Ребята с нашего двора. 9

               
https://t.me/poems_Rashevsky

       УЛИЦА.


    Эта главка называется «Улица». Улица не в том смысле что улица Ленина или Пушкина, а как территория вне дома — место провождения неорганизаванного извне досуга, свободное от семейных и учебных обязанностей, где мы входили в совершенно случайные контакты, не имея друг перед другом практически никаких обязательств, кроме желания как-то поразвлечься. Мы не состояли ни в каких неформального рода организациях или группах и тем более ни в каких преступных сообществах, хотя и малолетние преступники среди нас тоже водились, но это, скорее, от скуки или по глупости, чем наживы ради — не профессионально.
   Пушкин писал: «Свобода нас встретит радостно у входа». У входа в подъезд, конечно же, он имел ввиду. Стоит только мальчишке выйти из подъезда — и кругом свобода. Но эта свобода реализуема только в кругу друзей — сам ни в игры никакие не поиграешь, никакими активными видами досуга не займёшься, да просто сидя на лавочке у кого-нибудь подъезда или за столиком под развеситой акацией во дворе, возле спортплощадки, не поболтаешь с другим ребятами о том да о сём, ни в фантики, ни в карты или домино не поиграешь. Словом, гуляние в одиночку — хуже не придумаешь, тоска да и только. Это сейчас можно сидеть и втыкать в смартфон хоть целый день и весь вечер — с кем-то чатиться или играть во что-то, и тебе особо-то никто и не нужен, а тогда мы были счастливо лишены подобного рода развлечений, мы даже слова-то такого, как интерактивный ни разу не слышали — просто общались в живую друг с другом. Если во двор выходишь, а там никого из своих нет, то можно сразу зайти до кого-то и позвать с собою гулять — главное, чтобы он дома тогда оказался и его родаки отпустили бы — мог уроки ещё не сделать или быть наказанным за что-то, а можно было просто поорать кому-то в окно с улицы и орать иногда приходилось довольно-таки долго, но тогда такой способ открытой связи никого не смущал и не вызывал возмущения — практически так или иначе все кому-то хоть раз кричали, или с балкона, или высунувшись из форточки, или с улицы в квартиру. Во многом наши нравы были просты и не испорчены строгими нормами городского этикета — из села вырваться можно, а вот село из себя вырвать гораздо сложнее.
   Конечно, наши забавы различались из-за разницы в возрасте подрастающего поколения: кому-то песочница, кому-то спортплощадка, а кому-то столик в павильоне детсадика или подвал под домом — укромное местечко, подальше от посторонних глаз. Наши старшаки да и мы, уже повзрослев и придя им на смену, предпчитали проводить время чинно-благородно за пивком, купленным на розлив на «точках», дешёвым вином - «бормотухой», с сигареткой в зубах, под модные записи переносного кассетного магнитофона желательно и очень желательно в кампании девушек лёгкого поведения или, как тогда говорили представители взрослой общественности, ведущих аморальный образ жизни. Ведущих такой образ жизни в то время было, к сожалению подростков, а, быть может, к счастью, немного, скорее даже — меньшинство. Поэтому в кампаниях подростков юношей было всегда больше и, соответственно, на внимание девчонок  могли претендовать наиболее «классные» и харизматические парни. Тусовка в компаниях начиналась где-то с класса восьмого — тогда же пацаны начинали по желанию принимать участие и в межквартальных разборках. Драки с пацанами за квартал, курение сигарет, периодическое употребление алкоголя и контакты с девушками — всё это, несомненно, воспринималось как атрибутика взрослой жизни, как шаг наверх по ещё одной ступеньке социальной эволюции. Но, повторюсь, далеко не все подростки вели подобный образ жизни. Много было среди нас вполне правильных ребят и даже, можно сказать, батанов. Просто, поскольку мы тут рассматриваем именно улично-дворовой  аспект жизни несовершеннолетних советских ещё не граждан или уже свежих граждан, то, как сейчас говорят в определённых кругах, нашей таргет-группой являются именно ведущие подобный образ жизни именно подростки. Чаще всего это были или отстающие восьмиклассники или ПТУшники, реже учащиеся техникума — тогда в техникум дураки и раздолбаи редко попадали. В основном ПТУшники или как они тогда назывались в народе — бурсаки, так как ПТУ называли все бурсой. После того как я прочитал «Очерки бурсы» Помяловского я понял, почему за этими учебными заведениями закрепилось такое название: вакханалия анархизма и насилия в ученической среде превосходила нередко все мыслимые пределы. Полный беспредел, как с недавних пор принято выражаться — такого слова мы тогда тоже ещё не знали. Своё ощущение свободы как вседозволенности эта публика реализовывала на улице с ещё большим размахом. Почти за всеми подпадающими под статьи уголовного кодекса поступками этих пацанов стояла элементарная дурость, избыток хаотической энергии и где-то юношеская экспрессия тестостерона. Когда было кому в семье или в школе направлять эту энергию, амбиции, жажду деятельности и приключений в нужное русло, то из ребят получались хорошие спортсмены или комсомольские лидеры — им повезло в большей степени, чем тем, кто оказался на учёте в детской комнате милиции или персоной нон грата в собственной школе, когда педколлектив всем составом радостно плясал после вручения таким горе-ученикам свидетельства об окончании восьмилетки, словно эпидемию изжили.
