В краю непуганых топтыгиных. Пуще неволи
– Отец с охоты!
Сбросив с плеч заснеженную шубку, он уже рванулся было в комнату, но звонкий голос матери, словно обруч, остановил его на пороге:
– Куда несёшься, окаянный? А пальто от снега кто выбивать будет? Марш на веранду, живо! Я что, за тобой должна прибирать?
Присмирев, мальчуган вернулся, подхватил непослушное пальто… Выскочив на крыльцо, с остервенением принялся хлестать им о перила. Слежавшийся снег, словно взбитые сливки, разлетался во все стороны.
Сумерки густели, опуская на землю бархатную пелену. Медленно, завораживающе кружились снежинки, вспыхивая искрами в тусклом свете фонаря над дверью.
Завороженный зимним колдовством, мальчик замер на мгновение, машинально протянув ладошку, чтобы поймать хрупкую звездочку. Но тут же опомнился и, словно угорь, выскользнул обратно в тепло дома…
Он юркнул к отцу на диван и, заглядывая в его усталые, пропахшие лесом глаза, тихонько прошептал:
– Па, а па, расскажи!
Отец повернулся к нему, накрыл своей огромной, загрубевшей от работы ладонью его взъерошенную голову и ответил, чуть улыбнувшись:
– Да что рассказывать-то? Это нужно самому видеть, сердцем чувствовать. Сейчас ты ещё маловат, а вот на следующий год возьму тебя с собой, договорились?
Ещё не раз возвращался отец с богатой добычей. Однажды принёс тетерева, гордо демонстрируя отливающего синевой красавца матери и сыну. За ужином, украдкой поглядывая на притихшего мальчонку, он неспешно рассказывал, как долго и терпеливо пришлось подкрадываться к осторожной птице… Прошли и утиные охоты. Редко, но случалось, что отец возвращался с пустыми руками, но это ничуть не омрачало его лица.
Так промчался год, словно осенний лист, подхваченный ветром…
И вот снова осень раскрасила лес багрянцем и золотом. Завтра, первого октября, долгожданное открытие сезона охоты на боровую дичь.
– В субботу, пятого, мы с тобой, сынок, пойдём на охоту. Снега в этом году немного, так что готовься! – торжественно объявил отец, бросив взгляд на сына.
Мать, как всегда, запричитала, словно осенний ветер в трубе:
– Куда ты ребёнка тащишь? Он же ещё совсем мал! Угробить в своей тайге задумал? Тебе его совсем не жалко? И так всё лето там пропадает!
– Успокойся, мать! Он уже давно не ребёнок, вон, в школу пошёл. Всё будет в порядке, я же рядом! – отрезал отец, одним словом прекратив спор.
Автобус, доверху набитый рабочими, заскрипел тормозами у подножия скалы. С ними вышел ещё один мужчина. Все звали его Сынулей.
Взрослые обменялись парой дежурных фраз, договорились встретиться на карьере и разошлись в разные стороны.
– Папа, а это кто? Он чей-то сын? – с любопытством поинтересовался мальчик, не отрывая взгляда от удаляющейся фигуры.
– Это дядя Толя, сынок. В своё время мы его охоте учили, вот прозвище и приклеилось. Здесь начинаются наши охотничьи угодья. Скоро открытие сезона на пушного зверя, поэтому наша с тобой цель сегодня – добыть приманку, – объяснил отец, похлопав сына по плечу.
– Подниматься будем по той тропке…
Мужчина с одностволкой на плече уверенно шагал впереди, юный охотник – следом, в новой, пахнущей фабрикой шапке-ушанке и специально купленной для этого случая фуфайке, с жадным любопытством разглядывая окрестности.
Всё здесь было для него незнакомо и ново. Возле дома, в округе, он знал каждое дерево, каждый куст, каждый камень. Ему казалось, что он мог узнать их по запаху. Все они были старые друзья и добрые знакомые.
Отец вдруг резко остановился, настороженно прислушался. Повернулся к сыну и тихо спросил:
– Скажи мне, сынок, что ты слышишь?
Малец постоял с минуту, напрягая слух, и ответил, пожав плечами:
– Да ничего особенного, па. Только дятел где-то вон там, на сосне, стучит.
