Порт Арктур. Глава 12. Хозяева. Часть 4

Терния Звёздная "Порт Арктур", 2024

Словарь: http://proza.ru/2024/04/16/16
http://proza.ru/2024/04/16/17
http://proza.ru/2024/04/16/19

Предыдущая часть: http://proza.ru/2024/04/13/17


«Знаешь, сегодня я на опыте, в живом диалоге, поняла, какая это большая разница – просто знать Финир;е или общаться на нём. Например, мне раньше и в голову не приходило, предписано ли в этом языке обращение на «вы», как способ подчеркивания уважительного отношения по этикету. Нет, выяснилось, что у них все на «ты». Главное, не забывать обращаться по титулу к старшим или занимающим пост и периодически произносить полное имя. По крайней мере, так у саймехиан. Про остальную сотню рас не знаю. Для современного человека это покажется утомительным. Гораздо проще назвать собеседника на «вы», чем каждый раз выговаривать «кьянази Хессихортхаат», «рцав;и Амриэммель» или того хуже «арноуэкх Ирменсэльг». Не спрашивай, как я всех их запомнила, но эти чУдные и чуднЫе саймехианские имена у меня почему-то укладываются лучше, чем термины из курса экономики, которую я еле сдала на тройку. Видимо, первые вплотную и по коробкам, а вторые россыпью по верхним полкам в моей голове - стоит лишь чихнуть, и они сваливаются и куда-то постоянно безвозвратно закатываются. Мы отвыкли тратить время и многое выговаривать. Два века назад не ленились обращаться: «ваше высокопревосходительство», «ваша светлость», «ваше сиятельство». Сейчас даже по отчеству почти никто друг друга не называет. Даже профессора некоторые просят называть их по имени. Вроде как они на одной волне со студенчеством. Все боятся казаться старше. Бабушки перестали называться «бабушками» в большинстве своем. Да и дедушки многие. Просят внуков называть их по имени. Все молодятся. Можно понять, ведь не очень хочется, чтоб взрослый внук кричал на всю улицу «бабуля!», когда сама «бабуля» выглядит лет на тридцать с хвостиком. Может она в активном поиске нового «дедули», а тут такой десятилетний рослый компромат. Понимаю. Может я так же однажды буду стесняться, чтоб мои правнуки кричали на весь двор «прабабуля!», когда я буду выглядеть лет на тридцать.

Сейчас всё бегом. Все бегут. Спешат жить. Сколько не молодись, а жизнь человека коротка и хрупка. И хочется успеть за эту жизнь очень многое. Чем быстрее движемся мы, чем больше придумываем себе помощников, тем быстрее движется мир вокруг нас. Потому что мы себя сравниваем не столько с естественным течением времени, сколько с течением времени внутри общества. Жить ты можешь дольше, благодаря медицине, защите от природных факторов. Не тридцать лет, а сто тридцать. Но ты всё равно никогда ничего не успеваешь. Всегда кто-то быстрее тебя. Начал раньше, сделал больше, опередил с открытием, успел до закрытия.
Другое дело саймехиане. Структура языка сразу выдает, что его носителям спешить некуда. Произношение чистое, без примесей, без сокращений и искажений. Финир;е такой же сейчас, как и в глубокой древности. Не знаю откуда, но я это просто знаю. Он не меняется, лишь дополняется. Хотя этот язык очень живой, объемный, подвижный. Но почему он не мутирует и не эволюционирует по принципу земных языков? Я не могу ответить сейчас. Но точно понятно одно: чувствуется уважение к языку и произносимым звукам, к речи. Чувствуется неразрывная связь с прошлым, почитание традиций. Хотя они тоже не используют совсем уж древние слова, а говорят скорее на современном Финир;е, но корни, значение букв, звуков остаются в фундаменте, и можно проследить этимологию, исконный смысл. Для них язык - не только способ общения, но и особый инструмент, который так же формирует вокруг них материю, их жизнь, их силу. И это действительно так, только они это, кажется, понимают, а мы, к сожалению, нет. Помимо этого, я думаю, немаловажно также их умение передвигаться мгновенно. Выигрывая время на перемещении, ты можешь особо не торопиться в речи. Беседовать со вкусом, показать себя, наглядеться на собеседника, провести больше времени вместе. Возможно, они и живут раза в три дольше нас. Могут себе позволить размеренно потолковать.

