Кости Алексеева

По большой лестнице поднимался молодой режиссер, лет сорока восьми, он шел очень бодрой, но в то же время тревожной походкой. Она была похожа на походку первоклассника, идущего первый раз в это неизведанное для него место – школу.
Режиссер поднялся по лестнице. Зашел в большой очень красивый зал. Он был просто фантастический. С огромной люстрой посреди него. Эта люстра была как портал в необычный мир, который манил режиссера с каждым днем сильнее. А еще в зале было два больших балкона, которые располагались друг над другом. Они были как две большие «дуги» находящиеся над залом, но при этом элегантно сливающиеся с его стенами.
Эти дуги…
Почему я сказал именно «дуги»? Нет, я не невежда в этом… Ну в общем, в этом. Ладно, можно сказать, что я и не знаю, как их описать.
Почему, именно… Дуги? Именно так он их описывал родителям, когда первый раз побывал в этом зале, будучи еще ребенком. Первый раз в своей жизни…
В театр он попал в первый раз именно в этот… Именно в этот. Его привела туда еще молодая бабушка, но не в этот зал, а в другой, находящийся на самом верхнем этаже театра…
Он даже помнил этот момент, когда он первый раз попал в этот театр. Сам вид этот сумасшедший… этот прекрасный вид здания в котором находится сам театр, поразил еще маленького Режиссера, просто наповал…
Он вошел в театр и был счастлив, счастлив не по-детски,  испытывая странную радость, от первых открытий в жизни, а по настоящему…
Вы знаете… эта радость… она повторилась для него в таких же красках, но с другими ощущениями, когда у него родился первый сын. Он пришел в театр  вместе со своей бабушкой, с которой они поднялись на самый-самый верхний этаж, миновав чудесную лестницу, по которой шли маленькие ножки того… Режиссера…маленького... с бабушкой… они поднялись в «звездный» зал.
Для него это название было необычным, ведь он тогда еще не знал, что зал может и не быть звездным, в нем, может и не быть звезд и космоса, но название будет «звездный». Тогда они смотрели какой-то детский, совершенно непонятный спектакль, спектакль который был абсолютно бредовый и безусловно, условный, детский. Спектакль не запал в его душу, а в памяти надолго остался именно театр.
А сейчас Режиссер был взрослый и довольно сильно испорченный жизнью. Единственным спасением для него остался тот самый, театр, где он находился почти все свою жизнь.
Он репетировал спектакль по Чехову, «Чайку». Тот спектакль, который он поставил еще в качестве диплома, выпускаясь из института. Сейчас он решил не просто восстановить этот спектакль, но и внести туда новые смыслы…
Время, стало другим…
Но вдруг раздался телефонный звонок. Звонили из школы, оказывается его дочка, младшая дочка, которую он так сильно ждал.., которую они так с женой хотели. Он хотел иметь не только сына, которого считал своей самой главной гордостью, хотя, был еще тот оболтус, но и дочку, красавицу… Так вот… у дочки очень сильно заболела голова, а жена не взяла трубку. У него, вообще были… ну, довольно натянутые сложные и очень болезненные, отношения с женой. Нет, они не собирались разводиться. Просто… Просто просто. Не будем, об этом говорить, это не наше дело и вообще к истории сильно не относится. Важно только сказать, что после звонка отцу, родители не созвонились и не приняли общее решение, кому ехать за ребенком, отвозить его домой.
Что можно сказать…
Обычная житейская ситуация, но одна деталь, из нее выходящая, а точнее «маленькое событие» заставляет, обратить на себя внимание…
Когда режиссер приехал в школу, он сразу, не снимая верхней одежды, а на нем были пальто и уличный, прогулочный шарф.
Хочу отметить, одну деталь. Этот человек имел два шарфа. Один он носил на улице, использовал его в качестве элемента верхней одежды, а кашне носил только в театре. Расскажу почему. Он считал, что, каждый режиссер, должен носить шарф во время репетиций и причем, не длинный шарф, используемый половиной населения, в качестве уличной одежды. А особенный, короткий, элегантный, мужской шарф. Режиссерский. Он был горд и чувствовал себя в нем прекрасно, и репетиции в нем всегда проходили, хорошо, и продуктивно…
Кстати, если бы он услышал это слово «продуктивно», по отношению к репетиции, а точнее к ее результату, он бы сразу, в своей голове, внес бы вас в список тех людей, которых он пренебрежительно, считал очень «глупыми». И никогда не познАющими искусство, не только искусство театра, но и вообще всего мирового искусства. Он назвал свои репетиции экспериментами. Почему? Потому что он совершал какие-то открытия на каждой из них. Он как, некий, удивительный, уникальный ученый…Что-то открывающий…
Открывающий новые миры, открывающий, миры актеров и ищущий вместе с ними подход ко входу в уникальный мир их роли…Он делал открытие с каждым новым спектаклем, как  ученый. Некий профессор, только без всякой ученой степени, исповедующий науку «ТЕАТР».
Режиссер поднялся на второй этаж, где располагался класс его дочери. Она заканчивала 4 класс, а его сын 8. Он забрал дочь. Она была готова к его приходу. Учительница собрала ее очень быстро, после того как позвонила отцу и услышала:
- Выдвигаюсь. Через 10-15 минут буду.
После того, как отец зашел в класс, она помогла девочке застегнуть куртку и надеть шапочку, повязать розовый шарфик и передать отцу, сказав, что с головной болью ребенка нужно что-то делать. Ведь это произошло уже не в первый раз.
