Новый сказ о волшебной воде

   Давным –давно это было, в какой земле не ведаю, в каком краю не знаю, но люди говорили, что в ту пору два солнца светило. Жила в тогда молода девица. Стройна, как молодая берёзонька. Ликом белая, глаза как озёра синие, косы русые в пол, да туго заплетённые. Жила она , вместе с маменькой и тятенькой, со своими сородичами  в тереме высоком, рубленном. Терем тот в граде большом на семи холмах основанной, за семью реками спрятанный. Звали красную девицу Анастасьюшкой Зарей рожденная и Божественным сиянием утвержденная.
Как только луна на сон повертала, а солнце глаза открывало. Выходила девица в поля да собирала капельки волшебные в чашу древесную рукотворную. Непросты были капельки с листочков да цветочков собранные, каждая силу имела не дюжую. Девица наша кого врачевала, кому красу давала, кому силу мужскую, кого с колен подымала. Шло время, а тут как-то прознала о Анастасьюшке ворожея Апраксия.
 Скверная была женщина Апраксия, то скандал закатит из-за пустого с соседями, то приворожит кого, то порчу наведет. Черная душа у неё была, всем завидовала, да скверну плела, не смогла принять то что кто-то лучше ее живет. Чем больше жила, тем больше черная зависть её пожирала изнутри. Люди ее сторонились, лишний раз дорогу ей перейти боялись. Так решила она тогда пойти да все секреты Анастасьюшки выведать, что бы самой стать молодой и красивой и чтоб люди к ней за помощью ходили, да златом серебром платили.

  Собралась она в путь дорогу, посох свой взяла, да травы колдовские в котомку собрала. Долго ли коротко её путь шёл, но настал тот день когда к ограде града он подошла, где Анастасьюшка жила. В ворота не стала входить, под кустом прилегла, да стала ждать когда ночь минует и дева в поля пойдет за водой росной.
Стала Заря заниматься. Анастася в поля вышла, а Апраксия где шажком, где прыжком, от куста к кусточку от деревца к деревцу за ней в след увязалась. Встала Анастасьюшка в лугу не кошенном,  поклонилась в пояс Солнцу Красному  просыпающемуся, да как запоет песнь за здравную, величавую, травы да цветы раскрываются да с земли поднимаются. Песнь за душу берёт, бередит и скверну выворачивает. А у Апраксии всё тело мурашками покрывается,  покойно стоять на ногах не дает. Кинулась тогда ворожея, на землю и гадюкой обернулась. Стала ближе к Анастасьюшке подползать. Что бы слова мудрые да позабытые выведать.
Девица красная Зарею рожденная Божьем сиянием утвержденная, на месте не стоит по полюшку похаживает, чуть ножками землю поглаживает. Руки широко расставляет, словно землю обнимает, рукава  её  длинные  землю покрывают, капля за каплей росную воду  собирает. Словечки заветные шептала, словно птичка порхает от цветка к цветку, от былинки к травинки. А Апраксия как не старалась не смогла Анастасюшку по полу догнать, только зря свой яд расплескала змеиный. Так и уползла обратно в кусты, не разведав слова заветные.

   Тем временем набрала Девица в свою чашу капель росных, да рукавом своим лицо омыла, да домой обратно в гору пошла, в град рубленный. Глянула на неё ворожея, и  глазам своим не поверила... Стала девица еще моложе да краше! Как девица ушла с луга, Апраксия опять лик человеческий приняла и стала по лугу бегать.
А зависть пуще в её душе разыгралась. Давай она бегать по лугу, да только травы примяла да цветы полевые сломала. Как руки в стороны не разводила, но не капли их не намочила. Бегала она бегала по полюшку, уморилась, но влаги живительной не собрала. Тут и Солнышко в зенит ушло, жар палит, делать нечего подумала-подумала она, да со зла дунула снадобьем ворожейским  и поле вспыхнуло красным пламенем. Чёрный дым столбом подымался, далеко видать было. Люд городской набежал, кто с ведром кто с лопатою. И все давай тушить, из низины в реке воду брать. Миром ладом потушили поле. Ворожея время не теряла, от одному к другому бегала да на ушко шептала, что мол Анастася набедокурила, глазами сверкнула да поле подожгла. Пошел слушок по граду, меж баб языкастых,  но как-то и сник быстро.
- Не могла наша Анастасьюшка сотворить этакое, она людей врачует: кому душу исцеляет, кого от хвори. Всегда добра, весела, да  при деле. Все ей только здравия да блага желают.  Врагов нет и завистников. «Не с её душой зла людям творить» - так люди говорили. Так и смолк грязный слух, что ворожея пустила.
Ещё чернее сердце сталось у Апраксии. Решила она больной прикинуться, да посмотреть, как людям, красна девица  Анастасьюшка, помогает.

