Двери закрываются. Следующая остановка - Струнино!

               

                Под выходные сердце плачет:
                Хочу на дачу, хочу на дачу!..
                Фольклор

   Итак, без предисловия!  Ранний подъём, беглый завтрак, беглая посадка в автобус, одна остановка электрички до Мытищ, пробежка по мытищинскому мосту и его длиннющим лестницам – и вот я уже на платформе и жду  александровский поезд. И зачем я мчалась?  До электрички ещё пятнадцать минут!  И так было и в прошлом году, и в позапрошлом – всегда… Просто я не могу дома дожидаться этого счастливого момента,. Я еду впервые в этом сезоне на дачу!  Сама еду, никого не прошу отвезти меня туда. Жаль, конечно, что я профукала свои водительские права. То машины не было, то времени, а потом пришло осознание своей рассеянности на дороге. Как будто всё думаю о чём-то, того и гляди – пропущу светофор или нужный поворот. Или того хуже, попаду в ДТП…  А как бы здорово было сесть в наш маленький «Matiz» да и пилить себе в правом ряду все 85 километров, до самого порога нашего серенького домика…

Народу всё прибавляется. Всё больше,  это пожилые женщины с рюкзаками и сумками на колёсиках и ищущие работу мужчины из Средней Азии. Ни за что не буду ходить с рюкзаком, горбатая.  А колёсики придётся волочить, цветочная  рассада подрастает. Интересно, почему на платформе не топчутся дрозды, помогая скрасить ожидание?  Они всегда соревнуются с воробьями, кто раньше схватит крошку печенья или булки. Может, быть, ещё не прилетели? Красные гуси, огари, прилетели, когда ещё снег лежал и пруд был подо льдом.  Бродили, бедные, по дворам, , а чердаки-то закрыты из-за опасных петард… 

Мысленно я уже в своём саду. Моя свекровь всегда говорила не «участок», а «сад».  И я привыкла так говорить. Не терпится увидеть, целы ли молодые яблоньки или обглоданы зайцами, как в прошлом году. Впрочем, я же обернула их осенью хвоей и ветками полыни в мой рост. Ох, и вымахала она на травяной куче! Но и заяц, встав на задние лапы, тоже оказывается с меня ростом, зверюга… Что это, все как-то засуетились?  Электричка с надписью на лбу «Ал-дров»! Как всегда, оказываюсь последней…  Ерунда, вот свободное местечко!  Сажусь, еду.

Напротив меня сидит дядька, с трудом помещаясь на двух сиденьях. Интересно, какое у него меню? Вот достал бутылку воды, пьёт. Заботится, значит, о водном балансе. Я тоже везу бутылку воды, но экономлю: на даче пока воду не подали. Электричка  идёт со всеми остановками, а их 25, и будет ехать долго-долго, полтора часа.

 Первая остановка - платформа Строитель…Выходят студенты Московского лесотехнического института, он рядом .Здесь я проработала… сколько же лет? С февраля 1974 по сентябрь 1993-го, без малого двадцать лет!  Невольно взглянула на руку. Вот оно -  память о первой зарплате в Лестехе,  колечко с крошечным камушком,  всего 0.2 карата (40 мг). И это был  страшный дефицит: золотые вещички в момент сметали цыгане и вьетнамцы, день-деньской дежурившие у ювелирных магазинов. Мне досталось это колечко, только благодаря его малому размеру, 17 или даже 16.5.

Вспоминается… Иду, бывало, от Подлипок до Строителя  на первую пару, солнце светит в спину. Я оглядываюсь: не видит ли кто? –  выношу вперёд руку с колечком и любуюсь снопами разноцветных искр от него. Смешная…  Из-за  оконемочи  я не вижу теперь эти чудные искры, но всё равно, я снова ношу это тонкое  колечко,  и оно мне со временем нравится больше других украшений в моей шкатулке. Там за долгую жизнь собралось кое-что, каждое – со своей памятной историей. Потом как-нибудь я их запишу и назову «Истории из моей шкатулки».

Вот и платформа Челюскинская.  В молодости я на лыжах добегала от дома до этого места и всегда любовалась двумя красивыми парными насосными станциями на водоканале. Они были построены одновременно с каналом Москва-Волга и необыкновенно красивы, настоящие артобъекты. Рядом с этими изящными строениями теперь хмуро стоят два кирпичных куба, дублёры, являя собой дикий контраст.  О чём думали проектировщики, возводя этих уродов? Хоть бы подальше поставили, хоть бы задекорировали чем-то. Вот у нас напротив стояли четыре девятиэтажных скучных башни из серого кирпича. Год назад какие-то люди в люльках нанесли на этот кирпич  рельефы, закругления, используя разные оттенки розовато-серой краски – и башни заиграли, повеселели, на них появились выступы, пилястры, арки – не узнать!