Торопливая речь у нас – либо вынужденная мера из-за спешки, либо нежелание общаться и попытка скорее избавиться от неугодного собеседника. Либо наоборот, смущение в присутствии того, кто небезразличен. И тогда желание как можно дольше находиться рядом, беседуя неспешно и вечно, странным образом трансформируется в косноязычность, заикание, онемение и стремление скорее забиться в свою тёмную норку от этих глаз-солнц, что напротив, что жгут твою душу и сердце беспощадно. Но могу ли я об этом всерьёз рассуждать? Ведь не испытывала я такого практически, не считая мимолетного увлечения в школе. Я лишь могу грезить об этом. Встретить того мужчину, под взглядом которого однажды всё это почувствую наяву. И в ближайшее время вряд ли мне это суждено, так как буду я целыми днями в замкнутом пространстве с пришельцами и горсткой ученых корпеть над переводами.

Нас ничем не угостили. Не было никакого обеда. Даже чаю не предложили. Или чего покрепче. Видимо, у них это не в традициях. Даже стол – обеденное место – у них называется «э;ируэ эсмарр» - «камень общения». Словно основная его функция – собирать вокруг себя общающихся, а не обедающих. Зато нам насыпали с горкой эйяханнао. И если верить кьянази, то там хватит на всё человечество. И не на один обед. И не только на обед.

Ещё я сегодня обнаружила, что знаю наименования предметов и явлений, о которых не имела представления ранее, так как их нет на Земле. Но теперь, когда я сталкиваюсь с ними в этом новом мире, то вдруг оказывается, что я всегда знала эти названия, и более того, я чувствую, что понимаю их суть, но скорее как-то интуитивно, бездумно. Причем, чем древнее явление, тем яснее я его осознаю, сразу же вспоминаю как оно именуется, словно эта информация всю жизнь у меня пылилась где-то в сундуках памяти и ждала своего часа. А вот с более новыми предметами иначе – их понимание и наименование словно должны прорости у меня в сознании, набраться силы. Напитаться. Это так странно. Так я точно выяснила, что эйяханнао у них есть испокон веков, а «дайрфёл;» - «биолёты» появились не так давно, от силы пару десятков тысяч лет назад.

Только в одном случае это не сработало. Так получилось с сигналом бедствия. Но я даже понятия не имею, что это за язык такой. Будто древний изначальный Финир;е. Хотя куда уж древнее. Может это язык планет? Планеты. Кьянази не произносил это слово. В Финир;е есть слово, аналогичное «планетам», и оно используется только в физических науках. Но не тогда, когда речь идет о планете, как о доме, как о живом существе. «Земля», «дом», «твердь» - вот как они говорят. И сдаётся мне, это правильно. «Сеймёр» (земля) – вообще очень интересное слово на Финир;е, но об этом я тебе потом расскажу подробнее. Использование языка выдаёт образ мышления его носителей. Но это лишь впечатления от первого дня знакомства.

Саймехиане не используют термин «тёмные силы». Я не слышала от Хессихортхаата сегодня таких понятий, как «тёмные» про мормулов и им подобных или «светлые» про общество аунниойет. Я вообще не нахожу в недрах своих знаний, чтоб на Финир;е «тьма» обозначала что-то отрицательное. Словно тьма, как и свет – это явления, созданные Творцом, а значит одно не может быть хуже другого. Как тепло и мороз. Это лишь состояния физического мира. Это всё краски Его палитры. Другое дело прямые указания на суть происхождения сил, противных божественным. От кьянази я сегодня слышала такие определения, как «лживый, вражий, сатаний» – и тут всё понятно – это ложь, враг и то, что от сатаны. Причем, «ложь» используется в гораздо более широком смысле, чем обман. Ложь – это любое искажение истины – в словах, на деле, в самом образе жизни и мышления, в изначальном целеполагании.