      Вот пришла она в терем, где Анастьюшка людей привечала. На пороге встречает её добрый молодец Благояр, брат родимый Анастасьюшке. Да с поклоном, да добрыми речами в баньку провожает:
- «Отстань от меня, окаянный!» - ругается ворожея, - я на прошлом месяце в бане была, сама мылася да купалася. Потом не ручек, не ножек своих не марала, да и грязью лицо не макала. Не пойду в баню и всё тут.
Подивился Благояр словам таким, да делать нечего. Добром не хочет, силой тащить не станешь. Так и прошла Апраксия в горницу.
- «Здравия, странница уставшая!» – поклоном встретила ворожею девица.
- «Присядь с дороги, пусть ноженьки твои отдохнут. Да испей чаю кипрейного целебного на воде росной.»
- «Не чаи пришла распивать, а избавление от хвори получить.» - сказала Апраксия, на поклон не ответила.
Вздохнула красна девица на слова недобрые, да только и молвила:
- «Добрая женщина, давай на ноженьки твои погляжу утруженные, хворь с них сниму , да исцелю.»
 А, ворожее надо боле узнать. Как тело врачевать да боль снимать. Вот и застонала она пуще прежнего и взмолилась, как никогда не просила:
- «Что мои ноженьки-то? У меня всё страдает, ломота да боли... То сердце прихватит, аж дышать не в моготу, то голова раскалывается, как кол на голове тешут, то в спину скрючит в три погибели. Крутит и болит всё тело грешное, ни шагу сделать, ни слова молвить. Сама не знаю, как до тебя дошла. Все косточки болят, да подламываю. Видно последние деньки доживаю...»
Предложила тогда Анстасьюшка ворожеи скинуть одежды свои и обернуть тело своё в полотно холщовое, тончайшее, как пух невесомое. А ворожея всё подсматривает, да подглядывает, что Анастасьюшка делает. Смотрит как та холст этот водой смочила , что в кузовке берестяном была.  Туда слова заветные наговорила, да травки сушеной кинула. Смекнула Апраксия, что к чему и слова запомнила. Скинула одежды свои да обернулась холстом влажным.

Только вдохнула, как тело её стало жечь как огнем, зуд пошел сильный, словно в кучу муравьиную попала. Чешет тело, крутиться, щеки горят тело пылает. Да как закричит, да залается:
- «Да что за умысел такой сякой!? Меня искалечила, да холодным огнем сжечь решила!»  - стала скидывать она с себя покрывало нежное, рвать да топтать его. Черными словами и Анастасьюшку и дело её поносить. Всех грехов и проклятий ей посылать.  Сама рубаху накинула да геть с терема. По улицам бегала, криком орала, что погубила её девка порочная водой росную, тело сожгла, уродихой её сделала.

   Смеялись ей только люди добрые в след, да приговаривали:
- «Сама душу очернила, да тело в черноте держала. Лица не омывала, в баню не хаживала.Поделом тебе! Наука на будущее будет.»

Воротилась Апраксия домой не солоно хлебавши. Пока бежала да ругала на чем свет Анастасьюшку, слова заветные и вылетели. С тех пор заперлась она и носа своего не кажет на свет белый. И людям больше зла не делала.