   Сказал ранее — дурость. Да, это так, но главная причина — отсутствие духовного стержня. Я, разумеется, присутствовал в компании «на лавочке» и меня постоянно поражала узость их кругозора, какая-то нищая эмпирика — мир дальше их собственного носа был им почти не интересен, разве что предметом их обсуждения мог стать какой-нибудь фильм по телеку или в кинотеатре, популярный исполнитель или певица. Отсюда, как мне кажется, и их низкая успеваемость в школе — что-то более абстрактное, что им доступно в непосредственных ощущениях, ни интереса не вызывало, соответственно, и непонятно было для них. Самые «продвинутые» могли обсуждать вопросы радиолюбительства или мототехники — то, чем занимались с удовольствием сами. Из этих ребят ещё получались вполне себе пристойные люди и они не были склонны к криминалу, хотя и батанами тоже не были.
  Среди ведших, как сказали бы в определённых кругах, наиболее антисоциальный образ жизни, из тех, кто пусть и не жил в нашем доме, но приходил чуть ли не ежедневно к нашему подъезду потусить, были в основном одноклассники Туза и Валерки Лаптева — Эдька Дайнеко, некто по кличке Чима, имени уже не помню, Михесь, Игорь Киса. Всех их, кроме Туза, объединяла одна страсть к...лошадям — они были конокрадами: лошадей в окрестном совхозе воровали не с целью перепродажи кому-то (кому бы они их смогли продать?), а просто покататься и бросить этих животных потом на произвол судьбы у черты у города. И им совершенно была безразлична их дальнейшая судьба. Конечно, силами милиции администрация совхоза организовывала поиски похищенных животных и даже их находили в большинстве случаев, уже зная приблизительно, где тех можно искать — сам как-то однажды видел случайно таких лошадей, гуляющих самих по себе за окружной дорогой в лесу, но бывали случаи, когда они и терялись совсем. И этих «ковбоев» милиция, само собою, находила и привлекала к ответственности в рамках закона — Чиму и Мехеся даже сажали на малолетку, а позже туда же загремел и Эдька Дайнеко. Я не знаю, откуда было у них такое не свойственное современным на тот момент городским парням увлечение конокрадством, кто кого из них заразил этим — было бы более типично, если б они угоняли велосипеды или мопеды, но они остановили свой выбор на более оригинальном варианте.
  Старшаки любили собираться для «аморального» времяпровождения в подвале под моим домом, вход в который был возле моего подъезда — там же находился и подвал моей семьи, где я ставил свой велосипед «Украина», изготовленный на харьковском велосипедном заводе — не поднимать же его вручную по лестнице на пятый этаж. Туда же те ребята водили и некоторых девушек, которые обществом воспринимались как падшие, одним словом, ****и. При всей строгости тогдашней советской морали, пионерских и комсомольских систем ценностей, такие девушки лёгкого поведения случались, хотя они и были скорее исключением, чем нормой, но тем особенно они были на виду — нередко они были «знамениты» далеко за пределами своей школы или улицы. В нашей школе была такая Элочка Зуган, к которой «бурсаки» прямо в школу ходили, уже когда она училась в четвёртом классе — своим  кавалерам Элочка вешала лапшу, что уже в восьмом классе учится — соответственно макияжем и стилем одежды она старалась подкрепить свои липовые возрастные данные. Фигурка была у неё точённая и мордашка симпатичная. Вот такая у нас была своя доморощенная «Лолита». А в пятом классе её пьяную и спящую на лавочке у какого-то подъезда патруль ДНД подбирал. Зажигала и фестивалила Элочка аж до выпуска из восьмого класса. Она довольно рано вышла замуж за одного состоятельного уже немолодого и разведённого мужчину. Удачно с ним спустя пять лет развелась, оставив себе двушку с ремонтом и некоторую сумму. Затем нашла одного молодого смазливого батана-очкарика с разницей в возрасте лет в десять, женила на себе, оплатила его обучение в ВУЗе, купила ему компьютер и автомобиль «Славута» - модифицированный «Запорожец», и жили они душа в душу — часто их видел в городе вдвоём. Элочка всегда оставалось стройной и красивой женщиной.