Знаешь, папа, ещё я заметила сегодня изменения в собственном выборе русских слов. Мне почему-то тут всё время вспоминаются старые забытые определения со славянскими корнями. Пытаясь про себя именовать помещения на дайрфёл;, не могу назвать жилые «комнатами». Язык не поворачивается. А обширные общественные пространства, воздушные, пронизанные светом, так и хочется нарекать именно уютными словами «светлицы», «светёлки» - как самые светлые части домов на Руси, но точно не холодным «холлы» или звенящим «залы». На жильё так и тянет сказать «горница», «горенка». Эти слова словно созданы для наименования места, где живешь и почиваешь. Горница – это «горний», «верхний», вроде как ты ближе к горнему миру, к Богу. Ведь человеку, как и любому одухотворенному творению, так и положено жить – устремив свои старания и дела земные в гору, к Творцу. А что такое «комната»? Это «камера камината», заимствование из чуждой нам латыни, всего лишь отапливаемое помещение. Камера с отоплением. Никакой романтики и эстетики. Ни света тебе, ни мира горнего. Поэтому, не хочу я про камеры и каминаты. То же и с «камином». Мне ближе тюркское кочевое «очаг», обозначающее «огонёк», «место у огня». Какое-то оно более живое, искреннее, ближе к нам. И я убеждена, что круглые столы саймехианские, эти «камни общения», имеют подобную форму не просто так, а скорее всего, эта выемка в центре как раз предназначена для разведения там очага. И если это так, то мне это очень нравится.

Но не только с названиями такая история. Сегодня ни с того ни с сего я вдруг ополчилась на галстуки! И чего я к ним прицепилась? 22 года совершенно мирно уживалась с этим явлением модного мужского гардероба, мне они даже нравились всегда. У тебя их столько разных было. На каждый случай, под разные рубашки и костюмы. Такие нарядные, стильные и дорогие. Тебе они так шли, ты был такой красивый и элегантный. Мама знала несколько способов, как повязать галстук. Меня учила. Правда, в этой науке я никогда не была сильна. А теперь он мне кажется удавкой, петлей на шее. Ну что за глупость? Но я не могу избавиться от этой мысли. Надо почитать про галстуки. Вообще я запланировала за эту неделю скопировать себе на мас разной справочной литературы. Но маса теперь нет. И это маленькое чудовище не разведанной породы, приклеенное к моей руке, вряд ли знает, что такое интернет. Хорошо, что дома старый остался. Правда, памяти у него в десять раз меньше, чем на «Мастере», и та давно забита».

Лилли выпрямилась и отложила ручку. Кисть затекла от непрерывного и стремительного письма. Ей хотелось еще о многом рассказать папе. Столько эмоций, впечатлений, открытий, мыслей, вопросов толпилось в её утомлённом и перегруженном сознании. Им там было тесно, они просились на свободу – выпорхнуть живыми летящими строчками, обрести плоть в соитии бумаги и чернил, показаться на свет Божий. Но она утомилась. Было желание погасить свет и, сидя у панорамного окна, взирать на звезды Божьи, так великодушно рассыпанные Его щедрой дланью по чернильному небосводу и приветливо искрящиеся, всечасно живо и неутомимо.

Машинально потянулась рукой к масу, чтоб посмотреть время. За несколько дней, проведенных в здравнице, она практически избавилась от тоски по частому листанию входящих сообщений. На четвертый день рука уже не тянулась привычно и бездумно к устройству. «Но как теперь смотреть важные данные? Время, погоду… даже будильник не поставить». Лилли была настолько вымотана и в то же время настолько счастлива, что даже не сердилась уже на своенравного кьянази за похищенный мас. Поднесла поближе к губам браслет с дайрлаэхт и произнесла на Финир;е:
- Скажи, который час?
Никакой реакции. Тогда Лилли снова провела по его спинке пальцем. Помощник ответил таким же золотистым мерцанием, как и в первый раз.
- Эй… змееныш, скажи, который час?
Маленький каменный внеземной мозг не ответил, но как-то засопел мышью и пару раз перелился разными оттенками свечения по поверхности.
- О, ты и так можешь?
Складывалось ощущение, что он либо просыпается, либо пытается понять свою новую хозяйку.

Лилли повторила те же действия: погладила его и задала вопрос. К её великой неожиданности, он ответил. Голосом. Причем, голос отдаленно напоминал ее собственный, но какой-то, словно через воду пропущенный… или в воду опущенный. Одним словом, прорывающийся к поверхности из каких-то глубин:
- Часть дремлющей росы и 24 шага.
- Класс… волшебно! А главное, всё понятно. Не знаю, что там с росой, но я точно дремлющая. Разберусь со змеенышем завтра.

