Попутчица

Автобус запоздал. Он стоял на краю дороги, и смотрел вдаль. Он понять не мог, почему нет автобуса. По расписанию автобус должен был уже быть. Автобуса не было. Была дорога. Мчались машины. Но они решили важный вопрос и могли подождать. Рядом была палатка с едой и милая продавщица. И что - то дорожное, вольное... Но газель приехала, была она полной. Пожилые женщины ехали в местный пансионат. Были какие-то чемоданы, точно они ехали на танцы. Они были говорливы. А они - он и сын - примостились у входной двери. И молчали. Перед ним напротив, буквально вглядываясь в него, была женщина. Уверенная. Добродушная. Довольная. Они стали разговаривать, точно по наитию. Он мог бы вспомнить её, - он мог бы... И он её вспомнил, когда они доехали до их городка. И вспомнил её разговор, и только теперь он понимал, что она его вспомнила раньше...

- Я знал её в молодости, - сказал он сыну.

- Да, у меня тоже ощущение, что видел ее раньше, - сказал сын, в своих раздумьях.

Неужели прошло 30 лет! Прошла целая жизнь! Он глупо улыбнулся. Что-то понимающее было видимо в нём сейчас. Он вспоминал сказанное этой знакомой ему теперь, и её слова.

- За разговором, и доехали быстро.

Ну да если не разговаривать 30 лет, а потом встретиться с близким и далёким человеком! Но почему то так хорошо, от такой вот встречи? Он и сам понять не мог этого своего состояния. И грусти не было. Они увидели друг друга. Бог дал им эту встречу. Дал им понять, что они выжили.

Прощание

Мы все сейчас прощаемся с привычной нам жизнью, с её планами, законами, представлениями. Это не зависит от должности, от привязанностей, от дохода. Потому что новая сила реально захватила мир. Это спрут. Это безжалостный хищник, не жалеющий никого. Информационный провокатор, жестокий поработитель нашего прежнего мира, в общем то тоже не идеального, но в этом прежнем мире больше было традиций, больше было уважения к прошлому, больше было любви. Новый мир, он как космос. Он безжизненный, потому что правила в нём определены одной целью - порабощением. В этом новом мире нет возможности думать по-своему, потому что логика этого мира иная - сигнал - ответ - подчинение. Что изменится ? Наши мысли станут короче. Именно так. Новый мир не предполагает долгих планов. Живи днём сегодняшним. Локдаунщина может править так как ей взбредёт в голову, о каких твоих планах может идти речь в этом космическом холодном мире подчинения? Тебе всё уже расписано. Весна, осень - год долой. Вот такая теперь твоя перспектива. Остальное шелуха слов. Забота. Градусник, Тёплая койка. Это всё для наивных простофиль. Порядок. Стройность мыслей о предполагаемых кем то событиях, как главное условие твоей жизни. Вот с чем мы можем столкнуться в ближайшие годы. Космический холод и подчинение космосу, но этот космос совсем рядом - этот космос создан для нас всех на Земле. Суровость жизни предопределена тоже какой то задачей - в чём она мы пока не можем до конца понять. Чей это план? Эта новая наша холодная космическая жизнь. Вакцина, новый штамм, постоянное нагнетание страха, и нет других забот - подчиняйся и жди, и к тебе придёт озарение через интернет. Человеческая психика привыкает к этой новой реальности. И нет уже вроде бы ничего другого. Но, мир остался прежним. Почаще выходите на природу. Слушайте мир птиц - их голоса по-прежнему прекрасны. Слушайте близких людей, относитесь к ним, как к священному дару вашей жизни. И вы спасёте свои души.

Ночной гость

Волк бежал по насту дороги, проложенной к деревне и иногда принюхивался к ней, будто стараясь почувствовать, почему его так тянет к человеческому жилью.

В этом захолустье гостили двое, они приехали на машине еще засветло. Не были они охотниками, желающими побить зайца по первому снегу. А просто два уставших от городской беготни человека, мужчина и женщина. Их связывала многолетняя дружба. Те искорки любви, которые вспыхивали при первых встречах, давно угасли. Но что-то их связывало. Она искала в нем надежную опору в жизни. А ему было просто легко делиться с ней своими проблемами. Может, это и называется дружбой.

Печка была уже растоплена в доме приготовленными с осени дровишками. Холод отступил, и только его тени изредка копошились по углам небольшого двухкомнатного дома.

Сюда хозяин обычно приезжал по осени с семьей. Отдохнуть. Походить по грибы в ближайший лес. Зимой он сюда не приезжал. А вот так получилось сейчас.

Волк приблизился к ограде, за которой в окне призывно мерцал свет.

Присел на снег, прислушиваясь к окружающему миру. Но в опустевшей давно деревеньке не было даже собак.

Волк лежал и старался понять, что же скрывает этот дом – угрозу или покой.

Ему непонятна была логика людей, скрывавшихся таким образом от других людей.

Может, поэтому его так тянуло к этому месту – из волчьего любопытства. Дикость его давно уже превозмогалась вот этим странным желанием – побыть поближе к людям. Может, потому что волк был одиночкой? В этих местах не осталось волков. Кого убили люди. Кто ушел в другие места. А этот старый волк остался – как охранник этого леса.

Им было хорошо вдвоем. Окружающий мир напоминал о себе только потрескиванием поленьев в каменной печке. Жар от печи помогал им найти уют в объятиях друг друга. Наступившая ночь все не приносила сна. Может, полнолуние так действовало на людей?

Волк ушел уже под утро. Остались лишь его следы. Он так и не нарушил покой непонятного ему людского счастья.

Поутру они с интересом смотрели на крупные следы, уходящие от окна в сторону темнеющего зимнего леса.