Полюбовалась я красавцами, погоревала в очередной раз, но поделиться не с кем. Дядька дремлет, свесив голову на грудь. Прошёл человек с большой белой  собакой. Он ходил с ней и в прошлом году, наигрывая на  окарине. На этот раз он играл «Арию» Баха, что отвлекло меня от размышлений о насосных станциях и о горестной судьбе парохода «Челюскин».  Выдала музыканту и его смирной  собаке  международную премию… Здравствуй, Тарасовская! Ты меня помнишь? Помнишь, как уже почти в полночь большая компания моих сотрудников шумно покинула ресторан «Кооператор», где отмечалась защита моей диссертации?  Мы с песнями пошли вдоль Клязьмы, унося огромный узел с напитками и наедками грузинской кухни. Я пребывала в блаженном состоянии, всем распоряжались мои заботливые коллеги, они и ресторан выбрали.

 Был июль 1972 года, в Москве в этот день было +38, мы изрядно перегрелись  и радостно вдыхали речную прохладу.  Расположились на бережку, всё доели и допили с энтузиазмом во славу науки.  Да, «Кооператор» кормил футболистов славного «Спартака», у которого с довоенных лет в Тарасовской находится тренировочная база, а они знают толк в еде!  «Спартак» ведь называют народной командой потому, что она была создана на средства потребкооперации (отсюда и скромное название ресторана). Наверное, это была богатая организация. Не зря Раневская в фильме «Весна» собиралась за покупками  «в кооператив»!

Остановились в Пушкине.  К Александру Сергеевичу этот населённый пункт не имеет отношения, он гораздо старше поэта. А был вроде в незапамятные времена такой боярин Пушка, и  это была его подмосковная вотчина.  Так что можно склонять по падежам спокойно. Кстати, кто придумал это слово, что за «падёж» такой? Неужели Ломоносов? Говорят, что это он перевёл с латыни все грамматические названия. Мы не задумываемся, когда говорим «имя существительное», «имя прилагательное». «именительный падеж», «творительный падеж» и т.д., а ведь они очень странны для современного уха!  Но ни один реформатор не дерзнул посягнуть на эти архаичные термины.
 Пушкино сейчас -  столица  железнодорожников северо-востока области с огромным депо и сортировкой. Прямо, как в моей Помошной!  А, пока здесь стоим, пока безбилетники табуном перебегают в вагоны, откуда уже вышли контролёры, припомнилась мне зима 1952/53 года и преддипломная практика на заводе радиорелейных устройств, который был недалеко отсюда. А поселили нас тогда в общежитии пушкинского радиотехникума, в двухэтажном бревенчатом доме с огромной общей кухней и печным отоплением. Мёрзли мы, одесситы,  тогда отчаянно в своих южных пальтишках и полуботиночках. И как же здорово было вернуться вечером в жарко натопленную комнатку, а потом спуститься к огромной кафельной плите, где целый день гудела топка, и сварить что-нибудь очень-очень горячее и накормительное. И всюду незабываемый запах берёзовых поленьев…
В Пушкине возле меня сели двое: парень и девушка. Вот он, первый признак близкого лета: парень вытянул ноги,  а они голые, он уже  в шортах!. Смельчак, однако, первая ласточка, можно сказать. Девушка вполне симпатичная, личико чистое, без макияжа, но всё портят неряшливо распущенные длинные  волосы. Из них ведь можно было сделать такую красивую головку, а вместо этого – спутанная грива, и кажется, что они давно не мыты. Ну, кто внушил молодым женщинам, что эти космы и есть последнее слово парикмахерского искусства? Тут и кино, и телевизор постарались: даже  в исторических фильмах дамы фигурируют с волосами до лопаток и ниже, хотя и римлянки, и эллинки, и дамы средних веков, и красавицы трёх последних веков – все являли заботливо уложенные волосы. И висюлек убогих от висков вдоль щёк никаких не было. Толстощёкие девицы пытаются с помощью этих висящих прядей удлинить лицо, но зачем  и худощавые  делают свои длинные лица ещё более унылыми? Смешно и бесполезно!

Пока я безмолвно спорила, подъехали к платформе  «43-ий километр». Тоже памятное место.  Именно здесь находился завод №100, место нашей практики.  Здесь я усердно копировала схемы и конструкции этих самых радиорелейных станций, по которым можно было передать аж 6 телевизионных и триста телефонных каналов! Теперь это смешные цифры…  Когда  я теперь проезжаю мимо этого места по Ярославскому шоссе,  то всегда говорю: «- Здравствуй, башня!», потому что это «моя» радиорелейная башня, я спроектировала почти такую в своём дипломе. Интересно, что именно эта тема  моего диплома сыграла роль при распределении в Королёв, точнее – в его спутник Болшево, но тогда я никак не могла и подумать, что эти места станут моей жизнью.