В проеме показалась стройная зеленоватая фигура Эхттенмэари.
- Я пришла закрыть тебя на ночь. Тебе что-нибудь нужно?
- Да, я хотела спросить, если я сделаю запись на дайрлаэхт, то смогу как-то тебе передать? Это будет переводчик основных понятий голосом для ученых на борту Гиллаэрта.
- Да, конечно. Ты уже освоилась с ним?
- В процессе. Привыкаем друг к другу.
- Говори с ним чаще. Относись ласково. Ты уже назвала его?
- Нет пока…
- Первым делом придумай ему имя. И называй его почаще. Так он будет быстрее откликаться. Не забывай мысленно обращаться. Он больше настроен на телепатическое общение. И ты начнешь практиковаться.
- Поняла. Разбуди меня завтра за земной час до рассвета, пожалуйста.
- Хорошо.
- И… я спросила у него время, а он ответил «часть дремлющей росы, 24 шага». Что это значит?
- Это общая аунниойетская система времени или Система Найяге. Это значит, что сейчас раннее утро на земле Найяге и для всех. Новый день недавно начался. Подробнее могу тебе завтра объяснить.
- Ладно, спасибо. Сейчас уже спать пора.
- Да, на земле Мэти’Лаа;и в данной местности наступила ночь. Время сейчас: 19 частей и 2 шага.
- Точно, стемнело недавно.

Лилли не стала уже поправлять саймехианку, что у нас «часы» и «минуты». Видимо, ей тоже пока непривычно использовать чужеродную терминологию, и она иногда перескакивает на свою. «Значит, там у них «части» и «шаги». В принципе, логично». Они распрощались, и Эхттенмэари легким взмахом рук замуровала Лилли на ночь. Как птичку в клетке.

Птичка долила себе горячей воды в последнюю заварку. Угли всё так же мерцали под кувшином и дарили тепло и уют. Снова перенесла их поближе к окну, взяла чашку и устроилась там же прямо на полу. Произнесла: «свет ночь», и в файэнхе воцарилась тьма, лишь звезды и тлеющие головешки нарушали её безраздельное владычество. Точно как в походе. Только не хватало дуновения ветра, шепота деревьев, и шорохов ночной возни мелкой живности по травам и кустам. Зато за относительную живность мог сойти змееныш на запястье. В темноте бросалось в глаза, что он периодически переливается. Лилли не знала, какое имя ему придумать. Голова была пуста на новую выдумку. Поэтому пока так и звала его:
- Змееныш, спи.
 Он понял не сразу. Но после третьего «спи» потух и, казалось, действительно снова впал в спячку. Толку от него всё равно пока не было. Ни времени не узнать, ни музыку послушать, ни выйти в сеть.
«Не знаю, что там «сейчасть» в Системе Найяге, но у меня «час мечтаний перед сном». Шаг первый. Да, и не путать с «часом метаний» под кабинетом зубного врача или перед публичным выступлением».

Лилли сделала горячий глоток и взглянула в окно. Глаза уже оправились от яркого света, и теперь стало заметно, какой звездный выдался вечер. Вдали от городских огней, безлунное и не подернутое дымкой, умытое морозом горное небо распахнуло антрацитовые недра и явило свои алмазные сокровища. Эта картина оголенной вселенной была лучшим завершением такого дня.

«Неужели это всё на самом деле происходит со мной? Сколько помню себя, я не только всегда знала Финир;е и понимала через него об окружающем мире чуть больше, чем можно было узнать о нем на Земле, но и всегда смотрела жадно и ожидательно в эти звездные россыпи. Словно заранее зная, что это не просто красивые скопления гигантских огненных шаров, а там притаилась жизнь. И жизнь не примитивная одноклеточная, а многоликая, добрая, премудрая, такая непохожая и столько похожая на нашу. Всегда меня необъяснимо манило туда, словно там и есть мой истинный дом, а я потерянное дитя. Я, мои родители, все хорошие люди: словно все мы застряли на необитаемом острове - потерянные или похищенные дети неких своих благообразных благочестивых великих родителей. Влачим тут жалкое существование и губим друг друга с безрассудной отвязной детской жестокостью. Может мы, наконец, нашлись? Нас заметили, обнаружили. И важно не упустить этот шанс, не напортачить, не проявить себя как одичавшие блудные человеческие детёныши.

