Человек из Краснодара

Сегодня в родительскую субботу, мне приснилась моя молодая мать, первый раз за полтора года. Обычно, последние лет девять, во снах мне являлся лишь мой покойный отец. К чему бы это? Ведь у меня нет перед ней никакой вины. Возможно, к перемене погоды. А перед отцом я неоплатном долгу ещё с 1992 года. И хотелось бы всё забыть, но совесть - штука объективно скользкая и колючая, одновременно. Идти на с исповедь в церковь с этой историей глупо. А вот изложить её в виде рассказа, попытаться можно. Это было Ельцинское время, когда великий и могучий Союз Советских Социалистических республик «приказал долго жить». И благодаря экономическим реформам Гайдара и Чубайса, всё постсоветское пространство полетело в тартарары гиперинфляции. В России появились ваучеры и свободная рыночная экономика. И соответственно, вырос уровень организованной преступности, типа рэкетиров и серийных маньяков. В те смутные времена, я работал простым аппаратчиком на «химкомбинате». А мой отец был санитарным инспектором милиции. (Была такая организация в своё время.) Иногда, он навещал меня после работы, или приезжал в гости по выходным, так как, после смерти бабы Груни (материной матери), я остался хозяйничать один, в большом трёхкомнатном доме, к которому прилегали 12-соток земли, (можно сказать) кормившие всю нашу семью. В конце 1990 года, мы с матерью крестились, в церкви «Григория Победоносца», и, я в силу юношеского максимализма, изо-всех сил пытался творить добро и любить ближних, как самого себя. Я мог открыть двери своего дома любому человеку, ничего особо о нём не спрашивая, накормить и обогреть. Ведь все люди, в моём тогдашнем понимании были добрыми. Но вот однажды, мне в корне пришлось пересмотреть свою концепцию видения мира. Это был обычный, ничего не предвещающий августовский вечер. По случаю выходного, я нажарил картошки на сале и нарезал салат из всего-того, что было на огороде, и приправил его сметаной. В холодильнике, что стоял в дедовой комнате, охлаждались две бутылочки «Рижского». И только я собрался садиться за стол, раздалась противная трель звонка над входной дверью. Кого ещё там принесла, нелёгкая? – пронеслось в голове. И, я нехотя выглянул в окошко, что в зале, с видом на сад. Поверх штакетника маячила чья-то чёрная голова в бандане. По-быстрому всунув ноги в тапки, я вышел на асфальтовую дорожку ведущую к воротам. За воротами стоял какой-то подозрительный тип, темноволосый, в осеннем чёрном пальто поверх грязной белой майки, и драных трикушках.
- Здравствуй, хозяин! Вынеси пожалуйста воды хлебнуть, а то во рту всё пересохло. – вдруг обратился ко мне незнакомец.
- А вы, собственно, кто? спросил я его, как можно вежливее.
- Пётр! – представился тот. Меня избили и ограбили в районе ж/д вокзала. И тут только до меня дошло, что на его голове не цветная бандана, а грязная пропитанная кровью тряпка.
- Андрей! представился я. И открыл калитку незваному гостю. -Проходите в дом, я вас щас накормлю, и рану заодно обработаю. А там, решим, что с вами дальше делать.
- Ну, это ваще! Выше «крыши», братан! - Ответствовал он на это, переступая через порог своими некогда белыми, со стоптанными задниками, кроссовками. Проходя мимо собачьей будки, Пётр испуганно остановился и замялся.
 - Да нету там никого! Чернышу, когда тот шлындал по улицам, кто-то запустил кирпичом по голове, а Муське, так вообще, бочину вилами проткнули. Не люди, а «звери», в нашем «ауле» живут! – в сердцах подытожил я.
- Да, уж! -отреагировал на мои слова пугливый гость.
Войдя на кухню, я показал Петру рукомойник с водопроводом. И когда, тот умылся и вымыл руки с мылом, подал ему полотенце. И усаживая гостя за стол, произнёс: - Ну, а теперь, прошу разделить со мной мой скромный ужин. – Накладывая в его тарелку немного остывшею картошку и заправленный сметаной салат. Недолго думая, я достал из заначки банку сайры и бутылку водки.