 Электричка увозит меня всё дальше, и мысли мои умчались далеко. Подумалось, вот апрель наступил, в былые годы в эту пору в филармонии шли шикарные итоговые  концерты с  с большими хорами и знаменитыми солистами.  Как они хорошо совпадали с весенним настроением, как радостно было мне спешить из метро по Тверской, по Газетному и выходить на Никитскую, где уже издалека слышны голоса будущих звёзд .  Да и публика здесь особенная.  Страстная надежда на лицах тех, кто спрашивает лишний билетик. У меня, наверное,  другое выражение,  у меня  - абонемент! И ещё у меня скромный букетик для любимого артиста. Чаще всего это тюльпаны, нарциссы или фиалки.  Покупались они на вокзале у людей из южных республик, потому что в цветочных магазинах красовались только пышные композиции из искусственных цветов.

Жаль, что стучат колёса и громко тарахтит компрессор, мешая мне вспоминать и слушать, возникший в голове прекрасный дуэт Ирины Архиповой и Ольги Басистюк.    Их голоса  звучат так пленительно, что от этой красоты, от душистого воздуха Большого зала, от голубого весеннего света в его окнах  наворачивались сладкие слёзы. Но я уже несколько лет не была ни в Большом зале, ни в Зале им. Чайковского.  То ковид мешал, то подавленное настроение весной 22-го, то болезни. А теперь, после «Крокус-Сити-Холла»  как-то страшновато. Казалось бы, чего мне в мои годы бояться?  Но, как говорил Серпилин в «Живых и мёртвых», для меня  самое плохое – пропасть без вести.

В вагоне стало совсем просторно, проехали Сергиев Посад, и там вышли многие. Красивое место возле Хотькова я пропустила, задумавшись, но сейчас надо не пропустить панораму  Лавры. Сейчас она освещена низким утренним солнцем, все купола сияют, гордая колокольня Растрелли (?) устремлена в небо. Наверное, таким увидел князь Гвидон город, подаренный ему Лебедьюю . Лавра  - это представление русского народа о красоте, о райском месте. Как-то председательница нашего литературного кружка в Лестехе Светлана Андреевна организовала для кружковцев экскурсию в Радонеж, Хотьково и Троице-Сергиеву лавру. Я, конечно, записалась.

Нас было семь человек: двое мужчин и пятеро женщин.  В Лавре Светлана Андреевна подвела нашу группу к трапезной, к нам вышел толстый священник в шёлковой рясе с жидкими волосиками на лице и на голове. И Светлана Андреевна, преподаватель общественных наук, ,бойко перекрестилась и  без тени смущения приложилась к руке священника. Тот величественно благословил её и всю группу.. Я такого не предполагала, и одна  стояла столбом. Мы же приехали на экскурсию, а не на молебен…  Так и не побывав в ризнице, не прослушав рассказ о зодчих Лавры, о ее обороне в Смутное время, мы просто выстояли службу в Троице. Не скоро я привыкла видеть, как президент и его окружение стоят со сечками и крестятся.  Это было для меня признаком какого-то поворота.   Скоро поворот  стал фактом. Ну, что же, я пережила не один поворот.

 Ещё пять остановок – и вот оно,  Струнино, знаменитый сто первый километр от Москвы. Вот показались остовы пакгаузов, куда в прошлом выгружали огромные тюки с неочищенным хлопком для фабрики «Пятый октябрь», которая ткала портянки на всю Советскую Армию. Сейчас портянок не носят, дешёвого хлопка из Узбекистана нет, а фабрику приспособили для нужд ближайших садовых товариществ, коим  в округе несть числа. Люди, выйдя из вагонов, вдруг пускаются рысью. Это неистребимо! Все тридцать четыре года, что мы ездим в Струнино, все бегут, задыхаясь и волоча сумки на колёсах. Был старый автобус – бежали, сейчас новый, просторнее – всё равно  бегут. Порядка при посадке  -  никакого, толпятся, мешают другим войти, цепляются колёсами… Здесь слетает тонкий налёт культуры, здесь мы - тот  глубинный народ, о котором толковал идеолог Сурков в своём манифесте. А вот и свободные места! Зачем бежали, зачем толкались? Впору воскликнуть словами Гоголя: « - Русь, куда же несёшься ты? Дай ответ! Не даёт ответа.»

Ещё 15-20 минут – и я у калитки своей «вотчины». Замочек, ты почему  не открываешься? Хозяйку забыл?!  Ага, узнал-таки… Ну, здравствуй, дорогая моя старушка- антоновка, здорово, петин дубок!!  Яблоньки-молодки, вы живы? Сейчас, сейчас я вас освобожу от противозайцевой брони , дайте только в дом войти и переодеться. Стоп, а это что? У нас что – дамбу прорвало? Четверть участка в воде! И куда Роскомнадзор и МЧС  смотрят?  Сейчас создам комиссию из себя, все понесут ответственность, как теперь принято говорить. Этот неуклюжий оборот  придуман специально, чтобы избежать сурового оборота: понесут наказание.  Но вернёмся к деревенским радостям, их здесь столько!  Об этом в следующий раз.