Хессихортхаат сказал, что мы сможем в будущем у себя принимать гостей. И сами путешествовать к другим мирам. Это звучит невероятно! Неужели такое возможно? И я полечу к другим звездам, увижу разные земли, расы? Но чтоб путешествовать и получать обещанные знания от кьянази Леодэйстовв’и, необходимо будет к ним на какое-то продолжительное время переселиться. Готова ли я к этому? Кажется немыслимым.

А разве мыслимо отказаться от таких возможностей? Отказаться от мечты? Тем более я и раньше грезила о поездках, об общении с другими народами, о работе переводчиком. Но придется выбирать. Между домом и такой заманчивой перспективой. Как долго я не буду видеться с мамой, с Надей, с профессором? Даже Сэмпай – я уже по нему скучаю, по этой ободранной кошачьей шкурке. Хоть Сатурн будет со мной. Надо полагать, он уже согласился. Вот он точно был рожден именно для этого. Даже имечко такое ему родители дали, как в воду глядели. Или в звёзды. Я удивлена лишь одному: как это он не родился со знанием Финир;е? Вот кому дОлжно бы иметь этот дар. Видимо, Сатурн и его товарищи приложили немало усилий за эти дни, чтоб объясниться с Эхттенмэари. Саймехиане и люди совсем ничего не знают друг о друге. Ни культуры друг друга, ни традиций, ни потребностей. Чтобы наладить взаимопонимание, нужно провести с ними гораздо больше времени. И чувствую, что мне, помимо переводческой деятельности, также придется тут быть самым настоящим послом. Работа в посольстве Саймехи на Земле. Одна буду я или с целым штатом дипломатов и лингвистов, в любом случае – единственным мостом между нашими цивилизациями пока, и надо готовиться к этой нагрузке и ответственности. Будет сложно. Но и безмерно интересно!

Вообще, в голове не укладываются все произошедшие со мной события за последние несколько дней. Словно я кино смотрю, и всё это не со мной. Встреча с президентом, все эти сумасшедшие приключения, начиная со здравницы. Кстати, именно в здравнице я чуть не лишилась не только здоровья, но и жизни. Ужас. Внутри всё холодеет при одной только мысли. И всё-таки, надо отдать должное судьбе, но ярких, интересных и радостных воспоминаний осталось гораздо больше, чем отрицательных. Тем не менее то всё были люди, привычный мир, моя земля. Всё случилось из ряда вон, но в рамках реальности, хотя и весьма кошмарной местами. Да, такое регулярно приключается с людьми: в том числе и войны, и покушения, и убийства. К сожалению, это естественный ход человеческой жизни вот уже как минимум семь с половиной тысяч лет. Не считая, конечно, прихода на Землю Христа 2000 лет назад – события весьма выдающегося. Да и фигура намного значительнее саймехиан. Сам Бог спустился к нам. Но тихо и скромно, без шума, не выворачивая руки подлецам. Дал нам возможность снова самим выбрать путь. Только, видимо, мы опять свернули не туда. «Шепот любви, голос совести и даже рупор скорбей» [сноска: Выражение принадлежит Клайву Льюису] в упор не слышим. И теперь нами занялись более разумные соседи по галактике, раз мы сами не в состоянии. Как нас назвал кьянази? «Расслаби»? Ну иначе я и не могу подобрать перевод к тому аунниойетскому «ругательству». И правда, так дальше жить было невыносимо. А может при всей своей слабости, мы все-таки проделали какой-то путь, чего-то достигли, раз нам позволили сделать этот новый шаг? Познакомиться со всем этим могучим миром. Или снова вспомнить, кто мы есть. И вернуться в большую семью. Может это и есть той Рай, из которого нас изгнали однажды, но мы почти искупили вину всеми мытарствами человечества, и снова нам протянута рука?»

При этих мыслях Лилли вдруг вспомнила протянутую ей белую внеземную руку, в которую так нерешительно и пугливо она все-таки вложила свою и сделала этот шаг навстречу, переступила незримый барьер.

То ли чай был таким горячим, то ли у нее еще сильнее разыгралась температура, но она почувствовала, что вся горит изнутри, а окружающий воздух и пол, наоборот, стали неприятно прохладными, и кожа покрылась мурашками. Лилли передернулась. Захотелось укутаться потеплее, а ещё лучше – скорее свернуться в кроватке под мягким одеялом. Она вспомнила спальные места в ноэ; на мужской половине. Надо сказать, не самые уютные постели, которые ей довелось видеть в жизни. Но сейчас любая годилась, даже такая каменная с грубоватой травянисто-шерстяной кошмой вместо пушистого пледа. Время, наверняка, ещё было детское, от силы часов восемь. Но спать хотелось нестерпимо. Даже не столько спать, мысль работала вовсю, но мыслителя одолевало такое ощущение разбитости, словно она не переводами сегодня занималась, а вспахала три огорода на десяти сотках не разгибаясь.