  Не знаю, можно ли в данном случае делать обобщения, но я лично знаком с несколькими примерами, когда девушки, в своём раннем возрасте имевшие очень смутное понятие о целомудренности, повзрослев становились самыми консервативными в семейном вопросе дамами. Этому доказательством не только Неля-Дуська и Элочка Зуган, но ещё одна из моих соседок по дому, старше меня года на четыре, коротая ещё в восьмом классе, так сказать, поддалась властному зову проснувшихся гормонов, связалась с «компанией» и много попортила нервов своей маме-одиночке, работавшей инженером на «Пластике». Но в начале 90-х познакомилась с одним югославом — их в нашем городе тогда было пруд-пруди, работали в советско-итальянской строительной фирме «Италсовмонт» - строили Лисичанский НПЗ. Вышла замуж за этого юга и укатила потом с ним в Москву, родила чудесного сына и всю жизнь была хорошей мамашей и заботливой дочерью, не оставляя без своего внимания свою старенькую одинокую маму. Эта её мама и сейчас пока жива и перебралась из нашего разрушенного дома к дочери в Москву.  В тот же день, когда произошёл роковой обстрел нашего дома из «Градов» ракетами с фосфорной начинкой, одна из таких ракет угодила, пробив крышу дома и перекрытие технического этажа, в её кухню — благо эта старушка успела спрятаться в коридоре. Да... многие старики нашего города да и других населённых пунктов в зоне боевых действий последние свои дни вынуждены доживать на чужбине и там же быть похороненными. Печальный финал честно прожитой жизни.
  И в развитие темы дуги женского характера и  и того, как бытие определяет сознание женщины или женщина вдруг меняет своё бытие. Знал несколько случаев, когда наоборот развивалась судьба — девушка до взрослого возраста жила ничем не выделяясь из общей массы других «нормального» поведения сверстниц, а потом - «гуляй шальная императрица!», как будто бес в неё вселялся — куда том той Анне Карениной: и семьи рушились, и детей у них отбирали, и здоровье своё всё растрачивали в беспрерывной череде кутежей и оргий, и, соответственно, быстро увядали, заканчивая свою, нет, не под колёсами локомотива, а «драной кошкой под забором».
   А вот те парни, которые привыкли в молодости быть королями улиц, зачастую и дальнейшую свою жизнь проводили на улице, где в компании так же стремительно спивавшихся их дружков, на лавочках распивали самогон или креплённое пиво и периодически в пьяных драках отстаивали за собою статус альфа-самца в этой жалкой стайке. Мало кто из них дотянул до сорока. Или как бы по «естественным» причинам собственными усилиями перебирались в мир иной, или по «пьяной лавочке» помогали друг дружке.
   Но жизнь во дворе-то была в большей мере даже детской, нежели подростковой — детворы было значительно поболее. Оттого ближе к вечеру или на выходных, или каникулах по хорошей погоде двор шумел какофонией детских криков, визгов, ударами мячей и топотом непрерывно бегающих ног. Из-за отсутствия современных средств фиксации детского внимания — компьютеры, игровые приставки, детские каналы по тв и безграничный доступ к видео-контенту -  ну разве что можно было поиграть в какие-нибудь настольные игры или солдатиками, то есть игрушками — мы, как я уже ранее писал, были максимально интерактивны и просто активны. Самый основной вариант свободного времяпровождения — гулять во дворе в кампании друзей.
  Мы играли в огромное количество спортивного характера игр и просто игр, о которых современная детвора даже ни разу не слышала их уже, скорее всего,  родители и дедушки с бабушками позабыли во многом. Но я сейчас, пользуясь подходящим случаем, постараюсь поглубже покопаться на антресолях моей памяти и воскресить в нашем с вами воображении эти забавы.
