И это пройдет

       Утром я проснулась очень рано. За окном зима шла уже на убыль, но Февраль не хотел сдаваться. И напоследок засыпал город мокрым снегом, который таял под трогательными лучами восходящего солнца. Поваляться расслаблено в теплой постели не получалось. Мое нутро содрогалось от стыда и огромного сожаления.

      Пока закипал чайник, намазывала шоколадную пасту тонким слоем на корочку ржаного хлеба, а голову атаковали мучительные мысли «Дура! Какая же я дура! Сама виновата!» И где-то внутри себя кричала и плакала, хотелось чуда, чтобы все само исправилось. Стены давили, душно, не хватало воздуха, надо идти на улицу, в город, на работу.

     Войдя в офис, сразу наткнулась на умный спокойный взгляд Александра Ивановича, главного инженера проекта. Красивый пожилой человек, опытный в строительстве, восседал на своем рабочем месте, как будто не уходил домой вообще. С легкой улыбкой и нескрываемым удивлением, сняв очки, он глубокомысленно произнес:
    - Мне не спится, это понятно. Но молодой специалист, девушка приходит на работу ни свет ни заря?!
 
    Я поздоровалась и прошла к своему рабочему столу. «Как руководителю объяснить, что сделала большую глупость, по девчачьи накосячила, что дура, наломала дров и не вижу выхода, и душа не на месте …»
    - Что случилось? – Александр Иванович остановился возле меня, заботливо осматривая с ног до головы, - На тебе лица нет. Я могу чем-то помочь?
    - Можете. У Вас есть ремень? Меня нужно выпороть … я такая дура! - выпалила я неожиданно для себя, а для него тем более.
Он на миг замер, переваривая услышанное, а потом тихо засмеялся, возле светлых глаз собрались весёлые лучики морщинок, и с сочувствием сказал:
   - Ох, девчонка! Не могу тебе помочь. Мамку надо было слушать.

    Не знаю, как выглядело мое лицо в тот момент. «Почему непроизвольно вырвалось у меня такое? Никогда даже не думала об этом». Я опустилась на стул, мой взгляд устремился в никуда. Мысли помчались, как товарный поезд на большой скорости со стуком колес на стыках рельс, унося меня в прошлое.
 
    Жизнь в детстве сладко протекала у бабушки с дедушкой в деревне. Добрые руки встречали, мягкие объятия согревали, ласковые голоса успокаивали. ... Одна чья-то ошибка ... Несчастный случай унес жизнь папы. Мы все были потрясены.

    К сентябрю нас с братишкой, он на два года младше меня, мама забрала жить к себе. Со второго класса я училась в поселке. Это уже не деревня, все дома двухэтажные, самым высоким зданием была школа. Зелени мало, больших деревьев не было, только кустарники. Мы жили почти на окраине. Наша ведомственная двухкомнатная квартира находилась на втором этаже. В комнатах стояла казенная мебель: три железных кровати, стол, стулья и шкаф, на кухне стоял конторский стол с ящичками. Ничего лишнего.

    Мама поставила нас с братом в середине зала, взяла молоток, забила гвоздь в стену и повесила отцовский ремень:
    - Если не будете меня слушать, буду пороть!
 Я тогда еще не знала, что это такое. Бабушка с дедушкой не ругались никогда. По сказкам понимала, что это наказание для плохих людей. Для меня ремень на стене смотрелся, как родной талисман от папы.

Мама уходила утром на работу, мы с братишкой оставались одни в четырех стенах квартиры и четырех сторонах света улицы. Так каждый день … Приходила она поздно, иногда очень поздно, иногда с подругами, иногда одна. Услышав, что она пришла, - тянулись к ней, но не было ни тепла, ни ласки, ни рук. В жизни с мамой для нас кончились сказки, ласковые взгляды, теплые объятия, а вместе с ними - вся вкусная еда. Рай кончился.

Резкий хлест ремнем пришелся мне по спине совершенно неожиданно.  Я вскрикнула от боли, загородила руками голову, стояла скорчившись под ударами. Сколько это продолжалось не знаю, когда мама остановилась, я посмотрела на нее и спросила:
- Все?
Она бросила ремень и пошла молча на кухню. Я кинулась на кровать, ревела навзрыд, обнимая подушку, звала папу, ведь это его ремень. Очень обидно, потому что не было вины. «Что я ей плохого сделала?» Так случилось первый раз, а потом еще и еще. Внезапные нападки возникали стихийно, из ничего, из воздуха.

Случайно услышала, как на кухне мама подруге говорила, что скучает по папе, что ей нужен мужчина в доме. Я тоже часто его вспоминала, он хорошо играл на гармошке и обещал меня научить. Не успел.
- Мама, я хочу играть на пианино или гармошке, хочу танцевать, научиться рисовать, как соседские дети. У них такие красивые платья …
- Эти дети в интернате учатся. Есть такая школа, там живут и учатся за деньги. Это дорого, у меня столько нет, - равнодушно ответила мама, а у меня мечтательно загорелись глаза, значит все реально.
- А есть такие школы, где живут и учатся бесплатно?
- Есть. Детский дом.
- Мама, отдай меня в детский дом!
 
От побоев на теле оставались рубцы, синяки, а на руках, ногах, иногда на лице они видны были всем. Во дворе дети спрашивали: «За что?», я пожимала плечами «Не знаю». Увидев свет в окне, понимала, что мама уже пришла и боялась идти домой. Во дворе детвора учила меня – возьми деревянную палочку, размером с карандаш, повернись к подъезду спиной, три раза через голову перекинь ее, приговаривая «Пусть мама меня сегодня не бьет». Иногда помогало.
 
Мама никогда меня не жалела, я просто смазывала лиловые следы побоев вазелином, чтобы себе помочь. А через год как-то она меня спросила:
- Почему ты не убегаешь, когда тебя бьют?
- Почему мне надо убегать, я же ничего не сделала!
- Я только замахнусь, братишка твой убегает. А тебе достается за обоих. Убегай.
Куда убегал мальчишка, где прятался я не знаю. Беспризорничал на улице. А я была «бабушкина», домашняя.
 
- У тебя так тихо. Где твои дети? –  спрашивала подруга маму.
- Под столом сидят. Играют, где им быть.
И опять случайно подслушала разговор мамы с подругой. Она говорила:
- Я думаю, мне надо к врачу пойти. Боюсь, что скоро девчонку убью.

Теперь я уже знала, что такое «пороть» и как это больно. А убивать как? «Наверное, стрелять будет». Видела над кроватью у деда в деревне висело ружье. Теперь я каждый день смотрела на гвоздь, где висел ремень, ожидая, что скоро там будет висеть ружье.
 
На летние каникулы мама отвезла нас в деревню к бабушке и дедушке. Они встретили нас радушно, в доме пахло пирогами, борщом и медом. Обнимали, угощали, согревали. Я крепко обняла дедушку, почти вцепилась в него, и с придыханием попросила:
- Деда, ты мамке моей ружье не давай! Ладно!?

На мое плечо легла большая теплая мужская ладонь. Я подняла глаза. Александр Иванович по-отечески приобнял меня, ободряюще мягким голосом сказал:
- Все прошло. И это пройдет. Давай поработаем!