Режиссер и его дочка вышли из класса и уже шли по коридору, как вдруг увидели выходящую из двери, ведущей на лестничную площадку маму.
Она подбежала к дочке, нагнулась и поцеловала ее в лобик, щечку, а затем еще раз в лоб и обняла. Затем взяла ее портфель из руки отца, таким образом, поприветствовав его: ведь здоровались же они сегодня утром, когда собирались на работу.
Режиссер давно кроме этого привет от жены ничего не слышал. Они редко встречались дома и вообще: ведь у него день был не нормированный, как и у любого преданного театру человека… Ладно… Не будем, снова касаться этой темы. Не сегодня…
Жена вязала дочку за руку: «Домой?»
А режиссер так и остался стоять с расстегнутым пальто в коридоре: у него зазвонил телефон. Он проговорил минут десять, решая какие-то вопросы очень тихим, нервным, грубым и потерянным голосом, делал он это тихо, потому что, когда он начинал говорить громче, из ближнего кабинета выходила учительница и очень-очень громко на весь коридор, делала ему замечание.
Еще одна классная дама вообще выскочила и закричала:
- Гражданин! имейте совесть!!! Решайте свои вопросы тише или идите куда-нибудь в другое место, где вас никто не слышит! И не мешайте!! Не мешайте учителям вести уроки!!!
Закончив разговор, он посмотрел в ближайшее окно в коридоре и застыл, глядя на голое дерево, покрытое белыми снежинками, которые падали на его ветви и украшали их собой…
Что-то резко заставило его обернуться. Это был звонок на перемену. Из классов выбежали дети и началось. Началась эта школьная возня, а у режиссера, как назло, снова зазвонил телефон. Это был опять какой-то очень важный вопрос по спектаклю, премьере и чему-то еще и этот вопрос требовал от режиссера тишины, спокойствия и сосредоточения, чтобы дать на него грамотный, спокойный взвешенный и точный ответ. Поэтому он вышел на лестничную площадку, прорываясь через учеников, бегущих по ней, и поднялся на этаж выше. Там тише не стало, поэтому он нырнул в первую же открытую дверь.
Из этой двери, даже не знаю, как сказать… веяло тишиной, и он спрятался туда, закрыв ее. Каково было его удивление, когда после окончания разговора, он увидел рядом с собой женщину в белом халате с пробирками.
Правда, он сначала не понял, что это учительница и, что он вообще находится в школе. В этом кабинете стоял запах как в больнице, там… пахло всем тем, чем пахнет обычно в больнице, а вокруг было очень много склянок, колб, флаконов, пробирок,  других химических принадлежностей. Он понял, что попал в лабораторию при кабинете химии…
А стоявшая рядом с ним учительница моет оборудование, использованное во время урока. Он извинился…
Но вместо того чтобы снова получить замечание и недовольство, он вдруг услышал:
- Ничего страшного. В этом кабинете и завучи тоже от шума скрываются. Вы же родитель?
Режиссер кротко и спокойно ответил:
- Да.
- Вот и прекрасно…
Но тут прозвенел звонок, учитель взяла набор, заранее приготовленный для новых опытов с очередным классом и ушла вести урок…
Весело улыбнувшись Режиссеру, сказала:
- До свидания.
Режиссер ответил, также:
- До свидания.
Он сел на ближайший к нему стул и засмеялся над всей этой ситуацией, только уже очень-очень тихо.
После он поднял голову и уже собирался вставать и уходить, как вдруг увидел перед собой череп, и только через несколько секунд осознал, что-то рядом с ним – скелет… Учебный, как и положено в кабинете химии и биологии.
Он снова засмеялся.
«О, какая встреча! - начал говорить со скелетом, продолжающий смеяться режиссер, - Меня зовут Режиссер, а вас?» «Константин! Очень приятно»
Это имя для скелета он выдумал не сейчас, потому что так, именно так, называли это «чудо»… в его школе, когда он был маленький и познавал азы анатомии, на уроках, в подобных кабинетах и лабораториях.
Рядом со скелетом было много всяких разных интересных картинок, на которых, до жути подробно была изложена анатомия человека. Да разве до жути? Это ведь  мы сами в зависимости от ситуации, эту самую жуть фантазируем, а на самом деле это же обычная, ничем не примечательная, школьная программа.
Между Константином и режиссером завязался очень интересный диалог. Режиссер начал придуриваться, решив, похохмить над этой ситуацией. Он представил, что Константин, Константин Сергеевич, и с этим, пардон, Станиславским, он начал вести беседы на совершенно разные темы… Говорил в том числе и о театре, и о его личных тревожащих сердце проблемах, например с женой…
Ладно, хватит, это уже перебор здесь.
Он понял, что за последнее время ни с кем так насыщенно не разговаривал как с этим Станиславским. На его душе стало легче и спокойнее, он смеялся как ребенок. Он был по настоящему счастлив!
Вдруг его осенило!
Выбежав из кабинета, он пролетел по коридорам школы и в конце, прямо перед выходом увидел эту учительницу. Учительницу химии. Крепко. Крепко обнял ее, улыбнулся, сказал «спасибо», только очень-очень тихо, чтобы не спугнуть…
Чтобы не спугнуть…Счастье.
Он счастливый помчался в театр, а учительница стояла, не понимая, что сейчас произошло.
А через месяц, да нет, даже раньше на театральной площади появилась афиша:
Моноспектакль «Анатомия»
Постановка, сценография и исполнение, псевдоним – «Кости Алексеева»


Посвящается моей бабушке
Людмиле Кузнецовой