  Игры делились на три категории гендерного характера: для мальчиков, для девочек и, как бы сейчас сморозили бы, унисекс, хотя, как известно, в Советском Союзе секса не было и унисекса тоже. В общем, когда в них принимали участие мальчики и девочки. И так.
   Для мальчиков.
   Кльо-кльо. Игра внешне очень напоминает городки — тоже надо метать что-то типа биты или палки по небольшой пирамидке из жестяных банок или полипропиленовых из-под бытовой химии производства нашего же комбината. В качестве биты часто использовалась тоже продукция местной химиндустрии — третье или второе колено телескопической удочки, выпускавшейся на «Пластике», лыжная палка, сломанная клюшка или просто тонкая арматура. Для пирамидки, как я уже говорил, использовались либо жестяные банки, либо пластиковые. На банках стоял «свинопас» - в его обязанности входило как можно быстрее восстановить заново разбитую кем-то из игроков пирамиду, причём, сделать надо это было настолько быстро, чтобы ни тот игрок, ни другие не смогли бы обратно убежать на свои позиции. Бита летела, разбивала пирамидку и дальше продолжала свой полёт по инерции. И чем дальше она залетала, тем больше риска было быть пойманным «свинопасом», но тем менее риска стать самому потом «свинопасом». И, конечно, далеко не всегда бросок биты приводил к поражению цели и бита просто залетала на территорию «свинопаса». Конечная задача для «свинопаса» - поймать всех игроков и потом попасть по чей-либо бите банками с места расположения пирамидки. И тут понятно, что чем дальше от «свинопаса» находилась чья-то бита, тем менее она была для него интересна — чем ближе была бита, тем проще по ней попасть, если только «свинопас» специально не желал этого игрока «засвинопасить» - тот, кто до этого был свинопасом становился метателем биты, а его место занимал тот, по чьей бите попали все банки. Игра предполагала несколько позиций для метания биты. Стартовая, самая дальняя, обозначалась мелом чертою с буквой М — Мазила или, как мы сами её называли, Мазепа — кто был таким на самом деле этот Мазепа мы ещё толком не знали, но предполагали, что это тот, кто мажет мимо. Далее через метр была позиция С — солдат. Затем — Ср, Сержант. Затем — Л, лейтенант. Затем — К, капитан. Затем — М, майор. Затем — П, полковник. Затем — Г, генерал. И самая последняя — С, снайпер. С каждым метким броском игрок переходил на позицию ближе к банкам пока не оказывался на позиции Снайпера, совсем рядом с банками, но поразить их на до было уже с закрытыми глазами, метая биту не с размаха, а как копьё. Затем этот игрок новый цикл стартовал уже с позиции Солдата — и так каждый новый цикл проходил до позиции снайпера. После чего ему прививалось звание «Героя Советского Союза». Но это по разным причинам мало кому удавалось. Эта игра была очень популярна в нашем городе в семидесятых и в первой половине восьмидесятых годов. Для неё мы использовали или автоплощадки возле дома, или какие-нибудь тротуары, мало проходимые. В современном мире детвора лишена такой роскоши — как правило вся придомовая территория забита автомобилями. Да, наш народ жил тогда скромнее нынешнего, но радостнее — мы учились с детства уметь радоваться простым вещам. И ещё: машин тогда было меньше, а детей больше и больше жизни.
  Наличие своего пространства для наших подвижных игр, преимущественно с мячом, и предопределяло наш образ жизни на улице. Ох, эта автоплощадка перед мои домом! Сколько на ней раз мы играли то в кльо-кльо, то в хоккей зимою, летом в футбол, одно касание, американка, штандер-мандер, пианербол, выбивного! Хоккей и футбол, я полагаю, моим читателям хорошо известны, кльо-кльо я выше описал, а далее я расскажу про остальные игры.
  Штандер-мандер.  Игра смешанного типа — в том смысле, что как для мальчиков, так и для девочек. Суть игры заключается в том, есть один игрок, который вначале подкидывает мяч вверх, громко произнося слова: «Штандер-мандер». И так раз пять — за это время остальные участники игры должны успеть спрятаться где-нибудь, разумеется, неподалёку. Потом надо кого-нибудь отыскать и успеть первым подбежать к кону, коснувшись его рукою со словами: «Штандер-мандер...» далее следует имя того, кто был найден. Если первым коснулся кона со словами: «Штандер-мандер» это «найдёныш», то таким образом он себя спасал. Если нет, то тогда он принимал эстафету поиска. Вполне допускаю, что со временем, а прошло уже почти полвека с того счастливого в полном смысле этого слова периода, я мог позабыть некоторые детали этой или другой игры, но суть, как мне кажется, я передаю вполне верно.