- Андрюха, братан! Это ваще выше «крыши»! – опять повторил свою коронную фразочку, мой странный вечерний визави. Налив по стопке, я убрал бутылку с водкой со стола, заметив при этом: - Остальное, на медицину! - намекнув на разбитую голову Петра. Когда немного перекусили, и попили чаю, гость спросил: - Андрюха, а ты куришь?
- Курю, только не в доме. У меня веранда под курилку оборудована. А летом, так вообще на лавочке возле урны. Мне отец настоящую парковую урну с работы припёр, чугунную.
- А кем работает твой отец? - настороженно спросил Пётр. Проще бы было сказать милиционером, но я ответил, как мне показалось более грамотно: - санитарным инспектором в Заводском райисполкоме.
Гость на это только хмыкнул, и мы вышли во двор. Несмотря на сумерки во дворе было светло как днём, из-за электрического света, бьющего из всех четырёх окон. И вот мы вдвоём присели на лавочку возле летней кухни. На улице было свежо, поэтому я накинул на себя синею дяде-Юрину ветровку, а мой странный гость, назвавшийся Петром, своё допотопное, чёрное пальто. Я достал из кармана спортивных «адидасок» мятую пачку «Бонда», угостил сигаретой гостя, и вежливо чиркнул зажигалкой. Молча закурили. Затем я начал спрашивать своего визави: - «кто он и откуда»? И он нехотя, отводя глаза в сторону, взволновано начал: - Меня зовут Пётр Москаленко. Я родом из Краснодара. Здесь в Кемерово у друзей проездом. Мы посидели в беседке, выпили маленько. А когда я пошёл за пивом в магаз, в двух метрах от калитки получил удар железякой по голове. А может и не железякой…
- А как, хоть та улица называлась, помнишь? - поинтересовался я.
- Не помню. Темно было. Они забрали паспорт и деньги. Ничего, я напишу матери в Краснодар. Она мне вышлет на обратную дорогу.
- А, как же паспорт? Нужно в милицию обращаться!
При слове милиция, Пётр сделал кислую мину, как будто лимон проглотил. А потом выдавил из себя: - Нет, в милицию пока рано, надо ещё немного подлечиться.
- Ладно. Пошли в дом. Я промою твою рану водкой и сделаю тебе нормальную перевязку. В армейке был опыт. Целый месяц замещал батальонного сан-инструктора.
Пётр улыбнулся. И вдруг замявшись попросил:
- А можно, ещё несколько капель внутрь, для сна?
- Конечно! Но я – пас. Завтра с утра на смену с восьми до четырёх.
- А ты кем работаешь, если не секрет? Аппаратчиком на «химкобинате».
-А-а, понятно.
Выкурив ещё по одной, на посошок, мы вернулись в дом. Я достал бутылку водки и машинально налил две стопки, ему и себе. Петр выпил, и не закусывая занюхал стопку куском хлеба со стола. Меня, аж невольно передёрнуло, так пьют только заправские алкаши в кустах. И мне невольно пришлось присоединиться к «пиршеству», чтобы это не было похоже на обычное спаивание гостя. Правда, в отличии от этого странного, во всех отношениях человека, я, выпив водки, стал усиленно заглушать резкое неприятное амбре, оставшееся после неё во рту, большущим куском сала с чесноком. Потом попросил Петра снять с головы грязную тряпицу, заменявшую повязку, с тем чтобы я мог промыть и обработать рану. Благо, марли и бинтов в доме было предостаточно. Промыв заскорузлую рану на затылке проточной водой, я сделал из бинта что-то типа прокладки. Плеснув на прокладку водки, тщательно перебинтовал голову пострадавшего несколькими слоями марли. Закончив перевязку, предложил занять кровать в бывшей комнате деда. Убедившись, что гость заснул, я завёл механический будильник на шесть утра, и пошёл спать в дальнюю «бабушкину» комнату. Проснувшись, я наскоро вскипятил чайник на электроплитке, и пока заваривался гранулированный, пахнущий банным веником, чай, написал записку: - «Пётр, чайник на плитке. Заварка и печенье на столе. Ушёл на работу. Скоро буду. Андрей.» Пошвыркав чаю, оставил записку тут же, на кухонном столе, придавив её химическим карандашом, которым я эту записку, собственно, и писал. На работе, долгое время не мог сконцентрироваться, потому что меня «грыз червь сомнения», а правильно ли я поступил, пустив, по сути, незнакомого человека, к себе в гости? И чтобы как-то развеять свои сомнения, позвонил на работу своему отцу: - Слушай, пап, я тут кое-кого пустил к себе домой переночевать. Мне его просто жалко стало, грязный, голодный, оборванный, да ещё голова пробита. Ты бы съездил ко мне домой и сам бы выяснил, что, да как?