«Завтра снова в путь. Не хочу опять проспать всю дорогу – хочу Россию посмотреть с высоты птичьего полёта. Целых пять часов любоваться бескрайними и многообразными просторами родины».

Лилли переставила посуду и угли на стол. Любое движение уже давалось через неимоверные усилия, но тем не менее она выпила таблетку парацетамола на ночь. Из чего бы его не делали, но подобные симптомы он сбивал хорошо, чем бы они не были вызваны. Уже в полусне она доползла до своей норки ноэ;. Не хотелось зажигать свет. Наощупь она попыталась обнаружить стены в тесном логове и каменный выступ аскетичного лежбища. Но ни то, ни другое не поддавалось обнаружению таким методом активной мануальной локации. Пришлось подсветить:
- Свет сумерки.

Полумрака было достаточно, чтоб оценить, насколько эта спальня не похожа на то одноместное «купе», что она видела сегодня днем. По размеру она была больше в несколько раз. И не было никакого каменного топчана у стены. Зато было полноценное место для сна. Но кроватью это было трудно назвать. Это вообще трудно было как-то назвать по-русски. Предмет мебели скорее напоминал что-то среднее между гигантским цветком зантедескии и грибом вороночником. Цвет необычного «гамака-лодки», тоже был весьма смелым для гостевой постели - чёрно-сливовый от центра с шелковистым отливом до тёмно-пурпурного к краям – точно, как большой завёрнутый лепесток декоративного растения. Потому и напомнил Лилли сразу зантедескию: пожалуй, это единственное, из существующего на Земле, что отдаленно, но хоть как-то ассоциировалось с сей штуковиной, возвышавшейся одиноко и претенциозно посреди совершенно пустой ноэ;.

Лилли весьма удивилась, но была совершенно не в том состоянии, чтоб изучать пусть даже столь диковинное и потрясающее инопланетное ложе. «Лишь бы не утонуть в этой постели, найти себя там поутру и ещё суметь выбраться обратно. Интересно, почему у меня другая? Может такие только для женщин? Или я на особом положении? Хессихортхаат же почему-то подумал, что я «дочь главы Земли». Смешной. Интересно, почему он так решил? А теперь, когда узнал, что я не принцесса земли Мэти’Лаа;и, а простая девушка-переводчик без титулов и положения, будет иначе ко мне относиться? Или он посчитал, что был достаточно убедителен, чтоб я осталась тут надолго, и такое шикарное ложе-цветок должно закрепить меня в решении?»
Кровать была чуть выше привычного, но тем не менее, став на цыпочки и подтянувшись, можно было вполне туда забраться. Лилли улыбнулась, вспомнив, как иногда наблюдала в их саду в Севастополе за шмелями, которые, напившись в жару нектара, тут же засыпали прямо в цветках. Она потушила свет. Стоило ей улечься, как мягкая, но упругая поверхность постели плавно подстроилась под формы ее тела: плечо и бедро комфортно провалились чуть ниже, а под талией и шеей словно образовались поддерживающие валики. Края этого лепестка приподнялись и сомкнулись над головой, а по бокам стали бортиками, образуя очень уютное пространство, напоминающее детскую кроватку. И Лилли испытала такое умиротворенное, приятное и даже щемящее, но давно забытое чувство из глубокого детства.

«И так же тут хорошо, так сладко, так уютно, словно на руках у мамы, и даже так же еле-еле покачивает, прямо как в колыбельке. А я точно Дюймовочка. Главное, чтоб сказка в другом не повторилась, и обходительные саймехиане не попытались выдать меня замуж за крота или жабу. Более ста различных рас аунниойет… Интересно, какие они? Есть ли среди них похожие на людей? Вроде, кьянази обмолвился, что есть какие-то… Лишь бы не проснуться завтра в своей постели в Москве… Это всё ведь… не один из затянувшихся фантастических снов?.. Которые не так уж редко мне снятся... Лишь бы не сон… лишь бы не…»