  Другая забава «смешанного» типа с мячом — выбивной. Два игрока становятся друг напротив друга на расстоянии где-то 7-10 метров, а между ними располагаются другие игроки, обычно не более трёх. Тем двум игрокам надо мячом попасть по игрокам, находящимся между ними, а задача тех в свою очередь — увернуться. Побеждает или тот игрок, которому удавалось на протяжении достаточно длительного периода времени уворачиваться от мяча, или та парочка, которая смогла попасть и в последнего игрока между ними. Чем меньше остаётся выбиваемых игроков, тем, соответственно, в них легче попасть.
  Пианербол — это в то время широко распространённая облегчённая версия простого волейбола, отличающаяся от волейбола только тем, что мяч в ней можно ловить и делать к сетке не больше трёх шагов. В пианербол играли даже в школах на уроках физкультуры и по нему проходили школьные соревнования.
  Следующая замечательная игра - одно касание. Нами совмещённая с американкой. Одно касание - усложнённая версия футбола: в ней мало того, что нельзя касаться мяча более одного раза — как соседствует из названия игры, так ещё игра шла в одни ворота, которые надо было и защищать, и атаковать при владении мячом. Проигравшая команда подвергалась позорному наказанию, которое можно было избежать, лишь пройдя предварительное испытание: проигравшие игроки наклонялись «раком», ухватывая другого своего товарища за бока и таким образом образуя как бы «паровозик», а победители с разгону начинали на них запрыгивать, продвигаясь по спинам побеждённых к самому первому игроку. И когда все победители занимали свои места «согласно купленным билетам», «паровозик» трогался и должен был катать победителей минут пять. Если за это время никто из побеждённых не падал, а на спине довольно хрупкого телосложения ребёнка мог усесться «кабан» весом 60-70 килограмм, каковым я уже был в пятом классе при набранном тогда росте метр семьдесят, то удавалось избегать позорного расстрела. Если нет, то — горе побеждённым: они все становились в ряд «раком» у стеночки и по жопе каждого предстояло попасть мячом всем победителям подряд. Согласитесь, ничто так не мотивирует, как возможность поиздеваться над своим ближним. Собственно, катание на спинах — это и есть американка.
    Далее — король. Расчерчивался асфальт на квадратные ячейки размером где-то два метра на два метра по количеству игроков. Задача была не дать мячу коснуться твоей ячейки и применять можно было только те части тела, что и в футболе.
  Само-собой, что и в простой футбол играли часто. А вот в баскетбол, хоть спортивные площадки в нашем дворе и были оборудованы баскетбольными корзинами с деревянными щитами — всё как положено, мы играли редко, да и волейбол тоже — надо было натягивать сетку, которую где взять? Для пианербола использовалось ограждение самой спортплощадки — металлическая сетка, приваренная к уголкам по периметру, высотою два — два с половиною метра.
  Помимо игр с мячом, мы, как и другие ребята по всей стране, играли в «войнушку» - команды делились на «наших» и немцев, в латки — бегаешь догоняешь другого, прятки.
  Летом в жару, хотя тогда такой жары как сейчас не было ещё, к счастью, но 25 градусов нам казалось уже жарою, мы любили поливать друг друга из брызгалок  - в пробке от пластиковой бутылки из-под шампуня или другой бытовой химии делалось отверстие и нажатием на корпус ёмкости создавалось таким образом внутреннее давление, длина струи зависла от силы нажатия. В этой потехе принимали участие обычно как мальчики так и девочки. Даже если девчонки поначалу не проявляли интереса к предложению присоединиться к нам, то мы их специально провоцировали — обрызгивали. Затем событие развивалось по двум вариантам: обрызганная девочка либо обидевшись бежала жаловаться к кому-то из родителей обидчика, либо к своим, или же девчонки ополчались против пацанов и выносили из дома уже свои брызгалки и их месть была ужасной — они с диким визгом как фурии всей толпой накидывались на одного и выдавливали не дальновидно на него всё содержимое своих брызгалок. Затем, конечно, следовала сразу же ответка мальчиков -  у нас для случая пополнения «боекомлекта» где-то в подъезде было припрятано ведро воды, специально кем-то вынесенное из дома для этих целей. В общем, в конце этой игры все ходили мокрые, только в отличии от девочек, мы имели возможность появляться на улице в одних шортах и таким образом «урон» у нас был минимальным, чего нельзя сказать о мокрых платьях.