– Гляди-ка, собака к нам приходила, – улыбнувшись и запахнув шубку, сказала она.

Он заботливо обнял ее и промолчал. Волчьи следы напомнили ему о той жизни, которая ждала их обоих.

Яблони в белых цветах

В последнее время, может в силу моего болезненного состояния, а может само время такое, часто мои воспоминания о реальных картинках жизни, как бы приклеиваются к моим фантазиям. У меня есть отличная фотография, свадебная, - мы стоим на взгорье, река внизу, привольные заливные луга. Это место особенное в моей памяти с тех пор. Жена такая юная, в белом подвенечном платье. Сколько же надежд кануло в эту реку нашей жизни. Сколько было боли! А та картина моей жизни, в день свадьбы, и сейчас передо мной, будто тогда я был иной и жил в ином мире...Испытывала ли ты такое, моя милая девочка? Как ты чувствовала тогда, в те минуты своего счастья, сколько было в тебе мечтательности? Я даже представляю, очень явственно, какая ты была прекрасная! Видимо и фото есть такое у тебя, - и может иногда ты смотришь на него. Это как талисман счастья. Береги его.

Последние поцелуи

Девушка была в сером скромном платье, похожая на студентку, c огромными карими глазами, глядящими на этот мир КПЗ как на что-то из другой жизни. Она была спокойна, и в этой уверенности тоже всё было необычно, такой покой присущ обычно опытным арестантам, но откуда такой опыт может быть у неё. Колесов с любопытством глядел на девушку – их вместе этапировали в следственный изолятор.
- Как зовут тебя?
- Валя, Валентина.
- Валя – Валентинка, голубые глазки, - нараспев продекламировал мужик в потрёпанной одежде, тоже этапируемый в тюрьму.
Колесов очень внимательно поглядел на него, и тот замолчал.
В коридоре КПЗ появился прапорщик, за ним другой – конвой.
- Поедите, как господа, автозак сломался, в автобусе, - произнёс один из конвойных, обращаясь к женщине средних лет, зябко ёжившейся в коридоре, хотя не было и холодно в нём.
Этапируемых вывели во внутренний двор отделения милиции. Было раннее утро. Пели птицы. Было лето…
И впрямь подъехал автобус, и арестованные люди зашли в него – мужчин поместили позади автобуса, на лавке. Она была отгорожена от остального автобуса железной перегородкой, на которую тут же как только мужчины разместились на своём месте, конвойный навесил замок, и замкнул замок ключом, что-то при этом припевая. Женщины уселись на обычные места.
Колесов повеселел – приятно было вот так отдохнуть, без тесного воронка, сразу же напоминающего о тюрьме. И впрямь что-то необычное было в это утро…
Валентина сидела на предпоследнем сидении, позади её было только одно сидение, а уже дальше расстояние было для отделения где находились мужчины отгороженные от остального автобуса.
Их взгляды встретились – Колесова и девушки. Что было в этом перегляде? Порушенная молодость!
Конвойные разместились на передних сиденьях, о чём-то переговаривались, изредко только глядели на этапируемых – всё было как-то почти по домашнему, только автоматы у конвоя говорили о другом.
Автобус тронулся по просыпающемуся городку.
Эта мысль пришла Колесову как-то неожиданно, и он сказал:
- Валюш, иди поближе!
Девушка настороженно поглядела вначале на него, потом на конвойных, и пересела на последнее сидение, рядом положила свой дорожный мешок. Воодушевлённый Колесов тихо произнёс:
- Давай поцелуемся, когда ещё доведётся!
Колесов был в наручниках, причём наручник у него был на одной руке, а второй наручник был пристёгнут к руке того самого человека в потрёпанной одежде, который в коридоре КПЗ пытался подтрунивать над Валентиной. Сейчас он молчал, и точно завороженный глядел на происходящее. Колесов невольно потянул и его к перегородке, когда приблизил своё лицо к ней, и Валентина даже закрыв глаза тоже коснулась холодной перегородки своим лицом – и они жадно поцеловались. Они целовались раз за разом, и казалось ничто не могло их остановить – поцелуи были жадные, страстные…
Доехали до железнодорожного вокзала. Этапируемых высадили в укромном уголке - ждали состав. Наконец вдали показался приближающийся состав пассажирского поезда – промелькнули мимо вагоны, и вот последний – столыпинский – для арестованных…
И поглядел Колесов на Валентину – уже передала она ему свой домашний адрес написанный на клочке бумаги химическим карандашом ею – ещё в автобусе.
Она тоже смотрела на него пристально, серьёзно , точно запоминая его на всю жизнь. И на её бледных щеках остались красноватые отметины от перегородки, к которой она приближала своё лицо при поцелуях…
- Не унывай! – горячо прошептал Колесов.
Валентина улыбнулась, она тоже поддерживала его этой улыбкой.
Состав остановился. Этапируемые вошли в вагон, точно в преисподнюю – солдаты из конвоя отдавали команды. Начальник конвоя бравый лейтенант взял кипу документов сопроводительных от прапорщика – из конвоя – который препроводил арестованных из отделения милиции. Прошло несколько минут, и состав тронулся, дальше , по своему длинному пути, уходя от этого сонного полустанка.
Колесов был уже в отделении плацкарта отгороженном от центрального прохода решётками, и мог видеть только кусочек летнего неба через внешнее окно вагона. Небо было безоблачным, и чистым, как поцелуй искренний девушки. Колесов всё не мог настроиться на тюремный лад – всё вспоминал лицо приблизившееся к нему девушки, жаркие её губы, улыбку… Он так благодарен был ей в эти минуты за ту смелость, за те поцелуи её…