Мороз щипал щёки, воздух звенел от холода, градусник показывал не больше десяти градусов ниже нуля, и отец сказал, чуть нахмурившись:
– Сними шапку и послушай ещё раз. Может, услышишь что-нибудь новое.
Сын послушно снял ушанку, прикрыл глаза и стал внимательно вслушиваться…
– Да нет, па, кроме дятла ничего больше. А что ты хотел, что я должен услышать? – с недоумением спросил мальчик, глядя на отца снизу вверх.
Тот вздохнул и сказал, помолчав:
– Нам сегодня спешить некуда. Пойдём присядем вон на то поваленное дерево…
Они подошли к замшелому стволу, поросшему мхом и лишайником. Отец смахнул с него снег грубой войлочной рукавицей, снял обе и положил их рядом на ствол, показывая сыну, что нужно присесть.
Затем, собравшись с мыслями, он начал неспешный рассказ:
– Знаешь, сынок, ты должен научиться слышать природу, слушать тайгу, научиться её любить. Вот и сейчас, ты слушал как все, поверхностно, не вникая. А теперь напряги слух и попробуй уловить песню ветра. Даже небольшой ветерок, лаская кроны деревьев, создаёт свою неповторимую мелодию. Просто её нужно правильно услышать. Слышишь? А вон по той лиственнице, словно акробат, поползень, шурша коготками, мечется по стволу в поисках личинок, спрятавшихся под корой. Всё это, сынок, и многое другое тебе придётся изучить. И не наизусть, как школьное стихотворение, а научиться всем этим звукам сопереживать, чувствовать их.
– Па, а зачем? Мы же охотимся, увидел дичь – выстрелил! Разве это поможет?
– Ты ещё мал, но поверь мне, в твоей будущей охоте это поможет тебе не один раз. Все эти знания и умение читать лес многим людям жизнь спасали, – тихо произнёс отец, глядя куда-то вдаль.
Может, ежедневные прогулки в пригородном лесу помогли, а может, что-то ещё, но случилось чудо. Паренёк снова снял шапку и прислушался, впервые по-настоящему, как учил отец.
И он услышал эти звуки впервые! И ведь прав оказался отец – деревья, под воздействием невидимого дирижёра – ветра, играли свою волшебную музыку.
Слушая внимательно, он различил лёгкое посвистывание синицы неподалёку на ольхе. А поползень, перелетев на другую лиственницу, всё так же деловито шуршал коготками, но теперь уже справа от него. Да и дятел стал стучать как-то по-особенному, словно выбивая морзянку. А ведь всё это он слышал и раньше, но никогда не придавал этому значения. Сын с радостным возбуждением поведал об этом отцу.
– Очень хорошо, сынок, но это только начало большого пути. Впереди предстоят более сложные испытания. А пока рассказывай мне обо всём, что услышишь нового.
Так шли они не спеша, иногда останавливаясь, чутко прислушиваясь к голосам тайги.
В невысоком смешанном лесочке отец снова остановился, подзывая мальчика жестом:
– Слушай, сынок, это свистит рябчик. Видишь, сидит на той берёзке? А вон там, под елью, другой на снегу притаился. Смотри, побежал, вытянув шею с головой вперёд.
Пацан напряг зрение и действительно, по снегу короткими перебежками, словно мышь, прошмыгнул рябчик. В своём камуфляже его было очень трудно заметить. Вот он остановился, вытянувшись вверх, как солдатик, хохолок на голове на секунду приподнял и снова опустил. Замер на мгновение и вновь вытянулся вдоль снега, пробежав таким образом ещё несколько метров. От этого захватывающего зрелища у мальчика аж дух перехватило, он даже забыл про второго рябчика, сидящего неподвижно на голой берёзке. Рядом, почти у самого уха, он вдруг услышал очень тонкий свист: «фииии, фииии, фифифифифи». От неожиданности он испуганно глянул на отца, в руках которого что-то блеснуло. Это что-то отец поднёс к губам, и тонкая трель повторилась. И тут мальчик уловил похожие ответные трели из глубины леса.