   Ещё девочки часто играли в «классики» и «резиночку». Эти игры, как и многие из тех, что я перечислял выше, были возможны во многом благодаря тому, что автомобилей у населения тогда, к нашему счастью, было во много раз меньше и, соответственно, движения транспорта по внутридворовым дорогам и парковочные места на площадках были гораздо меньше и реже нынешнего. Да плюс к этому ещё мы, как я уже ранее писал, тоже были счастливо лишены возможностью пользоваться ещё одним достижением технического прогресса — компьютерами и гаджетами — и наша социальная сеть была — это улица, самое интерактивное и живое общение. А у детей, да и не только — в принципе, взрослые — это те же дети, но только гораздо более скучные — общение почти всегда приобретает форму игры, какой-нибудь забавы. Поэтому мы старались своё свободное время проводить на улице с друзьями. С возрастом наши интересы, конечно, менялись, и форма общения тоже, но принцип оставался неизменным — живой контакт.
   И так «классики». Об этой игре даже песня была сложена в фильме про Дениса Короблёва. «Мелом расчерчен асфальт на квадратики...» Эта игра носила массовый, поистине всенародный характер, если считать школьниц особым народом. Чертился большой прямоугольник с десятью одинаковыми ячейками, подразумевавшими классы. Слева — первый класс, справа — второй, по диагонали — третий, справа — четвёртый...ну и так далее до десятого класса. Потом рисовался полукруг, означавший окончание школы. Делалась бита из жестяной баночки из-под конфет «Монпансье» или из крышки от капроновой банки с бытовой химией, или на худой конец баночка от вазелина. Залепливалась эта ёмкость пластелином для большего веса. И необходимо было, скакая на одной ноге, перемещать этой ногою эту биту из класса в класс, ни разу не промахнувшись. Промах — страта: начинай всё сначала. С каждым прохождением цикла десяти классов задача усложнялась. Даже уже не вспомню сейчас, каким именно образом. И не мудренно: и воды с тех тех пор утекло моря-океаны, и играть в эту игру я не играл по понятным причинам, а только смотрел со стороны. Были ещё более сложные классики — чертились так: два первых класса рядом, как и раньше, третий сверху между ними, потом ещё два класса — и так до десятого.
   Гораздо больше ловкости ног приходилось девочкам применять в «резиночке»  - совершенно не к месту тут некоторый мерцающий в больных глазах Гумбертов скрытый подтекст этой фразы. Но, не смотря на «отдельные недостатки», наша молодёжь в целом росла в духе пионерии. То есть, как и оживающее в моих воспоминаниях наше счастливое детство, так и сами мои воспоминания не просто девственно чисты, а соответствуют самым строгим стандартам кодекса юного строителя коммунизма, каковыми, вне всякого сомнения мы и были. Ибо если и были таковыми когда-нибудь, то только, за редким исключением, в восторженно-незрелом возрасте до пубертатного периода.
   Так вот, «резиночка». Простая портняжная резинка связывалась концами в узел и натягивалась между двумя девочками на высоте, приблизительно, вначале сантиметров десять от земли/асфальта/пола. Эти две девочки находились на расстоянии около двух метров друг от друга. А третья девочка должна была прыгать, переплетая эту резинку в нужные узоры. По ходу игры высота резинки от земли становилась всё больше — в конце чуть ли не на бёдрах она уже была натянута. И тут прыгающей девочке приходилось применять такую ловкость и координацию движений, что куда там этим танцовщицам ирландских танцев!
  В «классики» и «резиночку» девчонки часто играли не только в дворе, но и в школе тоже. И если для «классиков» нужен был асфальт, то в резиночку могли играть и прямо в школьных коридорах — и тут никакая плохая погода или зима не помеха.
   Наша компашка, состоявшая в основном из мальчишек с моего подъезда — меня, Ёши, его брата Андрея Хрюни, Сашки Туза и Ёшкиных одноклассников — Коли Чередниченко с соседнего дома, Сашки Чиньки — худющего кучерявого брюнета с пижонскими замашками, Геши — их круглого отличника, который был и по фигуре полноватым парнем в очках, как и положено настоящему отличнику, часто зимою делали лыжные прогулки в воскресный день после «Утренней почты» по лесу до песчаного карьера или летом на велосипедах на рыбалку на окрестные водоёмы.