- Андрей, ну ты блин даешь! Ты же не Мария Тереза спасать всех нищих и обездоленных. Надо было просто дать ему еды и послать куда подальше! А, может он какой-нибудь больной или заразный? Придётся потом весь дом подвергнуть дезинфекции.
- Пап, не надо никакой дезинфекции. Просто человеку срочна нужна помощь. А, может, пока он будет восстанавливать свой паспорт, его в какую-нибудь больничку пристроить?
- Так, Андрей, всё понятно! Ты опять бомжа домой притащил! Как ты уже достал меня своей простотой! Ладно, съезжу, разберусь!
И разгневанный голос в трубке сменился короткими телефонным гудками. Мне поначалу сделалось немного стыдно, что я напрягаю отца, и отвлекаю его от работы. Но спустя какое-то время «червь сомнения» уполз, и я преступил к выполнению своих непосредственных рабочих обязанностей. Где-то в три часа дня меня вызвали на ЦПУ к городскому телефону. Звонил отец: - Так-перетак, Андрей! Кого ты нахрен пустил? Это же убийца-рецидивист, по кличке «Точило», который ещё месяц назад был объявлен во всероссийский уголовный розыск! Он в Плешках всю семью (пять человек) топором порешил! Вообще удивляюсь, как ты жив остался?! Ладно, вернёшься с работы, поговорим!
И после этих слов он бросил трубку. Несколько минут я пребывал в недоумении. Как так? Я же просто хотел помочь человеку, попавшему в трудную жизненную ситуацию. А в результате, толку от моей помощи, ноль. К тому же опять подставил отца. Блин, да что со мною не так?  И, такого рода мысли не оставляли меня до конца дня. Когда же я вернулся домой, то застал своего отца сидящим в кресле, мирно попивающим «Рижское».
- Прости, что выпил твоё пиво! начал он. – Но это подстава! Я имею ввиду твоего нового друга «бомжика». Чуть не задушил меня, гад. Я только вошёл, а он как увидел форму, да как заорёт: «- Ааа!  Сдохни, сучара ментовская!» - И прыг на меня, как кошка, сзади. Я даже головы не успел повернуть, а он уже вцепился своими вонючими пальцами мне в горло. Я ему двинул локтем по ребру, и немного присел, а потом сделал бросок через себя. Такое ощущение, что он вообще драться не умеет, грохнулся на пол, как мешок с картошкой. Ну я ему тут руки-то и заломил. Оперативники нашли у него в пальто, при обыске, зазубренный топор, в подкладке, с засохшими каплями крови. По данным уголовного розыска, это - вор-рецидивист Пётр Заусенцев, бежавший из Краснодарской колонии строгого режима, год назад. Ещё нужна информация?  –  спросил отец, строго смотря мне в глаза.  – Или этой пока обойдёмся?
Впервые в жизни я посмотрел на своего отца другими глазами. Передо мной, в кресле, сидел не просто лысоватый, седеющий полный человек в милицейской форме, а героическая личность, боец за правое дело, человек которому я был обязан своей жизнью, причём дважды.
- Прости, папа!  Больше никаких бомжей! Я обещаю!
- Хорошо, хоть мать про это не знает, а то бы её «кондратий» хватил!
- А мы ей про это не скажем. Правда, папа?
- Ладно! Пусть этот разговор останется между нами! Но это моё последнее «китайское предупреждение»! В следующий раз смотри кого в дом пускаешь, а то, и вправду, голову открутят! – И он иронически хмыкнул.
С тех пор минуло больше тридцати лет, чувство вины притупилось, но «червь угрызения совести» за содеянное, нет-нет да подтачивает меня. Сейчас апрель и сыро. Как только потеплеет, навещу могилу своего отца, и поставлю (уже готовый) памятник на могилу матери. А, прежде, допишу этот рассказ, закрою гештальт за своим прошлым, и отпущу призраков сомнения к божественному всепрощающему свету.