь молчал, потрясенный фиолетовым великолепием, мерцающим в отблесках тусклой свечи, на фоне разбросанного кругом хлама. Еще ему ужасно понравились маленькие фигурки. Среди них он неожиданно, по каким-то неуловимым признакам, узнавал всех обитателей дома, с которыми сегодня познакомился. Тут были и тетушка Флоранс и Метиола. Фигурка, изображавшая девушку, стояла на полке поодаль, на краю стеллажа. Рядом возвышалось маленькое изваяние широкоплечего мужчины. Черты его лица показались Эдду удивительно знакомыми.
- А это кто? Ни на кого их ваших не похож. Может, Фраско?
- Нет, это не брат. Я и сама не знаю, - ответила Метиола и неожиданно вспыхнула, краем глаза уловив сходство.
 – Но как Фраско мог узнать, предвидеть? Наши фигурки - вместе, - прошептала она. – Значит судьба.
Девушка приподнялась на цыпочках и приблизилась губами к шершавому рту Дикаря. Эд ощутил горячее дыхание и невольно отпрянул. Влажный след губ остался на его небритой щеке.
- Ох, и любите вы все тут лизаться, - сказал флэмитянин, утираясь ладонью, вспомнив, как недавно многочисленные родственники и друзья Флоранс обжимали и обчмокивали его со всех сторон.
- Спи спокойно, - рявкнула Метиола и выскочила, в сердцах громко хлопнув дверью.