– Здесь целый выводок рябчиков, от семи до девяти штук, – прошептал отец, не шевеля губами.
Он снова поднёс манок к губам…
Сын молча смотрел и слушал, затаив дыхание. Вдруг раздался шум крыльев. Три рябчика расселись по деревьям совсем неподалёку от них. Отец плавно вскинул одностволку. Хлёсткий выстрел эхом прокатился по лесу. Мальчик видел, как камнем рухнула птица, но на его удивление, остальные остались сидеть на своих местах, с любопытством поглядывая вниз, куда упал их сородич. Второй выстрел прервал поток мыслей мальчугана. Он не видел, где упала вторая птица, но по едва слышному шороху в снегу его глаза машинально упёрлись в ту точку, где она упала. То ли это было случайно, то ли нет, он и сейчас не помнит.
Отец немного пошумел, разогнал остальных рябчиков по тайге и сказал сыну, улыбнувшись:
– Принеси, сынок, нашу добычу.
От радости мальчик, словно щенок, помчался собирать дичь! Это была его первая добыча, которую он держал в руках сразу после выстрела.
Оба рябчика перекочевали в отцовский рюкзак.
– Слушай, па, а остальных почему не стрелял? Они ведь тоже не улетали. Хватило бы и на приманку, и домой маме, – с недоумением спросил мальчик, идя следом за отцом.
– Глупый ты ещё, сынок. В следующий раз нам тоже понадобится приманка или что-то на стол. Что тогда стрелять будем? Одни рябчики на приманку – это роскошно. В старые времена эту птицу королям на стол подавали. Вот скоро подойдём к ельнику, там и сойка, и кедровка будет, а для соболя это настоящий деликатес!
Вот так, сидя у потрескивающего костра, я слушал трели сверчка и вспоминал те первые шаги в то таинственное, что называлось охотой. Сейчас, будучи взрослым, я не перестаю благодарить своего отца за то, что он научил меня видеть и слышать эту красоту по-особенному.
– Не поленись, удели себе пять минут, послушай, о чём тебе хочет рассказать природа! – часто говорил он мне.
– Скажи, папа, откуда ты всё это знаешь? – спросил я как-то отца, примостившись рядом с ним у костра.
– Да от твоего дедушки, моего отца, – ответил он, загадочно улыбнувшись.
Будучи ещё совсем маленьким, в возрасте восьми-девяти лет, отец учил меня, слушая лес, отделять звуки и концентрироваться только на самых нужных. При этом определяя, на каком расстоянии и в какой стороне они находятся. Да, как же я был ему благодарен за это, сидя в камыше и охотясь на уток в предрассветных сумерках.
Трель сверчка, похоже, пробуждает в человеке самые добрые воспоминания. В голове и перед глазами всё время крутятся августовские вечера у скрадка. Кругом сереет, слышно только, как вода на перекате шумит. Разве это не музыка? А там, на болотце, негромко переговариваются кулички, уткнувшись носом в воду…
Слушая это, разве можно не вспомнить вечернее токование бекаса? И эти неповторимые звуки! Забираясь высоко в небо, эта птичка камнем падает вниз и по мере набора скорости издаёт крыльями непередаваемые звуки. А весенняя капель и щёлканье глухаря? Как можно всего этого не слышать? В январские морозы довелось слушать музыку потрескивающих от стужи деревьев и наблюдать за яростным спором белки на вершине огромной ели с клестом за то, кому принадлежат самые вкусные шишки. Разве можно всё это красиво описать словами? Но эту красоту невозможно забыть!
Я бесконечно рад, что отец научил меня читать тайгу. Может, и не так, как это умеют якуты или эвенки, но это не раз помогало мне в охоте. Я рад, что судьба привела меня в промысловую охоту, ведь это не просто охота – это целая наука, требующая постоянного обучения и совершенствования. Конечно, много толков ходит о промысловиках, много и превратных суждений, путающих истинных промысловиков с заготовителями.
Попробую внести ясность на свой лад. Ну, в первую очередь, это такие же люди, как и все! Такие же охотники, как и любители – законы и сроки охоты для всех одинаковы.
Практически промысловый охотник – это профессия, образ жизни. И профессия очень сложная, требующая больших знаний в области биологии диких животных, техники их добычи. Настоящий промысловик – высокопрофессиональный специалист, в совершенстве владеющий многими специальностями, живущий в гармонии с природой.
Однажды в одном из охотничьих журналов я с удивлением прочитал, что промысловики – это такие же заготовители! Но где же таится неуловимая грань, что разделяет их?
Разница кроется в самом подходе и цели охоты. Для любителя охота – это, прежде всего, отдых на природе, способ отвлечься от городской суеты, насладиться красотой окружающего мира. Добыча, конечно, важна, но она не является самоцелью. Любитель может довольствоваться и одним трофеем за весь день, радуясь самому процессу. Он может приехать на охоту с друзьями, развести костер, пообщаться, и даже если дичь не попадется, он не расстроится.
Промысловик же смотрит на охоту как на работу. Его цель – добыть дичь чтобы выполнить план и получить прибыль. Для него охота – это способ заработка, а не развлечение. Он может использовать более эффективные, но порой и более жесткие методы охоты, чтобы увеличить свой улов. Он не станет тратить время на посиделки у костра, а будет целенаправленно выслеживать дичь.
Кроме того, промысловики, как правило, обладают более глубокими знаниями о повадках животных, особенностях местности и способах охоты. Они постоянно совершенствуют свои навыки, изучают новую технику и используют современные технологии. У них больше опыта и, как следствие, больше шансов на успех.
Таким образом, хотя и любители, и промысловики могут охотиться на одну и ту же дичь, их мотивация, подход и профессионализм существенно различаются.
Промысловик – это профессионал, для которого охота – это работа, а любитель – это человек, получающий удовольствие от общения с природой и добычи трофеев в свое удовольствие.
Промысловики, добывающие утку да боровую дичь, на первый взгляд ничем не отличаются от обычных охотников-любителей.
Позвольте начать эту историю, словно сказку, что дошла до нас из царских времен.
В златоглавых палатах мудрецы ломали головы, как спасти от разорения необъятные лесные угодья. И нашли решение: передать их в руки людей, связанных договором на добычу пушнины и мяса. Так и появились промысловики.
На своих участках вольны они ставить избушки-времянки, ибо рачительный хозяин не позволит разорять родной угол. С браконьером промысловик будет биться не на жизнь, а на смерть, словно оберегая собственное сердце. Что-то в этом есть от старины глубокой: участок и свой, и государственный одновременно. За охрану земель не нужно платить страже – он сам заплатит шкурками за право владения и охоты.
Красиво сказано, не правда ли? В основе промысла – договор с юридическим лицом, будь то государство, заготовительная контора или райпотребсоюз. Но главное – промысловый участок, который он холит и лелеет, оберегает от вырубки, разорения и браконьерства десятилетиями!
И выходит, что промысловик – не просто охотник, а землевладелец особого рода. Пусть и не владеет он землей по закону, связь его с ней куда крепче, чем у обычного дачника. Десятилетиями он изучает каждый ручей, каждую полянку. Знает, где какая дичь гнездится, где грибы растут, какие травы целебные. Он – живая летопись своего лесного клочка.
Именно эта глубокая, почти мистическая связь с землей и отличает промысловика от охотника-любителя. Любитель пришел, выстрелил, ушел. А промысловик живет на этой земле, она кормит его и его семью. Он кровно заинтересован в том, чтобы лес был здоров и богат дичью, чтобы и завтра было что добывать.
Потому и ведет он себя иначе. Не станет глушить рыбу динамитом, рубить деревья без нужды, оставлять после себя мусор. Он – часть лесного царства, а не завоеватель. Берет у природы ровно столько, сколько нужно для жизни, и заботится о том, чтобы она не оскудела.
Вот и получается, что промысловик – не просто человек с ружьем, а хранитель леса, его верный страж, связанный с ним не только договором, но и невидимыми нитями глубокой привязанности и ответственности. И в этой связи кроется то самое неуловимое отличие, которое делает его не просто охотником, а истинным хозяином своей земли.
Свидетельство о публикации №224041500023